Танки - вперед!

Это маленький шаг…

Это маленький шаг…[1]

На земле, в небесах и на море

Наш напев и могуч, и суров:

Если завтра война,

Если завтра в поход —

Будь сегодня к походу готов.

В. Лебедев-Кумач

04.10. 1983 г. ФРГ. Полигон. Позиционный район группы «Браво»

В полусне — полуяви он пытался понять, что же его потревожило. Наконец, сквозь дремоту к нему пробились звуки — треск радиопомех и механический голос звучали словно откуда-то из дальнего конца длинного, темного коридора. Внутренний голос успокаивающе прошептал — «это не важно… поспи еще». Однако радио все продолжало скулить металлическим голосом: «Браво-три Ромео пять-шесть, это Кило-восемь Майк-семь-семь. Проверка связи, прием». На этом внутренний голос затих. Чувство долга победило, и он окончательно сбросил с себя остатки сна. Заныли затекшие мышцы, результат сна на импровизированной кровати, состоящей из наваленных самых разнообразных вещей, от мягких до твердых и совершенно неподходящих для того, чтобы на них лежать. Только усталость заставила Кейси пойти на такое испытание, как сон на наскоро приспособленном импровизированном ложе. Все еще чувствуя боль в мышцах, он открыл глаза и осмотрел внутренности командно-штабной машины, пытаясь сориентироваться во времени и пространстве. Тусклая дежурная лампочка с трудом освещала внутренности бронетранспортера, превращая их в нечто сюрреалистическое.

Первый лейтенант Гендерсон, заместитель командира роты, сидел в центре машины на ящике с пайками, уставившись на рацию и явно ожидая следующего вызова. Наискосок от Кейси, свернувшись клубком на своем месте, спал механик-водитель Херли, На мгновение Джигс посмотрел на него, размышляя, как мальчишка мог столь сладко спать в таком неудобном положении. Боль в затекших мышцах напомнила ему о том, как спал он сам. Возможно, механик-водитель устроился не так уж и плохо, решил капитан.

Попытка Кейси заговорить оказалась безуспешной из-за сухости в горле. Проглотив слюну, он сделал повторную попытку.

— Кто там, Мэтт? Опять третий взвод?

Продолжая с тем же безразличным выражением таращиться на рацию, Гендерсон ответил по-спартански.

— Да, сэр.

— Который час?

Гендерсон медленно и механически поднял левую руку, и несколько мгновений заторможено смотрел на часы. А затем столь же кратко и монотонно ответил.

— Три тридцать два ночи.

Не то, чтобы Мэтт был бесчувственным роботом. Напротив, «Здоровяк» или, как его называли солдаты, «лейт эМ» был представительным мужчиной с хорошим чувством юмора и острым умом. Просто на исходе ночи любой, просидевший ее без сна, становится очень похожим на зомби. Необходимость часами сидеть на жестком сидении в маленькой холодной бронированной алюминиевой коробке в компании двух спящих тел, и ничего не делать, кроме как пристально следить за рацией, хотите вы того или нет, закончится закономерным итогом в виде бесконечной усталости. Гендерсону не повезло, в отличие от Кейси.

В машине было сравнительно тихо, Мэтт вернулся к своей рации, Херли тихонько посапывал под накинутой сверху курткой. Джигс на мгновение задумался, анализируя сказанное первым лейтенантом. Он постепенно выходил из полусонного состояния и начал осознавать, что сидеть, глядя, как Гендерсон возится с рацией, совершенно необязательно. Однако тело слишком ныло, и вторично заснуть в этой коробке казалось совершенно невозможно. Кроме того, через час должно было состояться построение личного состава группы, и требовалось привести себя в порядок. Другие могли позволить себе выглядеть так, словно только что поднялись, но командир должен производить впечатление бодрости и готовности справиться с любой задачей, учебной или боевой. Сон, если можно было так назвать четыре часа беспамятства на куче разного барахла, закончился. Пришло время встретить новый день, новый рассвет — уже второй с момента, как группа «Браво» вышла из гарнизона и направилась к позициям.

Еще до того, как сформированная на период учений группа отправилась в поле, Джигс понял, что эти учения могут закончиться чем угодно, даже ядерной войной. Ухудшавшаяся с каждым днем обстановка в мире сопровождалась дальнейшими мерами и в их батальоне. Однажды Джигс получил и принес домой свою полевую экипировку, достал старый камуфляж и положил на его место более новый. На следующий день, возвращаясь из военного магазина, он заметил грузовики с предупреждающими знаками «В кузове боеприпасы» на капотах, из которых к парку перетаскивали знакомые ящики. А потом он лично получил и расписался в получении боекомплекта и организовал его загрузку в танки.

Дальше начались долгожданные учения. Начались с приведения части в полную боевую готовность, словно в предвидении атаки «красных». А это особенно настораживало капитана. Кейси ухмыльнулся и покачал головой, отгоняя нехорошие предчувствия.

— Господи, ночь еще не закончилась, а этот бык уже взбесился. Пойду-ка я в третий взвод и прочитаю Гертеру утреннюю лекцию о важности соблюдения радиомолчания, пока его не поймал кто-то из начальства. Потом — в механизированный взвод, посмотрю, чем они заняты. Думаю, вернусь к подъему. Когда ты последний раз проверял противотанкистов?

— Примерно двадцать минут назад. До подъема они вполне продержаться.

— Лучше бы ты был прав. Я не хочу, чтобы в машине, которую занимают командиры, с утра был только один из них и при этом имел вид выжатого лимона. Это плохо для нашего имиджа.

С притворным удивлением на лице, Гендерсон пошутил.

— Имиджа? О, мой Бог! Вы хотите сказать, что мы собираемся беспокоиться о том, как мы выглядим? Боитесь, что солдаты возьмут с нас пример?

— Полегче, лейтенант. Учтите, что мой зам может поиметь с утра таких же бодрящих взысканий, как и командиры взводов.

Втянув шею в плечи и приподняв руки в жесте притворной капитуляции, Мэтт ответил с негритянским акцентом.

— Да, сар, слушаюшь, сар. Только не бейте меня слишшком силно, сар, — и с ухмылкой на лице повернулся к рации, предоставив капитану возможность привести себя в порядок.

Порывшись в куче хлама, служившей ему кроватью, Кейси вытащил необходимую экипировку и начал собираться. Надевая на себя куртку, разгрузку, противогаз, он ощущал себя боевым быком перед выпуском на арену. Экипировка американского солдата делалась явно без учета реальной службы танкистов. Джигс снова вспомнил об этом, выбираясь через небольшой задний люк из КШМ. Пролазить через эту собачью дверцу всегда было проблемой. В темноте и полной экипировке это было еще веселее.

Он вылез и обрадовался, почувствовав, что стоит на открытом пространстве и может спокойно размяться. Холодное и туманное раннее утро было очень освежающим после нескольких часов в тесной боевой машине с минимумом комфорта. Холод освежил его сознание, и он задумался о предстоящих мероприятиях и о том, сколько их продержат здесь до завершения учений.

05.10. 1983 г. СССР. Белорецк-16

На вершине горы Ямантау, что в Башкирии, царило подозрительное оживление. Вокруг нескольких вертолетов, стандартных армейских «зеленых» (Ми-8), шла обычная армейская игра в стиле «круглое носим, квадратное катаем», то есть разгрузка. Груз, упакованный в небольшие картонные коробки, тут же увозили куда-то внутрь построек воинской части. Не успели солдаты закончить работу, как в небе раздался новый стрекот.

— Эй, Игнатьев! — окрикнул прапорщик с васильковыми погонами одного из одетых в рабочие куртки солдат, словно муравьи таскавших коробки непонятного назначения куда-то внутрь здания. — Быренько вызови лейтенанта Лысака! Скажешь — гости к нам. Понял?

— Так я же… — начал было солдат, но увидев показанный ему прапорщиком кулак, замолчал и порысил вдвое быстрее.

— В темпе, Василий! Бегом! — прикрикнул прапорщик, заставив солдата перейти на бег.

Приземление вертолетов и появление лейтенанта произошло в одно и то же мгновение, словно в срежиссированной кем-то сцене из фильма. И, если продолжать кинематографические сравнения, дежурный попал к самой кульминации.

Из первого вертолета выскочили несколько коротко стриженых парней в одинаковых костюмах и тут же окружили второй вертолет, не дожидаясь полной остановки винтов. Едва винты остановились из «восьмерки» вышли генеральный секретарь Андропов, его помощник по экономике Вольский и начальник личной охраны Иванов. Лейтенант, слегка обалдев от неожиданности, все же не растерялся и на негнущихся ногах подошел через расступившуюся охрану с докладом. Приняв доклад, Андропов в сопровождении лейтенанта и свиты прошел в тоже здание, куда продолжали увозить разгружаемые коробки.

Пока Генсек, он же в настоящий момент — Верховный Главнокомандующий, а на случай начала войны — и председатель уже воссозданного, но пока не объявленного публично Государственного Комитета Обороны, вместе с сопровождающими спускался на лифте внутрь скального массива, вертолеты разгрузились и тотчас пошли на взлет. Солдаты-грузчики, довольные тем, что на время пролета спутников никаких новых поступлений не ожидается и можно отдохнуть, спрятались в том же здании. На территории «природного заказника» наступила напряженная тишина. Зато внутри, под непроницаемыми для взгляда с орбиты скалами продолжалась напряженная работа. Подземное укрытие — точнее, целый город, рассчитанный на размещение внутри почти полумиллиона человек, еще продолжал строиться. И поэтому в тоннелях работа не прекращалась круглосуточно. Те самые солдаты из стройбата, которые втроем заменяют экскаватор и которым даже оружия не доверяют, настолько они круты, ударным трудом приводили в порядок и доделывали недоделанное, готовя убежище к возможному приему населения.

— С министром обороны связь есть? — усаживаясь в подъехавший электрокар, спросил Андропов у лейтенанта.

— Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий! — вытянувшись в струнку, ответил лейтенант, мысленно описывая всех родственников командира части и самые разнообразные их постельные привычки. «Не мог, гад такой, вместо него хотя бы капитана Голодного дежурным по части поставить! Тот начальству умеет докладывать, тем более такому. А теперь за ним еще и генералы подтянутся… пропал день…Счас как дыню вставят!»

Однако опасения лейтенанта оказались напрасными. Прибывшему начальству было не до какого-то дежурного, на кону стоял мир, причем весь…

Не дослушав доклад примчавшегося генерала, перехватившего кортеж с прибывшими неподалеку от предназначенных для их размещения помещений, Генсек приказал продолжать работу и немедленно подключить связь с Москвой к его кабинету.

— Подключено, товарищ Генеральный Секретарь, — тут же отреагировал генерал.

— Отлично. Благодарю вас, — ответил Андропов, — можете быть свободны. А вы, — он обернулся к свите, — устраивайтесь. Если кто понадобится, вызову, — добавил он на вопросительный взгляд Вольского.

Обрадованный генерал (благодарность, пусть и устная от Верховного — многого стоит для карьеры) исчез за развилкой коридора. А Юрий Владимирович лично открыл дверь, ведущую в свои апартаменты, и прошел в небольшой предбанничек для дежурного или личного секретаря. Он обернулся — и действительно, один из сопровождающих никуда не ушел и стоял за открытой дверью, ожидая разрешения занять место за столом дежурного. Удовлетворенно кивнув и тем самым неявно разрешив дежурному занять свой пост, Генеральный приоткрыл соседнюю дверь, включил свет и снова удовлетворенно кивнул. Он не ошибся, за ней находилось длинное помещение, явно предназначенное под кабинет и зал заседаний одновременно.

Андропов прошел вдоль стола, оглядывая в свете медленно разгорающихся ламп обстановку. Отметил наличие еще пары дверей, расположенных так же, как в его кабинете на Старой Площади и знакомую обстановку, отличающуюся от кремлевской только отсутствием окон. Вместо окон на облицовочных панелях висели карты и несколько картин, изображающих разнообразные батальные эпизоды.

Не отвлекаясь больше, он уселся за главный стол и взял трубку телефона ВЧ.

— Слушаю, маршал Соколов, — отозвался в ней громкий уверенный голос.

— Андропов. А где Дмитрий Иванович? — спросил Генеральный.

— Товарищ Генеральный Секретарь! Маршал Устинов в данный момент находится на связи с командованием Дальневосточного Военного Округа! — последовал ответ.

— Что произошло? — нахмурился Андропов.

— По предварительным сведениям — инцидент в районе поселка Беринговский, аналогичный произошедшему четвертого апреля. Четверка палубных штурмовиков отбомбилась по нашей территории. Поднятые по тревоге перехватчики восемьсот шестьдесят пятого полка вступили в бой. Есть потери. Похоже на провокацию.

— Таак, — протянул Андропов. — Как закончит разговор, подробнейший доклад мне. Что по РЯН?

— Так точно, — в трубке еле слышно прошуршали бумаги. — Согласно полученным сегодня данным, объем переговоров не уменьшается. Шифр пока вскрыть не удалось. Получены достоверные данные, что ракетная база «Уоррен»[1] также приведена в полную боевую готовность.

— Понятно. Жду доклада от маршала Устинова, — генсек положил трубку и с силой потер руками лицо. — Черт побери, — выругался он вслух, — ковбой-актеришка драный…

06.10.1983 г. Черное море, Форосский залив[2]

Отношения двух сверхдержав последние дни явно колебались на тонкой грани развязывания активных боевых действий. Ситуацию можно было сравнить с паровым котлом, в котором закрыт клапан. Перегретый пар давит на стенки, температура и давление растут. Достаточно подогреть котел еще на пару градусов… и взрыв неизбежен.

О предстоящем заходе в Черное море группы американских кораблей в составе крейсера «Джозеф Дэниэлс» и эсминца «Фаррагут» в штабах советского флота знали и готовились, предполагая, что гости не удержатся от провокаций. Ну, а когда они зашли в Черное море, последние сомнения в истинных намерениях заокеанских визитеров исчезли. Американский демарш у наших берегов двумя современными боевыми кораблями носил явно выраженный разведывательный характер. Причем в отличие от всех предыдущих подобных случаев, в этот раз американские корабли следовали с работающими на полную мощность всеми РЛС и радиоэлектронными средствами. Это означало, что территория страны на несколько сот километров просматривалась и прослушивалась чужими электронными «ушами». Необходимо отметить, что Международная конвенция по судоходству оговаривала возможный мирный проход боевых кораблей с оружием на борту через часть территориальных вод прибрежных государств. Но только в исключительных случаях, с целью сокращения пути и с обязательным выполнением ряда требований: не выполнять разведывательных задач, не поднимать в воздух летательные аппараты, не проводить учения и не доставлять головную боль прибрежному государству. Эту конвенцию Советский Союз не подписывал. Американские моряки это знали, но прокладывали курс по советским территориальным водам сознательно, не имея цели сократить себе путь.

Навстречу американцам вышел отряд кораблей под командой начальника штаба семидесятой бригады тридцатой дивизии противолодочных кораблей, капитана второго ранга Михеева. В нее входили сторожевые корабли «Беззаветный» и СКР-6 от флота и два пограничных сторожевых корабля. Остальные корабли флота были задействованы на учениях у берегов Грузии.

Когда американцы приблизились с «Беззаветного» передали по рации: «Ваш курс ведет к нарушению территориальных вод СССР». С крейсера последовал ответ: «Пользуюсь правом мирного прохода». После входа американских кораблей в территориальные воды на СКР-6 был поднят флажный семафор: «Вы нарушили государственную границу СССР. Требую немедленно покинуть воды СССР». Одновременно СКР «Беззаветный» передал по радиосвязи, что имеет приказание воспрепятствовать нарушению территориальных вод. С крейсера, точно определенного как «Джозеф Дэниэлс» типа «Белкнап», последовал ответ, что им будет применено оружие. А на эсминце был поднят сигнал: «Нахожусь в нейтральных водах».

Командир «Беззаветного» опустил бинокль и взял трубку внутрикорабельной связи. О чем-то переговорил с Михеевым, находившимся на ЦКП (центральный командный пункт) и через мгновение по трансляции раздался спокойный голос командира.

— Приготовится к выполнению навала. Всему экипажу надеть спасжилеты. При себе иметь удостоверения, партбилеты на случай экстренного покидания корабля, — положив трубку, Богдашин развернулся к старпому, капитану третьего ранга Куликову. — Владимирович, проверь в низах — должно работать все оружие, и становись за рулевым. Если что — перехватишь управление. Только быстро.

— Есть! — Валерий буквально улетел вниз с мостика и вернулся как раз к моменту, когда корабли уже сблизились практически вплотную. Поэтому он и не стал докладывать, что никто из моряков во внутренних помещениях спасательных жилетов демонстративно не надел. Наоборот все стояли на боевых постах, по очереди быстро переодеваясь в «первый срок».

Ходовой мостик советского сторожевика находился на практически уровне палубы крейсера. Американские моряки, свободные от вахты, не видя никакой опасности в сближении, заполнили палубу и надстройки. В ход пошли фотоаппараты и видеокамеры. Многие показывали большие пальцы, типа: «Хорошо плывешь, туземец». Когда корабли столкнулись первый раз — несильно, вскользь, — они просто замерли на месте. Казалось, они совершенно не верили, что все это происходит на самом деле. Тогда сторожевик отскочил, «приосанился» и «дал» второй раз уже серьезно. Нос «Беззаветного» полез на палубу крейсера. У американцев начал заваливаться ударный ракетный комплекс «Гарпун». Русские еще поднажали и куски пусковой установкой просто полетели за борт и к ним на палубу. Вот тут впервые и с чувством глубокого морального удовлетворения, стоящие на открытых постах и мостике советские моряки увидели испуганные американские физиономии. И через мгновение американцы стали разбегаться, прятаться в надстройку. Тем временем корабль дрожит, как припадочный, в носу — хруст разрываемого металла, короткие замыкания. Якорь вывалился на ют крейсера, елозит по палубе, все крушит. Звезда с правой скулы сторожевика оторвалась, тоже прыгает по палубе крейсера. У на правом шкафуте «Беззаветного» валяется крышка от контейнера «Гарпуна», у обоих кораблей летят леерные стойки, и всю эту картину разрушения оживляют разбегающиеся американцы! Красота, кто понимает!

Однако долго любоваться картинкой никто не стал. Корабли расцепились. На «американце» стоящий как раз по борту «Вулкан-Фаланкс[3]» опустил вниз стволы, наводясь на ходовой мостик сторожевика. В ответ на советском корабле на пусковую из погребов выскочили четыре зенитные ракеты «Оса» и уставились на крейсер. С грохотом развернулись обе спаренные 76-мм артиллерийские установки АК-726 на корме. А на обращенном к американцам борту человек, стоящий на верхней палубе у торпедных аппаратов, начал быстро разворачивать их, наводя для залпа в упор в борт «Джозефу Дэниэлсу».

«А этой машинкой наш корабль за минуту напополам перепилить можно, — успели мелькнуть в голове старпома мысли. — Вот он — конец моей блестящей карьеры. Все, что от меня останется можно будет собрать в ботиночную коробку…».

Практически одновременно проревел, проворачивая стволы, американский зенитный автомат, в ответ солидно грохнули выстрелы семидисятишестимиллиметровок и дружно рванули с направляющих ракеты. Бой на короткой дистанции напоминал авиационный, а по времени получился даже короче его. Еще маневрировали другие сторожевики, пытался отбиться от них оставшийся в одиночестве американский эсминец, а гордый красавец крейсер еле держался на волнах. А перепиленный практически пополам «Беззаветный» же «сложился» пополам. Теперь из воды выглядывали продолжавшие еще вращаться винты и кончик носа с развевающимся вымпелом.

«Фаррагут» успел всадить пару стодвадцатисемимиллиметровых снарядов в СКР-6, повредил один из пограничных сторожевиков и получил в ответ несколько снарядов. Но эсминцы американского флота всегда славились своей крепкой конструкцией. Казалось, он имеет все шансы уйти в отличие от крейсера, под бортом которого в этом момент взорвались две торпеды. Но в воздухе уже мелькнули серебристые стремительные тела противокорабельных ракет П-35. Это развернутый на берегу комплекс «Рубеж» выложил свой весомый и окончательный аргумент в споре двух сторон.

Две ракеты, способные серьезно повредить даже авианосец, буквально разорвали на части эсминец и добили все, что осталось от крейсера, до этого уже серьезно поврежденного ракетами, снарядами и торпедами сторожевика. И лишь когда над обломками эсминца сомкнулось море, над местом боя с разрывающим уши ревом прошла на форсаже пара «Сухих», опоздавших буквально на пару минут…

6.10.1983 г. В небе над ГДР

События, давшие толчок самому серьезному военному конфликту конца двадцатого века, произошли случайно и независимо друг от друга. Возможно, не случись все так синхронно, с интервалом всего в несколько минут, и мир не сошел бы с ума, все можно было бы списать на трагическую случайность из тех, которых в те годы наблюдалось предостаточно. Но вышло то, что вышло…

Перегрузка привычно вдавила Николая в кресло. Его «пятнадцатый», сдвинув крылья назад, в положение «семьдесят два градуса» и превратившись в подобие крылатой ракеты, стремительно набирал скорость. Вообще-то с подвесным баком такой режим запрещался, но и сбрасывать тяжелый алюминиевый «подарок» над городком Федорченко не хотел. Да и не до того было, если честно. Только сегодня их предупредили о возможных провокациях и вот они, как по заказу — неизвестный самолет, вторгшийся в воздушное пространство ГДР.

В сетке прицела возник значок цели, и Николай привычно нажал на кнопку, включая запросчик «свой-чужой». Мало ли какие могут быть обстоятельства, вдруг наши заблудились и теперь возвращаются из-за границы. Нет, цель была точно «чужой».

— Восьмисотый, «Системе».

— Восьмисотый на связи, прием.

— Восьмисотый, приказано пресечь полет нарушителя… разрешено применение оружия.

— «Система», принял. Семьсот сороковой, — вызвал Федорченко ведомого. — Приказ слышал? Прикроешь атаку. Сбрасываем баки, — цель, видимо обнаружив облучение, начала энергично маневрировать…

Легкий американский истребитель F-16, выполняя тренировочный полет, сбился с курса. Ситуация была абсолютно дурацкой — молодой пилот, вместо того, чтобы обогнуть грозовой фронт, решил пройти над ним и в результате получил удар молнии. Следующие пятнадцать минут ушли на то, чтобы отчаянно бороться за живучесть самолета, разом лишившегося и радара, и связи. Европа же в сущности очень маленькая территория. Не успеешь разогнаться, а уже влетел заграницу другого государства. За четверть часа F-16 успел перескочить границу между Западом и Востоком, и оказаться на территории Германской Демократической Республики. Еще некоторое время он медленно снижался. Пилот, в тщетной надежде определится визуально, пытался разглядеть какие-нибудь знакомые ориентиры на быстро проносящейся под крылом самолета земле. Внизу вэто же время шел мучительный процесс принятия решения — сбивать или нет неизвестную, но явно чужую машину. Самолет между тем стремительно приближался к столице «первого и единственного германского государства рабочих и крестьян». А облучения радарами летчик даже не заметил из-за выхода из строя аппаратуры оповещения.

Неожиданно пилоту показалось, что одну из мелькающих внизу речек он узнал. Маневрируя, американец попытался уточнить, куда же он в конце концов залетел. Но было уже поздно. Тяжелая ракета воздушного боя Р-24, одна из последних и самых совершенных разработок советских инженеров, в считанные секунды догнала маневрирующий истребитель. Сработал дистанционный взрыватель. Громыхнуло. В миллисекунды раскрывшееся огромное «кольцо-пила» из высокопрочных стержней, врезалось в корпус самолета. Летчик еще дергал рукоятки катапультирования, когда один из оторвавшихся в процессе «перепиливания» конструкции самолета стержней легко пронзил все встретившиеся препятствия и долетел до кабины. Пробив спинку катапультного кресла, легкое пилота и пронзив остекление, стержень бессильно свалился куда-то вниз и бесследно исчез. Но свое черное дело он закончить успел. Летчик, катапультировавшись, смог только раскрыть парашют и умер от потери крови, еще в воздухе. Свалившись в штопор, останки пилота на катапультном кресле и обломки истребителя, с полным боекомплектом к пушке и наполовину заполненными баками, рухнули вниз, чтобы превратиться в огненные цветы, накрывшие несколько сотен квадратных метров площади на окраинах Берлина.

Здесь, на заранее подготовленных позициях прямо среди городской застройки, что по одну линию от границы капитализма и социализма, что по другую, стояло в полной боевой готовности слишком много войск. Промахнуться мимо одной из таких частей было очень сложно даже специально.

В результате на стоящую в готовности одну из американских рот, часть самолета и рухнула. А вторая часть рванула напротив, рядом с сидящей в обороне советской мотострелковой ротой из Берлинской бригады. И с этого момента часы жизни многих людей начали обратный отсчет…

Сидящие в полной боевой готовности, заинструктированные «по самые брови» и готовые к любой провокации, обе стороны приняли взрывы остатков топлива и снарядов упавшего самолета за вражеский обстрел. И грянули ответные выстрелы, запустив самоподдерживающийся механизм войны…

07.10. 1983 г. США, гора Шайенн, командный пункт НОРАД

Генерал Джеймс В. Хартингер торопливо шагал по тоннелю, с неудовольствием наблюдая за попадающимися навстречу и якобы спешащими по делам военнослужащими. Настроение генерала все больше портилось, пока еще не доходя до гнева. Понятно, что неожиданное превращение учений в войну никого радовать не может. Но такие похоронные лица у американских военных, что у солдат, что у офицеров — это уже за гранью допустимого. В конце концов, они всю жизнь готовились именно к этому моменту. Конечно, в возможном начале ядерного «Армагеддона» нет ничего радостного, но военный обязан быть готов ко всему. В том числе и к весьма вероятной гибели от ядерного удара.

Тем более смешно паниковать здесь, в одном из самых защищенных мест Америки — КП «НОРАД», где предусмотрены практически все возможные способы защиты. Сам командный пункт располагался практически в середине горного массива, а входной туннель разделяли серии стальных дверей, способных противостоять взрывной волне. Помещения, расположенные внутри, могли выдержать удар любого оружия, нацеленного на укрытие. Поглощающие удар пружины и подушки со сжатым воздухом изолировали людей и оборудование от гранитного пола. Стальные потолки предотвращали возможное падение скальных осколков при прямом попадании. Одно только не было учтено — количество и мощность нацеленных на этот район русских боеголовок. По крайней мере полк, а возможно и целая дивизия тяжелых ракет, известных под западным шифром «Сатана», готовились превратить горы в радиоактивный кратер, врезанный в земную кору. И осознание этой реальности, вместе с увиденным по пути к командному пункту, отнюдь не радовало генерала. Несколько успокоили его только открытые и спокойные лица часовых, вытянувшихся перед ним по стойке смирно и четко отдавших честь. Эти парни явно были готовы ко всему.

Приветствуемый часовыми, Хартингер прошел к длинному, похожему на театральный зал двухъярусному помещению, где человек сорок постоянно следили за ситуацией над территорией Северной Америки. Генерал поднялся на балкон и занял место за укрепленным на кронштейнах столом, вокруг которого располагались циферблаты, телефоны, переключатели и кнопки. Дежурный — полковник Фрэнсис Брук, вскочил со стула и замер по стойке «смирно».

— Вольно, Фрэнк, — сказал Хартингер. — Что нового?

Брук, передав свой пост помощнику, подошел и опустился на стул рядом с генералом. Перед ними был огромный экран, на котором отображалось, все, что движется в воздухе над континентом. Компьютер, который снабжали информацией телеграф, телефон и телетайп с сотен аэропортов и военных баз, менял знаки на экране через каждые несколько секунд.

— Пока ничего серьезного, сэр, — ответил Френсис. — Недавно у нас тут была горячка, когда мы ждали немедленной ракетной атаки красных, сэр. Но сейчас все несколько успокоилось. Похоже, русские решили ограничиться обычными вооружениями, сэр? — с надеждой посмотрел на начальника полковник.

— По полученным мною данным, пока так и есть, Фрэнк, — усмехнулся генерал. — Они также не рвутся устроить Апокалипсис, как и наш президент. Но дать гарантию, что этим все не кончится, я не могу.

— Так точно, сэр. Мы готовы ко всему, — бодрые слова несколько портила прорвавшаяся печальная интонация.

— Семья, Фрэнк? — понимающе спросил Хартингер.

— Да, сэр, — ответил Брук. — Застряли в Нью-Йорке, где гостили у ее матери, и никаких сообщений.

— Будем надеяться на лучшее, полковник, — ответил генерал, подобравшись, словно перед атакой, и давая понять, что лирическое вступление закончено. — Не думаю, что коммунисты так уж рвутся погибнуть в ядерном пламени. А в неядерной войне они с нами не справятся. Я считаю, что коммунизм — это скорбная и нелепая глава человеческой истории, чьи последние страницы дописываются уже сейчас. И мы поставим победную точку на развалинах Москвы.

— Так точно, генерал. Разрешите продолжать дежурство?

— Не спешите, Фрэнк. Сходите на узел связи и попытайтесь дозвониться до Нью-Йорка по нашим каналам. Думаю, что мы с майором О’Мэлли пока справимся без вас, раз русские решили отложить «судный день».

Полковник отправился выполнять указание, а командующий НОРАД тем временем изучил очередную сводку, принесенную сержантом. Новости, описанные в ней, отнюдь не улучшили настроение генерала. Бои в воздухе, пока без особого результата, неожиданно быстрая потеря Западного Берлина и выдвижение частей русской и восточно-немецкой армий к границе ничего хорошего в будущем не обещали.

08.10.1983. ФРГ. Группа «Браво».

Джигс еще раз тихо выругался себе под нос, вспоминая вчерашний день.

Колонна группы как раз подходила к очередному перекрестку, когда ЭТО произошло. Настроение у подчиненных Кейси по мере приближения к казармам понемногу улучшалось. Учения для группы закончились вчера и, оставив свой позиционный район, они наконец-то отправились домой. Не то, чтобы солдаты до этого очень переживали. Однако полевые условия подкашивали их, лишая возможности получения таких земных благ, как нормальное питание, чистая сухая одежда и другие предметы первой необходимости. После трех дней тяжелой работы на жаре рота начала выдавать себя запахом. Дополнением к этой проблеме была напряженность, вызванная подъемом почти по боевой тревоге и началом выдвижения на боевые позиции, за которым последовал шквал действий практически в панической обстановке в первые сутки после выхода. Да и потом новости было сложно назвать вдохновляющими. Какие-то непонятные протесты русских, о точном содержании которых из выловленных в эфире новостей узнать было невозможно. Бюро общественной информации сделало гениальный ход, прекратив вещание «Armed Forces Network»[4]. Из цензурируемых сообщений на Би-Би-Си и по немецкому радио группа «Браво» узнала только то, что силы НАТО продолжают проводить учения, а также то, что между представителями НАТО и Варшавского договора проходят переговоры в некоем тайном месте. Таким образом, солдаты и офицеры терялись в догадках. И были не в состоянии понять, вернутся ли они завтра в расположение или примут первый бой Третьей Мировой войны. Как правило, чем дольше длится такое положение, тем сильнее оно подрывает боевой дух. Именно поэтому приказ на возвращение был воспринят с таким энтузиазмом.

Так и получилось, что начало той самой долго ожидаемой и поэтому неожиданной войны группа встретила, стоя у перекрестка и дожидаясь зеленого огня светофора.

Кейси ехал в прикомандированном к группе джипе военной полиции, радуясь возможности покинуть душное и холодное нутро командно-штабной машины[5]. Опять, как обычно, не повезло Гендерсону, который вынужден был остаться в ней вместе с механиком-водителем. Но это мало волновало Джигса. Мэтт всегда сможет отыграться за это незначительное неудобство, первым покинув казарму, например. Куда больше волновало капитана, почему начальство так и не расформировало их группу, несмотря на завершение учений.

Радио в джипе, настроенное на какую-то местную радиостанцию, передавало зажигательную мелодию нестареющей битловской «Желтой подводной лодки». Внезапно музыка оборвалась на полутакте и раздался взволнованный голос ведущего, явно передававшего какие-то экстренные новости.

— Что случилось? — спросил Кейси у нахмурившегося сержанта военной полиции, отлично владевшего немецким, и прикомандированного на случай необходимости переговоров с местными властями.

— Не пойму, — удивленно ответил сержант. — Сообщают, что в Черном море потоплены наш крейсер «Джозеф Дэниэлс» и эсминец «Фаррагут». А на границе с Западным Берлином идут бои. Вроде бы красные обстреляли наших, или наши обстреляли красных, в результате «Иван» перешел в наступление.

Кейси еще не успел даже отреагировать на эту более чем странную речь сержанта, как из стоящей позади джипа КШМки выскочил с обалделым видом Гендерсон. Сердце капитана ухнуло куда-то вниз в недобром предчувствии.

— Война, возвращаемся, — только и сказал лейтенант, подбежав к машине.

— Сержант, разворачивайтесь, и обеспечьте моей колонне свободный проезд, — скомандовал Кейси, выскакивая из джипа. Светофор уже поменялся на зеленый и со всех сторон доносились недовольные гудки.

Из-за них офицеры не сразу услышали нарастающий рев двигателей подлетающих самолетов. Оба вздрогнули и одновременно подняли вверх головы, разглядывая четверку реактивных самолетов, несущихся на небольшой высоте. Джигс не смог распознать тип самолета, знание авиатехники вообще не было его сильной стороной. Но никакой необходимости определять их тип и не было. Красные звезды на крыльях рассказали о самолетах все, что требовалось. Самолеты скрылись за горизонтом, и через некоторое время откуда-то донесся приглушенный звук, похожий на гром…

Ожидание закончилось. Шарик взлетел. Группа «Браво» оказалась на войне. На той самой войне, в возможность начала которой никто не верил до самого последнего часа. Настроение Кейси упало ниже точки замерзания. Как военный профессионал, он ясно осознавал, что может начаться в любой момент. И перед его мысленным взором всю обратную дорогу вставала одна и та же картина. Кто-то, сидящий в бункере, за прикрытием земли и бетона, произносит роковые слова, боясь опоздать и получить первым сокрушающий удар. Отлетает в сторону крышка шахты, тысячетонный «карандаш», ревя так, что разбегается и прячется зверье на десятки километров вокруг, устремляется на столбе пламени в небо. Улетает, обернувшись в конце пути «атомным грибом». Ракет летит много, сухопутных и морских, а потом к ним добавляются бомбы с успевших взлететь самолетов. «Поганки» ядерных взрывов испятнали большую часть западного полушария. Горят города и леса, испаряются люди и кипят озера, в небо поднимаются миллионы тонн сажи и паров. Ветра меняют свое направление и черные облака закрывают солнце…

Но пока ничего этого не произошло. И после почти суток одуряющего марша сквозь забитые автомобилями беженцев дороги, Кейси пытался развернуть оборону группы в том, что осталось от былого показательного позиционного района обороны, разбитого налетом, как минимум, эскадрильи русских «Фехтовальщиков».[6] Притом, что связь, подавляемая советскими системами РЭБ, работала отвратительно, и у него не было уверенности, что все его соседи добрались до своих оборонительных рубежей. И что в них не зияют дыры, через которые русские могут свободно выйти ему в тыл.

Но он старательно делал то, к чему готовился всю свою предыдущую жизнь, стараясь не думать о семье.

[1] Авиабаза Уоррен — 150 межконтинентальных баллистических ракет «Минитмен» на то время, как мне помнится. Тогдашний президент США Р. Рейган до прихода в политику был киноактером и часто играл в вестернах ковбоев

[2] Использованы воспоминания о событиях 1988 г. бывшего старшего помощника командира СКР «Беззаветный» Валерия Владимировича Куликова. Тогда все ограничилось навалом советского эсминца на американский крейсер. Крейсер «Джозеф Дэниэлс» в текущей реальности заходил в Черное море в 1980 г. Эсминец «Фаррагут» — в 1979 и 1983 г.г.

[3] Зенитная шестиствольная артиллерийская установка со скорострельностью 80 снарядов в секунду. Предназначена для ближней самообороны кораблей, в т. ч. для борьбы с противокорабельными ракетами

[4] Радио и телевидение американской армии, дислоцированной в Западной Европе.

[5] Командно-штабная машина (КШМ) — боевая машина на танковой, автомобильной или базе бронетранспортера, которая предназначена для обеспечения радиосвязи и управления в сухопутных войсках

[6]«Фехтовальщик» (Fencer) — по коду НАТО так назывался Су-24, фронтовой советский и российский бомбардировщик. РЭБ — радиоэлектронная борьба.