Театр военных действий пройден вдоль и поперёк,
Использован, как собственный карман!
Алькор. «Военный марш»
8.10. 1983 г. Где-то в ГДР
Первый день войны начался для Николая совсем обыденно. Он как раз допивал горячий чай из жестяной кружки, завершая немудреный походный завтрак, когда возле его танка нарисовался посыльный.
— Товарищ старший лейтенант! Всех ротных вызывает комбат. Сбор у КШМки, — быстро, слегка задыхаясь после бега, доложил он.
— Принял. Свободен, — настроение комроты сразу упало, несмотря на приятную теплоту в животе после сытного и вкусного, по походным меркам, завтрака. Потому что любому, кто хотя бы немного анализировал происходящее становилось понятно, что эти учения отличаются от привычных, как небо и земля. Вся Германия бурлила как осиное гнездо, в которое кто-то сунул палку. Части советских и немецких войск бродили по дорогам или скрывались в редких лесах. При этом все получили боевые, а не холостые, патроны, снаряды в танках заряжены строго по нормам военного времени. А самое главное — ни один проверяющий не смотрел на чистоту покраски машин или их смазку. К тому следовало приложить срочно отремонтированную технику и несколько поступивших в часть на штатные места, предусмотренные только в военное время, «партизан». А самое паскудное — новые противогазы, секретнейшую разработку, выданную вдруг всем на руки вместе с ОЗК типа Л1, тоже новейшими и секретнейшими. Что заставляло опять-таки думать о многом и преимущественно нехорошем, например, о готовой разразиться с минуты на минуту ядерно-химической войне.
Судя по лицам комбата и начштаба, сумрачно-серьезным, сразу стало ясно, что опасения Николая оправдались на все сто процентов.
— Товарищи офицеры, — комбат говорил спокойно, но его тон не оставлял никаких сомнений. — Третья мировая война…
— О необходимости которой говорили американские империалисты, — тенором, похожим на голос отсутствующего замполита, негромко пошутил комроты-три, невысокий, крепко сбитый, с вечно улыбающимся лицом, капитан Федоров. Носящий кличку «вечный капитан», ибо, несмотря на свой молодой вид, он уже имел двадцать лет выслуги и, соответственно, полное отсутствие перспектив на карьерный рост. Ходили слухи, что и в ГСВГ его послали из жалости, дать дослужить в нормальных условиях оставшиеся до пенсии пять лет.
— Товарищ капитан! Молчать! — неожиданно вспылил обычно спокойно относившийся к его шуткам комбат. — Война действительно началась. Там, — майор махнул куда-то в сторону Берлина рукой, — уже стреляют и гибнут наши товарищи. А вы тут… шуточки изволите шутить… в вашем возрасте… не стыдно?
Капитан, не говоря ни слова, вытянулся по стойке «смирно». Майор несколько секунд помолчал, гневно раздувая ноздри и постепенно успокаиваясь, потом продолжил, как ни в чем не бывало.
— Получен приказ, — все, не ожидая дополнительных указаний, достали из планшетов карты. Ровным, твердым голосом комбат начал описывать обстановку.
Командиры рот быстро наносили на бумагу положение противника и своих войск…
Батальон, идя в авангарде полка, должен быстрым маршем выдвинуться в заданный район, в готовности немедленно сменить передовые части, ведущие тяжелые наступательные бои. Не менее ожесточенные схватки шли в воздухе, поэтому комбат еще раз напомнил о необходимости постоянного наблюдения за небом. Несколько успокаивало то, что противник, как и наши войска не использовал ядерное оружие. Но насколько долго такая ситуация могла сохраниться, никто не мог предсказать.
Доведение указаний на предстоящий марш заняло совсем немного времени. Начштаба дополнительно раздал всем распечатки с приказом, «в части, касающейся» их рот, после чего комбат отправил ротных готовиться к походу и бою. Николай быстро, нигде не задерживаясь, дошел, практически добежал до роты — времени на подготовку было немного. Собрал взводных, довел обстановку и приказы, после чего его закрутила обычная армейская круговерть: получение боеприпасов и ГСМ, подготовка машин, проверка готовности подчиненных, получение внеочередных очень ценных указаний от начальства, доведение их до подчиненных. Так незаметно пролетело время. Но только когда танки двинулись вперед, стоящий в люке Берг наконец получил время подумать и осознать случившееся.
Война — это слово, имевшее до того абстрактный смысл, наполненное лишь картинками из книг и фильмов, вдруг стало реальностью, надвинулось на весь окружающий мир.
Рота шла на запад в общей колонне батальона. Траки танков оставляли на покрытии дороги нестираемые следы, постепенно перемалывая асфальт в пыль. В небе, поблескивая в солнечных лучах, изредка проносились тонкие стальные иглы, исчезая где-то там, впереди, за линией горизонта, куда стремился дойти полк. Пока колонна шла совершенно без помех, если не считать за таковые узкие улочки встречавшихся городков, жителей которых не было видно, словно все они вдруг вымерли. Даже простые автомашины за все время марша встретились всего несколько раз и то в основном полицейские патрульные автомобильчики.
Берг постоянно оглядывался, проверяя, как идет рота. Пока, к его немалому удовольствию, ни поломок, ни других происшествий в его подразделении не было. А вот во второй роте один танк остался у обочины, из-за поломки, и еще один ухитрился снести угол дома. Об этом сообщил на привале всезнающий Хабибулин, получивший новости неведомыми путями, поскольку радиосвязью во время движения пользоваться комбат запретил.
Солнце понемногу закатывалось за горизонт, окрашивая горизонт в багровые тона. Но Николаю казалось, что это горит не закат, а полыхает пожарами земля, по которой в очередной раз катилась тяжелым катком война. Надвигалась ночь, но колонна продолжала движение вперед, туда, где на горизонте иногда громыхало и, кажется, даже что-то горело.
8.10.1983 г. В небе над Европой
Нечто подобное в этих небесах творилось только лет тридцать восемь назад. Огромные стаи железных птиц, с разнообразными опознавательными знаками, взлетели с земли и с ревом устремились навстречу друг другу. Среди этой армады летели на запад и двадцать восемь истребителей восемьсот тридцать третьего истребительного — вторая и третья эскадрильи в полном составе и звено управления. А первая эскадрилья почти в полном составе сидела на аэродроме, в готовности подвесить и применить по заранее запланированным целям те самые «специальные» авиабомбы, ярость которых испытали на себе японские города в сорок пятом.
Шли перевернутой «кубанской этажеркой». Эскадрилья на средней высоте играла роль приманки, а эскадрилья, идущая ниже — основной ударной силы. Но кроме этих, заметных на экранах локаторов, сил, снизившись прикрытием на предельно малую высоту, шел «засадный отряд» из четырех МиГов с подвесными баками. На малой высоте двигатель Р-35 расходовал топливо с жадностью вечно голодного Робина-Бобина из детской книжки. Поэтому пришлось подвесить топливные баки на подкрыльные пилоны, а вооружение ограничить двумя новейшими ракетами ближнего боя Р-73 под фюзеляжем. Впрочем, подвесные баки, но уже подфюзеляжные, висели и на самолетах второй эскадрильи, которая должна была принять на себя основную тяжесть боя, после того как противник клюнет на летящую напоказ приманку.
Николай перещелкнул переключатель, настраиваясь на резервный канал, так как на основном стоял вой и скрежет от помех систем РЭБ, забивавший любой сигнал. Как оказалось, вовремя. В наушниках раздался спокойный голос командного пункта.
— Сова Один, Заслону. Засечено двадцать четыре крупные скоростные цели. «Фантомы», возможно «Иглы».
И столь же спокойный, словно на учениях, ответ командира полка.
— Заслон, Сове Один. Принял. Всем. Работаем по плану…
«Фантомы» семьдесят четвертой эскадры западногерманских ВВС вылетели на перехват появившихся воздушных целей быстрее принятых в НАТО норм только из-за так и не успевших закончиться учений. Обычное время подготовки даже дежурного звена было настолько большим, что нарушитель воздушного пространства успел бы долететь до бельгийской границы[1].
А сейчас все боеспособные перехватчики F-4F, вооруженные каждый двумя «Воробьями» (AIM-7E Sparrow) и четырьмя «Гремучниками»[2] (змея в пустынях США, название ракеты AIM-9 Sidewinder), мчались вперед, чтобы отбить вторжение русских самолетов. Встречи с русскими они не опасались, ведь их самолеты намного лучше, чем у отсталых коммунистов. Большинство переживало только о том, не дойдет ли дело до «нюков».[3] Многие оптимистично гадали, сколько дней понадобится армиям западных союзников, чтобы дойти до Варшавы. Но тут на экранах появились первые отметки целей и все посторонние мысли ушли в сторону у всех летчиков, сидящих в боевых машинах. Локаторы «Фантомов» обнаружили обе группы противника — и летящую на высоте и низколетящую, но не смогли засечь четверку на предельно малой высоте. Впрочем, даже если бы они ее и обнаружили, толку было бы мало — «Спарроу» на западногерманских самолетах были не самой последней модели и били только на тридцать пять километров, плохо захватывая цели на фоне земли. Зато на машинах советской второй эскадрильи висели только Р-24, дальнобойностью в полтора раз выше. К тому же русские, летящие ниже германских истребителей, что увеличивало дальность обнаружения и захвата целей, воспользовались своим преимуществом.
— Восемьсот второй и третий Сове один. Распределение слева на право, пуск по готовности. Атака!
Двенадцать ракет понеслись к начавшим маневрировать целям. Поздно! Большая часть самолетов противника не успела войти в противоракетный маневр. «Фантом», даже в модернизированном, облегченном, чисто истребительном варианте, уступал в маневренности русским самолетам. И уж тем более имел мало шансов уйти от ракет «воздух-воздух». В чем убедились экипажи большинства из обстрелянных машин. Остальным повезло, но очень по-разному. Кто-то все же успел поставить помеху, у кого-то из русских сорвалось по неопытности наведение и ракеты просто ушли мимо цели. А пара ракет промахнулась, уйдя куда-то в молоко из-за отказа электроники, о чем конечно никто не узнал. Раздосадованный промахом летчик так и не понял причины, по которой его ракета не попала в цель. А потом ему стало не до переживаний…
Воздушный бой только внешнему наблюдателю кажется стремительным. На самом деле для сидящего в кресле самолета секунды растягиваются в часы, иногда он успевает даже соскучиться в ожидании боя. Вот и сейчас «засадное» звено «неторопливо» подтягивалось к начавшейся воздушной схватке. Пока на высоте около трех тысяч две большие группы самолетов сошлись в настоящей «собачьей схватке», четверка МиГов, не включая радаров, вышла на малой высоте западнее района сражения. И сразу же на теплопеленгаторах появился сигналы четырех целей, летящих навстречу. В наушниках запищало, потом раздался тройной щелчок. Через секунду — еще раз. «Сигнал — атака!» Убедившись в надежном захвате головкой наведения ракеты противника, Николай сбросил баки. Переводя крыло в боевое положение, он бросил машину в кабрирование. И одновременно нажал кнопку «Пуск». Под левым крылом полыхнуло. В кабине замигали тревожные индикаторы — это сработала система защиты двигателя от помпажа. Дымные, быстро исчезающие следы умчались вперед. Одновременно запищала система предупреждения. Загорелись красные огоньки на пульте. На этот раз непрерывный сигнал сообщал не просто об облучении самолета, а о пойманном излучении в режиме пуска ракет. Резко свалив самолет в кабрирование, Николай сообщил ведомому.
— Восемьсот пятый восьмисотому. Влево кабрируем!
Пара резко ушла вверх. Федорченко успел заметить, как где-то внизу расплылся клубок взрыва. Похоже, ракета, не сумевшая найти цель, самоликвидировалась на малой высоте.
Николай перевел взгляд выше, заметив на фоне облака две точки. Которые быстро выросли в машины характерного силуэта, с двумя килями. Одна из них озарилось очередной вспышкой пуска ракет. Но ракета ушла куда-то вдаль, видимо по другим целям.
«Амерские Ф-пятнадцатые, «Иглы». Не видят. Шанс есть» — промелькнули мысли. — Восьмисотый, крыло семьдесят два. Атакуем! — передал Николай, одновременно переводя РУД на «Форсаж». Два МиГа, словно получив пинок, резко рванули навстречу американцам. Но те уже успели засечь атакующих. И не принимая боя, развернулись буквально «на пятачке», ускользая от удара.
— Восьмисотый, уходим! — переводя машину в боевой разворот, крикнул Федорченко. И выходя из боя, он повел свою пару к родному аэродрому на максимальной скорости…
Пока истребители вели свою войну, обмениваясь залпами ракет, и выписывая фигуры высшего пилотажа, с аэродромов в Темплине и Фалькенберге взлетали серебристые остроносые тяжелые машины с двигателями, расположенными рядом с килем. Еще вчера они взлетели с аэродромов в Мачулищах. После взлета колонна машин прошла над территорией Союза, словно собираясь отрабатывать учебную задачу на полигоне Рыйка под Тарту. Но в районе полигона полк снизил высоту до сотни метров и продолжил бреющий полет над волнами Балтийского моря, необнаруженные радарами НАТО. Пройдя на этой высоте над Балтикой до траверза побережья ГДР, затем полк разделился на две колонны. И левым разворотом, обогнув столицу с востока и запада, обе колонны приземлились на территории германского социалистического государства. О присутствии в ГДР целого полка ракетоносцев не узнали ни в Группе Советских Войск в Германии (за исключением командующего и штаба, конечно), ни в странах НАТО — настолько скрытно прошел перелет. И вот, когда основные силы ПВО противника были отвлечены на воздушные схватки, взлетели ракетоносцы. И, выйдя на заданные рубежи пуска, нанесли удар ракетами по радиолокаторам, ракетным базам и командным пунктам врага. В то же время взлетели и отбомбились, а также отстрелялись, и фронтовые бомбардировщики Су-24, как с аэродромов ГДР, так и из Польши и Белоруссии. Одновременно с авиацией нанесли удар ракетные бригады, выпустив сотни оперативно-тактических ракет в неядерном исполнении.
На земле Западной Германии воцарился хаос.
9.10. 1983 г. Германия. Позиционный район группы «Браво»
Кейси встал и начал собираться на выход. Одевшись и в очередной раз мысленно сравнив себя с быком, капитан привычно вылез в люк и осмотрелся. Он испытал облегчение от возможности вновь спокойно дышать свежим воздухом, после спертой атмосферы внутри командно-штабной машины. Ночь для группы прошла спокойно, но впереди, на позициях бронекавалерийского полка явно шли бои. Грохот артиллерийского обстрела временами проникал даже под броню КШМ, мешая спать Гендерсону и заставляя самого Кейси невольно взбадриваться, несмотря на предутреннюю усталость. Но сейчас грохот стих, кажется, кавалеристы отбили атаки. Джигс потянулся и неторопливо осмотрел позиции группы. «Браво» расположилась на склоне большого холма с видом на речную долину, слегка сместив район обороны из-за предыдущей бомбежки.
Лес, возле которого проходили позиции группы, рос до середины склона, редея к дну долины. Бомбардировка затронула и его, создав зону труднопроходимых завалов. В этом месте находился левый фланг и развернулся второй взвод. Его танки могли обстреливать всю долину и склон возвышенности напротив. В центре располагалось штабное отделение, из КШМ, двух танков и двух самоходных ПТРК[4], приданных группе из противотанковой роты мотопехотного батальона. Отсюда, где как раз стоял Кейси, открывался хороший вид на небольшую деревню в долине по правую сторону дороги и небольшую боковую долину, которая проходила вдоль правого фланга группы. Там находились основные силы группы — третий танковый и мотопехотный взвод, так как капитан ожидал основного удара русских именно на этом направлении. Пехотинцы, вооруженные, кроме стрелкового оружия и бронетранспортеров М113, противотанковыми ракетными комплексами «Дракон», могли не только отразить танковую атаку «красных» с этого направления, но и блокировать попытки выдвинуться из деревни, если и когда если и когда противник захватит ее. Командир взвода разбил его на два отряда. Первый из них, спешенный, с двумя ПТРК и тремя пулеметами М.60, занял оборону на и вокруг небольшой фермы справа в долине. Моторизованное же отделение, во главе с взводным сержантом, состояло из бронетранспортеров, их экипажей и расчетов еще двух «Драконов». Оно располагалось на лесистом склоне выше этой же фермы. Ну и наконец, третий взвод разместил свои танки выше по склону и за позицией мотопехоты. Он имел возможность вести огонь по главной долине, боковой долине справа, деревне и по высотам на противоположном конце долины. При необходимости он мог прикрыть и отход пехоты.
Пока русские где-то застряли, да и начальство не спешило с указаниями, Джигс решил пройтись до фермы и посмотреть, как обстоят дела у командира пехотинцев, первого лейтенанта Хардинга. Не то, чтобы он не доверял лейтенанту или его подчиненным, но прикомандированные часть есть прикомандированные. Следовало показать им, что командование группы о них помнит и контролирует любую их деятельность. К тому же этот участок обороны был очень важен, настолько, что Кейси подумывал, не усилить ли его одним из танков третьего взвода.
Когда капитан приблизился к забору фермы, перед которыми располагались позиции пехотного отделения, окончательно рассвело. Часовой окликнул его, как положено, за десять шагов до поста и спросил пароль. Получив ответ, он разрешил Кейси следовать дальше.
Когда Джигс подошел к окопам, взвод уже поднялся. Сразу бросалось в глаза, что пехотинцы были хорошо подготовлены и уверены в себе, в своем оружии и в командовании. Они занимали позиции, проверяя оружие, разбирая назначенные сектора огня и готовясь встретить врага. Хардинг встретил Кейси и доложил, что с ночи отправил в деревню отделение, чтобы организовать передовое охранение. Ушедшее в охранение отделение получило оба имевшихся у комвзвода «Дракона», для замены которых он вызвал расчеты из моторизованной группы. Доложившись капитану, Хардинг, с разрешения Кейси, отправился к своим подчиненным.
Прислонившись к стене сельского дома и наблюдая за Хардингом, Кейси подумал, насколько беспомощным он был бы, если бы кто-то решил напасть на него сейчас. Без брони и пушки своего танка, у него не было бы ни шанса. Так как он был вооружен лишь «Кольтом», который, кажется, был старше, чем он сам. Не то, чтобы пистолет был плохим оружием. Просто для реального боя ему хотелось иметь при себе нечто более весомое. Рукопашная схватка, по его мнению, встречалась только в голливудских боевиках, а на настоящем современном поле боя царили броня, огонь и маневр. Он вспомнил, что мотопехоту планировалось перевооружить на новейшие боевые машины пехоты вместо бронетранспортеров. И пожалел, что это решение так и не было воплощено в жизнь. Еще раз переговорив с командиром взвода, он напомнил ему о предстоящем в семь-тридцать совещании и посоветовал отвести отделение из деревни, чтобы оно не оказалось там, как в ловушке, вынужденное отступать по открытой местности под огнем противника.
Возвратившись к КШМ, Джигс успел умыться и позавтракать, когда из-за горизонта вновь раздался грохот артиллерийской перестрелки. Теперь он был громче и отчетливей, на слух приблизившись к позиции группы. Кейси еще успел подумать, что утреннее совещание придется отменить, когда грохот резко оборвался. Выскочивший из КШМ Гендерсон позвал его к рации.
На той стороне был командир батальонной группы подполковник Рейнольдс.
— Кейси? Ну что же, капитан, давай посмотрим, стоят ли твои хваленые ведра с гайками тех денег, что на них потратила страна. Объяви по роте полную готовность, и занимайте боевые позиции. Поддерживайте связь, но не вызывайте меня первыми. Я ожидаю, что после стычки с комми кавалеристы потянутся обратно по этой дороге, словно побитые собаки. Будьте готовы прикрыть их и удерживайте позиции столько, сколько сможете. Вопросы есть?
— Мы готовы, сэр, вопросов нет. Роджер[5].
9.10.1983 г. Германия. Где-то в дороге
Танки шли колонной по типичном для Германии узкому асфальтированному шоссе, окруженному деревьями.
Николай, стоя в люке, смотрел на окружающий его мирный пейзаж и никак не мог поверить, что уже второй день идет война. Если бы не появляющиеся время от времени дымы над горизонтом и не движение гусеничных машин прямо по асфальтированной дороге, можно было подумать, что идут учения. Даже пролетающие иногда на малой высоте самолеты с красными звездами или с циркулями в квадрате[6], увешанные бомбами и ракетами, не так напрягали, как именно движение по дороге. В мирное время танки по дорогам не ездили, чтобы не повредить асфальт и не выплачивать за это компенсацию немцам. А деньги могли содрать и не малые, несмотря на всю «пролетарскую дружбу» и «интернационализм». Кроме того, его смущало отсутствие вражеской авиации и даже ракетных ударов. Как бы внезапно не отбомбились наши по аэродромам и пусковым, как бы раздолбайски не несли службу западники, что-то же у них должно было уцелеть. Пусть даже уцелевшие самолеты противника в основном работают по фронту, но не могли же натовцы забыть свои же предвоенные установки на борьбу с подходящими к фронту резервами? А уж такая лакомая цель, как колонна танкового полка никак не могла ускользнуть от глаз их разведки. Но их словно никто не замечал. И это демонстративное отсутствие противодействия настораживало.
К тому же бездействие противника и спокойствие во время маршей расхолаживало подчиненных. Бергу уже несколько раз приходилось вести «воспитательную работу» со слишком расслабившимися наблюдателями. Которые, вместо слежения за воздушной обстановкой, откровенно мечтали о чем-то своем, или даже нагло дремали. Подобные же заботы, судя по всему, одолевали и командование полка, явно решившего принять меры по усилению защиты от воздушных ударов. Николай понял это, внезапно обнаружив четверку боевых машин зенитного дивизиона полка, словно пытавшуюся обогнать забившую дорогу колонну по полю. «Скорее всего, — подумал он, — комполка вздрючил и заставил прикрывать полк с опасного направления. Интересно, с чего это вдруг вместе «Шилки» и «Стрелы»[7] погнали?» Приглядевшись, он отметил, что на одной из «Шилок» выставленная по-боевому тарелка локатора зашевелилась, словно вынюхивая что-то в воздухе. Николай еще спокойно осматривался по сторонам, когда нечто мелькнуло в воздухе. «Шилка» с работающим локатором внезапно исчезла в пламени взрыва. Громыхнуло так, что Николай инстинктивно пригнулся. Но тут же выпрямился и на автомате, еще не понимая, что происходит, схватился за рукоятки зенитного пулемета. В наушниках шлемофона, заглушая ворвавшуюся было разноголосицу, раздался чей-то громкий крик.
— Воздух!
Берг, развернув турельный пулемет в сторону поля, скомандовал по рации, не называя позывных.
— Продолжать движение, не тормозить! Командирам машин приготовится к ведению зенитного огня! — он еще договаривал последнее слово, когда в наушниках прозвучал аналогичный приказ комбата. Машины впереди даже начали разгоняться. Николай крикнул, переключившись на ТПУ.
— Вано, не тормози, двигай вперед!
— Есть, — глухо отозвался Вано Саакадзе, одновременно добавив газку. Танк закачало сильнее. Но лейтенант уже не обращал на это внимания, поглощенный наблюдением за небом и уцелевшими машинами зенитчиков. Обе «Стрелы» замерли на месте, развернув пакеты ракет в сторону шоссе. «Шилка», наоборот, двинулась куда-то по полю вперед, на ходу поднимая локатор.
— Что делают, сволочи, — недовольно прошептал сам себе Коля, забыв о включенном ТПУ.
— Что там, командир? — успел спросить Конюшевский.
Но тут время понеслось вскачь и им всем сразу стало не до разговоров. Оглушительно грохнули взрывы, заглушая все остальные звуки. На поле и где-то впереди на дороге выросли кусты разрывов. Застучала, плюясь огнем в небо, «Шилка». Кое-кто из танкистов, включая Берга, успел нажать на спуск и даже выпустить куда-то в белый свет по очереди из зенитных пулеметов. В небе над колонной с гулким, нарастающим свистом и перерастающим в оглушающий рев промчались несколько больших стреловидных силуэтов. Они развернулись куда-то вдоль шоссе, казалось, прямо над головой старшего лейтенанта. Зенитка лупила вслед налетчикам, перейдя на длинные очереди. Но Николай не успел среагировать и развернуться вслед за промчавшимися самолетами. Поэтому и увидел, как обе самоходки «Стрела» окутались дымом. Неслышно из-за общего грохота, из окруживших машины облаков выскочили ракеты. И, оставляя дымный след, рванули за самолетами. Николай мог поклясться, что за те доли секунды, что длился пуск, он успел рассмотреть каждую деталь старта зенитных ракет в мельчайших подробностях. Танк резко затормозился, отчего Берг, едва удержавшись на ногах, чуть-чуть не разбил нос о турельный пулемет. Старший лейтенант громко и грязно выругался, словно стараясь переорать царящий вокруг грохот.
— Отчего ругаешься, командир? — спокойный голос наводчика привел его в чувство.
Николай развернулся, чтобы посмотреть вперед. Колонна стояла, намертво перегородив шоссе. Где-то впереди, едва различимо за силуэтами стоящих танков, что-то горело. Густой дым круто поднимался в небо, загораживая горизонт. Берг переключился на рацию. В наушниках стоял непрерывный ор и мат. Понять из этой какофонии звуков, что же произошло, было трудно. Старший лейтенант еще раз осмотрелся. На поле, маневрируя среди воронок, три машины зенитчиков двинулись вперед. Где-то впереди, над лесом, поднимался легкий, почти неразличимый, но пока заметный дымок. «Попали, что ли? — лениво подумал Николай. — Черт, мы тут теперь торчим, как три тополя на Плющихе. Подлетай и бомби!». Двигаться не хотелось, думать тоже. Адреналин, перегорев в крови, оставил после себя только полное безразличия опустошение. Но неожиданно раздавшийся в наушниках командный голос мигом заставил встряхнуться. «Батя», ругаясь как тысяча чертей одновременно, наводил порядок, приказывая устранить помехи и двигаться вперед.
— Раздолбанные машины — на обочину! Раненых и убитых оставить на попечение санроты! Чтобы через пять минут, видел я (все сексуальные привычки вас и ваших родственников) своими глазами, — грязно выругался комбат, — и немедленно продолжили движение! — В конце своей прочувствованной речи, перестав «вставлять фитиля», он проинформировал:
— А одного гада наши доблестные зенитчики все же приземлили. Полста первый сообщил.
9.10.1983 г. США. Вашингтон
Несмотря на ведущиеся уже второй день в Европе бои, президент пока, невзирая на уговоры, не покидал Белый Дом и не перебирался на летающий командный пункт — «борт судного дня». А сейчас начал разговор по прямой линии с Москвой прямо из резиденции. Президент выглядел ужасно утомленным, расстроенным и, при внимательном взгляде, несколько испуганным. То есть совершенно не походил на своих киногероев — бравых, не ведающих страха ковбоев. Еще бы — объявить, что коммунизм доживает последние дни, смело дразнить его, зная, что престарелые руководители комми побоятся начать войну и вдруг получить в ответ боевые действия. Причем вооруженный конфликт каждую минуту может перейти в полномасштабную Третью Мировую, закончившись всеобщим ядерным уничтожением, новым всепланетным Армагеддоном. Только этого Рональд Рейган, при всей его репутации безрассудного ковбоя, боялся даже больше дьявольского искушения.
Надо заметить, что вопреки красивым выдумкам журналистов, «горячая линия» не использовалась для телефонных разговоров. «Разговор» по ней представлял обмен письменными сообщениями по телетайпу через переводчиков, хотя телефоны прямой связи были подключены несколько лет назад. Однако ими пользовались только для уточнения протокольных вопросов, а не для разговоров первых лиц государства.
— На линии председатель Совета Министров Тихонов, — доложил офицер у аппарата.
— Что еще за…? — несмотря на всю подавленность, взорвался президент. — Кто он вообще такой?
— Это их глава правительства и, юридически, он примерно соответствует по рангу Колю или Тэчер, — ответил госсекретарь.
— Тихонов? — недоуменно переспросил Рональд, — А где же Андропов? — он всем телом повернулся к сидящему рядом государственному секретарю. — Причем здесь Тихонов? Кто он такой и зачем он вообще нужен?
— Андропов у Советов — глава правящей партии. Юридически не имеет право принимать решения на государственном уровне. Были официальные заявления, что он занял также пост Председателя Верховного Совета, который соответствует юридически главе государства, а по должности — нечто вроде спикера парламента у англичан. Но текущим управлением государством у красных занимается именно глава правительства, — пояснил Джордж Шульц. — Который подчиняется Андропову и в порядке партийной дисциплины и как главе государства. Это и есть Тихонов.
— Бредовое устройство, — поразился Рейган. — Как же оно работает? Ладно, деваться некуда. Будем говорить с тем, кто сейчас на связи. Передайте русским, что у аппарата Президент Соединенных Штатов, — обратился он к связисту.
— Приветствую Вас, господин Президент! Рад, что вы нашли возможность связаться с нами, — читал переводчик прямо с ленты, — Наше руководство хотело бы получить ответ, являются ли агрессивные действия на территории Германской Демократической Республики в Европе, попытка обстрела кораблями американского флота побережья Крыма в Черном море, бомбардировка советской территории на Дальнем Востоке, приведение в боевую готовность ваших стратегических ядерных сил — началом полномасштабной войны? Почему ваша администрация и министерство обороны избегают любых официальных заявлений, а ваши войска ведут боевые действия против нас и наших союзников?
— Он что, еще и издевается над нами? — изумился Рейган. — Передайте. Поймите меня правильно — мы пока не можем дать вам по этим вопросам никаких официальных разъяснений! Проводятся расследования, результаты которых будут доведены до вашего сведения, — он подождал, пока офицер передаст это сообщение. — Однако это ваши войска вторглись без объявления войны на территорию демократической Федеративной РеспубликиГермании, а также Турции, и ваши бомбы и ракеты обрушились на их земли, — патетически заявил он. Госсекретарь одобрительно кивнул. — Как вы объясните ваши действия?
— Нам непонятна ваша позиция, господин Президент. Почему вы не можете дать никаких объяснений провокационным действиям ваших армии, авиации и флота? Почему вы не упоминаете вторжение ваших войск в демократический Берлин, многочисленные жертвы и разрушения вследствие ваших бомбардировок и артобстрелов? Почему молчите о бое в Черном море? Еще раз напоминаю, что мы вынуждены были реагировать на прямые акты агрессии со стороны американских вооруженных сил. При этом вы утверждаете, что ничего не можете заявить по этим вопросам. Это наводит на определенные подозрения, господин Президент. Особенно с учетом предыдущих ваших публичных заявлений о нашей стране.
— Пока у нас недостаточно информации с мест событий, чтобы мы могли оценить их и дать вам исчерпывающий ответ. Но ваши обвинения в агрессии тоже наводят на определенные подозрения в свете текущих действий вашей армии, мистер Председатель.
— Господин Президент. От имени Советского Правительства я вынужден ответить на ваши голословные обвинения в агрессии напоминанием, что они принимали ответные меры на ничем неспровоцированные агрессивные действия ваших вооруженных сил. Их действия направлены на пресечение агрессии ваших вооруженных сил и сил ваших союзников. Ваши войска бомбили, обстреливали, вторгались на территории СССР и наших союзников. При этом погибли и серьезно пострадали тысячи гражданских лиц, потоплены наши боевые и пограничные корабли, понесли потери наши войска. У нас имеются документальные свидетельства произошедшего, однозначно подтверждающие, кто первым открыл огонь. И вы по-прежнему утверждаете, что у вас недостаточно информации о действиях ваших войск?
— Мистер Председатель, вынужден повторить вам, что у меня недостаточно данных о достойных сожаления инцидентах между вашими и нашими войсками. Как человек и добрый христианин, я выражаю сожаление по поводу случившегося и приношу соболезнования родным и близким пострадавших. Но как Президент Соединенных Штатов, требую прекращения агрессивных действий вашей армии, возвращения вторгшихся войск на исходные позиции и объективного расследования всех обстоятельств случившегося.
— Означают ли ваши требования, что США объявляют состояние войны между нашими странами?
— Конечно нет, мистер Председатель. Мы всего лишь хотим возвращения к довоенным позициям и объективного расследования произошедшего.
— В таком случае я могу только пожелать, чтобы ваши слова превратились в реальные дела. Надеюсь, что вы немедленно сообщите нам о своем решении и принятых вами для его выполнения мерах. Вынужден также еще раз напомнить вам, что мы действуем в ответ на ваши агрессивные действия. А также информирую вас, что наши стратегические ядерные силы находятся в полной боевой готовности. Любые агрессивные действия с вашей стороны получат немедленный и жестокий отпор.
— Мы примем это во внимание, мистер Председатель.
— В таком случае мы предлагаем закончить разговор до получения вами достоверной информации. Ждем от вас, господин Президент, убедительных ответов на наши вопросы.
Связь прервалась. Президент несколько секунд сидел, словно никак не мог осознать, что произошло. Внезапно он разразился площадными ругательствами и, повернувшись к Шульцу, спросил, игнорируя присутствие посторонних.
— Джордж, вы что-нибудь поняли во всей этой чепухе? Вы поняли, что какое-то историческое недоразумение ставит ультиматумы нам, самому могучему христианскому государству мира? Вы вообще что-нибудь поняли? Извольте в таком случае пояснить это мне, вашему, мать его, Президенту!
— Мистер Президент, я понял, что наши военные своими действиями спровоцировали коммунистов на ответные боевые действия. Если, конечно, красные не врут. Но как бы то ни было, теперь весь мир находится на пороге ядерного Армагеддона.
— Да? — Рейган замер, словно внезапно осознав, где находится и что происходит. — В таком случае, позвоните в Пентагон и передайте, что мы с вами сейчас к ним приедем. А там будем разбираться на месте, что творится в этом бардаке. Пока на наши головы не посыпались ядерные боеголовки комми. Учтите, Джордж, что я не собираюсь подвергать нашу страну риску уничтожения в ядерной войне.
— Но из разговора можно сделать вывод, что и русские не хотят ядерного конфликта, — заметил госсекретарь.
— Да? Признаться, я что-то этого как-то не заметил. Эти недоноски угрожают нам ракетами, а сами тем временем захватывают земли в Европе. Однако… они ведь не наносили ударов по территории и США?
— Насколько мне известно, нет, — ответил Шульц. — Даже на Аляску не покушались.
— Это несколько меняет дело, — успокоился президент. — Возможно, существуют хорошие шансы ограничить войну Старым Светом и старыми добрыми пострелушками из обычных пушек… Может быть наши яйцеголовые, утверждающие о возможности ограниченной войны в Европе, не так уж и ошибаются. В конце концов, комми тоже хотят жить. А ракет у нас не меньше, чем у них… Ладно, поехали, Джордж. Пентагон ждет.
9.10. 1983 г. Германия. Позиционный район группы «Браво»
После полудня Джигс чувствовал себя не столь уверенно, как утром. Не помогало даже зрелище американских самолетов, несколько раз целыми эскадрильями проносившихся над позициями группы на восток. И часто почти без потерь возвращавшихся назад.
Грохот артиллерийской перестрелки, не прекращающийся весь день, нервировал не только его, но и всех, кого он видел на позициях. Особенно после внезапного, но мощного обстрела позиций группы из дальнобойных крупнокалиберных орудий, устроенного русскими в полдень. Что они хотели этим добиться, осталось загадкой, как для Кейси, так и для Андерсона. Потерь от обстрела не было, но зрелище огромных разрывов и воющие осколки, разлетающихся во все стороны и перерубающих ветки, а порой и тонкие стволы деревьев, сильно нервировало.
— Возможно, русские пытались пресечь подход наших резервов, — предположил командир пехотинцев, лейтенант Бэннон, но оба танкиста с ходу отвергли это объяснение.
— Русские разведчики несколько раз пролетали над нами, — заметил Мэтт. — Мне об этом докладывали наблюдатели. Не думаю, что русские не заметили, что никаких войсковых колонн здесь нет. Разве что они приняли за армейские колонны беженцев, — он показал на разноцветные гражданские автомобильчики. Машины беженцев проносились на предельной скорости по шоссе на запад мимо нескольких неудачников, догоравших на обочине, — но они движутся в обратном направлении.
— Ладно, не будем ломать головы, — прервал спор Джигс. — Давайте на позиции. Мэтт, ты остаешься на КП, а я, как договорились, со своим танком займу позицию чуть ниже, среди вон тех зарослей. Бэннон, берегите свои противотанковые комплексы. У русских чертовски много танков…
— А что будем делать с этими… беженцами? — спросил Мэтт, снова обернувшись к шоссе, по которому в это время поток автомобилей стал настолько густым, что напомнил пробку в час пик на хайвее. Среди легковушек Джигс заметил несколько тяжелых армейских грузовиков, кажется из тыловых частей бронекавалерийского полка.
— Ничего не будем делать, — развел руками Кейси. — Мы же не военная и даже не дорожная полиция. У нас другая задача, лейтенант, — резко завершил разговор Джигс. — Действуем, парни, — неожиданно сменил он интонацию. — Я в танк, — добавил он еще раз для самых непонятливых.
Внезапно доносившийся издалека грохот артиллерийской перестрелки прекратился. Изредка приглушенно доносились лишь резкие, но вполне различимые хлопки выстрелов танковых пушек. Наконец смолкли и они. Кейси выбрался из окопа, пробежал вперед и, негромко ругаясь себе под нос, забрался на свой танк. Командирский «Паттон» стоял в окопе, на позиции, с которой Кейси мог следить за деревней, долиной и холмами за ней. Окоп неплохо маскировали заросли кустарника, нисколько не мешающие наблюдению и обстрелу. Джигс уже ухватился рукой за поручень, собираясь влезть на башню, когда неожиданно близко и громко захлопали выстрелы танковых пушек. Он невольно обернулся и увидел…
По полю, крутясь из стороны в сторону с риском потерять гусеницу, мчались испуганными зайцами два разведывательных бронетранспортера М114. Их двадцатимиллиметровые автоматические пушки, повернутые назад, время от времени выплевывали короткие очереди в сторону пока невидимых для Кейси преследователей.
— Мой бог, я думал это дерьмо у нас уже сняли с вооружения, — успел озвучить он свое недоумение.
В этот момент гусеница на одном из бронетранспортеров лопнула. Машину развернуло и приподняло. Она наклонилась так, что казалось, сейчас перевернется… Грохнуло. Бронебойный снаряд пробил алюминиевый бронетранспортер насквозь, с силой развернув его в обратном направлении. Машинка весело запылала, словно сделанная из соломы. Вторая разведывательная машина, вовремя свернув, избежал попадания снаряда, на этот раз фугасного, разорвавшегося в стороне. Но от огня крупнокалиберного пулемета ей спастись не удалось. Тяжелые пули насквозь прошили легкую броню разведывательного бронетранспортера. БРМ[8]ка резко застыла на месте, словно стреноженная. Даже без бинокля Джигс заметил, что обе резинометаллические гусеницы бронетранспортера, не выдержав столь грубого обращения, разлетелись на несколько кусков. Никто из экипажей обеих броневиков так и не выскочил из горящих машин. Грязно выругавшись, Кейси одним махом забрался на башню и проскочил в люк. В это мгновение он заметил разведывательный вертолет «Кайова» и сопровождающую его на бреющем четверку «Кобр». «Кайова» внезапно подскочила выше, словно стремясь оторваться от напарников. Вслед за ней подтянулась и пара летучих «ядовитых змей». Один из боевых вертолетов пустил ракету по пока не видимой самому Кейси цели. Понятно, что противотанковую ракету вертолетчик потратил явно не на грузовик.
— Танки по фронту! — раздалось в наушниках успевшего подключиться к ТПУ Кейси. — Прошу разрешения открыть огонь, — он узнал голос Гертера. Но не успел и не смог ничего ответить. Потому что над головой громыхнул взрыв, отлично слышимый через незакрытый люк. Кейси подскочил, чтобы увидеть, что же произошло. И даже успел рассмотреть последние секунды случившейся в воздухе драмы.
Разведчик «Кайова», охваченный пламенем, падал, вращаясь и оставляя за собой в воздухе черный дымный след, куда-то в сторону фермы. Оба поднявшихся повыше боевых вертолета поспешно снижались, причем в переднего что-то парило вверху, в районе двигателя. Вторая пара, развернувшись, удирала куда-то в тыл. Кейси успел заметить мелькнувшие в воздухе тени. Инстинктивно Джигс свалился на сиденье, одновременно задраивая люк. И тут же снова услышал в наушниках голос командира второго взвода
— … Распределение целей слева направо, первый мой. Огонь!
Капитан различил слабые отзвуки выстрелов танковых пушек, слышные даже сквозь шлемофон и броню танка. Он мысленно выругался, разглядывая равнину. На видимом в приборы наблюдения участке равнины пара низких, как бы приплюснутых, русских танков поспешно пятилась назад. Правее их горел, выбрасывая темные клубы дыма, небольшой четырехколесный разведывательный броневик. Из совершенно не пострадавшей внешне башни торчал толстый ствол крупнокалиберного пулемета, причудливо изогнутый, словно от удара.
— … Группе! Огонь по готовности, — вынужденно подтвердил он решение комвзвода. И переключился на сеть батальона, одновременно продолжая наблюдать за боем.
Сбоку и чуть дальше одного из русских танков поднялся шлейф пыли. Очевидно, кто-то из американских танкистов промахнулся. Болванка противотанкового снаряда проскользнула по земле, взрезая ее словно ножом. Русский притормозил и ответил огнем, быстро выпалив два раза, словно из большого пулемета. Но стоящий на месте танк оказался куда лучшей мишенью, чем движущийся. Очередная болванка ударила в лоб башни. Кейси понял это по хорошо видимому даже с такого расстояния в солнечном свете снопу искр. Однако русский танк, замерев после попадания на несколько мгновений, не загорелся. Постояв, он вдруг резко дернулся. И начал неторопливо пятиться к деревьям.
— «Браво», я «Ромео-один», — музыкой прозвучал в наушниках ответ офицера огневой поддержки. Быстро передав ему координаты для открытия огня, Кейси переключился на внутреннюю сеть группы.
— Внимание. Группа «Браво»! После начала огневой поддержки прекратить огонь и сменить позиции на запасные, — скомандовал Джигс. Но, как оказалось, он уже опоздал, буквально на несколько секунд. Русские накрыли оборону обнаружившей себя группы плотным артиллерийским обстрелом. Перед капониром командирского танка вырос целый лес разрывов, полностью закрыв обзор. По броне несколько раз с оглушительным звоном, проникшим даже под шлемофон, ударили крупные осколки.
Огневой налет оказался не слишком длительным, но мощным. По количеству и мощности взрывов можно было предположить, что стреляло не менее пары дивизионов калибром в пять-шесть дюймов. К тому же «на десерт» русские ударили не менее чем дивизионом многоствольной ракетной артиллерии.
Едва обстрел стих и поднятая взрывами пыль стала опадать, Кейси высунулся из люка в надежде увидеть своими глазами, что происходит на позиции.
09.10.1983 г. ГДР. Альтес-Лагер. ФРГ.
Третий за день боевой вылет начался совсем внезапно. Едва Федорченко успел принять командование сводной эскадрильей из остатков бывших второй и третьей, как с КП прискакал взъерошенный посыльный и передал приглашение от командира в класс предполетных указаний.
— Вот и майор Федорченко, — комполка, сидевший за столом с незнакомым армейцем в звании майора, выглядел донельзя усталым и чем-то недовольным. — Надеюсь, вы не отнимете его у меня совсем, — неуклюже попытался пошутить полковник.
— Никак нет, товарищ полковник. Всего лишь на один вылет, — холодно ответил майор, вежливо приподнявшись.
— Хорошо. Тогда я вас оставляю, — попрощавшись с «пехотным» майором за руку, комполка вышел.
— Меня зовут Андрей Павлович, приятно познакомиться, — вежливо представился «пехотинец». — Николай Егорович, — майор встал почти неуловимым даже на опытный взгляд летчика-истребителя движением и развернул на столе карту. — Вот здесь, по только что полученным сведениям нашей разведки англичане развернули передовой склад снабжения спецбоеприпасами. Направленный в этот район отряд спецназа доложил о сильной наземной охране. Пробиться сквозь нее спецназ сможет, но за время боя англичане скорее всего успеют передислоцировать склад. Наземное ПВО, по тем же докладам намного слабее, всего батарея «Рапир». Но где-то над этим районом постоянно висит воздушный патруль — восьмерка «Фантомов» английского образца с дальнобойными ракетами и иногда от пары до четверки новейших Ф-15 «Игл». Задание — прорваться сквозь эту охрану и провести ударную пару «Сухих». Мне посоветовали обратиться к вам. Беретесь?
— Я не привык обсуждать приказы, — суховато ответил Федорченко. — Сколько даете времени на подготовку? Кто будет отвлекать?
— Час. Су-24 уже приземлились у вас на аэродроме. Что касается отвлекающих сил — их не будет, но в расчетное время вашего удара по районам Бремена и Гамбурга отработают наши ударные группы. Это должно отвлечь… по крайней мере американцев.
— Понял. Расчет сил и средств будет готов через полчаса. Вылет по готовности, но не позднее назначенного вами срока, — Николай взял карту, которую разведчик сложил теми же неуловимо быстрыми движениями.
Через час звено «МиГов» и пара «Сухих» взлетели с аэродрома Альтес-Лагерь и взяли курс на север. Пролетев несколько десятков километров в этом направлении, они резко снизились на малую высоту…
Командовавший батареей[9] зенитных комплексов «Рапира» капитан Алекс Гудвин считал, что ему, как и всем войскам НАТО повезло, что война началась почти во время учений. Поэтому их не накрыли сразу в местах постоянной дислокации, как некоторые части кузенов и джерри[10]. Кроме того, на период учений его батарею направили охранять специальную часть «Эйч», которая, конечно, должна была привлечь внимание русских, но зато была хорошо укрыта и не менее хорошо охранялась. Рота из батальона шотландских гвардейцев, взвод новейших танков «Чифтен» Мк5, взвод бронеавтомобилей и взвод самоходных противотанковых ракетных установок, а также его батарея. Вполне неплохо, если учесть, что располагались они в лесу, да еще и достаточно далеко от линии фронта. Алекс даже приказал не включать локатор, чтоб не демаскировать позицию для возможной радиоразведки «красных». Поэтому теперь был совершенно спокоен. Возможно, его спокойствие разнес бы в клочки тот факт, что уже несколько часов с крыши ближайшей фермы и из полей вокруг леса за ними наблюдали внимательные глаза спецназа. Советского спецназа. Как сказал товарищ Сталин в свое время, для срыва любой военной операции достаточно всего нескольких шпионов. И был прав, черт побери!
Наблюдатели за воздушной обстановкой, по старинке следившие за воздухом в бинокли, ничего не успели понять, в отличие от пехотинцев, умерев. Выстрелов из бесшумного оружия никто, естественно не услышал, но заметили убитых несколько солдат, сразу поднявшие тревогу. Англичане даже успели приготовиться к отражению атаки диверсантов, а один из «Чифтенов» — выстрелить осколочно-фугасным стодвадцатимиллиметровым снарядом по движущемуся по дороге и чем-то не понравившемуся командиру танка автомобилю, когда все переменилось.
Неожиданно отдаленный гул, на который никто не успел обратить внимания, превратился давящий рев авиадвигателей, работающих на максимальном режиме. Со стороны солнца над позициями английской роты пронеслись два больших самолета, похожих на слегка измененный, словно нарисованный неопытным художником, самый современный британский истребитель-бомбардировщик «Торнадо». Пехотинцы даже успели заметить красные звезды на крыльях, когда на лес обрушились тяжелые кассетные и фугасные авиабомбы.
— Где же наши «Фантомы», черт их побери, — крикнул Алекс. И тут же заорал на расчет, с остолбенением смотревший вслед, как ему уже стало понятно, русских самолетов типа «Фенсер». — Пуск с ручным наведением!..
Федорченко ввел МиГ в правый вираж, удерживая отметку англичанина в марке прицела. Нажал на спуск. Самолет слегка качнуло, когда тяжелая Р-23Р ушла с направляющих. Напарника англичанина в это время обстрелял ведомый. А пара Хоменко, капитана из второй эскадрильи, ввязалась в ближний бой со второй парой англичан, успевших заметить приближающиеся самолеты. Николай за них особо не переживал, «Фантом» уступал по маневренности даже «двадцать первому», а уж «двадцать третий» новых серий был ему вообще не по зубам… если не ошибаться, конечно. Увы, ведомый Хоменко ухитрился словить один из выпущенных англичанами «Сайдуиндеров». Вместо того, чтобы резко бросить самолет на встречу ракете. И с перегрузкой идти вверх, выскакивая из захвата головки самонаведения, он попытался уйти со снижением, сложив крыло. Не ушел. Катапультировался и сейчас болтался под парашютом в воздухе, спускаясь прямо в руки обстрелянных «Сухими» британцев.
«Остается надеяться, что они будут соблюдать правила войны, — мрачно подумал Федорченко. — Не фашисты, вроде. Да и наши разведчики там должны быть, может спасут», — и нажав на кнопку рации, уже не следя за прицелом, на котором только что в затопившей экран вспышке исчезла метка цели, он передал короткую команду. — Домой!
Но даже внезапность и скоротечность атаки не уберегли «сухих» от вражеского зенитного огня. Вводя машину в вираж, Николай заметил какое-то странное облако в кустах, неподалеку от обработанной бомбардировщиками рощи, по недоразумению названной лесом.
— «Тяжелые», по вам пуск! — успел передать Николай. Оба бомбардировщика рванули в разные стороны, на ходу перекладывая крыло. Но ведомый задержался с уклонением буквально на секунду и разрыв ракеты вспух точно за его килем. Однако одной «Рапиры» оказалось мало для полного разрушения Су-24, оказавшегося весьма живучей машиной. Поэтому «сухой» некоторое время, раскачиваясь по всем трем осям, держался в воздухе. Потом от него в облаке дыма отлетели два кресла, тот час же выбросившие парашюты. А потом два летчика опустились вниз уже под своими парашютами. Им повезло. Кресла отвлекли внимание стрелявших по самолету и парашютам пулеметчиков из «хайматшутца». Поэтому оба — и летчик, и штурман, приземлились благополучно и даже успели отстегнуть парашюты. Вот только уйти не успели и были захвачены германскими ополченцами в плен…
Но всего этого ни Федорченко, ни остальные истребители не узнали ни сейчас, ни потом. Этот эпизод войны они даже и не вспоминали — обычное задание, обычная военная работа. Тяжелая, грязная, чреватая потерями друзей — работа…
09.10.1983 г. Японское море. Район «Yankee Station»[11]
Капитан второго ранга Александр Александрович Побожий не был тем романтиком-командиром атомной подлодки, который всю жизнь мечтал утопить «Энтерпрайз» и выполнить на своей лодке мертвую петлю в глубине океана. Он был просто хорошим, нет, пожалуй, даже отличным профессионалом-подводником. Иначе бы ему вряд ли доверили командование одной из первых во флоте новейших дизельных подводных лодок проекта «восемьсот семьдесят семь». Напоминающая скорее атомоходы, чем привычные подлодки, своим обтекаемым корпусом, подводная лодка считалась еще не прошедшей полного курса боевой подготовки. Но начавшаяся война заставила выпихнуть в море все, что может плавать, поскольку ведущиеся пока в основном в Европе и без применения ядерного оружия бои в любой момент могли превратиться во всеобщий ядерный Армагеддон и охватить весь мир.
Поэтому сейчас «двести шестидесятая» шла на экономичной скорости под водой. Полчаса назад разведывательный Ту-16Р, чудом проскочивший вдоль берегов Кореи в этот район Японского моря, успел передать условный сигнал «А» и координаты. И тотчас же пропал из эфира, что не оставляло никаких сомнений в судьбе летчиков. Так что теперь Александр и его экипаж могли только попытаться отомстить за них. А мстить было чем. Новейший корабль подводного флота получил не только обычные торпеды, в том числе одну торпеду с ядерной боеголовкой, но и тройку новейших подводных ракет «Шквал». Развивающая скорость в триста километров в час, реактивная торпеда могла нанести неотразимый удар. Но, как всегда у нового оружия, у «Шквала» имелся недостаток. Стрелять им можно было не более чем на три мили, то есть подобравшись к противнику практически в упор. Что для подводных лодок старых проектов было практически нереально.
Авианосец «Энтерпрайз» неторопливо рассекал волны, сопровождаемый крейсером «Тракстан», тремя фрегатами с ракетным оружием и четырьмя эсминцами, в том числе двумя с ракетами. Авианосная ударная группа маневрировала в этом районе уже несколько дней, отчего острословы из штаба уже прозвали этот район «Янки Стейшн», по аналогии с временами вьетнамской войны.
Вот только соперником сейчас выступали отнюдь не вьетнамцы, а русские коммунисты. Главный противник Америки имел флот, пусть уступающий американскому, но способный огрызнуться. А самое главное, «комми» имели ядерное оружие, причем ни по количеству, ни по мощности, как докладывала разведка, не уступающее штатовскому. Поэтому настроение экипажей кораблей эскадры было не слишком оптимистичное. За исключением, может быть нескольких десятков сорвиголов, готовых на любую авантюру, не задумываясь о последствиях.
К тому же сравнительно неподалеку, всего лишь в паре сотен миль от района, в котором сейчас АУГ «демонстрировала флаг», каждую минуту могла начаться еще одна война. Прочем, если быть юридически точным — продолжиться, так как Корейская война пятидесятых закончилась, как известно, не миром, а всего лишь перемирием. И сейчас по обе стороны границы рычали моторы боевых машин, эвакуировались подальше от «нейтральной» зоны, готовой превратиться в линию фронта, гражданские. И грохотали, чего уж скрывать, первые разрывы снарядов. Артиллерийские перестрелки вспыхивали все чаще и чаще. Война стояла даже не на пороге, а прямо в дверном проеме. Похоже, северные корейцы ждали только сигнала из Москвы или серьезного поражения американцев в Европе.
Именно в Европе, так как на тихоокеанском ТВД пока было сравнительно тихо, под стать названию океана. Пара боев эсминцев, обменявшихся ракетно-артиллерийскими подарками, штук по пять сбитых самолетов можно было не учитывать. Однако на западе Евразии война шла всерьез. Причем счет в боях пока складывался отнюдь не в пользу демократического мира. Поэтому на мостике авианосца царила пусть и деловая, но весьма угрюмая атмосфера. Кэптен Роберт Дж. Келли задумчиво, словно находясь мысленно где-то далеко, выслушивал рапорта подчиненных и лишь молча кивал головой. В повседневном деловом шуме не слышно было ни шуток, ни обычных для мостика громких команд. Все словно ожидали чего-то необычного. Хотя необычное уже было — вместо привычного патруля из звена «Томкэтов», «Хокая» и пары его защитников, в воздухе висело целых два звена «Котов[12]». Одно из которых было разбито на две пары и прикрывало не только «Ястребиный глаз», но еще и несколько противолодочных самолетов «Викинг», барражирующих вокруг ордера группы. Предосторожность, надо признать, не лишняя, вчера какая-то неизвестная подлодка пыталась пробиться к кораблям группы, но была, по докладам, уничтожена ударом глубинных бомб. Так что сейчас к авианосцу не могла бы пробиться ни одна «ревущая корова» русских, ни атомная, ни, тем более дизельная, которой надо время от времени всплывать для подзарядки аккумуляторов. Воздушного же нападения можно было не опасаться, восьмерка «Томкэтов» с дальнобойными ракетами «Феникс», да еще и наводимая на цель воздушным локатором «Хокая», могла уничтожить все, что летает, на расстоянии до ста сорока километров. Причем на таком расстоянии ни один имевшийся на вооружении комми самолет не мог их даже обнаружить, не то, что вести ответный огонь.
Только одно «но» портило это радужную картину и настроение командира авианосца — старый русский «Барсук», сумевший, подобно настоящему барсуку, незаметно пролезть сквозь все эти электронные заборы и сбитый почти у самого ордера группы. И что он успел передать, и кому — никто не мог сказать точно. От этого настроение кептэна совсем не улучшалось. Если же знать, что перед этой глупой войной он дослуживал последние дни на авианосце, ожидая скорого повышения, то все становилось более понятным… Замечательно, что к повышению его представили, несмотря на то, что в апреле авианосец под его командованием ухитрился сесть на мель прямо в бухте Сан-Франциско. Но, а если учесть русский самолет и непонятные доклады о непонятной цели на локаторе одного из «Викингов», неожиданно исчезнувшей, то и вполне объяснимым даже без учета карьерных обстоятельств. Следовало еще добавить, что время патрулирования уже находившихся в воздухе дежурных «Томкэтов» заканчивалось. Надо было решать, что делать дальше и сразу становилось понятно, отчего Роберт выглядел необычно задумчивым.
— Сэр, — руководитель полетов решился прервать размышления командира, — разрешите приступать к взлетно-посадочным операциям?
— М. да… приступайте, — Келли вышел из задумчивости и осмотрел мостик. — Курс…, держать прямо. Скорость увеличить до … Выпускайте дежурное звено…
Бой подводника очень похож одновременно на воздушный перехват, и на поиск разведчиков. Как первый он проходит в трех плоскостях и столь же относительно скоротечен, и как у вторых — требует терпения и железных нервов. Подойдя к расчетному квадрату, командир приказал снизить скорость до минимальной. Акустики на посту едва успевали оценивать и классифицировать шумы многочисленных кораблей, до боли в ушах вслушиваясь в звуки моря.
— Акустический, что у вас? — командир все-таки не выдержал и первым запросил «слухачей».
— Есть контакт, — немедленно, словно он уже ждал вопроса, отозвался акустический пост. — Пеленг …, расстояние…. Судя по нарастающему шуму, авианосец предположительно увеличивает скорость.
— Возможно, собирается выпускать или принимать самолеты, — заметил старпом, наносивший обстановку на карту. — Значит сейчас будет выходить на полный ход…
— Похоже, что так и есть, — согласился Александр. — Но гоняться за ним мы не будем. Ударим сейчас. Торпедные товсь! Стреляем следующим порядком — первый, второй, четвертый. Затем — третий, с мишенью. Остальные в готовности.
Помощник, который сразу понял замысел командира, молча кивнул и продублировал приказ…
Авианосец, ускоряясь, готовился выпускать стоящие на катапультах самолеты, когда акустики засекли торпедный залп. И, к немалому удивлению — внутри защищенного периметра, совсем рядом с «Энтерпрайзом». Причем звучал залп так, словно русские стреляли ракетами. На фоне оглушительного грохота лишь акустику фрегата «Симс» удалось засечь слабый звук двигающейся подводной лодки. По отловленной акустиками цели пустили АСРОК, две ракето-торпеды одна за другой.
На остальных кораблях на это даже не обратили внимания, словно зачарованные зрелищем пораженного в борт авианосца. На котором, к тому что-то рвануло, а потом и полыхнуло пламенем сразу в нескольких местах. Две торпеды, пусть самые тяжелые, не то оружие, которым можно серьезно повредить современный авианосец. Вот только «Энтерпрайзу» не повезло — попадание пришлось в момент подготовки к пуску самолетов. Которые несли на себе массу вооружения, очень склонного взрываться в самый неподходящий момент. Пусть обеспечению живучести и борьбе с огнем на авианосцах всегда придавали большое значение, серьезно дрессируя команды действиям в таких условиях. Но одно дело отработка учебных вопросов. И совсем другое, когда впереди ревет реальное огненное чудовище, неожиданно рвется что-то непонятное, убивая и раня твоих сослуживцев. К тому же сработала система защиты, глуша атомный котел и добавляя проблем с электроэнергией, необходимой в том числе и привода пожарных насосов и откачки воды. Крен корабля увеличивался. Усиливался и пожар, даже переданные с подошедшего к борту эсминца «Брук» пожарные рукава помогали мало. Потом огонь добрался до погребов, в глубине корпуса раздались глухие взрывы авиабомб и ракет. Стало ясно, что авианосец обречен и подошедшие эсминцы начали снимать с него экипаж. Точнее, то что от этого экипажа, численность по штатам больше пяти тысяч человек, осталось. А осталось, надо признать намного, почти на пятую часть от исходной численности экипажа меньше, но от этого проблем с размещением на кораблях невольных «гостей» не убавилось.
Про выпущенную противолодочную ракету все забыли. А между тем она, вылетев из пусковой, успела отстрелить маршевый двигатель. Потом от переходника выпала торпеда Мк44 и на парашюте спустилась в воду. Рядом упала вторая. Обе торпеды кружились в воде некоторое время, разыскивая цель. Потом одна из них все же рванула рядом с имитатором, уничтожив его. Вторая же, покрутившись некоторое время и погружаясь все глубже, так ничего не обнаружив, самоликвидировалась. Эти два падения торпед неподалеку от фрегата «Вайпл» вызвали у его команды паническую суету. После чего фрегат отстрелил еще две противолодочные торпеды и убрался на полной скорости в сторону. Торпеды, после отработки стандартного алгоритма поиска, также закончили поиски самоубийственными взрывами. Добавив к шумам аварийных работ на авианосце, мешающим акустикам, еще и свой грохот.
А пока «непобедимый и легендарный» американский флот пытался спасти авианосец и обстреливал пустой квадрат, «двести шестидесятая» на малошумной скорости неторопливо уносила винты в сторону родных берегов…
Авианосная Ударная Группа, оставшись без своего основного ядра и превратившись просто в группу, получила приказ уходить к берегам Японии. Подобрав всех, кого смогли с авианосца, забитые людьми корабли уходили из неожиданно ставшего опасным района. Заодно узнав, почему не оказалось на месте подводной лодки — охотника «Поллак». Оказывается, ее акустики тоже засекли какую-то подводную лодку, которая подбиралась к маневрирующим вокруг поврежденного авианосца кораблям. Командир ССН-603[13], учитывая сложившуюся обстановку, долго не думал. Своих подводных лодок здесь быть не могло. Поэтому он выпустил по весьма вероятному противнику сразу две торпеды. Отмечено два попадания. После чего в том районе акустики засекли звуки, похожие на издаваемые водой, рвущейся внутрь корпуса. Пришлось командиру крейсера «Тракстан» Питеру Марцлуффу, ставшему теперь официальным командиром группы, отправить в указанный район один из своих вертолетов. С него засекли плавающие на волнах деревянные обломки. На одном из которых, выловленном из воды, нашлись письмена, чем-то похожие на иероглифы. Которые старший помощник крейсера, одно время служивший в Южной Корее, опознал, как традиционную корейскую письменность, обычно использующуюся северными корейцами.
Об этом немедленно доложили в штаб флота в Перл-Харборе. Однако пока там анализировали полученное сообщение, связывались с Пентагоном, точнее с временным командным пунктом… пока там советовались, связываясь с летевшим в Колорадо на «борту судного дня»[14] президентом… пока принимали решение… северокорейцы получили каким-то образом сообщение об атакованной лодке. И ударили сами, первыми.
Находившиеся в воздухе «Томкэты» и «Викинги» из авиагруппы «Энтерпрайза», из-за малого остатка топлива и потери авианосца отправились к материку. Планировалось, что они сядут на ближайший южнокорейский аэропорт. Как оказалось, по пути они пролетали всего лишь в двадцати километрах от острова. На котором, как выяснилось, северные корейцы установили воздушную засаду. Часть американских самолетов, неожиданно обстрелянных зенитными ракетами 5В27, с трудом успела выполнить противовоздушный маневр. Но из тринадцати самолетов корейцы успели сбить два. Пара уцелевших «Томкэтов» отомстила за погибших, обстреляв обнаружившего себя пусками ракет противника из пушек. Но при обстреле попала под меткий огонь нескольких зениток. Один самолет сразу свалился в море, еще один, поврежденный, продержался в воздухе почти до самого аэродрома. Но километрах в десяти до суши двигатели окончательно встали. Летчики катапультировались. Вот только всем уже было не до спасения двух неудачников — напряженные бои развернулись на суше, в море и в воздухе. Стаи самолетов и стада бронированных машин столкнулись, стремясь окончательно решить вопрос победы в Корейской войне. Пусть и спустя почти тридцать лет после того как она закончилась…
«Тракстан» и шедшие вместе с ним подводная лодка, фрегаты и эсминцы благополучно добрались до Сасебо. Из-за войны командование США наплевало на требования японского правительства и корабли с ядерной силовой установкой пристали к японским берегам. Робкие попытки официальных протестов американцы бесцеремонно игнорировали. Впрочем, корабли группы задержались у причалов ненадолго. Но не из-за недовольства японцев, а из опасения возможных русских ядерных ударов по Японии. Вообще и русские, и американцы, да и большинство из крупных стран, старались вывести флот в море. Именно поэтому экипаж подводной лодки «260» отдохнул на берегу, в порту Находки всего один день. Если можно назвать отдыхом быструю погрузку всего необходимого на борт и ночевку в спешно оборудованной под казарму местной школе. Однако никто не роптал. Война есть война. И даже о награждении за потопленный авианосец Побожий узнал уже в море, из очередной полученной шифровки.
09.10.1983 г. СССР. Неподалеку от Ставрополя. «Бомбоубежище С-№…»
Внезапно оказалось, что бои могут происходить не только на суше, на море и в воздухе, но и в быту. В семейном, можно сказать, театре боевых действий. Такой «бой» и происходил в одной из ячеек — квартир номенклатурного бомбоубежища неподалеку от Ставрополя. Битва была в самом разгаре и от спорщиков, казалось сейчас начнут сыпаться о всю сторону искры. Двое спорили по важнейшим вопросам — как все получилось, почему они сидят здесь, в провинциальном, пусть и номенклатурном, бомбоубежище, а не там, где все остальные и что делать дальше…
— … Сколько раз говорил я тебе, что надо срочно возвращаться в Москву. Надо было! Теперь вот сидим здесь, в этом …, - он говоривший замолчал, подбирая подходящее слово. И с презрением осмотрелся вокруг. Голые бетонные стены, выкрашенные в зеленый цвет, пара деревянных кроватей, стол, тир стула, небольшое свободное пространство перед дверью, еще одна маленькая дверь в умывальник, совмещенный с туалетом. Комнату можно было принять за небольшой и очень дешевый гостиничный номер, если бы не отсутствие окон и утилитарная обстановка.
— Полагаешь, в «Солнечном[15]» было бы лучше? — ответила она, также осмотрев комнатку. — Комфортнее, может быть. Но вряд ли лучше. Ты пойми, Миша, там сейчас не просто интриги. Там интриги смертельно опасные. Потому что идет война и война все спишет. Даже неожиданные самоубийства членов
— Странные у тебя размышления. И странные выводы, — ответил Михаил. — Сейчас, во время войны, когда все советские люди сплотились вокруг КПСС и советского правительства, чтобы отразить агрессию…
— Миша, Миша, прекрати. Мы не на митинге …, - печально вздохнула жена. — Ты лучше вспомни, кого и куда отправили перед кризисом из города Подумай — зачем…
— Хочешь сказать «прокуратура»? — быстро сообразил он. — Да не может… — и замолчал, обдумывая известные ему факты с новой, подсказанной женой точки зрения.
«Прокуратурой» они между собой называли ситуацию в учреждении с интригами и нездоровым карьеризмом. А также прилагающийся к ним «сволочизм» якобы соратников по работе, готовых ради продвижения по службе утопить любого из своих «соратников». Это выражение появилось со времен возвращения семьи после учебы на родину Миши. Тогда ему, выпускнику МГУ, предложили работу в местной прокуратуре. Там стояла именно такая атмосфера, от которой ему удалось удачно сбежать на комсомольскую работу. Использовалось выражение редко и только в очень серьезных случаях. Поэтому Михаил и принял предупреждение жены всерьез.
— Похоже, похоже…, - задумчиво покивал он. — Получается, ОН, — выделив это слово, Михаил непроизвольно поднял глаза к потолку, — меня больше не поддерживает. Потому, как мне кажется, что я говорю даже о НЕМ то, что думаю. Точно так же, когда обо мне говорят, что думают, а даже не думая, говорят. Почему же я, думая, не могу сказать?
— Миша, не будь столь наивен, никто не любит говорящих правду в лицо. Даже если эта правда истинна и реальна. Тем более такой … скользкий… человек, — усмехнулась жена. — У него же везде и всюду тайные игры и он никому не доверяет… Да не актуально это сейчас, во время начавшейся войны. Причины всего происходящего будем выяснять потом, по мере возможности… Если они будут, эти возможности после всеобщей ядерной войны. А сейчас, раз уж мы оказались здесь, надо сделать все, чтобы в случае… мы могли здесь не просто выжить, а закрепиться.
— Так вот отчего ты так хотела задержаться здесь подольше, — наконец сообразил Миша.
— Конечно, — согласилась она, потупясь. — Было у меня такое чувство, что все это шевеление, что у нас, что в мире ничем хорошим не кончится. А здесь у тебя друзья, нас помнят люди и отношения еще не успели потеряться. Так что — думай, Миша.
Он подошел к жене и нежно поладил ее по руке.
— Ты как всегда права. Надо вылезать! Я не знаю как, но у меня есть план…
09.10.1983 г. Афганистан. Провинция Пактия
С началом войны в Европе бои в Афганистане на короткое время затихли. Казалось, все стороны конфликта будут ждать конца боевых действий. Но это только казалось. Душманы, то ли получив какие-то указания от своих спонсоров, то ли просто посчитав, что в этой ситуации шурави[16] будет не до афганских проблем, они быстро накопили силы в провинции Пактия. И двое суток назад перекрыли дорогу к городу Хост полностью, заодно разгромив идущую под охраной афганской армии колонну снабжения. Сразу же после получения сообщения об этом происшествии, в район направили несколько разведывательных самолетов. А так как провинция Пактия находится на границе с Пакистаном, разведчиков прикрыли всеми возможными силами истребителей. На всякий случай, учитывая тесные отношения между пакистанскими военными и американцами. Видимо из-за большого количества советских ситребителей в воздухе, полеты проходили без провокаций с пакистанской стороны.
Быстро проведенный в штабе Сороковой армии анализ разведывательных данных, действий и предполагаемых планов душманских вожаков привел к ожидаемому выводу. По всем признакам, душманы и их покровители хотели получить под контроль целый округ со всем, что там имеется, включая складированное там оружие и боеприпасы. Город Хост расположен очень удачно для этих планов — прямо на границе с Пакистаном, что делает возможным оказание активной помощи душманам из-за границы. Вокруг этого города находилось сразу несколько крупных укрепленных лагерей «духов», крупнейшим из которых является Срана. Наконец, город и округ окружены горными хребтами, непроходимыми для техники. В сам город ведет всего одна дорога, находящаяся теперь под контролем душманских формирований на всем ее протяжении. Захваченный округ позволяла сформировать в ней правительство мятежников и официально провозгласить создание независимого государства. Которому могут оказывать помощь не только страны НАТО, но и быстро признавшие его противники нынешнего афганского правительства, такие как Пакистан или Саудовская Аравия. В результате вместо отправки части сил отсюда на фронт понадобится усиливать войска в Афганистане.
Поэтому, даже не обращая внимание на уговоры членов афганского «революционного» правительства, операцию по деблокаде начали готовить немедленно. Одним из первых решений выдвинув к дороге на Хост танковые части, усиленные «Шилками» в новом, «афганском» варианте. Так в районе перевала оказался и батальон, в котором ранее служил старший лейтенант Берг. Танки этого батальона использовались как подвижные форты для прикрытия марша подходящих к перевалу мотострелковых и артиллерийских частей и их тылов. Т-62, при всех их достоинствах, имели один весьма серьезный недостаток. Детище указаний Хрущева, стопятнадцатимиллиметровая гладкоствольная пушка «Молот» прицельно стреляла фугасно-осколочным снарядом всего на шесть километров. Тем более в горах, при малом угле возвышения любые танковые пушки оказывались неспособными стрелять по укрывшимся на склонах душманам. Все, начиная от офицера до последнего призывника, это уже давно знали и потому недоумевали от столь неожиданного решения командования. В тоже время у всех, наблюдавших сосредоточение сил у перевала, сложилось впечатление, что командование армии решило атаковать перевал «в лоб». Словно военное время сразу сняло с них заботу о возможных потерях и их минимизации. Кроме уже выдвигающихся «пехотных» и танковых частей к перевалу ехали реактивные дивизионы, вооруженные «Градами» и везли тяжелые дальнобойные пушки «Гианцинт». Вот только что вся эта мощь могла сделать с засевшими в горах «духами»?
Впрочем, большинство военных, как и положено, смотрели на предстоящее с фатализмом людей, готовых ко всем. Не зря еще с давних времен в тогда еще русской армии ходила поговорка: «Наше дело стрелять и помирать, а где, когда и за что — господин (теперь же — товарищ) полковник знает».
Тем более, что у многих нашлась куда более интересная тема для разговоров. Вновь отличился старшина первой роты танкового батальона Пушкин. Только теперь — в положительном смысле. Да так, что даже командир батальона не выдержал и процитировал Штирлица: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын![17]».
Танк старшины с тактическим номером 505 выделили для сопровождения роты мотострелков, которые должны были захватить господствующие над дорогой Гардез — Хост высоты, с которых душманы вели обстрел проходящих колонн советских войск.
Одну высоту взяли без труда, зато на второй «духи» утроили несколько скрытых огневых точек. Подавить их огнем легких минометов «Поднос» никак не получалось. Каменные крыши фактически дотов мины не пробивали, а осколки могли влететь с узкие амбразуры лишь случайно. Артиллерии же, как назло, для поддержки роты не выделили, считая, что для разгона «духовских» дозоров хватит взвода минометов и танка. А танк… поближе подъехать мешали горы, стрелять прямой наводкой расстояние не позволяет. Получалось, что он мог только смотреть и грозно ворочать дулом свой пушки. Но Пушкин еще раз доказал, что не зря про прапорщиков ходят шутки, что они — самое грозное оружие Советской Армии. Сбегав к позициям минометчиков, он договорился с их командиром взвода. После чего въехал на ближайший к дороге удобный склон небольшой горушки. И начал стрелять — в небо. То есть стрелял он на максимальном угле возвышения танковой пушки, плюс к этому сам танк стоял под углом к горизонту и в результате получилась импровизированная мортирная стрельба. Точнее, наверное, ее можно было бы назвать минометной, поскольку пушка «Молот» стреляет оперенными снарядами. На позиции духов обрушились уже не легкие осколочные мины в четыре килограмма весом, а семнадцатикилограммовые фугасы, в каждом из которых только взрывчатки было около трех кило. Правда точность такой стрельбы оказалось намного хуже минометной и на уничтожение трех дотов и подавление остальных у танкистов ушел почти весь боекомплект[18]. Но результат того стоил. «Духи» не выдержали и отошли даже раньше, чем мотострелки поднялись в очередную атаку. Пушкин ходил довольный, реабилитировавшись сразу и за часто припоминаемую неудачную стрельбу в Союзе и за некоторые промахи со снабжением. А у танкистов появилось новое прозвище старшины «Ас Пушкин».
09.10.1983 г. США, гора Шайенн, командный пункт НОРАД
Генерал Хартингер с тщательно подавляемым раздражением смотрел на наносящего обстановку на карту уоррент-офицера. Он, понятно, был абсолютно ни при чем, но наносимая им на карту обстановка напрягала генерала так, что хотелось кого-нибудь убить. Взять и убить, например, этого исполнительного специалиста, как в старинные времена дикари убивали принесших плохие новости.
Новости опять не радовали. Русские оказались куда лучше подготовленными, а их оружие — не столь устаревшим, как докладывала разведка в своих аналитических обзорах.
«И что же мы имеем в результате? — обстановку, появившуюся на карте, до войны невозможно было представить даже в кошмарном сне. — На севере Европы немцы и датчане все же затормозили русских. Точнее, в основном, немцы. Датчане, похоже, все, выдыхаются и скоро начнут отступать. Кажется, мне, если подумать, то успех этот стал возможен потому, что поляки оставили почти всю армию дома, опасаясь внутренних волнений. В центре британцы еще дерутся и дерутся хорошо. Как боксеры в клинче, окровавленные, с выбитыми зубами, шатающиеся, но продолжающие осыпать друг друга ударами. Похоже и здесь сил русским не хватает. Кажется, они все бросили на Фульдский проход и нашим здесь приходится очень туго. А подкреплений ждать уже не приходится. Целый французский корпус застыл на позициях и не движется никуда. Чертовы лягушатники, устроили политический балаган с вотумом недоверия правительству и сейчас у них просто некому принять ясное и понятное решение о выступлении на стороне НАТО. Или они ожидают, что русские их не тронут? Бельгийцы и голландцы… эти все еще никак не отмобилизуются до конца. Пока они «пришивают последнюю пуговицу на мундир последнего солдата», война, пожалуй, и закончится. Причем закончится совсем не так, как хотелось бы нам и, скорее всего, им. Чертовы красные совсем не боятся потерь и даже наших ракет… Ну, надо признать обоснованно, — он внимательно осмотрел нанесенные на морях значки. — Ракетных лодок у них числилось шестьдесят две, а здесь обозначены только чуть больше половины. А остальные тихо крадутся в глубине, готовые в любой момент пустить свои ракеты. Учитывая отсутствие данных по большинству дизельных и атомных лодок-истребителей комми… ситуация на морях складывается не в нашу пользу. Утопленный «Энтерпрайз» в Тихом и «Бейнбридж» в Атлантическом океанах доказывают, что комми перехитрили нас и с шумностью своих подводных лодок. Оказалось, их не так-то просто поймать, а выпускаемые ими ракеты и перехватить очень сложно, — генерал снова внимательно осмотрел карту, на это раз оценивая нанесенные значки ракетных и воздушных сил. — Утешает одно, ни нам, ни Гранд-Форксу пока работы нет. Сколько они там успели расконсервировать противоракет? — Хартингер еще раз сверил данные в лежащей перед ним на столике распечатке и отмеченные на карте, — Точно шестьдесят шесть. Четыре реанимировать не удалось, — он усмехнулся, — это против почти двух тысяч ракет коммунистов. Черт побери, да они и саму базу защитить не смогут. Стоит русским запустить туда сотню боеголовок — и вся наша хваленая противоракетная оборона… Спаси, Господи!» — генерал не был религиозным человеком, но сейчас ему хотелось оказаться где-нибудь в тишине старого храма и, преклонив колена, молить Господа, чтобы он не допустил самого страшного. И в очередной раз всплыл в памяти кошмар, снившийся ему третью ночь подряд. Отлетевшая в сторону многотонная крышка шахты и поднимающаяся из нее на столбе пламени, ревущая, словно биллионы орущих дьяволов, ракета. Спокойная гладь моря, внезапно взбурлившая и выпихнувшая вверх еще одну ракету. И все это симметрично повторяющееся в русской тайге и среди американских пейзажей, в Атлантике и Тихом океане. И тучи ракет, несущихся навстречу, словно вырвавшиеся из ада стаи голодных демонов, готовых пожрать человечество. А потом небо, расколотое ослепительными вспышками взрывов, и яркий солнечный день, омытый солнечным светом, превращающийся на этом фоне в непроглядно темную ночь… Оплывающие от атомного жара небоскребы Нью-Йорка и Чикаго, готические соборы Германии и изящные соборы Италии, и волны Атлантики, взбудораженные взрывами и врывающиеся в прибрежные бухты через разрушенные дамбы, властно забирая всё, что отвоевали у них люди за сотни лет упорного труда. И Белый Дом, сожженный в прошлом веке британскими солдатами, превращающийся в груду оплавленного щебня. — Господи, спаси и сохрани люди твоя, — невольно проговорил вслух генерал. Покосился на дверь, в надежде, что его никто не услышал. И вновь задумался о том, что вскоре ко всем прочим бедам добавиться еще этот бывший актер, возомнивший себя спасителем мира от коммунизма и его свита. Вот тогда-то, мысленно согласился он сам с собой, наступит самое преддверье Армагедонна, потому что эти проклятые дилетанты начнут давать свои ценные указания по любому поводу и лезть во все дела.
«Тогда точно не отдохнешь, как сейчас», — мысленно посетовал Хартингер.
Примечания:
[1] Что и произошло в нашей реальности, когда самолет МиГ-23, брошенный из-за неисправности замполитом полка в Польше, без летчика долетел до Бельгии. Перехватить его смогли только над густонаселенной территорией Рура. Сбивать не стали из опасений потерь гражданского населения
[2] «Воробей» — ракета воздушного боя AIM-7E «Sparrow» средней дальности, «Гремучник» — змея в пустынях США, название ракеты AIM-9 «Sidewinder» ближнего боя
[3] Жаргонное название ядерных боеприпасов
[4] ПТРК — противотанковый ракетный комплекс. В то время в армии США на вооружении состоял самоходный ПТРК на базе бронетранспортера М113 с установленной на нем одной пусковой установкой для ракет «Тоу», управляемых по проводам и с дальностью стрельбы в 3000 м
[5] В американской армии — кодовое слово в радиопереговорах, означающее «Все понял»
[6] Опознавательные знаки ВВС ГДР
[7] «Шилка» — зенитная самоходная установка, вооруженная 4 скорострельными орудиями калибром 23 мм. «Стрела» — самоходный зенитный ракетный комплекс для борьбы с самолетами на малых высотах, вооружен ракетами с тепловыми головками самонаведения
[8] БРМ — боевая разведывательная машина
[9] Все нижеописанное — плод вымысла автора, не нашедшего реальных данных по этой службе в Британской Рейнской Армии
[10] Кузены — прозвище американцев, джерри — немцев
[11] «Янки Стэйшн»(Станция Янки) — название района маневрирования авианосцев и прикрывающих их кораблей США в течение 9 лет во время Вьетнамской войны.
[12] Томкэт (англ. Grumman F-14 Tomcat) — американский палубный истребитель фирмы Грумман «Кот» «Хокай» (англ. Grumman E-2 Hawkeye) — палубный самолет дальнего радиолокационного обнаружения «Ястребиный глаз»
[13] «Поллак» ССН-603 Pollack SSN-603) — атомная торпедная подводная типа «Пермит», вооруженная четырьмя торпедными аппаратами 533 мм, максимальная скорость — 20 узлов (37 км/ч).
[14] «Коленная чашечка», «борт судного дня» — воздушный командный пункт президента США на случай ядерной войны
[15] Другое название Белорецка-16 — «поселок Солнечный»
[16] Напоминаю, что так звали всех советских людей в Афганистане.
[17] Автор знает, кого цитировал Штирлиц
[18] Подобным образом использовали свои танки американцы во время Корейской войны. Строились даже специальные насыпи, на которые въезжали танки для ведения навесного огня.