Тайна баронета

Глава 7

Наблюдатели, не желающие упустить ни секунды из предложенной их вниманию драмы, поторопились занять места по сторонам от баронета, безо всякой утайки заглядывая в окно и в очередной раз мимолетно радуясь собственной невидимости.

— Я не звал тебя, — голос Рейнира, столь необычным образом приветствующего вошедшего в дом человека, был холоднее льда и звучал, к тому же, до крайности раздраженно — маг определенно был не в настроении принимать гостей.

Впрочем, прибывшего это отнюдь не смутило. Усмехнувшись, он преспокойно проследовал к столу, стоящему возле камина и, присев на его край, так, чтобы видеть лицо собеседника, очаровательно улыбнулся.

— А я никогда не жду, пока кто-нибудь позовет меня, предпочитаю прийти сам, — довольно вежливо поведал он и, окинув Рейнира задумчивым взглядом, приподнял брови с явно наигранным огорчением, — Неужели ты не рад видеть меня?

Колдун, не глядя на него, рывком отвернулся и, всем видом демонстрируя, насколько занят, склонился над котелком.

— Тебе я никогда не рад, оборотень, — резко бросил он и, искоса глянув на незваного гостя, хмуро осведомился, — Что привело тебя в мой дом? Я думал, что ясно сказал тебе не появляться боле у моего порога!

— Я не у порога, я у камина, — уточнил рыжий и, ухмыльнувшись, слегка развел руки в стороны, — И пришел всего лишь поиграть с тобой в эше́к, маг. Неужели в твоих глазах это такое преступление?

— Я не обучен глупым играм, — глаза Рейнира, и без того не бывшие особенно светлыми, казалось, потемнели еще больше. Старик выпрямился и, медленно потянув носом воздух, приподнял подбородок. Вид он имел устрашающий.

— Что тебе нужно, мальчик? Я не привык не получать ответов на свои вопросы.

— У тебя ослабла память, старик? — Чеслав с интересом склонил голову набок, расплываясь в широкой, язвительной улыбке, — Мои желания все так же неизменны, я прихожу к тебе за одним и тем же не в первый раз. Но сегодня я это получу, даже если тебе сие не желанно, — желтые глаза опасно сверкнули, отразив свет камина, — Сегодня… твое мнение уже не так важно для меня, старый осел.

— Наглый мальчишка! — маг, и без того чрезвычайно раздосадованный ссорой со своим учеником и помощником, резко шагнул к собеседнику, — Лучше бы тебе уйти по-доброму!

Упомянутый «мальчишка», ухмыльнувшись, повернулся полу-боком и, явно демонстрируя пренебрежение к собеседнику, согнув ногу, обутую в высокий сапог на прочной подошве, демонстративно поставил ее на столешницу. После чего облокотился на колено и, подперев ладонью подбородок, безмятежно улыбнулся.

— Ты так груб, старик… И так театрален. Скажи, ты никогда не задумывался о карьере лицедея? Ты напрасно губишь свой талант в этом забытом богом и людьми месте, это так печально…

Рейнир, очевидно, понявший, что на собеседника его никакое давление не действует, медленно потянул носом воздух, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Ему потребовалось несколько секунд, зато после голос его зазвучал уже на порядок спокойнее.

— Небо и земля, какого дьявола тебе нужно от меня, Чеслав? Я требую ответа, мальчик.

— Какого дьявола мне нужно от самого дьявола… — нараспев повторил оборотень и, склонив голову набок, окинул собеседника долгим насмешливым взглядом, — Ты и впрямь будто лишился памяти, Рейнир. А как же твой великий дар, способность предвидеть наперед все, что произойдет в грядущем? Ты действительно не знал, что я приду и буду требовать того, о чем просил и молил тебя столько раз?

— Я не хочу понимать твоих слов, оборотень, — голос мага похолодел еще на несколько градусов. Рейнир, словно защищаясь от собеседника, скрестил руки на груди, делая шаг назад. Сейчас, наверное, он уже немного жалел о том, что столь опрометчиво выпроводил Венсена из своего дома, о том, что остался совершенно один, не имея поддержки за спиной, но сделать уже ничего не мог.

— Или объяснись, — продолжил маг после недолгого молчания, — Или избавь меня от своего общества!

— Ты скор на слова, маг, — Чес покачал головой и, хмыкнув, устроился на столе поудобнее, без особых церемоний ставя на него и вторую ногу, — Хорошо. Я объясню тебе причину моего прихода, объясню в тысячный раз и, надеюсь, после этого ты удовлетворишь мое желание. С тех пор, как ты подарил Ренарду Ламберту бессмертие, старик, я не перестаю жаждать того же. И не единожды уже я бывал здесь, у тебя, просил тебя, умолял одарить меня им, однако… — он быстро облизнул губы и взгляд его стал колючим, — Однако, ты всегда находишь причину не дать мне желаемого. Но теперь я пришел не просить, Рейнир, а требовать. Ты дашь мне этот напиток сам, позволишь выпить бессмертие по доброй воле… или как ты называл это свое варево? — взгляд янтарных глаз скользнул по комнате и остановился на по-прежнему привешенной к стене модели фрегата, — Рене говорил, что напиток был назван именем корабля, висящего у тебя на стене. Значит, ты именуешь его semper vivens? «Всегда живой», о, как это банально!

— Не тебе судить об этом, мальчишка, — холодно отрезал колдун и, видимо решив расставить сразу все точки над i, жестко прибавил, — Какое бы название я не дал этому, тебе его не получить.

— Мы даже не начали играть… — задумчиво проговорил оборотень и, медленно опустив одну ногу, свесив ее со стола, принялся расслабленно ею покачивать, — А ты уже пытаешься поставить мне мат, старик. Это нечестная игра, и будет справедливо, если в конечном итоге и я сыграю нечестно. Но расскажи мне, если я так тебе неприятен, почему же ты даровал бессмертие Рене? Ведь он тоже оборотень, я думаю, тебе известно это. Или же все наше с ним различие в том, что он дружен с Виктором де Нормондом, который немного пережал тебе горло?

— Не мне, — отрезал маг и, нахмурившись, взглянул на собеседника в упор. Глаза его, отразив каминный огонь, вновь полыхнули страшным фиолетовым пламенем, однако, наткнувшись на спокойную насмешку янтарных очей, словно бы поглотивших жар камина, как-то сразу потухли.

— Нашла коса на камень… — не удержавшись, тихо пробормотала Татьяна, в эти секунды испытавшая даже некоторое расположение к Чеславу. Кто бы мог подумать, что на свете этом существует человек, существо, способное противостоять такому страшному магу, как Рейнир, пусть это даже всего лишь противостояние взглядов!

Ей никто не ответил. Лишь Ричард, мельком глянув на наивную девушку, тихонько вздохнул и быстро, грустно улыбнулся, продолжая созерцать происходящее.

— Думаешь, мне неизвестно, как важен был тебе этот холм, оборотень? — темные глаза чуть сузились; холод их, казалось, способен был остудить даже пламя, бунтующее в очах рыжего, — Это ты был лишен возможности черпать силу из великого места, тебе де Нормонд пережал горло, но не мне! Я нашел способ…

Чеслав безмятежно улыбнулся.

— Но сейчас речь идет не об этом. Постарайся удержать свой разум в узде, старик, давай сохраним линию разговора. Итак, по какой причине ты предпочел мне Ренарда Ламберта? Почему посчитал, что он больше меня достоин твоего дара? — в мягком голосе оборотня прозвенели стальные нотки, и Ренард, вслушивающийся в разговор, несколько поежился. Судя по всему, он, знающий названного брата лучше прочих, вполне закономерно ожидал от него любых поступков и загодя был им не рад.

— Ренард — благородный человек, — Рейнир немного выпрямился, говоря так четко, что каждое его слово, будто высеченное на металле, казалось, повисало в воздухе, рисуясь в нем отчетливыми прозрачными очертаниями. Эрик с Татьяной, хорошо помнящие, чем завершился прошлый визит баронета сюда, быстро обменялись понимающими взглядами. Очевидно было, что на Ламберта маг обиды отнюдь не таит, и моральные качества его по-прежнему оценивает очень высоко.

— В его руках этот дар принесет скорее благо людям, нежели вред. В твоих же руках, Чеслав…

— Ты недостаточно хорошо знаком со мной, и плохо знаешь Рене, чтобы судить столь категорично, — оборвал собеседника на полуслове оборотень и, свесив со стола и вторую ногу, неспешно соскользнул на пол, кривовато ухмыляясь, — Да и какое право имеет тот, кто уничтожает несчастных детей из рода де Нормонд, тот, кто проклял целый род, рассуждать о благородстве?

Лицо мага потемнело, в глазах засверкали угрожающие молнии. Похоже было, что последнее, совершенно разумное и обоснованное обвинение задело старика за живое, оскорбив до глубины души.

Он сделал шаг вперед, надвигаясь на собеседника и, скрипнув зубами, зашипел, как взбешенная змея:

— Как смеешь ты!.. Думаешь, мне неизвестно, кто проклял род де Нормонд, прикрывшись моей личиной? Думаешь, я не знаю, что творится в замке несчастного графа, по незнанию вставшего у тебя на пути? Как смеешь ты обвинять меня в своих грехах, пес?!

Чеслав выпрямился, расправляя широкие плечи. По губам его медленно растеклась откровенно насмешливая, нескрываемо жестокая, безжалостная улыбка.

— Думаю, что ты глуп, старик, — очень спокойно, почти мягко отозвался он, — И что с тем, кому достало сил проклясть целый род, с тем, проклятью которого ты не способен помешать даже с помощью своего неумелого подопечного, ты бы мог вести себя более вежливо.

Ренард, слушающий эти слова во все больше и больше возрастающем изумлении, переживающий сейчас несомненное потрясение, закрыл рот рукой, опасаясь случайно издать хоть звук.

— Мне наплевать на твои измышления! — совсем взорвался Рейнир, — Я не желаю более терпеть тебя в своем доме! Убирайся прочь, пес!!

Слова на мгновение повисли в воздухе, а затем словно растворились в нем, сообщая напряжение всей окружающей обстановке.

В облике Чеслава что-то изменилось. На первый взгляд он как будто бы оставался таким же — на губах его продолжала цвести насмешливая улыбка, глаза все так же таинственно поблескивали, отражая каминный пламень, даже руки, расслабленно касающиеся стола, возле которого он находился, ничуть не дрогнули, и все-таки он казался другим. Во всем облике его, во всем виде появилось что-то другое, чужеродное, неуловимо враждебное, жестокое, лишенное милосердия и очень, очень опасное.

Наблюдатели, которым единожды уже довелось лицезреть это перевоплощение милого и вежливого юноши, почти ботаника, даром, что в этом веке он еще не носил очков, в страшное чудовище, обеспокоенно, напряженно переглянулись. Во всяком случае, поступили так Винсент, Эрик и Татьяна, поскольку Ричард с Дэйвом обменялись взглядами скорее понимающими, вне всякого сомнения, знающие, к чему ведет это перевоплощение рыжего оборотня.

Чеслав скользнул кончиками пальцев по столу, совсем легко, как будто бы играя, и медленно, тяжело шагнул вперед.

Напряжение в воздухе стало почти осязаемым, потрескивая искорками статического электричества, вспыхивая мгновенным незримым пламенем, ощущаясь даже сквозь призму минувших столетий.

— Так значит, бессмертие наделяет и безрассудством? — улыбка оборотня стала безмятежной, но даже за нею скрывалась угроза. Голос его, как и общий облик, тоже не избежал изменений — появились жестокие нотки, неизвестно откуда возникла хрипотца.

— Чтобы избавить свой дом от твоего присутствия, мне не нужно бессмертие! — раздраженно рыкнул в ответ Рейнир, похоже, совершенно не ощущающий напряженности момента. Или, что тоже можно было предположить с высокой долей вероятности, маг был слишком уверен в своих силах, чтобы действительно, по-настоящему и всерьез опасаться оборотня, находящегося рядом с ним. Видимо, этим же мог быть объяснен и факт, что он, демонстративно не желая продолжать беседу, позволил себе опрометчиво повернуться к собеседнику спиной, вновь обращая все внимание на зелье.

Чеслав же, услышав его слова, буквально расцвел.

— Это было бы слишком большим подарком судьбы, старик… Но неужели же слух не обманывает меня? Ты и в самом деле до сих пор не бессмертен, в отличие от одаренных тобою… — он запрокинул голову и, недоверчиво покачав ею, опять опустил взгляд на собеседника, — И что же помешало тебе одарить вечной жизнью самого себя? Поделись, сделай милость, меня гложет любопытство. Мне ведь известно, что память твоя еще не настолько плоха, или… быть может, я ошибаюсь?

— Это не должно касаться тебя, — недовольно буркнул в ответ Рейнир и, умолкнув, принялся смотреть в кипящую в котле жижу. Зрелище это, видимо, настроило его на несколько более миролюбивый лад, поскольку, помолчав немногим меньше минуты, он все же соблаговолил дать ответ на заданный вопрос.

— Дабы наделить бессмертием других, я использовал свою кровь. Она дополнила мое зелье, она сделал их вечно живыми, вечно молодыми, она дала им возможность быстро восстанавливать собственные тела!.. Но для себя мне придется придумать что-то другое, и до сей поры все мои попытки оказывались тщетны. Но сейчас, сегодня, я убежден, мне все удастся! — глаза мага фанатично блеснули, и он бросил на собеседника неприязненный взгляд искоса, — Ты узнал, что тебе нужно? Убирайся, ты мешаешь мне, оборотень.

— Вот значит, как… — сладким голосом протянул Чеслав и, полностью игнорируя последние слова колдуна, шагнул вперед, останавливаясь буквально за его спиной, — Значит, в этом котле кипит твое личное бессмертие, как любопытно! Но что же все твои защиты? Кажется, ты говорил когда-то, что покуда защищен, на тебя нельзя воздействовать ни магией, ни оружием, ни мыслью, ни дыханием… Разве это изменилось?

— Пока я занят этим, я обхожусь без… — маг, увлеченный спокойными рассуждениями оборотня, осекся, вдруг сообразив, что́ только что произнес и, рывком обернувшись, оказался буквально нос к носу с собеседником. Что-то в лице последнего явственно не понравилось Рейниру, потому как рука его, явно против воли, метнулась к вороту одежды и принялась лихорадочно раскапывать слои ткани.

Чеслав мягко, сочувствующе улыбнулся и медленно, очень картинно поднял левую руку, демонстрируя зажатую в ней веревочку со странным кулоном на ней. Более всего он напоминал два совмещенных меж собою треугольника, но края их был столь нечетки и так тесно переплетены друг с другом, что даже понять, где завершается один, и начинается другой, было почти невозможно.

— Уникурсальная гексаграмма… — неожиданно пробормотал Винсент, недоверчиво вглядываясь в непонятно каким образом вырезанный из дерева кулон, — Как странно, я готов клясться, что видел его прежде…

— Разумеется, — Ричард, не удержавшись, негромко фыркнул, красноречиво указывая на мага, — На шее вот у этого товарища.

— Нет-нет… — хранитель памяти, не поддавшись на легкую шутку, энергично затряс головой и, закусив губу, немного подался вперед, всматриваясь пристальнее, — Позже, гораздо позже… И, кажется, не слишком давно.

— Сегодня я пришел, чтобы убить тебя, — донесся из комнаты голос Чеслава, заставив наблюдателей мгновенно забыть о собственных разговорах и опять уделить внимание происходящему, — А ты сделал все, чтобы облегчить мне эту задачу.

Рейнир замер, не в силах отвести взгляд от покачивающегося перед его лицом кулона. Оборотень говорил спокойно, размеренно, в словах его ощущалась неоспоримая сила, непогрешимая уверенность в ней, и сомневаться, что он выполнит задуманное, не приходилось. Старик медленно, неуверенно поднял руку, потянулся внезапно задрожавшими пальцами к талисману, однако Чеслав, как и следовало ожидать, в последний миг резко убрал его. Маг попытался отступить назад, едва не наступил в огонь и, ухватившись рукой за каминную полку, уставился на собеседника с каким-то недоверчивым страхом.

— Ты… ты не посмеешь… — голос его зазвучал сипло, напряженно; неизвестно откуда в нем появились старческие дребезжащие нотки. Даже лицо великого колдуна в эту секунду изменилось и, освещенное языками каминного пламени, стало казаться страшной морщинистой маской, натянутой для какого-то безумного маскарада. Чеслав же, напротив, казался моложе, краше, — лицо его, освещенное пляшущим огнем, поражало четкостью черт, желтые глаза опасно и неумолимо притягательно сверкали, и на губах цвела спокойная, мягкая улыбка. Со стариком, на которого как-то разом вдруг навалилась тяжесть всех прожитых лет, он составлял разительный контраст.

Испуганный, жалкий, согнувшийся, как будто в мгновение ока утративший все свои силы, Рейнир цеплялся дрожащими пальцами за каминную полку и с нескрываемым ужасом взирал в лицо своей судьбе.

Чеслав небрежно подбросил талисман на ладони и, сжав его в кулаке, опустил руку. Улыбка, играющая на его губах, обрела явственно презрительный оттенок.

— Надо же, так стар, а все-таки боится смерти… — задумчиво вымолвил он, и внезапно нанес страшный, невероятный по своей силе удар. Захрустели, сминаясь, кости и из горла мага вырвался жалкий, булькающий звук, то ли хрип, то ли сип, а из уголка губ заструилась вниз тонкая кровавая полоса…

Татьяна, судорожно сглотнув, поторопилась отвернуться, утыкаясь лбом мужу в грудь. Тот, пораженно приоткрыв рот, крепко прижал девушку к себе, не в силах оторвать взгляд от происходящего в комнате.

Винсент, помрачнев, опустил глаза. Смотреть, как убивают человека, с которым его, судя по всему, связывало как минимум несколько прожитых вместе лет, хранителю памяти было, мягко говоря, неприятно.

Ренард, замерший, словно изваяние, у окна, не сдержавшись, чуть слышно охнул. Звук этот странным образом совпал с тяжелым вздохом Ричарда, тоже не желающего созерцать неприятную сцену из недр своей памяти.

Чеслав, пробивший кулаком человеческую грудь, резко повернул голову, прислушиваясь, и мимолетно улыбнулся.

— Однажды… — страшный хрип, разнесшийся по комнате, заставил всех — и наблюдателей и самого убийцу вновь обратить взгляды к умирающему магу, — Один… из… моих потомков… — он с огромным трудом поднял руки, слабо стискивая ими запястье своего убийцы и продолжая шептать, хрипеть, захлебываясь кровью, свои последние слова, — Юноша… без имени и без веры… одолеет… тебя…

Оборотень криво усмехнулся и рывком выдернул руку из груди мага, сжимая что-то в кулаке. Рейнир, слабо взмахнув сброшенными руками, упал назад, ударяясь затылком о каминную решетку. С пальца его в эту секунду слетел и скрылся среди пламени не замеченный оборотнем перстень.

Винсент тихо охнул и схватился за собственную руку, потрясенно переводя взгляд на кольцо, украшающее ее. Никакой ошибки и никаких сомнений быть не могло — перстень был тем же самым.

— Однажды здесь засияет солнце… — хрипло пробормотал он и, стиснув пальцы одной руки другой, прижал обе к груди.

Тело Рейнира, остывая, простерлось возле камина, заливая и пачкая кровью решетку и пол возле нее. Чеслав, стоя над ним, негромко рассмеялся, созерцая собственную окровавленную руку, сжимающую что-то странное и страшное, кусок плоти несчастного мага, по сию пору не прекращающий кровоточить… Затем хмыкнул и, отпихнув тело колдуна ногой, приблизился к котлу.

— Итак, для зелья и неуязвимости нужна твоя кровь, — с задумчивой ухмылкой проговорил он, обращаясь к тому, что сжимал в руке. А затем, вытянув ее, добавил:

— Любопытно, довольно ли ее еще в твоем сердце? — он медленно разжал пальцы, и упомянутый орган плюхнулся в кипящую жижу.

Зелье, поглотившее кусок плоти с жадностью оголодавшего аллигатора, негромко булькнуло, затем вспенилось, всплеснулось вверх, поднимаясь над котлом наподобие шапки, и сейчас же опало, успокаиваясь и тихонько шипя.

Оборотень, внимательно созерцающий происходящее, улыбнулся уголком губ и кивнул.

— Кажется, твое бессмертие готово, Рейнир. Жаль, только выпить ты его уже не сумеешь… А впрочем, думаю, будешь рад обрести вечную жизнь в моей крови, — он быстро широко улыбнулся и, оглянувшись через плечо, негромко окликнул, — Курк!

Ответом на его слова послужил громкий, какой-то очень неприятный шорох из самого темного угла комнатки. Большой ворон, непонятно, когда успевший пробраться сюда из первого помещения, взмыл под потолок комнатки и, приземлившись на плечо хозяину, с любопытством заглянул в котел.

Чеслав мягко рассмеялся.

— Нет-нет, Курк, ведь мы с тобою не бродяги, чтобы пить прямо из котла! У этого старого дурака есть кружки, они нам не помешают… — с этими словами он протянул руку и, взяв с каминной полки деревянную кружку, зачерпнул ею зелье. Недоверчиво понюхал и, фыркнув, поднял руку с чашкой, предлагая ее содержимое ворону.

— Как ты это находишь?

Ворону зелье не понравилось. Склонив голову набок, он неприязненно осмотрел его, а затем, нахохлившись, презрительно каркнул в сторону и демонстративно отвернулся. Взгляд его, правда, по-прежнему оставался обращенным к чашке, и Чеслав, пребывающий на редкость в хорошем расположении духа, заметив это, вновь расхохотался.

— Пей, не стесняйся. В моих вечных странствиях мне понадобиться друг… — при этих словах в глазах оборотня появился какой-то неприятный колючий блеск, и Эрик, не сводящий с него взора, внезапно подумал, что похоже, единственная причина благородства рыжего по отношению к большой птице — это желание проверить действие зелья на «друге», убедиться, что, выпив его, он не отравится.

Впрочем, ворон подвоха в словах и действиях хозяина явно не заметил. Задумчиво поглядев на оборотня, а затем переведя взгляд на чашку, он неспешно, степенно наклонился, едва не упав при этом с плеча хозяина и погрузил клюв в зелье. Миновало несколько секунд, прежде, чем Чеслав решительно отодвинул кружку от носа своего пернатого приятеля и выжидательно воззрился на него. Ворон ответил взглядом не самым приязненным и, не то каркнув, не то кашлянув, нахохлился еще больше, переступая по плечу хозяина и стараясь отодвинуться от кружки подальше.

— Не вкусно? — Чеслав усмехнулся и, покачав кружку в руке, с интересом заглянул в нее, — Что же поделаешь, Курк, бессмертие требует жертв… — он неожиданно поставил кружку на каминную полку и скользнул рукой куда-то за пояс собственных штанов, прикрытых яркой туникой. Мгновением спустя в пальцах его сверкнул тонкий, острый кинжал.

— И нуждается в проверке… — задумчиво вымолвил оборотень и, неожиданно дернув плечом, заставил ворона вновь взмыть под потолок. В следующую секунду в воздухе молнией сверкнул кинжал и впился прямо в грудь несчастной птице. Курк сбился, было с полета, но затем удивленно оглянулся на хозяина и, вопросительно каркнув, опять приземлился ему на плечо. Зрелище было жутким — рыжий оборотень с окровавленной рукой и сидящий на его плече ворон с кинжалом в сердце.

Чеслав ухмыльнулся и, легким движением выдернув оружие из тела своего пернатого друга, удовлетворенно кивнул.

— Я был бы огорчен, если бы убил тебя, — ласково заметил он и, взяв с каминной полки кружку, одним глотком осушил ее. Передернулся, морщась и, бросив пустую посуду в ярко вспыхнувший огонь, довольно вздохнул, улыбаясь.

— Чувствую, как его бессмертие течет по моим жилам… Прощай, глупый старик. Спасибо за подарок.

Дэйв поднял руку, медленно перелистывая грань реальности. Звуки вокруг начали размываться, теряя ясность, изображение поплыло, словно размытое водой, грозя вот-вот смениться другой картиной из прошлого Рене, когда Чеслав неожиданно вновь повернул голову и бросил в сторону окна мгновенный проницательный взгляд.

Наблюдатели, которым внезапно почудилось, что взгляд этот был устремлен непосредственно на них, невольно отшатнулись от рамы и та почти мгновенно растаяла в сероватой дымке, заволокшей все вокруг. Оборотень исчез вместе с избушкой убитого им мага, вместе с вороном и обретенным бессмертием, испарился, как утренний туман над рекой. Растаял и Ренард, растерянный, потрясенный, ошарашенный увиденным, Ренард, о присутствии которого за окном Чеслав, судя по последнему взгляду, знал.

— Он выглядел как настоящий колдун, — негромко подал голос граф де Нормонд, как-то рефлекторно продолжая обнимать супругу, прижимая ее к себе, словно пытаясь защитить от ужасов прошлого, — Такой, какими их изображают в страшных сказках. Убийца, варящий зелье из сердца своего врага, создающий свое бессмертие из чужой смерти, с вороном на плече…

— Он не колдун, — дрогнувшим голосом возразила девушка и, поежившись, сильнее прижалась к любимому мужу, добавляя на порядок тише, — Он демон…

Ричард, быстро переведя взгляд с одного из своих собеседников на другую, негромко вздохнул.

— В те годы я не был большим поклонником Рейнира, не стал им, говоря откровенно, и сейчас, но даже для меня это было чересчур. Я не ожидал от Чеслава такой жестокости, не подозревал, что он настолько силен… Я был напуган. Мысль о том, что род де Нормонд, семью моей сестры и моего лучшего друга проклял и обрек на смерть тот, кого я считал братом, не давала мне покоя. К тому же… если Чес смог справится с Рейниром, которого сам же называл невероятно сильным магом, если он оказался более могущественным, чем всесильный колдун, то кто сумеет остановить его? Проклятие так и будет губить дорогих мне людей, а я буду просто сидеть и смотреть на это?.. — он ненадолго умолк, сжимая губы и почему-то не продолжая. Слушатели же его, обменявшись взглядами, решили немного изменить тему, возвращаясь к тому, что произошло только что на их глазах.

— Но как Чеславу удалось стянуть этот кулон? — девушка растерянно и недоверчиво покачала головой, — Я не заметила, когда он успел схватить его, а между тем…

— Он был на столе, — Винсент, по сию пору предпочитающий отмалчиваться, созерцая перстень, украшающий его руку, чуть покачал головой, — Как странно, мне кажется, что мы видели не все… не то, чтобы ко мне возвратилась память, нет, это скорее смутное ощущение. «Однажды здесь засияет солнце» — ведь не просто же так на его перстне имеется эта надпись! Но разве может оно засиять теперь, если владелец его мертв?

— Я не обращал слишком пристального внимания на его руки, — Лэрд, с охотой переключаясь с темы более грустной на другие размышления, пожал плечами, — Но мне кажется, что пока перстень был на его пальце, он сиял, как маленькое солнце. На твоей руке он кажется тусклым…

— Но может быть, засверкает, когда ты сумеешь вспомнить то, что заставил тебя забыть Рейнир, — неожиданно подал голос Дэйв и, слегка пошатнувшись, слабо улыбнулся, — Друзья мои, я не хочу настаивать или подгонять вас, но…

— Да-да-да, извини, — Ричард поспешно поддержал молодого хранителя памяти и, вздохнув, покрутил головой, — Обсуждение можно продолжить и позже, сейчас лучше бы завершить просмотр. Итак, после того, как я видел, как Чеслав убил того, кого, казалось бы, нельзя было одолеть, я прекратил с ним общение. Просто не мог заставить себя взглянуть вновь в эти страшные желтые глаза, не понимал, как вести себя и что говорить. И к тому же был потрясен предательством, обманом — ведь я обсуждал с ним проклятие! И он всегда говорил, что здесь несомненно вина Рейнира, он подталкивал меня к встрече с ним! А оказалось все совсем иначе… Я ссылался на занятость, я избегал встречи с ним, а дни летели, слагаясь в недели. Виктор все это время жил затворником, избегал меня с той же настойчивостью, с какой я сам избегал Чеса, но я, понимая его горе, не пытался настаивать на встрече… — мужчина ненадолго замолчал, затем глубоко вздохнул и продолжил уже несколько более мрачно, — Спустя недели до меня дошла весть о смерти еще одного ребенка Виктора и Аделайн. Моего племянника, малыша Адриана… Я очень любил этого мальчика, весть о случившемся причинила мне невыносимую боль, которая дополнилась еще одним известием. Буквально через несколько часов после того, как я узнал о его гибели, я получил записку от сестры, в которой она умоляла меня найти ее мужа. Писала, что Виктор, поняв, что потерял сына, сорвался с места и, сказав, что отправляется искать мага, наложившего проклятие, выбежал из дома. С тех пор прошло уже порядочно времени, но он так и не вернулся… Конечно, я не мог остаться в стороне, — Ричард в раздумье прошелся из стороны в сторону, глядя себе под ноги, — Куда ушел Вик? Кого он собирался искать и кого мог найти в итоге? Я-то знал, что Рейнир уже несколько недель как мертв, и Виктор мог бы найти разве что его тело. К тому же, я даже предположить не мог, где вообще он собирался искать этого колдуна и, соответственно, где искать его самого. Но и сидеть в бездействии тоже не мог. Посему, рискнув предположить, что поиски следует начинать с пресловутой избушки Рейнира, я в третий раз за свою жизнь отправился к ней… — оборотень умолк и, вытянув руку вперед, указал на пространство между Татьяной и Эриком, вынуждая последних обернуться.

Перед глазами наблюдателей стремительно разворачивалась новая картина печальных воспоминаний.

На этот раз поляну, где находилась избушка ныне покойного мага, скрывал полумрак. Вечерний сумрак уже потихоньку подкрадывался, выползая туманом из всех щелей, как будто поднимаясь вместе с ним от земли и застилал собою все доступное пространство. Небо, совсем не радующее глаз низко нависшими грозовыми тучами, дополняло и без того мрачноватую картину неприятной серостью красок и каким-то невнятным, рассеянным полусветом, ниспадающим откуда-то из толщи туч. Казалось, что солнце, уходя на ночной покой, позабыло среди них один из своих лучей, и тот, заплутав, запутался, потерялся, слился с серостью небес и, утратив золотистые краски, став почти бесцветным, хоть и продолжал даровать малую толику света, все же ничуть не оживлял картину запустения, царящую на поляне.

Избушка Рейнира, тонущая средь этой серовато-туманной мглы, производила ощущение даже более неприятное, чем в будущем, где она выглядела уже на порядок сильнее разрушенной и дряхлой. Крыша, пока еще не столь сильно нависающая над крыльцом, но создающая тем не менее очень густую тень даже в солнечные дни, сейчас казалась верхней губой какого-то животного, разверзшего страшную, черную, совершенно бездонную пасть. Два столба, поддерживающие ее, и отливающие в сером свете серебристо-белым, производили впечатление клыков все того же страшного зверя, лишь усиливая сходство с пастью.

Старый домик, потерявший хозяина совсем недавно, выглядел давно брошенным и опустевшим, казался всеми позабытым и, надо признать, навевал некоторую грусть. Похоже было, что теперь, со смертью Рейнира, о существовании этой избушки знают лишь звери да птицы, одна из которых сейчас как раз гордо восседала на трубе лесной сторожки.

Девушка, на которую это место, утопающее в тоскливом полумраке, обволоченное туманом, навевало самые, что ни на есть, мрачные мысли, заметив пернатое создание, слабо усмехнулась. Шутить на тему гастрономических предпочтений Винсента желания сейчас не возникало.

По засыпающему, безмолвному лесу эхом прокатился конский топот, и на поляну, как тень, вылетел всадник, облаченный в черное. Как и ранее, со своим вороным он представлял идеальный тандем и, темным силуэтом выделяясь среди царящего кругом сумрака, казался едва ли не его порождением.

Между тем, самого наездника, вне всякого сомнения, нисколько не заботило впечатление, которое он был способен произвести. Наверное, даже если бы путешественники по памяти, присутствующие здесь, были видимы, Ренард, узнать которого труда, безусловно, не составляло, скорее всего просто не заметил бы их, поглощенный собственными мыслями.

Натянув поводья, баронет легко остановил своего вороного и, соскочив на землю, резкими, порывистыми движениями стянул с рук перчатки, вглядываясь в заброшенную избушку. Воздух вырвался из его легких облачком пара, и наблюдатели, до сих пор как-то не обращавшие особенного внимания на погодные условия, внезапно сообразили, что вокруг действительно довольно прохладно.

Эрик обнял супругу за плечи и притянул к себе, дабы согреть теплом своего тела.

Винсент предпочел сделать вид, что холода не боится и, гордо его игнорируя, с самым независимым видом сунул руки в карманы, созерцая рассматривающего избушку баронета.

Ричард же, который неосмотрительно отправился в путешествие по собственной памяти в одних штанах, недовольно поморщился и, выразительно шмыгнув носом, обхватил себя руками. Дэйв, бросив на хозяина сочувствующий взгляд, немного помялся, а затем, решительно стянув с себя пиджак, накинул его на обнаженные плечи оборотня. Тот, удивленно оглянувшись на верного друга, благодарно улыбнулся ему.

— Смотри, сам не замерзни, — негромко хмыкнул он и, более не говоря ни слова, опять обратил взгляд к собственной копии из прошлого.

Сделал он это, как оказалось, очень своевременно, ибо баронет Ламберт, некоторое время в раздумье созерцавший находящийся перед ним домишко, наконец, видимо, рискнул проверить его на предмет необитаемости, и решительными шагами направился к скрытой в тени входной двери.

Однако, не успел он поравняться со столбами, поддерживающими неумолимо сползающую с них крышу, как хлипкая створка растворилась с душераздирающим скрипом. Птица на трубе, нервно вскрикнув, хлопнула крыльями и тяжело, с видимой неохотой полетела прочь от удобного, но оказавшегося столь шумным насеста.

Ренард отступил назад, недоверчиво и в то же время понимающе, сочувствующе, с нескрываемым беспокойством созерцая фигуру, появившуюся из избушки мага.

Это был относительно высокий мужчина, кажущийся ниже из-за сутулости, вроде бы еще не особенно старый, но буквально согнутый, придавленный грузом каких-то забот. Он сделал несколько неуверенных, шатких шагов вперед и, наконец, попал в полосу света.

Татьяна, испуганно и изумленно приоткрыв рот, сильнее прижалась к мужу. Не взирая на то, что, собственно, никого, кроме этого человека здесь нельзя было ожидать встретить, узнать его можно было только с очень большим трудом.

Волосы мужчины, доселе не отличавшиеся особенной светлотой, сейчас были абсолютно седыми, почти белыми в сером свете, спускающемся с небес, а глаза его, некогда сиявшие жизнерадостностью, глаза, в которых ярко цвело желание жить, желание радоваться самому и радовать других, ныне казались выцветшими, потухшими и совершенно безжизненными. Только лицо, изборожденное сеткой морщин, искаженное горем, словно почерневшее изнутри, по сию пору хранило в глубине своей тень того графа де Нормонд, каким он прибыл на большой холм посреди поля и каким его впервые увидели наблюдатели.

— Виктор… — Рене вздохнул и, чуть покачав головой, сжал губы, делая шаг навстречу другу, — Я так надеялся, что не встречу тебя здесь.

— Что?.. — мужчина поднял опущенную доселе голову и, невидяще глянув на обращающегося к нему человека, на несколько секунд замер, присматриваясь, пытаясь понять, с кем говорит, — А, Ренард… Я… забрел сюда… случайно. Искал…

— Мага? — баронет глубоко вздохнул и, видимо, решив, что для подобных разговоров сейчас все-таки не время, поспешил перевести беседу в другое русло, — Ты должен вернуться домой, Вик. Ада беспокоится, я искал тебя…

— Ада?.. — граф непонимающе нахмурился, вне всякого сомнения, не узнавая имени собственной жены, однако, уже мгновением спустя слабо улыбнулся, — Да, Ада… Единственный луч света в окружившей меня тьме… Я не могу, Рене, не хочу… Я даже не помню, как добрался сюда, ведь кажется… коня нет?

— Нет, — Ренард, подойдя еще ближе к другу, осторожно коснулся ладонью его плеча, — Должно быть, ты действительно заплутал, друг мой. Ничего страшного, на моем коне мы сумеем уехать оба…

— Нет, нет! — Виктор с неожиданной живостью отступил назад, глядя на собеседника с каким-то отчаянным упорством, — Нет, Рене, никогда, нет… Я не могу, не хочу, видеть Аду… Она измучена горем, и сейчас утешать меня!.. Нет, нет, я не посмею… — в блеклых глазах блеснули слезы, и баронет занервничал.

— Вик… Ты ведь не можешь и вовсе не возвращаться домой, — он попытался улыбнуться, мягко продолжая, — Я бы предложил тебе свой дом, но, если Аделайн узнает, что ты у меня, она тут же примчится сама. Прошу тебя…

— Давай прогуляемся, Рене? — Вик поднял взгляд и бледное лицо его озарила какая-то странная, полубезумная улыбка, — Сегодня чудесная ночь, воздух… Мне так не хватает воздуха… Я хочу дышать лесом, Рене, мне… Мне это очень нужно, клянусь!

— Хорошо-хорошо, — Ренард легко повел подбородком и, протягивая другу руку, позволил себе легкую улыбку, — Конечно, если тебе так нужно пройтись, почему нет?

— Спасибо, — граф опять опустил взор и, обходя все еще стоящего напротив него собеседника, медленно шагнул вперед. И тут же запнулся обо что-то, неловко взмахнул руками, начиная заваливаться вперед и, несомненно, упал бы, если бы шурин вовремя не схватил его за плечи, удерживая.

— Спасибо, Рене, — еще раз повторил граф Виктор и попытался, было, высвободиться из хватки друга, но тот не пустил его.

— Осторожнее, — мягко предупредил он, — В лесу много корней и сучьев, ты можешь упасть, — с этими словами он, сильнее сжав плечи друга и родича, мягко и аккуратно повлек его вперед, внимательно следя, чтобы тот не оступился.

Граф, повинуясь беспрекословно, безмолвно, практически безвольно, неловко и неуверенно зашагал к лесу, не поднимая глаз.

Созерцатели, не тратя зря времени, последовали за ними, силясь отвлечься от пронизывающего сыроватого ночного холода быстрой ходьбой и происходящими событиями.

Вскоре они уже находились среди деревьев.

В лесу над самой землей, у подножия высоких сосен и елей, туман, обволакивающий собою поляну мага, был еще гуще, стлался жутковатым белесым облаком, и люди, двигаясь по нему, казались плывущими в молоке.

Шаги баронета и его друга, шествующих довольно медленно, ввиду того, что Виктор явно не находил в себе сил передвигаться быстрее, утопали в этом спустившимся с небес облаке, скрадывались опавшей хвоей, становясь совершенно бесшумными, и порою казалось, что впереди движутся не живые люди, а лишь их призраки, тихо плывущие над землей.

Наблюдатели же, следующие за друзьями, и в самом деле сейчас могли бы считаться таковыми, по причине собственной невидимости.

Вокруг царила тишина. Дневные обитатели леса с наступлением сумерек, видимо, попрятались в гнезда и норы, а ночные жители не успели еще вступить в свои обычные права, и поэтому лес, отданный во власть наступающей тьме, сейчас казался почти вымершим, что не могло не создавать атмосферу ужаса.

— Я даже не знаю, зачем я пришел сюда, — голос графа де Нормонд, хоть и прозвучал довольно тихо, заставил наблюдателей невольно содрогнуться, а баронета Ламберта, вынужденного скрывать такие реакции, дабы еще больше не усугубить случайно состояние друга, осторожно повести плечами, прогоняя мгновенно накативший озноб. Виктор, впрочем, ничего не заметил.

Взгляд его по-прежнему был прикован к земле, едва различимой сквозь белесую дымку и похоже было, что кроме нее мужчину сейчас ничто не интересует.

Тем не менее, речь он вел отнюдь не о земле и даже не о тумане, и слова его, разлетаясь по вечернему лесу сотней едва слышных отголосков, казалось, замирали в воздухе, повисая навеки средь этих деревьев.

— Тебе известно, что я никогда не верил в магию. Я всегда был уверен, что все эти фокусы — лишь происки шарлатанов, и даже после того… Я убеждал всех, что проклятий не бывает, что их не существует, что все это чушь! — Виктор на несколько мгновений закрыл лицо руками и, остановившись, пошатнулся. Голос его зазвучал немного глуше, в нем послышались слезы и чувствовалась, что продолжение речи дается мужчине с большим трудом.

— На то, чтобы привести бабку я согласился только по просьбе Ады, а сам… Ведь это были всего лишь слова, или, быть может, какие-то травки, что могло в них быть опасного? Моя ошибка обошлась мне дорогой ценой, — граф отнял руки от лица и взглянул на собеседника с таким отчаянием, с такой болью во взгляде, что Ренард, не в силах сдержаться, на несколько мгновений почти зеркально отразил его отчаяние на своем лице. Отвечать он пока не торопился, видимо, догадываясь, что речь свою друг не завершил, и совершенно справедливо полагая, что Вику надо выговорится.

— Такой дорогой ценой… — прошептал последний и, судорожно втянув ночной воздух, продолжил, — Мне надо было быть умнее, надо было разобраться с этим проклятым магом прямо тогда, пока еще не стало поздно! Так поздно, слишком… слишком поздно… — Виктор неожиданно резким движением высвободился из рук Ренарда, по-прежнему обнимающего его за плечи и, пройдя несколько быстрых шагов вперед, столь же внезапно остановился, хватаясь рукой за ближайшее дерево.

— Слишком поздно!.. — в отчаянии повторил он, — Я не знаю, что делать, Рене, я уже ничего не понимаю… Силы оставляют меня, стоит мне лишь подумать, что это еще не конец, что семью мою ожидает еще какая-то трагедия… Рене… — граф обернулся, взирая на собеседника с откровенной мольбою во взгляде, к которой удивительным образом примешалась надежда, — Ведь он проклял меня… Быть может, смерть моя сможет остановить это проклятие?

Резкий порыв ветра внезапно взъерошил волосы баронета, и тот передернулся, во все глаза глядя на собеседника. На лице его, сменяя друг друга с быстротой молнии, попеременно пронеслись недоумение, изумление и, в конечном итоге, откровенное негодование.

— Ты сошел с ума, Виктор! — баронет, практически в мгновение ока очутившийся рядом с другом, схватил его за плечи и несколько раз энергично встряхнул, — Не смей даже думать об этом, Вик, не вздумай больше допускать таких мыслей! Ада не переживет, если с тобой что-то случится, мы все этого не переживем! Черт бы тебя побрал, в конце концов, подумай о детях! Ты потерял двоих, но, заклинаю, не лишай других отца!..

Виктор моргнул и, избегая смотреть на собеседника, медленно перевел взор куда-то вправо. Неизвестно, что сумел различить граф в тумане, скрадывающем окружающее пространство, но лицо его совершенно неожиданно вдруг озарила тень слабой улыбки.

— Пруд…

— Что?.. — Рене, ожидавший, видимо, совершенно любой реакции на собственные слова, кроме такой, недоуменно моргнул, тоже обращая взгляд правее. Глаза оборотня оказались не менее остры, чем очи его друга, потому как он тихонько вздохнул и не преминул подтвердить слова последнего.

— Да, пруд… Только не говори мне, что хочешь утопится, все равно не позволю, — баронет позволил себе мрачноватую усмешку и, хлопнув Виктора по плечу, отпустил его, — Лучше я принесу тебе немного воды. Говорят, холодная вода помогает прийти в себя ничуть не хуже прогулки по лесу… Подожди здесь, — он торопливо отстранился и быстро зашагал к не единожды упомянутому, но пока невидимому для наблюдателей пруду. Однако, на половине дороги вдруг остановился и, оглянувшись через плечо на сгорбившегося возле дерева графа, нахмурился.

— И не вздумай идти за мной, понял? Если ты попытаешься и в самом деле утопиться, я для начала тебя спасу, а потом, пожалуй, сам утоплю в этом пруду. Все ясно?

— Ясно, Рене, — по губам Виктора змеей скользнула слабая усмешка, — Я подожду.

— Хорошо, — баронет глубоко вздохнул и, вновь повернувшись к собеседнику спиной, зашагал еще решительнее и быстрее.

Созерцатели, главным образом, девушка, за которой последовали и прочие, потянулись следом за мужчиной. Отчасти вызвано это было предположением, что все самое интересное, то, ради чего, собственно, они здесь и находятся, должно будет происходить в непосредственной близости от Рене, а отчасти простым любопытством и желанием наконец-то рассмотреть загадочный пруд, так густо покрытый белесым покрывалом тумана.

Они не видели, как граф де Нормонд, оставшийся позади них, медленно выпрямился и, немного склонив голову набок, принялся созерцать отошедшего оборотня с застывшей, насмешливой ухмылкой.

Ренард приблизился к краю берега и, присев на корточки, потянулся к находящейся довольно близко воде. В руке его наблюдатели неожиданно заметили фляжку, каковой прежде не видели. Судя по небольшому ремешку, прикрепленному к ней, фляга крепилась на пояс баронета и по сию пору либо сливалась с одеждой, либо же была прикрыта туникой.

Как бы там ни было, а набрать воды для оборотня не составило ни малейшего труда. Не прошло и минуты, как он, начиная закручивать фляжку и медленно поднимаясь с колена, неожиданно негромко заговорил, вновь нарушая повисшую, было, тишину леса.

— Если ты никогда не верил в проклятия, Вик, то не стоит начинать делать это сейчас. Большинство магов — лжецы и шарлатаны, только и знающие, как вытрясти побольше денег из карманов богатеньких дураков, и я не думаю, чтобы тип, которого ты искал, хоть чем-то от них отличается. Должно быть, это была просто попытка запугать тебя, чтобы потом ты выложил немало звонких монет за избавление от «проклятия». Что же до прочего…

Однако, узнать мысли баронета Ламберта насчет «прочего» никому из присутствующих не удалось.

Прямо за спиной его неожиданно послышались шаги, и граф Виктор, ступая куда как более уверенно и твердо, остановился рядом со своим другом. На губах его цвела кривая усмешка, руки были скрещены на груди, а в глазах горело странное, опасное, неприятно-знакомое пламя.

— Какие речи, господин баронет… — даже голос его изменился, обретая омерзительно знакомые нотки, — А мне-то казалось, ты веришь в силу Рейнира, — на последнем слове глаза «графа» неожиданно сверкнули ярким желтым огнем.

Рене, оступившись от неожиданности, с некоторым трудом обрел утерянное равновесие и медленно, недоверчиво обернулся. Созерцатели, до сей поры наблюдающие его действия, и сейчас изумленные не меньше, повернулись в свой черед, потрясенно глядя на того, кого доселе полагали несчастным Виктором де Нормонд.

Седые волосы постаревшего графа сейчас стремительно меняли свой цвет, начинали полыхать пламенем среди полутемного леса, укутанного одеялом тумана; глаза его горели желтым огнем; лицо разглаживалось, морщины исчезали, а вместе с ними исчезал и граф де Нормонд, уступая место совсем другому человеку, совсем другому существу.

Он легко смахнул невидимую соринку с одежды, и та стала казаться ярче, обретая сходство с обычным одеянием этого молодого мужчины, краснея среди деревьев. В этом странном, мистическом освещении собеседник и спутник Ренарда, кажущийся объятым пламенем, одновременно и производил впечатление политого кровью. Одежда его отливала бордовым, рыжие волосы казались красными и лишь глаза, сохраняя янтарный оттенок, позволяли сделать неоспоримый вывод о его личности.

Впрочем, предположение о кровавости его облика, как могло стать понятно при ближайшем рассмотрении, не было совсем уж лишено оснований. Бордовые пятна, во мраке кажущиеся черными, четко выделялись на красноватой рубахе оборотня, а высокие сапоги его кое-где были совершенно точно испачканы в чьей-то крови, что пугало еще сильнее.

Татьяна, прижимающаяся к мужу, неожиданно порадовалась, что им не приходится участвовать в этой драме напрямую — Чеслав начинал внушать ей почти сверхъестественный ужас.

— Ты?.. — Рене, явственно растерянный этим внезапным изменением внешности, пораженно покачал головой и попытался сделать шаг назад, но едва не упал вновь в пруд, возле которого все еще находился и, пошатнувшись, предпочел шагнуть вправо, все больше и больше хмурясь, — Где Виктор?!

На лице рыжего оборотня в ответ на этот вопрос медленно прорисовалась широкая, довольная и даже счастливая до невозможности, улыбка.

— Что может быть большей похвальбой актеру, как не столь искренняя вера зрителей в созданный им образ? — промурлыкал он и, прижав руку к груди, медленно склонился в поклоне, — Ваш покорный слуга, месье.

Легкий, неизвестно откуда взявшийся вновь ветерок зашевелил рыжие волосы, бросая на лицо молодому человеку серебристую прядь волос — единственное, что еще осталось в нем от облика графа. Чеслав демонстративно ссутулился, сгорбился, опуская голову и на краткие мгновения и в самом деле стал вновь похож на Виктора де Нормонда.

Впрочем, долго задерживаться в этом облике он не стал и, легко отбросив назад стремительно рыжеющую прядь волос, неспешно выпрямился, завершая поклон и взирая на собеседника со спокойным превосходством.

Ренард, пользуясь тем, что шаг в сторону вывел его на более подходящее для такого действия место, ошарашенно попятился, не в силах отвести взгляд от своего единого в двух лицах родственника.

— Ты… — вновь сорвался с его губ потрясенный вздох. Чеслав задумчиво поднял голову вверх, с улыбкой изучая луну и, принимая позу наиболее расслабленную и непринужденную, заложил руки за спину.

— Кто одолеет министра, тот выиграет в эшек, — задумчиво вымолвил он, — Кто превзойдет его по силе, подчинит себе всю доску… — он медленно опустил взгляд и, чуть сузив желтые глаза, приветливо добавил, — Я знаю, что ты видел меня, Рене. Что тебе известно — министр был побежден мною, а теперь… — он развел руки в стороны, — Да, я обманул тебя сейчас, но, поверь, сделал это лишь во имя твоего блага. Виктор де Нормонд давно не друг тебе, брат мой, но я по-прежнему остаюсь рядом, я хочу помочь! Идем со мной. Ты поможешь мне, а я исполню любой твой каприз, сделаю тебя королем твоего личного королевства, дам тебе все, что ты только пожелаешь! Мне нужны союзники, Рене, а ты силен…

Ренард, вне всякого сомнения, не воспринимающий пространных речей собеседника, взбешенно шагнул вперед, сжимая кулаки. Он и вправду был силен, этот мужчина, настолько силен, что способен был испугать даже противника, обладающего большей силой.

— Где Вик?! — в голосе баронета зазвучали рычащие нотки. Похоже было, что от изумления он оправится наконец-то смог, и теперь стремительно сдавался все более и более охватывающей его ярости, вполне естественной в этой ситуации.

— Как ты переживаешь за него! — Чеслав удивленно приподнял брови, сообщая удивление и улыбке и слегка покачал головой, — Неужели, избегая встреч со мною ты стал больше времени уделять этому грустному, слабому человеку? Ведь он не более, чем смертный, Рене, тогда, как мы…

— Свое бессмертие ты получил обманом, — последовал резкий ответ, — А мне мое не нужно! Отвечай мне — где Виктор де Нормонд?!!

Собеседник баронета, легко усмехнувшись, немного повернул голову вбок и неожиданно издал странный звук — смесь шипения и свиста, непонятный, невнятный, но вместе с тем неприятный до крайности. После чего глянул на собеседника немного искоса и задумчиво провел кончиками пальцев по своим губам.

— Наверное, одному из нас придется уйти с доски, чтобы суметь поделить тебя… — он наигранно вздохнул и, сверкнув в широкой улыбке белыми зубами, с видом исключительно невинным пожал плечами, — Жаль, но я никогда не проигрываю в эшек. Очень жаль… — он поднял руку и, сделав кому-то невидимому непонятный знак, медленно вытянул ее, раскрывая ладонь, будто предлагая родственнику полюбоваться чем-то, что должно было с минуты на минуту предстать его глазам.

Из тумана, который, словно подстраиваясь под желания рыжего оборотня, сгущался все сильнее, медленно выступила высокая фигура, тянущая за собой что-то тяжелое. Созерцатели, не веря своим глазам, шагнули ближе, внимательно всматриваясь в появившегося человека, в человека, а точнее — существо, известное им, пожалуй, ничуть не меньше, а то и больше, чем Чеслав, по чьему зову он явился.

Засеребрились, отразив лунный свет, светлые, почти белые волосы. Сверкнули мгновенно холодные полупрозрачные зеленые глаза, в этом освещении кажущиеся стеклянными, совершенно неживыми. Бледная кожа, озаренная светом ночного светила, показалась еще бледнее, а одежда, которая при свете дня, должно быть, не была столь уж темна, сейчас лишь сильнее оттенила ее белизну.

Несколько прядей светлых волос упали на высокий лоб, почти сливаясь сейчас с ним по цвету и мужчина, наконец отпустив свою ношу, медленно выпрямился, убирая их назад.

— Все как ты просил, — обронил он и, безразлично скользнув взглядом по баронету Ламберту, чуть приподнял бровь, глядя на Чеслава. Голос его, сипловато-хрипловатый, как будто простуженный, эхом разнесся над покрытым туманом прудом и наблюдатели, наконец придя в себя от изумления, медленно переглянулись.

— Но… но как?.. — начала, было, Татьяна, переводя непонимающий, изумленный взгляд с Анхеля, узнать которого в появившемся помощнике рыжего демона было не труднее, чем его самого, на Ричарда и обратно, — Это… это же?..

— Это он, — без особого энтузиазма подтвердил Лэрд и, поморщившись, прибавил, — Мне неизвестно, по какой причине и как так вышло. Но все позже.

Девушка тихонько вздохнула. Она вполне сознавала правоту Ричарда и, в общем и целом, даже была согласна, что события, разворачивающиеся пред их глазами, совсем даже не предрасполагают к болтовне, однако, сладить с любопытством ей удавалось с трудом. И все-таки, сделав над собою усилие, девушка постаралась направить свое внимание на благое дело и вновь уделила его происходящему.

— Спасибо, друг мой, — Чеслав вновь улыбнулся, на редкость приятно и располагающе и даже, как будто бы, искренне. Анхель медленно смежил веки, немного опуская подбородок, но тотчас же быстро глянул на оборотня исподлобья, кривовато ухмыляясь. Выглядел он ни больше и ни меньше чем сообщником рыжего негодяя, и Татьяна поймала себя на том, что беспокоится за Ренарда. В конечном итоге, как бы силен он ни был, а выстоять против двух не слабых противников ему, наверное, было бы затруднительно.

— Что же ты, Рене? — оборотень усмехнулся и, отступив на шаг, прислонился спиной к ближайшему дереву, — Прошу, удовлетвори свое волнение и любопытство. Или ты не хочешь утолить тоску своего родича и пожалеть его?

Из-за спины Анхеля, словно отвечая на эти слова, донесся слабый стон. Ламберт дернулся и, бросив быстрый злой взгляд на Чеслава, метнулся вперед, едва не сшибая с ног альбиноса. Плечо он его, правда, зацепил, и ворас, немного повернувшись, проводил взволнованного баронета насмешливым прищуром, переводя затем красноречивый взгляд на своего приятеля. Тот понимающе улыбнулся и знаком велел ему не вмешиваться.

Ренард, упавший на колени рядом с тем темным, что приволок ворас, обеспокоенно нахмурился.

— Вик… — слетел с его губ тихий, полный боли и отчаяния, полный сожаления и вины, вздох, мигом объяснивший созерцателям, на что он взирает с таким волнением, — Прошу, держись… Не умирай, ты слышишь?..

— Когда пешку убирают в коробку, она уже не способна что-либо слышать, — негромкий голос Чеслава пронесся над ареной действий, и он, мягко улыбнувшись, легко пожал плечами, — Особенно, если утомлена игрой.

— Ты!! — совершенно по-волчьи зарычал Ренард, рывком поворачиваясь к говорящему. Глаза его полыхнули желтым пламенем, пожалуй, ничуть не уступая по цвету янтарным очам Чеслава, и наблюдателям даже на миг почудилось, что оборотень сейчас не выдержит столь откровенной и беззастенчивой игры на его нервах, что он все-таки, забыв обо всем, примет волчий облик и бросится на врага. Однако, взгляд пожелтевших глаз, вновь мельком скользнувший к распростертому на земле телу графа, вмиг развеял эти опасения. Так проникновенно и сочувствующе волк не смог бы смотреть при всем своем желании, а это могло означать только одно — вне зависимости от огромного количества раздражающих факторов, главный из которых сейчас стоял возле дерева и со спокойной улыбкой наблюдал за разгорающейся на глазах яростью баронета, последний каким-то чудом все еще ухитрялся держать себя в рамках.

Осторожно и очень легко, словно прощаясь, он коснулся кончиками пальцев плеча графа де Нормонд и, послав едва ли осознающему происходящее другу легкую ободряющую улыбку, нарочито медленно, угрожающе поднялся на ноги. Грудь мужчины вздымалась от тяжелого яростного дыхания, руки были сжаты в кулаки, мускулы ходили ходуном — весь вид его говорил, что даже ангельское терпение имеет свои пределы, однако, на его рыжего родственника эта демонстрация не произвела ровным счетом никакого впечатления.

— Я, — хладнокровно подтвердил он слова Ренарда, старательно удерживая так и норовящую расползтись по губам ухмылку, и наблюдая за разрастающимся на глазах бешенством последнего с живым интересом естествоиспытателя, даже не пытаясь как-то остудить его. Впрочем, даже если бы Чеслав нашел, чем оправдаться, сделать ему этого бы не удалось. Рене рванулся вперед, как молния и, в мгновение ока очутившись возле родственника, в запале схватил его за ворот, грубо встряхивая.

— Зачем?! — сорвался с его губ отчаянно-злой вопрос и, уже не пытаясь сдерживать свой гнев и дальше, мужчина рывком толкнул собеседника назад, ударяя его спиною и затылком о дерево.

Чеслав, по-видимому, совсем не огорченный подобным обращением, не пытающийся высвободиться из хватки, сочувствующе улыбнулся.

— Ради спасения твоей жизни, Рене.

— Что за ложь! — баронет, хмурясь, вновь стиснул ворот рубахи рыжего, судя по взгляду, намереваясь следующим ударом оборвать или, по крайней мере, предпринять попытку это сделать, бессмертную жизнь противника. Тот вздохнул, и по лицу его волной прокатилось раздражение.

— Я не лгу, — негромко произнес он, изучая лицо собеседника с той внимательностью, с какой путешественник изучает карту дорог, — Мне нет смысла лгать, — он завел руку за спину и неожиданно достал из-за пояса длинный и тонкий кинжал, странно сверкнувший в лунном свете. Медленно поднял его на уровень глаз собеседника и, держа строго за рукоять, слегка покачал.

— Ты видишь это, Рене? Оборотень всегда отличит серебро среди других металлов, его видно даже на глаз… Кинжал я забрал у Виктора. Ты плохо знал своего родственника, не правда ли?

На лице Ренарда на краткий миг отобразилось недоверчивое недоумение, тотчас же вновь смененное маской злости. Мужчина сильнее стиснул ворот рубахи противника и, приблизив свое лицо к его, зашипел, сейчас походя боле на ядовитую змею, чем на волка.

— Думаешь, я поверю тебе?!

— Все еще полагаешь меня лжецом? — Чеслав ухмыльнулся и неожиданно легко, безо всякого усилия, провел лезвием кинжала по одной из рук баронета. Тот изумленно охнул и, выпустив ворот собеседника, недоверчиво воззрился на поцарапанное запястье.

Одиночная капля крови, блеснув в серебристом лунном свете, поспешно сбежала по бледной коже вниз и, сорвавшись, затерялась где-то в тумане, устилающем землю. Рене, переведя растерянный взгляд с собственной руки на того, кого полагал братом, покачал головой, делая шаг назад.

— Не может быть… — сорвался с его губ пораженный шепот, и оборотень, едва ли отдавая себе отчет в действиях, отступил еще на шаг, глядя теперь исключительно на кинжал в руке рыжего, — Но откуда?..

— Я же сказал тебе, у кого он был, — Чеслав вздохнул, вроде бы с искренним сочувствием, и слегка качнул головой, — Мне жаль, Рене, действительно жаль, что все обернулось так, но в словах моих не было лжи, — желтые глаза неожиданно неприятно сверкнули и изображаемое сожаление в мгновение ока обратилось фальшивой маской, — Ан… Избавься от этого мерзавца.

— Ан?.. — растерянно и как-то отстраненно повторил мужчина, опуская взор на собственные сапоги, однако, тотчас же, видимо сообразив, кто здесь имеется в виду, понимающе протянул, — Ах, Ан… Нет, стой! — похоже, лишь сейчас в полной мере осознав произнесенные Чеславом слова, он резко обернулся и предпринял, было, попытку рвануться вперед, к Анхелю, дабы остановить его, уже подступившего к кажущемуся совершенно безжизненным телу графа де Нормонд, но что-то, вернее, кто-то, удержал его, обхватив со спины руками. Баронет с глухим рычанием попытался вывернуться и, оглянувшись через плечо, со вновь очень стремительно возвращающимся бешенством, рванулся, пытаясь оттолкнуть удерживающего его родственника.

— Ах, ты!..

— Тише, Рене, — оборвал его Чеслав, продолжая удерживать без особых усилий, — Имей хоть каплю уважения к смерти того, кому доверял. Я понимаю твои чувства, но, увы, этот человек должен получить то, что заслужил.

— Не тебе решать! — окончательно взорвался Ренард, изо всех сил пытаясь вырваться из железной хватки рыжего мерзавца, — Отпусти меня, ты… ты!..

— Он бы убил тебя! — Чес, судя по всему, сам несколько утомившийся поведением противника, немного повысил голос, еще крепче удерживая собеседника, — И ты желаешь спасти своего палача?!

— Да!! — рявкнул мужчина и, извернувшись ужом, почти выскользнул из рук родственника, но в последнюю секунду тот успел схватить его за рукав.

— Не делай глупостей! Едва придя в себя, он попытается оборвать твою жизнь, неужели ты не понимаешь? Он пребывает в уверенности, что ты — причина всех его бед, Ренард, он уверен, что, убив тебя, остановит проклятие! Если бы мы не помешали ему, ты сейчас лежал бы на земле с кинжалом в сердце! — он нахмурился и, стиснув ткань рубашки баронета сильнее, резко приказал, — Швырни его в пруд, Ан! Пусть этот мерзавец найдет упокоение в его темных водах.

— Нет! — Рене, зарычав от ярости, рванулся в очередной раз и, оставив в пальцах у рыжего кусок рукава, метнулся к уже стоящему на берегу пруда и легко удерживающему тело графа, Анхелю. Тот быстро обернулся, предпринял неловкую попытку ускользнуть от взбешенного баронета, но, видимо, тот бы слишком быстр для вораса. От сильного удара лицо Анхеля или Ана, как называл его Чеслав, исказилось, теряя выражение брезгливого равнодушия, цветшее на нем до того. Ворас сделал шаг назад, еще один и, не удержавшись, полетел в темную воду, по-прежнему удерживая в руках тело графа.

Рене, только сейчас понявший, что же он наделал, замер, недоверчивым, потрясенным взглядом провожая этот полет.

Поверхность воды расступилась, принимая в себя два тяжелых тела, а затем, как в замедленной съемке, взметнувшись вверх серебристыми в лунном свете брызгами, опала, неправдоподобно быстро успокаиваясь. Откуда-то сверху, как будто продолжая падение брызг, упала тяжелая капля, вновь беспокоящая ровную гладь лесного водоема, за ней последовала другая, и еще, и еще одна… Не прошло и минуты, как лес вокруг, доселе укрытый покрывалом тумана, скрылся за прозрачной искрящейся завесой, состоящей из тонких серебряных струй, сплошным водопадом ниспадающих из туч. Казалось, даже небеса оплакивают бесславную гибель несчастного графа де Нормонд.

Рене медленно опустился на краю берега на колени, потерянно глядя в морщинящуюся от бесконечных капель дождя воду. Ни единого следа от упавших секунду назад двух человек уже не было заметно на ее поверхности, однако, молодой баронет, не желая верить очевидному, все вглядывался и вглядывался в темный омут пред собою, как будто пытался отыскать в его глубинах хотя бы намек на надежду.

— Вик… — сорвался с его губ вздох, исполненный горечи, и мужчина, не выдерживая столь мгновенно павшей на его душу тяжести, почти упал вперед, упираясь ладонями в землю.

Чеслав, наблюдающий за происходящим совершенно хладнокровно и безразлично, не выказывая никакого волнения судьбой своего, упавшего вместе с графом в воду, друга, слегка вздохнул и, лишь сейчас отстранившись от дерева, неспешно приблизился к родичу, останавливаясь у того за спиной.

— Не нужно так горевать, Рене, — голос его, перекрывший тихий шелест дождя, прозвучал неожиданно резко и громко, — Я ведь говорил тебе — жизнь как эшек. Некоторые фигуры покидают поле, чтобы другие смогли достичь своей цели, и не стоит плакать над ними. Идем со мной, я прошу тебя. Этот человек получил только то, что заслуживал, то, что было ему предначертано в миг, когда он взял в руки кинжал, желая убить им тебя. Но кто готовит смерть другому, найдет ее сам — таков непреложный закон бытия.

— Но он бы не убил меня… — голос Ренарда, прервавшийся на середине фразы, словно в противовес собеседнику, практически слился с шумом падающей с небес воды, что, впрочем, не смогло умалить его горечь, — Не смог бы… И не хотел! Я не верю, нет, Вик не мог…

— Как ты наивен, брат мой! — Чеслав всплеснул руками, пораженно качая головой, — Виктор был в отчаянии, он искал выход, искал спасение для своей семьи! Рене, клянусь, я просто защищал тебя, я не хотел, чтобы он даже пытался причинить тебе боль!

— Защищал?.. — губы Рене скривила злая усмешка. Плечи его напряглись, руки стиснули мокрую траву на берегу пруда.

— Ты… ты не оставил на нем живого места, ты измучил, изранил, изувечил его, а потом просто утопил — это ты называешь защитой?!

— О, Всевышний, помоги мне! — парень на миг закатил ярко-желтые глаза и, откинув назад мокрые от дождя волосы, вновь попытался достучаться до недоверчивого родича, — Пойми же, Виктор был в отчаянии, он был готов на все! И когда маг сказал ему…

— Маг?! — Ламберт вскинулся и, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил на ноги, рывком оборачиваясь, — Ты еще смеешь говорить о маге?! Ты знаешь, что я видел, как ты убил его, и полагаешь, что я настолько глуп, чтобы не понять, кто был тем магом, что беседовал с Виком?! Ты просчитался, Чес, ты слишком заигрался! Это ты сказал Виктору убить меня, ты велел ему сделать это и, должно быть, дал ему этот кинжал! — он резко подался вперед и, в одно движение выхватив из рук явственно опешившего Чеслава оружие, поднял его, демонстрируя собеседнику, — Ты игрок, Чес, эшек научил тебя просчитывать все наперед, и ты думал, что предвидишь все ходы! Ты натравил на меня Виктора, а потом сам же убил его, чтобы выставить себя в моих глазах героем, чтобы переманить меня на свою сторону, использовать в каких-то темных целях! Но ты просчитался, просчитался сильно, черт тебя побери!

Дальнейшие действия молодого баронета можно было объяснить разве что тем, что волчья натура все-таки взяла над ним верх. Сам Ренард в эти секунды совершенно точно не сознавал, что делает, что, впрочем, не помешало ему быть предельно точным.

Снедаемый желанием отомстить за гибель друга, сжимая в руках оружие, могущее навредить противнику, он, недолго думая, а может быть, вообще не размышляя, резким толчком послал, швырнул кинжал острием вперед в сторону собеседника. Он не пытался прицеливаться, не замахивался, да и вообще действовал, казалось бы, без особого усилия, но не учел собственной физической мощи. Может быть, не взирая на все происшедшее, Рене все-таки не планировал причинять родственнику серьезного вреда, хотел лишь пугнуть, слегка ранить, но маленькое расстояние, разделяющее их, решило все за него.

Кинжал, брошенный со всей яростью, обуревающей оборотня, неожиданно легко, словно в масло, вонзился рыжему чуть выше переносицы, ровно между бровей. Чеслав, в эти секунды, похоже, начисто позабывший о недавно обретенном бессмертии, автоматически схватился за клинок, словно собираясь вытащить его, но не смог и тяжело завалился назад, падая навзничь и раскидывая руки в стороны.

Ламберт на мгновение сжал губы, нерешительно делая шаг к лежащему перед ним телу родича, однако тотчас же, видимо, поняв, что здесь оставаться смысла более нет, метнулся в сторону, на ходу обращаясь огромным черным волком. Прошло всего мгновение, а о пребывании здесь баронета Ренарда Ламберта уже напоминал лишь молодой человек с кинжалом во лбу, лежащий на сырой земле лицом к небу, и глядящий прямо в него широко распахнутыми янтарными глазами.

Реальность начала уже привычно размазываться, размываясь и стираясь, мешая краски, и Ричард неожиданно подался вперед, изумленно всматриваясь в тело Чеслава. Его спутники, глянув туда же, заметили, что на грудь лежащему без движения оборотню внезапно взбежал взявшийся из ниоткуда белый паук.

— Так вот значит, почему… — Ричард, задумчиво потирая подбородок, медленно повернулся спиной к остаткам размывающейся картины, явственно демонстрируя, что просмотр можно считать завершенным, — А я-то все думал, как же он смог… Ладно, — неожиданно прервал он сам себя и, тряхнув головой, окинул спутников решительным взглядом, — Нам осталось увидеть лишь еще один небольшой эпизод и я не думаю, что есть смысл откладывать этот момент. Тем более, что Дэйв…

— Эй-эй! — Татьяна, заволновавшись, решительно вытянула руку вперед, останавливая оборотня жестом, — А как же предоставить нам пояснения?

— Да, каким образом после столь меткого удара Чеслав сумел появиться на пороге нашего замка? — Эрик скрестил руки на груди, всем видом показывая, что ждет объяснений.

Винсент, в отличие от своих друзей предпочитающий пока отмалчиваться, покосился на блондина и, тихонько вздохнув, тоже предпочел принять на себя вид ожидающего интервью журналиста.

— Скоро увидишь, — Лэрд тихонько вздохнул и, потерев переносицу, слегка пожал плечами, — Потерпеть осталось и в самом деле совсем чуть-чуть. Хотя, полагаю, пояснения вам дать мне все-таки придется, ибо с момента, виденного вами сейчас, до следующего эпизода моей жизни, миновало ни много, ни мало, а ровно тысяча лет…

— Тысяча лет?? — девушка ошарашенно приоткрыла рот, переводя взгляд с одного из своих спутников на другого, — Я думала, максимум пара десятилетий…

— Напрасно, — обнадежил ее оборотень и, поежившись, поправил на плечах пиджак Дэйва, снова возвращаясь к повествованию, — Итак, миновало десять столетий между тем, что произошло сейчас и тем, что побудило меня искать помощи у хранителя памяти… Тогда, еще в шестом веке, я бежал из города. Не стал даже заходить и прощаться с Аделайн, хотя и мог себе представить, как бедняжка будет переживать, потеряв в один день и мужа, и брата. Представлял себе, знал, но не мог найти силы взглянуть ей в глаза после того, как едва ли не собственными руками бросил ее раненного мужа в омут, после того, как фактически убил его… — он на мгновение замолчал и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться из стороны в сторону, — Я бежал со всех ног, стараясь удрать как можно дальше от Нормонда, от Парижа, от избушки мага, от пруда, — от всего, что имело связь со случившемся, от всего, что могло бы напомнить мне о Викторе. Лишь спустя много лет я осознал, что просто старался сбежать от самого себя. На тот момент я все еще считал Чеслава братом, если не другом более, то, по крайней мере, родственником и сознавать, что по сути, в один день я убил сразу двух своих родичей, было, мягко говоря, нелегко. Я надеялся скрыться от этих мыслей, спастись в бесконечных странствиях, забыться в постоянных перемещениях с места на место… За минувшую тысячу лет я успел обежать на собственных лапах едва ли не весь свет, избегая, по понятным причинам, лишь Франции. Однако, как выяснилось, все это было абсолютно напрасно. По прошествии десяти столетий прошлое все-таки настигло меня, и вновь погрузило в пучину отчаяния… — Ричард закусил губу и, опустив голову, покачал ей, — Волею случая я оказался в Венгрии. Случилось так, что в день прибытия туда, я находился в чрезвычайно паршивом расположении духа — была годовщина тех событий, которым мы только что были свидетелями, — поэтому по прибытии решительно направился в первый попавшийся кабак, или похожее заведение, чьего названия я не помню, с твердым намерением напиться, — мужчина умолк и, подняв голову, кивнул куда-то вперед. Дэйв, легко угадывая желание и повеление хозяина, мгновенно сориентировавшись, с видимым усилием потянул за край реальности, перелистывая сразу большой ее пласт.

Молодые люди, опять принимая на себя роль наблюдателей, поторопились сосредоточиться на происходящем, с любопытством озираясь.

На сей раз они находились уже, к счастью, не возле избушки несчастного Рейнира. Обстановка, окружившая их, как и обещал Ричард, выглядела вполне соответствующей какому-то средневековому кабаку, или таверне, или еще какому-то подобному заведению.

В небольшом, довольно тесном помещении, очень плотно стояло несколько грязных деревянных столиков с какими-то куцыми стульями подле них, сильно пахло алкоголем, рыбой, и чем-то еще, весьма трудноопределимым, но вряд ли приятным.

Народу здесь почти не было, посему рассмотреть за ближайшим к созерцателям столиком знакомую фигуру баронета Ламберта труда не составило ни малейшего.

Рене сидел, частично навалившись на стол, подперев щеку рукой и задумчиво-пьяным взором изучал стоящую перед ним практически пустую бутылку, похоже, не замечая кроме нее ничего вокруг. Судя по всему, намерение напиться до поросячьего визга он уже практически исполнил, и сейчас гордо и самоотверженно переваривал последствия.

Из-за соседнего столика раздраженно вскочил и, ударив кулаком по столу, выругался сквозь зубы краснолицый бородатый мужчина весьма плотного телосложения. После, ни слова не говоря, бросил на столешницу темный, характерно звякнувший мешочек, резко развернулся и не прибавив ни слова к уже произнесенному, почти выбежал из питейного заведения, не преминув сильно хлопнуть напоследок дверью.

Ренард лениво перевел взгляд на столик, за которым сидел нервный посетитель и чуть прищурился. Собеседник и, по-видимому, противник так стремительно покинувшего таверну мужчины как раз тоже поднимался на ноги, в отличие от оппонента безо всякой спешки, спокойно собирая со стола разложенные по нему карты.

— Э, — баронет, сделав глоток из стакана, который сжимал правой рукой, махнул незнакомцу левой, — Не убирай.

Последний с интересом глянув в его сторону, немного склоняя голову набок. Это был невысокий молодой человек, с копной вьющихся крупными локонами темно-рыжих, почти красных волос, со светло-карими, практически желтыми глазами, и тонкими, изящными чертами лица. Одет он был в белую рубашку с широкими рукавами и узкими манжетами, в темную жилетку поверх нее, и темные же брюки. На тонкой шее был небрежно повязан серо-голубой платок.

— Хочешь сыграть? — голос у парня оказался довольно приятным, спокойным и мягким, очень располагающим и буквально подталкивающим к беседе.

Рене кивнул, ухитряясь даже это движение сделать до такой степени пьяно и неуклюже, что по губам его собеседника скользнула невольная усмешка.

— И на что же?

Ламберт совершенно некультурно, очень не по-дворянски икнул и, решительно стукнув стаканом по столу, провозгласил:

— Сто монет!

Где-то возле входа шевельнулась темная фигура, — кто-то явственно прислушивался к словам мужчины, явно интересуясь его благосостоянием.

Лицо молодого человека приняло нескрываемо сочувствующее выражение.

— Каких? — небрежно осведомился он, опираясь одной рукой о стол, а другой ловко собирая со столешницы разложенную по ней колоду.

Баронет вызывающе приподнял подбородок.

— Франков, — снисходительно заявил он, всем видом показывая, что эту валюту полагает самой действенной во всем мире. Влияния это, впрочем, не возымело.

Собеседник мужчины фыркнул и, не скрывая презрительной усмешки, принялся аккуратно выравнивать сложенные в ладони стопкой карты.

— На франки не играю.

— Ну и дурак, — отозвался Ренард и, пьяно расхохотавшись, махнул в сторону потенциального противника пустым стаканом, — Потом поменяешь на что захочешь. Или я сам с тобой вместе схожу, обменяю у какого-нибудь барыги, и все отдам. Играю я честно и проигрываю тоже.

— У тебя они хоть есть, монеты эти? — молодой человек, прислонившись боком к столу, чуть подкинул колоду на ладони, тотчас же легко ловя ее, — Кто тебя знает, клянешься в честности, а потом надуешь…

— Есть! — мужчина, начиная сердиться, попытался встать из-за стола, — А вот у тебя, поди, и сантима не завалялось, раз так отказываешься, а?

— У меня? — оппонент баронета изящно приподнял такую же, как и волосы, рыже-красную бровь и, хмыкнув, присел на краешек стола, — Не беспокойся. Я никогда и никому не проигрываю, приятель, мне вряд ли понадобиться расплачиваться с тобой. Поэтому учти, если эти твои франки — все твое состояние… — он окинул красноречивым взглядом несколько потрепанный костюм Рене, — Со мной за стол тебе лучше не садиться.

— Со мной ты познаешь вкус проигрыша! — вызывающе заявил баронет и все-таки поднялся, продолжая, однако, крепко держаться за столешницу и чуть пошатываясь. Ноги его явно держали плохо.

Собеседник окинул мужчину долгим задумчивым взглядом, ухмыльнулся и, отстранившись от стола, сделал приглашающий жест в сторону одного из стульев.

— Если сумеешь дойти до стола, милости прошу.

— Я — и не сумею? — Ренард вновь пьяно расхохотался и, с некоторым трудом оторвав руки от столешницы, сильно кренясь назад, решительно, насколько это вообще было возможно в его состоянии, направился в сторону оппонента. Тот с глубочайшим интересом пронаблюдал весь путь мужчины и, дождавшись, пока тот тяжело плюхнется на один из стульев, усмехнулся, присаживаясь напротив.

— Что ж, если играешь ты хотя бы в половину так же хорошо, как ходишь в таком состоянии, возможно, есть шанс провести интересную игру, — тонкие пальцы замелькали в воздухе, легкими, привычными движениями сдавая карты, — Впрочем, с пьяными всегда забавно играть.

— Это еще почему? — недовольно осведомился Рене и, вытерев рукавом нос, сгреб со стола предложенные ему карты. Его соперник легко пожал худыми плечами.

— Они плохо понимают, что происходит, поэтому очень быстро проигрывают. Начинай.

Ренард, некоторое время переваривавший глубокую фразу, сказанную новым знакомым, задумчиво уставился в карты. Еще несколько минут он внимательно изучал их, видимо, силясь понять, что происходит и что надо делать. Собеседник его с тяжелым вздохом подпер щеку кулаком, постукивая собственными картами по столешнице.

Наконец, баронет принял решение и, выхватив одну из карт, швырнул ее на стол. Противник ответил на эту резкость ледяным спокойствием, и уже через минуту игра пошла, как по маслу.

— Забавная вещь эти игры, да? — молодой человек, задумчиво водя указательным пальцем по нижней губе, мягко улыбнулся, — То пешка объявляет королю шах, то шестерка бьет туз при хорошем раскладе… Напоминает человеческий мир. Да и жизнь наша, в сущности, не более, чем игра…

Рене резко вскинул на него глаза и, хмурясь, вгляделся пристальнее. Новый его знакомый, заметив некоторую подозрительность в этом взгляде, удивленно заморгал.

— Я сказал что-то, что тебе неприятно?

— Да нет… — баронет глубоко вздохнул и вновь опустил взор на карты, — Знавал я некогда одного философа, который рассуждал точно так же. Тоже, кстати, играми увлекался… — он тряхнул головой и, с сожалением оглянувшись на оставшуюся на другом столе бутылку, вздохнул, стараясь отвлечься от воспоминаний, — Если карты похожи на людей, то кто тогда, по-твоему, я? — он повернулся обратно и резко бросил на стол очередную карту.

— Ты… — противник склонил голову набок, вглядываясь в мужчину и, мягко улыбнувшись, вытащил из своих карт одну, демонстрируя ее собеседнику, — Валет. Пик. До короля, полагаю, еще не дорос.

— Недостаточно стар? — фыркнул в ответ новоявленный валет пик, видимо, борясь с желанием поведать о своем истинном возрасте, и неожиданно зевнул. Соперник его хмыкнул.

— Нет, не только. Чтобы иметь право зваться королем, нужно что-то большее, чем возраст… А, впрочем, как в жизни, так и в руках некоторых игроков в короли частенько лезет всякая мелкая сошка. Даже забавно, как некоторые рвутся к власти…

— Намекаешь, что я плохо играю?! — мигом взъерепенился мужчина, — Да ты сам…

— Ну, что ты, — молодой человек негромко рассмеялся и, махнув картами на собеседника, неожиданно бросил их веером на стол, — Ты очень хорошо играешь, друг. Разве не видишь? Ты выиграл.

— Как выиграл?.. — растерялся оборотень, недоверчиво всматриваясь в лежащие перед ним карты, — Уже?..

— Уже, — противник его поднялся с места и, взяв со спинки стула неожиданно большой для такой худощавой фигуры плащ, принялся неторопливо его натягивать, — Впервые я проиграл, и к тому же так скоро… У меня нет с собой всего твоего выигрыша. Но недалеко отсюда стоит повозка одного старика, который подвозит меня за небольшую плату, в ней мои вещи. Ты не прочь немного пройтись?

— Спрашиваешь! — баронет, воодушевленный перспективой скорой наживы, рывком вскочил на ноги и, пошатнувшись, кое-как удержался за столешницу, вертя головой, — А расплатиться?..

— Хозяин этого заведения — мой добрый старый друг, — отмахнулся молодой человек, легким, изящным движением водружая на голову шляпу, отдаленно напоминающую ковбойскую, но с более узкими полями, — В случае чего, он знает, где найти меня, а денег расплатиться за тебя и за себя мне достанет. Давай же, приятель, ты вперед. В случае чего я успею тебя подхватить.

— Я не собираюсь падать, — недовольно пробурчал Ренард, даже слегка надувая губы и, с трудом отлепившись от стола, с неожиданным интересом воззрился на нового знакомого, — Значит, говоришь, карты как люди, и я здесь валет пик? А кто тогда ты в этой колоде?

— В этой колоде… — по губам молодого человека скользнула странная усмешка, и глаза его, поймав тусклый свет, озаряющий таверну, полыхнули желтым пламенем, — В этой колоде я джокер, Рене. А на доске — король, которому ни одна пешка не посмеет поставить мат. Иди же, не задерживайся, твои деньги ждут.

Баронет, отвлеченный последними словами, да и просто под винными парами не сообразивший, что имя его только что было произнесено, казалось бы, совершенно незнакомым человеком, серьезно кивнул и с крайне сосредоточенным видом направился на выход.

Незнакомец последовал за ним, как, само собой разумеется, и незримые свидетели происходящего.

Темная фигура, обратившая внимание на слова Рене о деньгах, тоже поднялась со своего места и, кутаясь в плащ, поспешила на выход.

Ренард, пошатываясь на каждом шагу, и едва не прошибивший лбом закрытую дверь, с некоторым трудом распахнул ее и, тяжко вздохнув, выбрался наконец на улицу, вопросительно оборачиваясь на следующего за ним молодого человека и пытаясь сформулировать должным образом какую-то фразу.

Пользуясь этой заминкой, наблюдатели тоже успели покинуть засаленную таверну и, оказавшись на свежем воздухе, несколько удивленно огляделись. По сию пору все события, предоставляемые их взорам, происходили если не в самое жаркое время года, то, во всяком случае, и не в самое холодное, но сейчас на улице неожиданно обнаружился снег. Само по себе это явление, конечно, не могло быть особенно удивительным, но при учете того, что события, чью годовщину мрачно отмечал в кабаке Ренард, происходили поздней осенью, нахождение среди ледяной белизны несколько повергало в ступор.

— Зима… — пробормотала Татьяна, ни к кому особенно не обращаясь и, вытянув руку, поймала снежинку, растирая ее между пальцами, словно проверяя на подлинность. Ей, уже бывавшей несколько раз в прошлом, все еще было поразительно самое их нахождение здесь. Они чувствовали тоже, что и люди, проживающие в этом времени и переживающие эти события, они могли касаться тех же предметов, что и они, но все равно оставались бесплотными, незримыми призраками. В этом был какой-то парадокс, который никак не желал укладываться в сознании девушки.

Впрочем, сейчас концентрироваться на этом ей не хотелось.

Баронет Ламберт, замерший впереди и, похоже, несколько протрезвевший от холодного воздуха, поежился и плотнее запахнулся в явно чересчур легкую куртку. Его спутник, проследив за действиями мужчины, чуть улыбнулся. Он-то, судя по всему, ощущал себя в плаще очень уютно, и теперь внутренне посмеивался над болваном, решившим натянуть столь неподходящую к погоде одежду.

Впрочем, если бы в этот миг он мог лицезреть будущую версию того самого болвана, то, пожалуй, убедился бы, что жизнь его совершенно ничему не научила. Путешествовать по волнам своей памяти Ричард, как уже упоминалось, отправился в одних штанах, да к тому же еще и босиком, и в эти минуты переживал далеко не самые приятные ощущения. Спутники его, тоже одетые довольно легко, но, во всяком случае, догадавшиеся обуться, мерзли лишь немногим меньше своего гида, однако на него поглядывали с нескрываемым сочувствием.

Поймав очередной такой взгляд, оборотень с претензией чихнул и сумрачно буркнул:

— Не отвлекайтесь.

Предложение это, как оказалось, было сделано вполне своевременно, ибо похоже было, что баронет Ламберт наконец подобрал нужные слова и не замедлил их высказать.

— И где твоя телега? — сумрачно осведомился он, взирая на спутника с нескрываемым неудовольствием. Тот, легко усмехнувшись, вытянул руку вперед, указывая куда-то в снежную мглу.

— Вон там.

— Далеко, черт… — Рене вздохнул и, всем видом демонстрируя покорность жестокой судьбе, заставляющей его топать по снегу, дабы получить честно выигранные деньги, с самым ответственным и сосредоточенным видом направился в указанном направлении, сознательно протаптывая в снегу небольшую тропинку.

Его проводник, без ярко выраженных угрызений совести пользуясь результатами трудов баронета, следовал за ним, ступая, правда, до такой степени легко, что казалось, эти самые труды были ему решительно не нужны, и без тропинки он шел бы столь же свободно, как и по ней.

Но чем дальше от таверны отходили молодые люди, тем больше и больше облик неизвестного противника Ренарда менялся, обретая куда как более знакомые черты.

Шаг его становился все тяжелее и, вместе с тем, увереннее, плащ, доселе мешком свисающий с худощавых плеч, внезапно натянулся, плотно облегая и очерчивая их неожиданную ширину, подчеркивая силу, а темно-рыжие волосы, выглядывающие из-под шляпы, буквально на глазах укоротились, теряя медный оттенок и становясь совершенно огненными.

Татьяна, шагавшая, как и прочие, следом за Рене и его странным спутником, споткнулась от неожиданности и, едва не упав, вцепилась в напряженно созерцающего происходящее мужа.

Баронет сделал еще один шаг и, остановившись, раздраженно всплеснул руками. Таверна осталась уже позади, шли они довольно долго, а обещанной телеги все не появлялось.

— Да где же… — начал, было, говорить он, но завершить фразу не успел. Его спутник, в мгновение ока очутившись за спиною собеседника, резким движением приставил к его подбородку невесть откуда взявшийся пистолет.

Ренард растерянно и недоуменно замер, непроизвольно чуть приподнимая подталкиваемую дулом голову. Над ухом его раздался негромкий, довольно неприятный смешок.

— Ни одна пешка не смеет ставить мне мат, Рене, — голос рыжего тоже претерпел изменения, утратил былую притягательную мягкость и обманчивое спокойствие, становясь при этом ничуть не менее узнаваемым, чем весь его облик, — Но, если это происходит… — он плотнее прижал дуло к подбородку баронета, — Я всегда беру реванш.

Ламберт непроизвольно дернулся; зубы его застучали. Страх, обычно неведомый мужчине, окатил его с ног до головы холодом не менее пронизывающим, чем тот, что царил вокруг, и нельзя было сказать, что причин для этого не было.

— Тише, Рене, — продолжал насмешливо шептать молодой человек, — Конечно, от дырки в башке ты не умрешь, как не умер и я. Но залечивать ее тебе придется оч-чень долго… как пришлось мне.

Ренард, от происходящего почти совсем протрезвевший, медленно потянул носом воздух, очень явственно прикидывая, как ему поступить.

— Проклятый философ… — прохрипел он, на несколько мгновений прикрывая глаза, — Я должен был догадаться…

— Но ты не догадался, — рыжий мягко заскользил дулом он подбородка жертвы вниз по его шее, — Ты был пьян, и так жаждал наживы… Глупый, глупый баронет Ренард Ламберт, который ничуть не поумнел за прожитые годы.

Мужчина попытался, было, повернуть голову вбок, дабы взглянуть на собеседника хотя бы через плечо, но пистолет, вновь уткнувшийся ему под подбородок, заставил его прекратить эти попытки.

— Без глупостей, Рене. Пистолет заряжен серебром, а вытащить изо лба кинжал значительно проще, чем застрявшую в черепе пулю.

— Чес… — Рене, все еще не придумавший, как следует вести себя, слабо повел плечами, — Я… я не думал…

Ответом ему послужил сильный удар пониже лопаток. Пистолет перестал давить на подбородок, удерживать его более никто не собирался, поэтому мужчина, сделав несколько заплетающихся шагов, не удержавшись, полетел в снег. Правда, моментально развернулся и, стряхивая холодные снежинки с волос и лица, воззрился на собеседника уже куда как более трезво и, вместе с тем, зло.

Чеслав стоял, положив обе руки на ремень брюк, ухитряясь при этом все еще сжимать в одной из них пистолет, и наблюдал за родственником с неприязненной ухмылкой.

— Протрезвел? Хорошо, я предпочитаю общаться с хотя бы отчасти здравомыслящим человеком, а не с пьяным бродягой. Итак… — он тяжело шагнул вперед и, склонив голову, с хищным интересом уставился на продолжающего сидеть в снегу человека, — О чем же ты не думал, брат мой? О том ли, что убивать человека, спасшего твою жизнь, человека, связанного с тобой узами крови не есть достойное благородного дворянина деяние? Или же ты просто не думал ни о чем и никогда, как и сейчас? — рука, сжимающая пистолет, чуть дрогнула, и Рене напрягся.

— Чес… — опять попытался что-то сказать он и, упершись открытой ладонью в снег, предпринял неловкую попытку подняться на ноги, — Послушай, я…

— Не двигайся, Рене, — Чеслав поднял руку с пистолетом и, наставив его дуло прямо на родича, чуть нахмурился, — Пешке никогда не достичь трона, как бы она ни старалась. Тебе не одолеть меня, баронет. Разве ты забыл? Я никогда не проигрываю в эшек.

— Но это не игра! — баронет, оставивший попытки подняться, замотал головой, вероятно, плохо понимая, что происходит, — Это не игра, Чес, это жизнь! Я не играл с тобою, и не играю сейчас, и потом, Чес, ты не понял, я не хотел…

— Не смей так меня называть! — глаза Чеслава полыхнули тем самым огнем, что некогда так перепугал Рейнира. Палец его дернулся, спуская курок, и баронет, изумленно охнув, тяжело завалился набок, недоверчиво прижимая ладонь к пробитому плечу. Эхо от прогремевшего выстрела разнеслось по округе.

Ричард, наблюдающий за этим, поморщился, машинально тоже дотрагиваясь до того самого плеча, что не так давно вновь пострадало от пули того же самого оборотня.

Чеслав глубоко вздохнул и, медленно опуская пистолет, как бы невзначай слегка щелкнул вновь взводимым курком.

— Итак, — видно было, что рыжий пытается держать себя в руках, старательно сдерживая владеющий им гнев, — Чего же ты не хотел, Рене? Не хотел убивать меня, не хотел причинять мне боль? Не хотел мстить мне? Или, быть может, ты просто не хотел, чтобы я остался в живых, не желал вновь встречаться со мною? — рука оборотня, сжимающая оружие, дернулась, и Ренард, только-только вновь принявший относительно вертикальное положение, продолжающий прижимать ладонь к раненому плечу, невольно отшатнулся назад. О том, как устроены пистолеты вообще и, в частности, этот конкретный пистолет, он не знал, но небезосновательно полагал, что вернувшемуся из глубины веков родственнику вполне может прийти в голову пальнуть в него еще раз.

От Чеслава это не укрылось.

— Ты боишься меня? — с живым интересом осведомился он и, кривовато, презрительно ухмыльнувшись, демонстративно убрал оружие в кобуру на поясе, насмешливо поднимая руки, — Вот так, Рене, теперь я безоружен. Следующий ход за тобой, мы можем продолжить игру. Что же ты сделаешь? Быть может, опять бросишь в меня кинжал, дабы отблагодарить за попытку спасти твою шкуру? — при последних словах в его голосе послышались звенящие нотки.

— Ты забываешься… — баронет, сжавший губы и медленно потянувший воздух, с некоторым трудом уперся здоровой рукой в снег позади и кое-как все же поднялся на ноги, глядя прямо в глаза собеседнику, — Мне ведь известно о том, что ты натворил тогда, Чес… лав. Запамятовал? Я знаю, как ты подставил Виктора де Нормонда, знаю, что убил его только для того, чтобы выставить себя героем! Не лги мне о спасении, брат, ты преследовал иные цели! От моего удара ты бы не умер, и доказательством тому то, что ты говоришь сейчас со мною, поэтому прекрати свои нападки! Обвинять тебя имею право скорее я, а твоя месть… просто глупа.

— Да? — Чеслав, выслушивающий эту пылкую речь с совершенно спокойной, презрительной улыбкой, хмыкнул и, покачав головой, сунул руку куда-то за пазуху, извлекая другой пистолет, — Ну, в таком случае ты тоже не умрешь, если я прострелю тебе череп…

— Да стреляй! — обозлился Ламберт и, расправив по мере сил плечи, гордо выпрямился, — Мне будет больно, но я не умру, ты прав, и однажды вернусь в твою жизнь, как ты влез в мою! Вернусь и сам отомщу за все — за убийство Виктора, за…

— Убийство? — рыжий негромко рассмеялся и, держа пистолет в опущенной руке, чуть прищурился, — Как любопытно ты мыслишь, Рене. Помнится, в нашу последнюю встречу ты непрестанно обвинял меня во лжи, но ответь… разве сам себя ты не обманываешь? Ты винишь меня в смерти несчастного графа, тогда как на самом деле убил его ты.

Баронет пошатнулся. Наверное, даже выстрел в упор не был бы для него сейчас столь болезнен, как эти слова, слова, подтвердившие его собственные мысли, терзавшие его на протяжении последней тысячи лет. Мужчина отступил и, бледнея на глазах, упрямо замотал головой.

— Нет… нет, не правда, я не… не убивал… Нет, нет, я не убивал его, я не убивал Вика!.. — он сделал еще шаг назад и, оступившись, вновь упал в снег, вцепляясь одной рукой в собственные волосы. Второй он, не взирая на браваду, мог двигать с трудом.

Чеслав наблюдал за несчастным человеком, не могущим сдержать горечь и боль, так и рвущиеся наружу, со спокойным презрительным хладнокровием.

— Ты. Его. Убил, — медленно и размеренно повторил он, скрещивая руки на груди, так, что пистолет, зажатый в одной из них, теперь смотрел дулом куда-то в сторону, — Именно ты толкнул Ана, а вместе с ним и своего любимого друга, этого глупого графа. Ты столкнул их обоих в пруд, зная, видя, что Виктор чересчур слаб, чтобы выбраться на берег. Правда, злобу твою это не утолило, посему ты предпочел выместить ее и на мне.

— Замолчи, замолчи! — в голосе Ренарда зазвучала нескрываемая мольба, — Заткнись, я не хочу слушать тебя, это безумие!

— Правда часто кажется безумной, Рене, — рыжий пожал плечами и неожиданно присел на корточки, расслабленно чертя дулом пистолета по снегу, но глядя при этом исключительно на собеседника, глядя с почти искренним сочувствием, — Ты хотел знать, как все было в действительности, придумывал какие-то истории, воображал меня самым ужасным злодеем… Хочешь, я расскажу тебе, как все было на самом деле?

Баронет нервно дернул щекой и опустил голову, что при достаточной доле воображения можно было истолковать и как отрицательный жест, и как согласие. Чеслав предпочел избрать второй вариант и, продолжая сидеть на корточках, подпер щеку рукой, с интересом вычерчивая что-то на снегу.

— Тебе известно, что я знал — ты видел смерть этого никчемного мага, — говорил он спокойно и размеренно, как будто пересказывая какой-то фильм, а не свое собственное прошлое, — Я заметил твоего коня тогда перед его избушкой, слышал шорох под окном… Меня не удивило, что ты начал избегать меня после этого, Рене. Ты всегда был трусом, всегда старался избегать любых проблем и неприятностей, держаться как можно дальше от них, надеясь, что все разрешится само собою. Я не пытался навязывать тебе свое общество, полагая, что времени у нас с тобою теперь предостаточно, а уж за вечность-то мы точно успеем объясниться, да и страх твой уйдет… Я находился в домишке Рейнира, искал кое-что в его бумагах, когда туда неожиданно заявился де Нормонд. Я не знал причин, побудивших его искать встречи с таким человеком, каким был Рейнир, поэтому принял его облик, чтобы выяснить, что же может быть нужно Виктору от того, кто проклял его род. Знаешь ли ты, о чем он спросил меня? — Чеслав замолчал, переводя на собеседника сочувствующий вопросительный взгляд.

Ответа не последовало.

Рене сидел на снегу, похоже, совершенно не ощущая его холода и, опустив руки, смотрел на них застывшим взглядом. Рыжий слегка вздохнул и виновато пожал плечами.

— Он спросил, действительно ли серебро способно убить оборотня, — продолжил он, и голос его прозвучал жестко.

Ренард медленно поднял взгляд. На губах его застыла странная, непонятная улыбка, изумившая, похоже, даже его собеседника.

— Ты подтвердил это, — голос его прозвучал хрипло и несколько приглушенно. Его собеседник хмыкнул.

— Об этом известно всем, Рене, если бы я попытался скрыть от Виктора столь очевидный факт, он бы что-то заподозрил. Тем не менее, напрямую отвечать ему я не стал, просто спросил, кого таким образом он хочет лишить жизни. Он выхватил кинжал и выкрикнул твое имя, очевидно, посчитав мои слова подтверждением своих надежд. Потом он говорил какую-то чушь, твердил, что всегда подозревал в тебе нечисть, всегда думал, что ты не можешь быть обычным человеком, и что наверняка в его несчастьях повинен лишь ты… Он бросился к двери, а я не мог допустить, чтобы он навредил тебе, Ренард. Ан помог мне…

— Ты так складно говоришь, — Ламберт немного склонил голову набок, сверля рассказчика тяжелым взглядом, — Все так правильно и понятно, все очень правдиво, да… Вот только я не верю тебе, Чес, не верю ни единому твоему слову. И знаешь, почему? Потому что ты прав, да, я видел, как ты убил Рейнира! Но кроме этого я еще слышал твой разговор с несчастным стариком, и знаю, кто проклял род де Нормонд, кто проклял семью моего бедного друга, из-за кого он едва не сошел с ума! Если он и хотел в действительности убить меня, то причиной этому все равно был ты и только ты. И то, что ты обманул меня, прикинувшись им…

— Если бы ты увидел меня в избушке мага, мог бы обвинить в том, что я что-то сделал с графом! — Чеслав резким движением поднялся с корточек, глядя на собеседника сверху вниз, — Я отвел тебя подальше, я хотел объяснить тебе все, я хотел, чтобы ты понял…

Улыбка, играющая на губах Ренарда, стала снисходительной, обретая нескрываемый оттенок насмешки.

— Ты запутался в собственной паутине лжи, Чеслав, — он хмыкнул и, коснувшись плеча, прибавил, говоря на порядок тише, — И я все равно не верю, что Вик причинил бы мне вред. Он не был способен на такое, он не мог!..

— Довольно, — рыжий, вероятно, и в самом деле запутавшийся среди собственных фантазий, утомившийся рассказывать сказки, нахмурился, медленно поднимая пистолет, — Я надеялся, что прошедшие годы сделали тебе умнее, Рене. Я ошибся. Жаль.

— Ты ошибся, думая, что я так глуп, что поверю в твои сказки, Чес, — оборотень усмехнулся и, вновь расправив плечи, мрачно улыбнулся, — Стреляй. Клянусь, в следующий раз я найду способ остановить тебя навсегда.

— Следующего раза не будет, Рене, — голос Чеслава прозвучал отстраненно, безразлично, но, как ни странно, с грустными нотками в нем, — Надеюсь, моя пуля выбьет из тебя привычку звать меня так… Прощай.

Прогремел выстрел. Баронет Ламберт, шатнувшись, упал назад, на снег, пачкая его кровью.

Противник его, окинув тело жертвы последним взглядом, развернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал прочь.

Наблюдатели, ожидающие изменения реальности, начали недоуменно переглядываться, силясь понять, почему этого не происходит и беспокоясь, не случилось ли чего с приведшим их сюда хранителем памяти.

Дэйв стоял, чуть приподняв подбородок и, замерев по стойке смирно, напряженно смотрел в спину удаляющемуся оборотню.

Тот шел, шагая резко и быстро, не пытаясь вновь изменять облик, шел, полностью погруженный в свои мысли. Впереди смутно замаячила темная фигура, пошатывающаяся из стороны в сторону, фигура, без сомнения, сильно пьяного человека.

Через несколько шагов оборотень повстречался с ним, и неизвестный, пошатнувшись, слегка зацепил его плечом. Смутно пробормотал что-то, не то извиняясь, не то ругаясь на мешающего ему пройти человека и, едва не упав в снег, глупо рассмеялся, продолжая свой путь.

Чеслав, остановившись, задумчиво проводил его взглядом и неожиданно усмехнулся.

— Их всегда манит запах крови… — тихо проговорил он и, вздохнув, слегка покачал головой, — Ну, что же… Пусть будет так.

Слова эти оказались последними словами рыжего оборотня. Высказав свою необъяснимую, загадочную мысль, он повернулся к происходящему спиной, и спустя несколько шагов вдруг исчез, пропадая на многие-многие годы из памяти и жизни Ренарда Ламберта…

Пьяный незнакомец, тем временем, продолжал свой путь. Слова оборотня он, вне всякого сомнения, услышал, но не подал виду, продолжая решительно пошатываться, порою практически заваливаясь в очередной сугроб, двигаясь по следам прошедшего здесь не так давно баронета. Подождав, пока шаги оборотня за спиной затихнут, он быстро, воровато оглянулся и, переведя дыхание, выпрямился, поправляя шляпу и открывая лицо.

Личность его мгновенно перестала представлять загадку — человек, столь успешно притворяющийся пьяным, но не смогший, тем не менее, обмануть Чеслава, сейчас стоял среди наблюдателей и ловко вел их по волнам памяти своего хозяина.

Дэйв из прошлого, небритый, лохматый, с волосами несколько длиннее, чем сейчас, хмурясь, всмотрелся в снежную мглу впереди и, очевидно, рассмотрев что-то, со всех ног бросился вперед. Наблюдатели, с места не трогавшиеся, не без удивления заметили, что метнулся он с такой скоростью ни к кому-нибудь, а именно к лежащему на земле телу баронета Ламберта.

Упав рядом с ним на колени, молодой человек взволнованно вздохнул и, действуя не слишком уверенно, но все же решительно, медленно скользнул тонкими пальцами по лбу молодого мужчины, обводя маленькую дырочку между бровей. Куснул себя за губу и, неожиданно обхватив обеими руками голову несчастного баронета, приподнял ее, укладывая себе на колени.

Наблюдатели, таких действий прежде никогда не видевшие, удивленно переглянулись; Винсент, склонив голову набок, всмотрелся в фигуру младшего своего коллеги пристальнее, явно оценивая его профессионализм.

Дэйв, тем временем, осторожно положил обе руки на лоб оборотню и, сложив большие и указательные пальцы между собой на манер треугольника, расположил их так, чтобы страшная рана оказалась как раз по центру этой фигуры. Губы его слабо шевельнулись, облачко пара слетело с них. Грудь молодого человека взволнованно вздымалась — ощущалось, что он нервничает, хотя пальцы прижимать ко лбу баронета и не прекращал.

Прошло несколько долгих, бесконечных секунд, и неожиданно Ренард дернулся, закашлялся и, вырвавшись из-под ладоней хранителя памяти, с характерным звуком склонился над снегом.

Его вырвало, и не снегу замерцали капельки крови, перемешанные с серебром.

Мужчина, дрожа, несколько раз сплюнул и, вытерев рукавом рот, судорожно потянул холодный воздух, оглядываясь на своего спасителя.

— Ты кто?.. — голос его звучал хрипло, произносить слова раненому удавалось с трудом, да и сам вид его оставлял желать лучшего — видеть довольно дееспособного человека с простреленной головой было жутковато.

— Хранитель памяти, — негромко отозвался юноша и, сложив руки на коленях, скованно, виновато улыбнулся, — А тебе, похоже, суждено стать моим хозяином.

— Кто? — Рене нахмурился и, потерев рану на лбу, помотал головой, — Прости, парень, но с простреленной головой я соображаю не так хорошо, как обычно. О чем идет речь?

Дэйв немного подался вперед и, протянув руку, мягко коснулся кончиками пальцев виска баронета.

— О твоих воспоминаниях, Ренард, — спокойно вымолвил он, — О том, что причиняет тебе боль уже многие, многие столетия подряд… Я чувствую их, я ощущаю твои страдания, и я могу забрать их. Могу избавить тебя от боли, от воспоминаний, могу помешать им возвращаться и губить тебя!

— Ты? — Ламберт окинул субтильную, худощавую фигуру собеседника скептическим взглядом, — Знаешь, парень…

— Дэйв, — перебил его хранитель памяти и, быстро улыбнувшись, уточнил, — Мое имя Дэйв.

— Хорошо, Дэйв, — мужчина глубоко вздохнул и, упершись рукою в снег, попытался сесть поудобнее, — Так вот… Дэйв. Я не знаю, кто такой хранитель памяти, никогда не слышал о таких. Но, клянусь, если справится с Чеславом не достает сил даже мне, то ты…

Молодой человек мягко улыбнулся и, подняв руку, жестом остановил собеседника.

— Мне не нужно будет драться с ним, Рене. Я заберу твою боль, твои воспоминания о нем, я сумею скрыть тебя от него, так, чтобы он никогда боле не нашел тебя, не напомнил о том, что ты забудешь. Ты продолжишь жить, а я всегда буду рядом, я буду твоим самым верным, самым преданным другом. Тебе нужно лишь согласиться и все.

— Согласиться на то, что Чес больше никогда не вернется в мою жизнь?.. — оборотень в раздумье потер подбородок и, внезапно нахмурившись, схватил парня за руку, — Поклянись, что он больше не появится!

Дэйв улыбнулся.

— Клянусь.

Реальность поплыла, смазалась, заволакиваясь серой дымкой, и наблюдатели неожиданно ощутили живительное тепло…