Тайна баронета

Глава 8

Они снова были дома, вновь стояли посреди комнаты Ричарда, замерзшие, немного уставшие и невеселые после лицезрения печальных воспоминаний, так долго и тщательно скрываемых Дэйвом.

— Значит, ты тоже обманул меня… — оборотень неожиданно грустно улыбнулся, переводя взгляд на своего вмиг растерявшегося хранителя памяти, — Ты клялся, что он больше не появится в моей жизни, говорил, что защитишь меня от него!

Дэйв, потрясенный столь внезапными обвинениями, попятился, ошарашено прижимая руку к груди.

— Но… но, хозяин, я… Я пытался, я защищал тебя все эти годы! Я не мог предвидеть, что Альберт будет знаком с Чеславом, что он приведет его к порогу Нормонда! Клянусь, если бы я… но он, наверное, знал, что это причинит тебе боль, потому и привел…

Ричард, хмурящийся все больше и больше, скрестил руки на груди.

— Ты хочешь сказать, что это моя вина?

— Нет… — несчастный хранитель памяти, совсем понурившись, низко опустил голову, — Нет, конечно, это моя… я виноват, но я…

Винсент, внимательно созерцающий происходящее, неожиданно решительно шагнул вперед, оттесняя своего младшего коллегу плечом.

— Дэйв, — в голосе его прозвучали какие-то непререкаемые нотки, — Оставь нас ненадолго.

Молодой человек, почему-то не удивленный этими словами, этим приказом, чуть приоткрыл рот и, переведя взгляд на нового собеседника, нахмурился. В глазах его отразился протест.

— Но… но, учитель!..

Эрик с Татьяной, с данный момент бывшие и в самом деле сторонними наблюдателями, ощущающие себя едва ли не лишними здесь, переглянулись в молчаливом поражении. Судя по всему, новости на сегодня еще не были закончены — мысль о том, что Винсент мог быть чьим-то учителем откровенно потрясала, вызывая даже смутное восхищение.

Винс метнул на непокорного ученика быстрый взгляд.

— Иди! — в голосе его зазвучали рычащие нотки, — Глупый мальчик, хранитель памяти должен быть тверд даже в общении со своим хозяином… Иди, я поговорю с ним.

Парень, потерянный, недоумевающий, медленно отступил, переводя взгляд с замершего в не меньшем изумлении, чем Татьяна и Эрик, оборотня, на строгого учителя и, наконец, все-таки подчинившись словам последнего, понуро отправился прочь из комнаты, плотно прикрывая за собой дверь.

Винсент, проводив его взглядом, медленно, неотвратимо грозно повернулся к приподнявшему подбородок Лэрду.

— Послушай меня, оборотень… — неспешно, очень тяжело начал он, обрушивая каждое слово на голову собеседника грудой камней, — Я не позволю своему ученику страдать из-за глупости его, столь опрометчиво выбранного, хозяина, ты меня понял?! Как ты смеешь винить его?! — он внезапно подался вперед, явно испытывая желание схватить собеседника за грудки, но не имея такой возможности по причине отсутствия одежды на теле последнего, — Чертов ты идиот, прав был Чеслав — ума тебе прожитые годы совершенно не добавили! Да если бы в способности хранителей памяти действительно входило умение уберечь хозяина от всех, абсолютно всех встреч, что могут поспособствовать возвращению памяти, Татьяны бы здесь не было!.. Да и вообще ничего бы этого не было, и к возвращению твоей памяти вряд ли бы что-то привело.

— Значит, обвинять мне следует тебя? — Ричард, будучи довольно упрямым человеком, терпеть не могущий любого давления, скептически изогнул бровь, — Значит, из-за того, что ты не смог сохранить от подобных встреч память Эрика, все это опять свалилось на мою голову?

— Хочешь винить меня — сколько угодно, — Винсент, хмурясь, сжал руки в кулаки, — Мне ни горячо от этого, ни холодно, можешь поверить. Но чтобы я больше ни слышал от тебя ни слова обвинения в адрес Дэйва — бедному парню итак досталось из-за тебя! Признаться, я надеялся, что первый его хозяин не будет… таким.

Лэрд фыркнул и, видимо, потихоньку сдаваясь напору старшего и более опытного хранителя памяти, недовольно повел больным плечом.

— Что, хочешь сказать, я — сложный случай?

Собеседник его, внезапно успокоившись, тяжело вздохнул.

— Неимоверно сложный. Клянусь, даже я бы на месте Дэйва двадцать раз подумал, прежде, чем принимать на себя такую ответственность, но он… он слишком добр, он не мог бросить тебя умирать, видел твои страдания и не мог не спасти. Чеслав прав — нас притягивает запах крови. Когда есть кровь, есть и боль, есть прошлое, приведшее к трагедии, а мы не можем пройти мимо этого. Такова наша суть, наша природа — мы обречены спасать тех, кто не может спасти себя сам. Ты думаешь, что хранение памяти — это приятное развлечение? Побегал в облике зверюшки, перекусил парой птичек — и доволен? Нет, Ричард, — Винсент отступил от оборотня и, пройдясь по комнате, серьезно продолжил, — Воспоминания, которые стирает хранитель памяти, никуда не исчезают, не болтаются в эфире, он принимает их на себя. И берет он не только сами воспоминания, — он забирает боль хозяина, хранитель памяти добровольно обрекает себя переживать ее сам, снова и снова, постоянно вспоминая, постоянно помня чужую боль и ощущая ее как свою собственную… Быть хранителем памяти — не дар, а проклятие. Я три сотни лет хранил одно-единственное воспоминание Эрика и, можешь мне поверить, это был нелегкий труд. А теперь представь, каково ему? — мужчина остановился, вновь пристально вглядываясь во внимающего ему оборотня, — Столько боли, так много лет!.. Как он выдержал все это, он, новичок в этом деле? И ведь он справился, он защищал тебя ото всех и ото всего, он был тебе самым верным, самым преданным другом, и, можешь мне поверить, таковым и остался. Имей же хоть каплю уважения и сочувствия, Ричард Лэрд, баронет Ренард Ламберт! Прояви то благородство, что тебе приписывают!

Ричард, последние слова собеседника выслушивающий, немного опустив голову, вскинулся. Темные глаза его полыхнули негодованием — его, человека, славящегося своим благородством, практически открыто обвиняли в отсутствии последнего! Для оборотня, способного разозлиться почти на ровном месте, да еще и пережившего только что заново самую большую трагедию в своей жизни, это было сильным ударом, немалым испытанием для его выдержки.

Не говоря ни слова, Лэрд резко шагнул вперед и, опрометчиво толкнув стоящего на пути хранителя памяти левым плечом, тихо зашипел от боли. А после, взбешенный своей неловкостью и глупостью еще больше, быстрыми, резкими шагами покинул комнату, напоследок сильно хлопнув дверью.

Друзья его остались в комнате. Татьяна, тихонько вздохнув, присела на стул и, потерев виски, неуверенно улыбнулась.

— Хорошо опять оказаться дома… — пробормотала она и, покосившись на дверь, за которой скрылся Ричард, перевела взгляд на Винсента, — Думаешь, он извиниться перед твоим учеником?

— Думаю, да, — ответ последовал почему-то не от хранителя памяти, а от молодого графа де Нормонд, — За прожитое с ним под одной крышей время я успел убедиться, что дядя Ричард — действительно благородный человек. Полагаю, твои слова достигли цели, друг мой. Но, Винс, учитель?..

— Да, дядя Винсент, ты был на редкость убедителен, — немного подделываясь под тон мужа, прибавила девушка и, неожиданно тихонько вздохнула, — Кто бы мог подумать, что мы с Эриком в памяти Рика обретем каждый по дядюшке… Но Эрик прав — ты никогда не упоминал о своем педагогическом опыте, и мне бы и в голову никогда не пришло, что ты был наставником Дэйва.

Де ля Бош повел плечами так, будто ему внезапно стало как-то неуютно.

— Это длинная история… — буркнул он и, повернувшись к двери, внимательно всмотрелся в нее, отстраненно продолжая, — Я был его учителем, его наставником много лет назад. Когда он был еще совсем юн, а маг, создавший его, тот, кто должен был бы обучить хранителя памяти и объяснить ему, как в какой ситуации следует действовать, увы, был убит… Я встретил его на своем пути совершенно случайно, потерянного, одинокого, я обучил его всему, что знал сам, и был уверен, что он станет хорошим хранителем памяти… — Винсент неожиданно скрипнул зубами, — А этот неблагодарный мальчишка сбежал, не доучившись! Ему, видите ли, надоели мои сентенции, его тянуло на вольные хлеба, и он удрал… а потом встретил, на свою голову, Ричарда.

Тем временем, Ричард, характеризованный как «сложный случай», покинув собственную комнату со столь угрожающим выражением, до такой степени разгневанный словами старшего из хранителей памяти, обращенными к нему, оказавшись в коридоре, как-то быстро остыл.

Дэйв стоял возле большого окна и, сжав рукой ворот собственной рубахи, смотрел в него невидящим взором. Оборотень, вспомнив, что пиджак ему верный друг накинул на плечи, когда они все вместе мерзли в недрах его памяти, и что этот самый пиджак он благополучно сбросил на пол, оказавшись дома, испытал стыдливое смущение.

— Дэйв… — голос прозвучал странно хрипло, однако, исправлять это мужчина не пожелал. Хранитель памяти не обернулся, и Лэрд, испытывающий все большую и большую вину, осторожно приблизился к нему, неуверенно, почти робко касаясь ладонью его худого плеча. Молодой человек вздрогнул и, закусив губу, медленно перевел взгляд на подошедшего хозяина.

— Слушай, я… — Ричард тяжело вздохнул и, пытаясь собраться с мыслями, потер некогда простреленную переносицу, — Хотел спросить… ты не показал этого сейчас, но я вспоминаю, ты говорил еще что-то насчет серебра… Меня им стошнило тогда, но вроде бы это мне дало какой-то иммунитет к нему или что-то вроде?

— Да, — хранитель памяти, снова погрустнев, опять перевел взгляд на окно, — Тебе по-прежнему тяжело переносить его, но все-таки проще, чем тому же Чеславу. Ты ведь замечал, что иногда, когда тебе становится плохо… ты кашляешь серебром, да?

Оборотень кивнул, и собеседник его продолжил.

— В организме человека присутствуют самые разные, даже тяжелые металлы, в том числе и серебро. В организме же оборотня оно отсутствует, ибо вредит ему, но ты… ты уникален, Ричард. После того, что сделал Чеслав, некоторая толика серебра осталась в твоем организме, а он, в свой черед, против воли начал привыкать к его присутствию. Иногда еще случаются всплески, ты чувствуешь себе нехорошо, но в результате можешь более спокойно переносить присутствие этого металла в своем организме. Даже пули этого мерзавца не смогли причинить тебе того вреда, на который он рассчитывал.

— Спасибо, — мужчина смущенно улыбнулся и, почесав в затылке, повторил еще раз, — Спасибо, Дэйв. Спасибо за то, что спас меня тогда, что так долго защищал от этого… от Чеслава, спасибо, что принял на себя такое бремя. И… прости, что я так…

— Ричард, — Дэйв, повернувшись вполоборота, положил свою ладонь поверх руки экс-хозяина, стискивающей его плечо, — Я слишком хорошо тебе знаю, чтобы не понять, как трудно тебе извиняться. Не нужно. Я привык угадывать твои намерения, вижу, что слова Винсента тебе многое объяснили, и я… Ричард, я же ни о чем не прошу, — он нахмурился, вглядываясь в мужчину, — Я лишь хочу, чтобы ты не сердился на меня, чтобы позволил остаться, как и прежде, рядом с тобою, чтобы разрешил, как всегда, служить тебе…

Баронет, вновь имеющий право называться своим титулом, слушал эти излияния со все более и более растягивающей губы улыбкой и, наконец, воздев указательный палец, прервал их.

— Дэйв, — голос мужчины прозвучал очень мягко, с нескрываемо отеческими нотками в нем, — Мне не нужен слуга, — и, заметив, как поник собеседник, он поспешил прибавить, — Мне нужен друг. Ты для меня никогда и не был слугой, ты всегда был моим самым верным, самым преданным другом и, клянусь, я очень хочу, чтобы все так и оставалось. Просто теперь Дэйв сможет отвечать мне, только и всего, — он подмигнул молодому человеку, и тот, не скрывая облегчения, медленно выдохнул.

Договор о дружбе был заключен, все необходимые слова произнесены, и рукопожатие скрепило это…

— Какие люди в нашем Голливуде! — приветствовал зашедших в гостиную путешественников по памяти знакомый насмешливый голос. Роман, расслабленно покачивающийся на стуле, упершись ногой в стол и читая какую-то книгу, выразительно захлопнул ее и, швырнув на стол, претенциозно скрестил руки на груди, окидывая вернувшихся друзей и родственников долгим взглядом.

Ричард, который, помирившись с Дэйвом и обретя в его лице теперь уже не молчаливого, а вполне разговорчивого друга, ощущал самое искренне умиротворение, мягко улыбнулся, оглядываясь через плечо на следующих за ним Татьяну, Эрика и Винсента. Последних оборотень и его хранитель памяти, направляясь вниз, не преминули захватить с собой.

— Значит, вы, как я правильно понимаю, шатались без моего разрешения по памяти Рикки и даже не привезли мне гостинцев? — юноша, опустив ногу, со стуком вернул стул в надлежащее положение и, вскочив с него, подбоченился, — И какие оправдания вы можете мне предоставить?

— Оправданий предоставить не можем, — Татьяна, как человек, наиболее привыкший к шуточкам младшего из проживающих в замке братьев де Нормонд, развела руки в стороны и, шагнув вперед, с мягкой улыбкой добавила, — Тем более, что гостинцы мы все-таки привезли. Что ты скажешь о дяде?

— Скажу, что он несъедобен, — моментально отреагировал Роман и, окинув вернувшихся в реальность путешественников еще одним взглядом, уже скорее проницательным, вопросительно вздернул бровь, — А где, собственно говоря, дядя? Не имею чести лицезреть его, а обманывать несчастного, брошенного в одиночестве среди древних страшных стен меня…

Закончить он не успел. Эрик, легко хлопнув Ричарда по здоровому плечу, сам шагнул вперед, кивая на последнего.

— Вот наш дядя, Роман. Настоящий дядя, родной… Рене был братом Аделайн де Нормонд, жены Виктора.

— Наш настоящий дядя? — юноша фыркнул и тряхнул головой, — Да ты шутишь, он же меня завоспитывает!.. Погоди, — на лицо его неожиданно набежало серьезное выражение, и виконт, повернув голову немного вбок, пристально и недоверчиво вгляделся в неожиданно обретенного дядю, — Я, конечно, товарищ очень доверчивый, готов принять все, что угодно, но… брат Аделайн, жены Виктора?.. Не может быть, Рик, сколько же тебе тогда лет?

Ричард тонко улыбнулся и, прошествовав к столу, спокойно присел на стул, обычно всегда им занимаемый. Затем сцепил руки в замок, уложил их на столешницу и только после этого ответил.

— Больше полутора тысяч, племянник. Я… немножко взрослый. Впрочем, не только я… — он обернулся через плечо и красноречиво воззрился на мигом помрачневшего Винсента. Роман, для которого этот взгляд, этот намек, очень ясный и прозрачный, явился шоком ничуть не меньшим, чем известие о возрасте дядюшки, да и о вообще родстве с последним, обалдело моргнул и, попятившись, практически упал на оставленный им стул.

— И ты, Винс? — на манер фразы о Бруте, произнесенной Цезарем в день мартовских ид[4], возопил он, демонстративно хватаясь за голову, — О, горе мне, как жить мне, такому молодому, в окружении глубоких стариков? Сговорились вы оба, что ли? Я в окружении таких Мафусаилов себя сопливым мальчишкой ощущаю! А это, между прочим, неприятно.

— Смею тебя заверить, мальчик, что ты и есть сопливый мальчишка, — вежливо отреагировал хранитель памяти и, в свой черед прошествовав к столу, уселся напротив ухмыляющегося Ричарда, непринужденно пожимая плечами, — Но не волнуйся — вам я не родственник.

— А кому ты родственник? — мгновенно сориентировался Роман, заинтриговано наваливаясь на стол и всматриваясь в друга. Дядюшку он покамест гордо игнорировал.

Винсент глубоко вздохнул и, изо всех сил отгоняя от себя мрачные тучи, слегка улыбнулся.

— Татьяне. И… Альберту. Я…

— О, так ты шпион? — виконт, вне всякого сомнения, чрезвычайно обрадованный этим известием, восторженно хлопнул в ладоши, — Так! Где моя шпага? Я намерен очистить жизненное пространство от негодяев!

— Да угомонись ты, — Ричард, устало покачав головой, подпер щеку кулаком и, оглянувшись через плечо на своего хранителя памяти, а также на племянника с его женой, кивнул им в сторону стола, — Присаживайтесь же. Расскажем этому болтуну о событиях моих давно минувших дней, может, он посерьезнее немного станет…

— Если это случится, наверное, наступит конец света, — слегка вздохнула Татьяна, однако, все-таки приблизилась к столу и, присаживаясь между собственным, не так давно обретенным дядей и своим супругом, устало опустила плечи. Рассказывать ей ничего не хотелось — тяжесть воспоминаний Ричарда, как-то вдруг настигнув, обрушилась на нее, заставляя испытывать невероятное утомление. Больше всего хотелось прилечь, немного отдохнуть, но позволить она себе этого не могла.

Роман, внимательно глядящий на нее, неодобрительно покачал головой. Он, на самом деле, был очень чувствителен, этот юноша, очень привязан ко всем членам их странной семьи, и довольно заботлив, и состояния девушки в данный момент не одобрял. В конечном итоге, ей следовало бы не забывать о собственном положении, ибо в планы молодого интантера все-таки входило в ближайшем обозримом будущем стать дядей.

— Рассказ, наверное, будет не коротким, — отметил он, медленно переводя взгляд с Татьяны на главных героев грядущей истории, — Гуляли-то вы там немного не пять минут.

— Правда? — Ричард, казалось бы, искренне удивленный, вопросительно повернулся к племяннику, — А сколько же? Десять?

— Ты мне задаешь очень сложные вопросы, дядя! — юноша недовольно фыркнул, — У меня всегда хромали точные науки, особенно математика. Она у меня вообще калека, а ты пытаешься заставить несчастную больную складывать и умножать сотни тысяч минут? Вас не было несколько часов, но точно я не засекал, так что имей совесть и не заставляй меня, такого юного и хрупкого, так ужасно напрягаться.

Экс-Ренард только покачал головой и, не видя иной альтернативы, сделал глубокий вдох, начиная долгий и обстоятельный рассказ.

В одной из комнат небольшой квартирки на окраине Парижа вспыхнул свет. Молодой человек довольно примечательной, безо всякого труда узнаваемой как врагами, так и союзниками, внешности, ленивой и расслабленной походкой уверенного в себе хозяина прошествовал к стоящему возле стены столу и, остановившись возле него, небрежно бросил на столешницу какую-то книгу.

После сдернул непринужденным движением очки, повесил их на ворот рубашки, зацепив дужкой за ткань и, окинув задумчивым взором восьмиугольный стакан с толстым дном, сжимаемый им в другой руке, тоже поставил его на стол, легко подталкивая кончиками пальцев к бутылке оригинальной формы, находящейся здесь же.

На лице его отразилось наслаждение предвкушения, свойственное гурманам, готовящимся вкусить самой изысканной пищи.

Пробка, подчиняясь движению ловких пальцев, с негромким характерным хлопком покинула узкое горлышко и по комнатке распространился слабый запах алкоголя, перемешанный с медовыми нотками и чем-то еще, сладковато-терпким и, безусловно, сообщающим напитку особый вкус.

Небрежным движением, отдающим все той же хозяйской ленцой, молодой человек наполнил стакан приблизительно на треть и, устроившись на стоящем возле стола стуле, коснулся книги, придвигая ее ближе к себе.

По лицу его медленно расплылась мягкая, столь необычная и непривычная для него, умиротворенная улыбка.

Он уже сжал свободной рукой стакан, и даже поднес его к губам, намереваясь сделать первый глоток, но громкий двукратный стук в дверь неожиданно прервал его, заставляя, недовольно сжав губы и мимолетно поморщившись, поставить бокал на стол. Мягкая улыбка как-то сразу исчезла с его лица, не оставляя по себе и следа, а в необычайно светлых, желтоватых глазах заплясали искорки дьявольского пламени.

— Заходи, — негромко и расслабленно произнес он и, откинувшись назад, оперся спиной о стену, возле которой располагался стол. На губах его вновь медленно проявилась улыбка. Но с той, мягкой и спокойной, ничего общего она уже не имела, скорее наоборот — казалась подчеркивающей опасность молодого человека, демонстрировала скорее издевательскую насмешку, чем расположение.

Дверь скрипнула, распахиваясь от чьего-то сильного толчка. В квартиру зашел высокий человек со странно светлыми, почти белыми волосами, бледнокожий и зеленоглазый и, чуть сдвинув светлые же брови, захлопнул входную дверь столь же порывисто, как открыл ее. После деловито проследовал в комнату, где его ожидал хозяин квартиры и, с размаху упав в глубокое кресло, резко выдохнул через нос.

Молодой человек, в чьих глазах засветилось нескрываемое расположение, даже радость от встречи с другом, немного склонил голову набок.

— Похоже, ты зол, друг мой.

— Я ненавижу этого проклятого мальчишку! — Анхель, которого читатель, вне всякого сомнения, узнал, раздраженно стукнул кулаком по подлокотнику кресла, — Я не могу видеть его наглую ухмылку, я не выношу его бредовых россказней! Ты хоть когда-нибудь слышал, как этот «мастер» повествует о былом, Чес? Это же уму непостижимо!

— Спокойнее, спокойнее, Ан, — Чеслав, узнаваемый не меньше, чем его гость, усмехнулся и, вновь откупорив бутылку, взял со стола второй, давно стоящий на нем бокал, наливая некоторое количество алкоголя, — Держи. Тебе нужно прийти в себя.

Ворас, порывисто вскочив на ноги, схватил бокал и, залпом опорожнив его, раздраженно стукнул по столу. Затем передернул плечами и, присев на сей раз на подлокотник кресла, поморщился.

— Этот глупец рассказывает о нашей истории с такой уверенностью, будто сам был ей свидетелем, и при этом бессовестно врет. Я не могу понять, Чес, откуда вообще Альберту известно о событиях тех лет? Кто мог поведать ему, ведь Ренард ничего не помнил?

Чеслав задумчиво глотнул из своего бокала и, покатав алкоголь языком по небу, проглотил его, медленно облизывая губы.

— Мальчик, к моему удивлению, оказался довольно способным учеником… — он слабо усмехнулся и качнул головой, — Думаю, старик был бы даже рад, узнай он, что в будущем кто-то, обучаясь лишь по его запискам сумеет достичь такого уровня мастерства! Знаешь, Ан, я не отрицаю того, что он заслужил звание «мастера». К тому же, он обладает немалыми способностями к гипнозу, умеет проникать в самые глубины человеческого разума, а с Рене он играл немало… Возможно, однажды, забравшись слишком далеко, он сумел даже переступить границу, возведенную хранителем памяти.

— Учитывая, что Дэйва нельзя назвать опытным, это неудивительно, — Анхель хмыкнул и, задумчиво покачав ногой, вздохнул, — Твои слова не внушают мне надежды, Чес. Если мальчишка так умен, так способен и талантлив, как мы сумеем избавиться от него? А я не могу оставить его в живых, это отродье Антуана, я хочу убить его! — он скрипнул зубами, — О, как же я ненавижу его, если бы ты только знал, какое омерзение у меня вызывает каждая минута общения с ним! Он так похож на своего чертового предка, что иногда мне кажется, это Антуан вновь смотрит на меня его глазами…

— Ан, я прошу — возьми себя в руки, — Чеслав нахмурился и, с тихим стуком поставив собственный стакан на стол, немного подался вперед, — Я ведь обещал тебе — мы избавимся и от него, и от остальных. Мальчишка Антуан талантлив, да, и к тому же похож на своего предка, но талант — отнюдь не синоним ума. Он слишком самоуверен, его самоуверенность погубит его.

— Надеюсь, это случится скорее, — буркнул альбинос и, поднявшись на ноги, сам плеснул себе еще алкоголя, вновь залпом опорожняя стакан, — Я устал смотреть на него, устал притворяться покорным его слугой! Ты прав, он глуп, иначе бы не поверил, что маркиз Мактиере добровольно согласится служить ла Бошеру!

— Но ведь он не знает, кто ты, — резонно заметил оборотень, окидывая собеседника внимательным взглядом, — Хотя и называет тебя господином маркизом.

— Он знает о моем титуле, знает мое имя, — ворас вздохнул и, кривовато ухмыльнувшись, продолжил, — Но то, что связывает род Мактиере с родом ла Бошеров, эта бесконечная вражда, эта нескончаемая месть — все это для него тайна. И уж тем более не знает он о причинах моей ненависти к потомкам Антуана, и не узнает до самого дня своей смерти! — бледно-зеленые глаза яростно сверкнули, — О, я поведаю ему, за что он понесет наказание, расскажу все, до последней буквы!

— Подожди, — Чеслав поднялся со стула и, подойдя к креслу, на подлокотнике которого сидел его друг, скрестил руки на груди, — Ты знаешь, время еще не пришло, придется немного подождать. Расскажи мне, что известно Альберту о тех событиях, что столько лет прятал хранитель памяти? Должен признать, малыш оказался очень умел — я так и не сумел найти Рене за эти годы, а ты знаешь, я искал.

— Немногое, — Анхель, без особой охоты отвлекаясь от собственной злости, в раздумье почесал бровь, — Он рассказывал, что ты — не я даже, а ты! — сбросил графа де Нормонд в пруд, хотя и не смог придумать хоть сколько-нибудь объективной причины для этого. О моем присутствии там ему ничего не известно, и я, говоря откровенно, не понимаю, откуда у него вообще подобная информация. Вероятно, копаясь в сознании Рене, он выхватил лишь какие-то его смутные сны, его собственные фантазии, в которых истина сплетена с ложью.

— А о его догадках он знает? — рыжий посерьезнел, и стало понятно, что этот вопрос представляет для него особую важность, — Рене цеплялся за них долгое время, эти мысли должны были бы прочно укорениться в его сознании.

Альбинос отрицательно качнул головой.

— Он ничего не говорил. Я ведь сказал — мальчик глуп и наивен, самоуверен до опрометчивости, он полагает себя самым сильным и самым всезнающим, даже не предполагая, с какими силами играет. Да, еще он нес какую-то чушь касательно проклятия, говорил, что виною всему сила, которая, проходя сквозь кошку мощным потоком, изливалась на неподготовленных к этому детей и являлась причиной их смерти. Другими словами, об истинной природе проклятия, как и о том, что наложил его ты, он не имеет ни малейшего понятия. Глупец.

Ответить оборотень не успел. С улицы донесся странный шорох, раздалось хлопанье крыльев и через приоткрытую форточку в комнату протиснулся большой черный ворон.

Чеслав, увидев его, улыбнулся и приглашающе подставил плечо. Птица охотно воспользовалась предложением хозяина и, перелетев с форточки на его плечо, воцарилась там, немного нахохлившись.

— Итак, Курк… — оборотень усмехнулся, поднимая взгляд на своего пернатого друга, — Что ты можешь сообщить мне?

Ворон завозился и, открыв клюв, негромко каркнул. А затем внезапно произнес хорошо знакомым друзьям молодым голосом:

— По памяти Рикки! Дядя! Дядя!

Чес заинтересованно склонил голову набок. Курк, сообразив, что от него требуется продолжение, минуту подумал, и добавил другим голосом:

— Позволь мне остаться! — подумал еще и прибавил голосом Ричарда, — Я вспоминаю!

— Молодец, — оборотень поднял руку и протянул своему помощнику и осведомителю на раскрытой ладони неизвестно откуда и когда появившийся на ней кусочек сахара. Ворон с благодарностью принял угощение и сосредоточено умолк.

— Итак… — Чеслав вновь обратил взор к наблюдающему за его общением с птицей, другу. Тот хмыкнул и слегка пожал плечами.

— Удивительно, как ты разбираешь его белиберду. Привык за столько лет?

— Да, и к тому же здесь нет ничего сложного, — оборотень широко улыбнулся и удовлетворенно вздохнул, — Я велел ему следить за Нормондом, сообщать мне о происходящем там, вот он и сообщил. Рене вернул себе память, вняв моему совету, а это значит, что общаться с ним теперь станет на порядок проще. Признаюсь, прошлая встреча меня немного утомила.

— Зато ты отлично разыграл карту отпетого негодяя, — Анхель сполз с подлокотника в кресло и, ухмыляясь, скрестил руки на груди, — Клянусь, Чес, даже я поверил в твою игру!

Чеслав тонко улыбнулся и, скользнув кончиками пальцев по собственным губам, безмятежно пожал свободным от ворона плечом.

— Ты знаешь, я неплохо играю в эшек, Ан, полагаю, могу даже зваться гроссмейстером… — глаза его опасно сверкнули, — Но в покере мне равных нет.

— Итак, делаем выводы! — Роман, еле дождавшийся конца повествования, жизнерадостно хлопнул в ладоши, — Дядей две штуки, причем оба бессмертные. Замок наводнен толпой заявившейся из прошлого родни, скоро коренным его обитателям не останется в нем места.

— Ну, уж чуланчик в подвале мы для тебя всяко выделим, — милостиво отреагировал Винсент и, очаровательно улыбнувшись, задумчиво потер подбородок, — К слову, я лично вам не родня. Родня, но не вам.

— Татьяна с некоторых пор прочно заняла свое место в нашей семье, — парировал юноша и, элегически вздохнув, покосился на брата, — Не знаю, кем приходится дядя жены брату мужа, но, вне всякого сомнения, в какой-то жуткой степени ты мне родич, Винс. И это пугает! Я представляю, как вы с Ричардом будете меня воспитывать — хоть сразу из дома сбегай!

Оборотень, приятно удивленный тем, что виконт, практически впервые в жизни, правильно произнес его имя, беззаботно улыбнулся.

— Да ты не волнуйся так, племянник. Перевоспитываться-то ты уже, по-видимому, начал…

— Боже меня упаси, — Роман старательно изобразил ужасный испуг, взволнованно прижал руку к груди, и неожиданно деловито продолжил, — Но зачем этот рыжий вернулся сейчас опять? Я думал, ваши с ним игры окончены.

— Он, видимо, так не считает, — Ричард, как-то сразу помрачневший, устало облокотился на столешницу, — Я думал, наши с ним игры были окончены еще тогда, когда я вонзил кинжал ему в переносицу, но Чес терпеть не может, если последний ход остается не за ним. А судя по его последним словам, он догадался, что мне на помощь спешит хранитель памяти. Какая-то глупость, — мужчина откинулся на спинку стула и слегка покачал головой, — Мы оба бессмертны, но у меня создается впечатление, что Чеслав не угомонится, пока не убьет меня. При учете же того, что, если верить Рейниру, это невозможно…

— Чеслав не угомонится никогда, — подхватил граф де Нормонд и, слегка вздохнув, на мгновения сжал губы, — Но что тогда делать нам? Ведь не можем же мы провести вечность, непрестанно сражаясь с ним! К тому же, у нас с Татьяной вечности в запасе нет.

Ричард бросил на старшего из своих племянников быстрый, невеселый взгляд и, несколько понурившись, сумрачно кивнул. Как вести себя с Чеславом, он не знал и сам, а мысль о том, что рыжий негодяй будет и в дальнейшем мучить его родных и близких, угнетала благородное сердце баронета.

На некоторое время повисла тишина. Татьяна с Эриком, переглядываясь, честно и искренне пытались придумать слова, какими можно было бы утешить оборотня; Винсент, созерцающий столешницу, изобретал способы, какими можно было бы одолеть бессмертного. Роман, вновь упершись ногой в столешницу, слегка покачивался, расслабленно созерцая всех присутствующих здесь и, похоже, ни о чем конкретном не помышляя, а Дэйв… Дэйв, утомленный долгим путешествием и собственными ранами, почти лежал на столе, пребывая, вне всякого сомнения в полубессознательном состоянии.

Заметил первым это, как ни удивительно, именно виконт. Созерцая всех, присутствующих в гостиной, уделяя каждому несколько секунд своего драгоценного времени, Роман, неожиданно глянувший на Дэйва, нахмурился и немного подался вперед, всматриваясь внимательнее. Затем перевел взгляд на сидящего рядом с отсутствующим видом новоявленного дядюшку и, негромко, выразительно кашлянув, ткнул того указательным пальцем в плечо.

— Рик… — дождавшись, пока оборотень вопросительно глянет на него, юноша красноречиво кивнул в сторону молодого хранителя памяти, — А что с твоим котом?

Ричард, судя по всему, не только не возмущенный, но даже и обрадованный тем, что племянник решил все-таки вернуться к прежней форме обращения, медленно перевел взгляд на Дэйва и, нахмурившись, уперся ладонями в стол, вскакивая на ноги.

— Дьявол… Где Тьери? — он окинул быстрым взглядом всех собравшихся за столом, из которых ответ, в общем-то, мог быть известен только Роману. Дэйв, услышав вопрос экс-хозяина, слабо, с видимым трудом, помахал рукой.

— Я в порядке…

— Не спорь со старшими, — мигом отбрил виконт и, опустив стул в нормальное положение, пожал плечами, — Ушел к себе в деревню за какими-то травками, чтобы помочь Чарли. Жаль, что специалист по зашиванию хранителей памяти сейчас не столь дееспособен…

— Надо добраться до Тьери, — шуточки Романа, в данный момент не уместные, не возымели на оборотня решительно никакого действия. Решительный, как никогда, он вышел, было, из-за стола, уже намереваясь, должно быть, взвалить пострадавшего друга себе на спину и, наплевав на собственное простреленное плечо, донести его до мага, однако, все тот же виконт остановил его.

— Стоп-стоп-стоп, товарищ дядя, вы далеко собрались? Котик пусть пока полежит капельку, сил наберется, а у меня к вам еще несколько очень серьезных вопросов имеется. Так что сидеть, Рикки! — серо-зеленые глаза весело блеснули, и юноша легко вскочил на ноги, — А я сейчас вернусь и принесу вопросы.

Отреагировать Ричард даже не успел — гостиную Роман покинул весьма стремительно, не давая ему возможности молвить ни слова. Мужчина недовольно фыркнул и, потерев больное плечо, без особого энтузиазма все-таки вновь приземлился на оставленный им стул.

— Что еще за вопросы? — вопросительный взгляд его уперся в Татьяну и Эрика, как людей, хотя бы в теории могущих предугадать поступки юного виконта. Ответил, правда, на его вопрос почему-то Винсент, пробудившийся от собственных размышлений.

— Как знать. Роман — человек непредсказуемый… Ричард, — он серьезно глянул на оборотня, покосился на Дэйва и глубоко вздохнул, — Как ты собираешься доставить его к Тьери?

— На своей спине, разумеется! — оборотень негромко фыркнул, всем видом показывая, что вопрос смысла категорически лишен, ибо ответ на него очевиден. Хранитель памяти только покачал головой и, быстро глянув на графа и его супругу, передал эстафетную палочку им.

— Но у тебя болит плечо, — подала голос Татьяна, глядя то на одного из потенциальных путников, то на другого, — А Дэйв, хоть и худ, но вряд ли совсем уж легок.

— К тому же, теперь всегда есть опасность встретить Чеслава, — подхватил Эрик, хмурясь, — Если ты будешь один…

Дэйв, чья персона, в некотором роде, столь беззастенчиво и нагло обсуждалась, с небольшим трудом выпрямился, грозно сдвигая брови.

— Он… Мы будем вдвоем! Один раз я повредил руку этому рыжему, сделаю это и вновь, причем с большим удовольствием!

— Если появится рыжий, — усмехнулся явно гордый своим верным другом Лэрд, — Руку ему я поврежу сам.

Послышался топот — в гостиную, с грацией небольшого слоника, возвращался Роман. Прошло несколько мгновений — и он уже влетел в гостиную, нежно обнимая и прижимая к груди какие-то старые книги, а в руке держащий газету или две. Дверь, вне всякого сомнения, распахнутая самым, что ни на есть, некультурным пинком, стукнулась о стену и, слабо, печально поскрипывая, закачалась на петлях.

Ричард, окинув подозрительным взглядом принесенную племянником литературу, нахмурился.

— Надеюсь, ты не раскопал где-то в анналах истории мои стихи? Я как-то не готов выносить их на суд высокого общества.

Роман, чрезвычайно заинтригованный, склонил голову набок, аккуратно опуская газеты и книги на стол.

— Ты пишешь стихи? Надо будет обязательно покопаться в сборниках, мне было бы любопытно прочесть их. Но сейчас речь, увы, о событиях значительно более печальных, господин баронет… кстати, а ты все еще баронет? От титула не отказался?

— Насколько помню, этого не делал, — хмыкнул оборотень и, вздохнув, элегически протянул, — Баронет Ричард Лэрд… это лучше, чем Ренард Ламберт или хуже?

— А вот это уже зависит от твоего поведения, дорогой дядюшка, — голос виконта стал елейным, и он, недолго думая, решительным жестом сунул под нос собеседнику одну из газет. Ричард рефлекторно отшатнулся, однако, почти сразу заметил искомую статью и, быстро пробежав ее глазами, кривовато ухмыльнулся.

— Значит, вот какого рода у тебя вопросы, Роман… И какого же ответа ты ждешь от меня? Сожаления о трупе, обнаруженном в камере?

Юноша пытливо прищурился.

— А ты сожалеешь? Об этом или о том, другом, про которого написано в следующей газете?

Ричард ненадолго задумался, искренне разыскивая в недрах своей души хоть какое-то сожаление, затем неуверенно пожал плечами.

— Трудно сказать. Те годы были… нелегкими для меня, я не вел жизнь праведника. На моем счету не одна отнятая жизнь и, увы, среди них встречались и действительно невинные люди… Но все это произошло слишком давно, чтобы я мог до сих пор испытывать сожаление, так что… — он виновато вздохнул и развел руки в стороны, — Я прошу прощения, что оказался не таким уж замечательным дядюшкой, но в будущем, быть может, сумею исправиться. Ну, а сейчас, если вопросы завершены, я, пожалуй, все-таки поведу Дэйва к доктору Тьери.

— Если это попытка загладить вину за полисмена… — ухмыльнулся Винсент и, покосившись на Дэйва, вздохнул, — То она принята. Ты уверен, что сможешь довести его? Путь неблизкий…

Оборотень окинул раненого парня оценивающим взглядом и уверенно кивнул.

— Убежден. Прочие разговоры, с вашего позволения, мы продолжим позже…

Роман, проводив взглядом покидающих замок Ричарда и поддерживаемого им хранителя памяти, вздохнул, облокачиваясь на стол. Лицо его было непривычно серьезно и даже мрачно.

— Чеслав, выходит, тоже нам родственник? — он быстро глянул на Винсента, затем перевел взгляд на брата и Татьяну, — Если он родня Рику, а тот нам дядя…

Эрик сумрачно кивнул.

— Я тоже думал об этом, и предпочитаю более не задумываться. Не понимаю, почему половина наших родственников так стремиться стереть нас с лица земли!

— Этот-то не на вас покушается, — подал голос Винсент, — Его претензии полностью направлены на Рене, как он называет Ричарда по старой памяти. И я не понимаю, почему он так злиться на него, что, в сущности, Ренард ему сделал? Ничего!

— Да, не считая того, что пробил череп кинжалом, — Татьяна негромко фыркнула и, откинувшись на спинку стула, всплеснула руками, — Но ведь он выжил! И мне кажется, зол он не из-за этого пресловутого кинжала, который… — она перевела взгляд с одного из своих собеседников и спутников на другого, — Вы думаете, это действительно он дал кинжал Виктору?

Роман, с интересом внимающий беседе, негромко хмыкнул.

— Я думаю, что рыжий бесится потому, что Рене разгадал его игру. И я бы не сказал, чтобы эта его игра хоть немного смахивала на шахматы. Это скорее карты, покер — сплошной блеф!

— Он игрок в принципе, — девушка пожала плечами, — В карты Ричард с ним тоже играл, мы же рассказывали.

— Не спорю, не спорю… — Роман потер подбородок и осуждающе качнул головой, — Что же у нас за семейка-то такая! Один дядя маг, другой оборотень, да к тому же еще и со склонностью к азартным играм, ну, а рыжий… я даже не знаю, дядя ли он нам.

— Будем считать, что нет, — Эрик тонко усмехнулся и, подперев щеку кулаком, задумчиво продолжил, — Сдается мне, что Чеслав мог и солгать Ренарду, знакомясь с ним. А Рене в те годы был весьма простодушен, верил всему, что ему говорили, поэтому обмануть его этому мерзавцу труда не составило. Но Ричард хороший человек, — граф немного выпрямился в кресле, сдвигая брови, — Это известно всем нам, он благороден, честен, смел, вопреки обвинениям Чеслава, и я, клянусь, горд называть его дядей.

— Ага, а в восемнадцатом веке-то как к нему относился? — виконт фыркнул и, ухмыляясь, откинулся на спинку стула, скрещивая руки на груди и упираясь ногой в столешницу, — Помню-помню, как ты был возмущен, когда узнал, что на какой-то бал был приглашен и Ренард!

Блондин безмятежно пожал плечами, всем видом показывая, что прошлое должно остаться в прошлом.

— Тогда он был с Альбертом и, должно быть, я подспудно ощущал это. Он был мне неприятен, это правда, даже не взирая на то, что со мною был всегда очень вежлив и корректен. Отец говорил… — молодой человек неожиданно поник и, вздохнув, умолк. Взгляды всех, взгляды непонимающие, обеспокоенные и изумленные обратились к нему.

Татьяна неуверенно тронула мужа за рукав.

— Эрик…

— Прости, — граф де Нормонд слабо улыбнулся и, сделав над собою усилие, поднял голову вновь, — Я знаю, я три сотни лет прожил без родительской опеки, но иногда я так скучаю по ним… И сейчас, мне бы так хотелось, чтобы отец был здесь, со мной, с нами, чтобы я мог рассказать ему о том, что видел, о том, что мог лицезреть нашего предка, Виктора де Нормонда, основателя нашего рода! Я бы столько хотел ему рассказать…

— Эрик… — девушка взволнованно сжала руку мужа и, не в силах выразить все сочувствие, испытываемое ей, покачала головой, — Если бы ты знал, как я хочу помочь тебе… Клянусь, я бы тоже очень хотела, чтобы твой отец был здесь, с нами, но…

— Татьяна!.. — предупреждающий рык хранителя памяти буквально оглушил ее, заставляя вздрогнуть и завертеть головой. По гостиной пронесся невесть откуда взявшийся ветер, взметнул волосы Романа, подхватил и закружил старые газеты…

Татьяна, шестым чувством начиная догадываться, что предупреждение Винсента несколько запоздало, взволнованно сжалась, вцепляясь в руку забеспокоившегося Эрика сильнее, и завертела головой, пытаясь осознать, что происходит.

Ветер усилился, закачались, потревоженные им, тяжелые портьеры… За столом, между ним и дверью, ведущей к библиотеке, появилось нечто смутное, трудноопределимое, но быстро формирующееся в четкую фигуру.

Еще один порыв — и ветер внезапно утих, исчез, оставляя среди гостиной высокого светловолосого человека с револьвером в руке. Человека, невероятно похожего на Эрика.

Молодой граф медленно поднялся на ноги, продолжая в немом оцепенении сжимать руку супруги. Сказать что-либо он не находил в себе сил, слова не шли на ум.

Роман, медленно обернувшийся, сглотнул и, вцепившись в спинку стула мертвой хваткой, немного подался вперед, недоверчиво вглядываясь во взявшегося из ниоткуда мужчину.

Последний же, неуверенно переведя взгляд с одного брата на другого, растерянно моргнул.

— Эрик?.. — голос его звучал удивленно, но вполне убежденно; никаких глухих могильных ноток в нем слышно не было, — Сынок, ты в порядке? Я не понимаю, как оказался в гостиной, я говорил с Альбертом… — взгляд его заскользил дальше, упираясь в Романа, и мужчина нахмурился, — Я думал, ты отправился за братом, почему ты сидишь… — он окинул долгим взором претерпевшую некоторые изменения за последний год гостиную, заметил, наконец, Винсента, наполовину закрывшего ладонью лицо и Татьяну, абсолютно потрясенную случившимся, и, вне всякого сомнения, ничего не понимая, тряхнул головой. На несколько долгих, томительных мгновений в гостиной воцарилась тишина, затем вновь прибывший опять неуверенно подал голос.

— Что здесь происходит?..

— Отец… — сорвался с губ Эрика потрясенный вздох, и на лице его медленно прорисовалась неуверенная улыбка. Он шатнулся вперед, делая робкий, небольшой шаг, сомневаясь в каждом движении, опасаясь, что прекрасный мираж исчезнет, растаяв, как сон.

Брат его оказался стремительнее. Услышав слово, произнесенное молодым графом, он вскочил на ноги и, не в силах скрыть счастья, воскликнул:

— Папа! — безо всяких сомнений бросаясь явственно растерявшемуся мужчине на шею, — Как же я скучал по тебе, мы все скучали! Нам…

— Роман, заткнись! — Винсент, поднявшись с места, грозный, как скала среди моря, нахмурился, медленно выходя из-за стола, — Татьяна совершила глупость, твой отец даже не понимает, где он, не говори лишнего!

— Лишнего? — старший граф, и в самом деле не понимающий ровным счетом ничего в происходящем, медленно покрутил головой, совершенно рефлекторно обнимая младшего сына одной рукой. В другой он по-прежнему держал револьвер.

— Я тебя знаю… — он прищурился, всматриваясь в столь непочтительно обращающегося с его младшим сыном мужчину, — Винсент де ля Бош, приятель Эрика… А девушка?..

Татьяна торопливо поднялась на ноги, несколько стесняясь свой совсем не средневековой одежды, и неуверенно склонила голову. Впрочем, сейчас все в гостиной, за исключением самого Анри де Нормонда были одеты не подобающим образом.

— Татин Лероа, — поспешила представиться она, вспоминая имя, коим представлялась в восемнадцатом веке, — Я… была на балу. Танцевала с Эриком… — она быстро глянула на супруга и мимолетно улыбнулась ему. Тот не прореагировал. Взгляд его, все его внимание оставалось по-прежнему приковано к отцу, к которому он все еще не решался подойти.

— Послушайте… — хранитель памяти устало вздохнул и, присев на краешек стола, виновато пожал плечами, — Понимаю, это будет сложно осознать вам, месье де Нормонд, но альтернативы у вас, к сожалению, нет. Дело в том, что это время… не совсем то, где вы находились несколько мгновений назад.

— Папа, почему у тебя револьвер? — неожиданно влез Роман, моментально разбивая всю серьезность момента. Анри де Нормонд, моргнув, медленно опустил взор на оружие в своей руке.

— Я хотел убить Альберта… Ты знаешь, ты говорил мне, за этой ужасной трагедией стоит он, и только он повинен в гибели Луи! Я должен отомстить, и…

— Отец, — Эрик, наконец решившийся на откровенный разговор, обошел свой стул, приближаясь к родителю и внимательно вглядываясь в него, — Трагедия… как давно она была?

Мужчина, совершенно растерявшись, отступил на шаг, недоверчиво глядя на сына. На лице его отразилось явственное беспокойство за психическое состояние того.

— Сынок… трагедия случилась несколько часов назад… Я не понимаю, как ты можешь не помнить этого, разве что Альберт… что он сделал с тобой?!

— Ничего, — блондин вздохнул, одаряя собеседника быстрой улыбкой, — Вернее, тогда он сделал, действительно, но с того мгновения прошли годы… Папа, присядь, я прошу тебя, нам необходимо тебе все объяснить.

Анри, окинув еще одним подозрительным взглядом обоих своих сыновей, а заодно окатив недоверием Татьяну с Винсентом, неуверенно приблизился к столу и, отодвинув один из стульев, сел так, чтобы быть как можно дальше от незнакомых ему личностей. Револьвер он, как бы невзначай, положил на столешницу рядом с собой, дабы иметь возможность при случае схватить его.

Роль рассказчика без особенной охоты, но покоряясь необходимости, принял на себя Винсент. Он говорил, периодически сбиваясь, иногда путаясь, кивая на подсказки друзей, но, в конечном итоге, ухитрился выстроить все-таки довольно стройный, хотя и длинный рассказ. Когда он завершил его известием о том, что сделала Татьяна, слово взял Эрик, и на Анри, еще не успевшего толком прийти в себя от известия о том, что он находится в трехсотлетнем будущем, обрушилась новая лавина информации — рассказ о путешествии по памяти Ричарда, оказавшегося их родным дядей, то, что так жаждал поведать отцу молодой граф.

Отняло все это без малого два часа, и по истечении их глава семейства де Нормонд, почти полностью деморализованный, владел, наконец, полной информацией.

Эрик закончил рассказ и замолчал. Воцарилась тишина. Вмешиваться в раздумья графа, которого нельзя было еще назвать старым, но все же определенно более взрослого, чем его сын, имеющий тот же титул, никто не хотел.

Наконец, Анри решительно мотнул головой и, хмурясь, встал.

— Значит… — он обратил взор к старшему сыну, — Ты все же исполнил свое желание и женился на девушке, которую полюбил, едва увидев?

Татьяна, почему-то до сей поры не догадывавшаяся, что Эрик влюбился в нее с первого взгляда, покраснела от удовольствия и опустила очи долу. Муж ее, широко улыбаясь, кивнул, обнимая ее за плечи.

— Да, отец. И через положенное время она подарит мне дитя.

Девушка, смущенная еще больше, неуверенно дернула уголком губ и кивнула, осторожно косясь на своего свекра.

— Я… месье де Нормонд, я обещаю вам… Если Бог пошлет нам сына, мы назовем его в вашу честь.

Анри благодарно склонил голову, скользя взглядом по прочим своим собеседникам.

— А ты, значит, де ля Бош, хранитель памяти, на протяжении трех долгих столетий оберегавший покой моего сына?

Винс, с недавних пор получивший неоспоримые доказательства, что фамилию он должен бы носить другую, с достоинством опустил подбородок. Лавров гордый хранитель памяти со своей головы снимать не желал.

Старший граф, закусив губу, медленно перевел взор на Романа, не сводящего с него глаз и, мягко улыбнувшись, легко взъерошил его шевелюру.

— А ты все так же длинноволос, Роман… — он вздохнул и, опять посерьезнев, окинул всех долгим взглядом, — И вы говорите, что Людовик жив?.. Что на самом деле все это было обманом, но теперь мой сын помогает Альберту??

— Боюсь, что да, папа, — виконт, сам посерьезнев, виновато улыбнулся, пожимая плечами, — Но ты не думай, Альберту мы уже несколько раз задавали хорошую трепку, да и Луи получил пару раз по шее! Мой друг особенно постарался в этом, правда… — вспомнив, как заплатил за царапину, оставленную на щеке Людовика и за синяк на его плече Влад, молодой человек немного сник, — Самому ему тоже досталось.

— А Ренард Ламберт!.. — Анри, похоже, не особенно вслушивающийся в слова сына, пораженно покачал головой, — Кто бы мог подумать, что брат Аделайн де Нормонд все еще жив! Мой отец рассказывал мне легенды об этом благородном человеке, он называл его самым достойным из тех, что были близки нашей семье. Ренард в моих глазах всегда был эталоном друга, эталоном благородства… Легенды гласят, что он исчез в день смерти Виктора и ходили даже слухи, что этот человек свел счеты с жизнью, не вынеся потери! Я восхищался им, я думал, что будь он жив, именно его, а не Альберта, я хотел бы видеть своим братом… И теперь оказывается, что он не просто жив, он еще и бывал в нашем замке? Я слышал его имя, но никогда не подозревал, что это тот же самый Ламберт, я думал, это просто… Простое совпадение, хотя имя его всегда всколыхивало в душе моей воспоминания о легендах отца. И теперь вы говорите, что он жив и живет в этом замке на правах друга, а с этого дня на правах родича? Но где же он, этот замечательный человек? Я бы с огромным счастьем пожал ему руку!

— Думаю, что он тоже, — хранитель памяти негромко вздохнул и, сжав губы, покачал головой, — Правда, сейчас он немного расстроен и, услышь он ваши слова, расстроился бы еще сильнее. Понимаете, месье де Нормонд, Ричард, я хочу сказать — Ренард, терзаем сомнениями. Ему кажется, что именно он стал причиной смерти своего друга, да к тому же, Чеслав наплел ему, будто Виктор и сам мечтал оборвать его жизнь…

Граф де Нормонд, хмурясь, уверенно мотнул головой. Голос его был тверд и непререкаем.

— Это невозможно. В своих дневниках Виктор называет Ренарда братом, повторяет и подчеркивает, что человека ближе он никогда не знал и вряд ли когда узнает. В последней своей записи, как раз перед смертью, он говорит, что отправится на поиски мага, проклявшего его род, и что верит и уповает на помощь Ренарда. Увы, добраться до друга он не сумел, направившись сразу к магу, как вы сообщили мне. Виктор стал жертвой обмана, предательства, но не со стороны Рене, ни в коем случае не с его стороны! Этот Чеслав, которого вы упомянули, вне всякого сомнения, лжец и мерзавец, он пытается сбить благородного баронета с пути. Ренард не должен верить его словам.

— Вот это услышать он, пожалуй, был бы счастлив, — Татьяна, быстро глянув на мужа, широко улыбнулась, искренне наслаждаясь столь лестной характеристикой Ричарда. Не взирая на давнее прекращение между ними романтических отношений, к Лэрду она по-прежнему относилась очень тепло, сама полагая его почти что братом, и слова старого графа были ей приятны.

Анри, видимо, не обративший особенно внимания на ее высказывание, немного приподнял подбородок, переводя взгляд с одного своего сына на другого и, в конечном итоге, останавливая его почему-то на Винсенте.

— Я не слишком хорошо понял, благодаря какому чуду оказался здесь, три сотни лет спустя после своей жизни, и не знаю, как долго буду пребывать здесь. Поэтому мне бы хотелось узнать как можно больше о вашей жизни, о вашей судьбе, чтобы после утешать себя мыслью, что дети мои в покое и безопасности. Но где же Ренард Ламберт? Клянусь, узнай я, что мои дети находятся под защитой такого человека, как он, я бы умер счастливым и спокойным.

— Рене отправился со своим другом к магу, который… — Эрик замялся, не уверенный, что сейчас следует упоминать Рейнира, — К магу, который умеет целить. Друг его ранен, ему нужна помощь… Но не беспокойся, отец, он заботится о нас. Уже не единожды он оказывал нам неоценимую помощь против Альберта, он выступил против этого Чеслава, выступил, не раздумывая, хотя и не помнил его тогда. Однако, считаю нужным заметить, что мы и сами способны за себя постоять.

— Да, папа, — не преминул вставить Роман, — За эти годы мы с Эриком немножко подросли, и вполне способны отбиться даже от дяди. Который неправильный дядя, я имею в виду, который Альберт.

— Мне приятно это слышать, сынок, но все-таки я должен предупредить, — мужчина вздохнул, слегка опуская плечи, — Мой брат — страшный, очень страшный и очень опасный человек. Я сам, глядя на него, пытался разобраться в магии и ее обрядах, но Альберт достиг в этом искусстве большего мастерства. Боюсь, он по силе уже едва ли не равен Рейниру, проклявшему… Но вы сказали, что наш род был проклят не им?

— Не им, — Татьяна, как-то очень неожиданно сообразившая, что, имея отношение к семье де Нормонд, нося под сердцем наследника этого рода, она и сама попадает под проклятие, несколько помрачнела, — Ваш… Точнее, наш род был проклят Чеславом, тем же, кто обманул Виктора де Нормонда, и погубил его. Тем, кто пытается оболгать Ричарда…

Анри задумчиво кивнул, постукивая пальцами по столу.

— Оболгать Ренарда… Эрик, — взгляд серых глаз графа неожиданно обратился к старшему сыну, — Ты знаешь, где находится мой кабинет?

— Конечно, папа… — блондин, явственно растерявшись, неуверенно покосился на младшего брата, — Возле библиотеки, мы там ничего не трогали… Я не работаю в нем, и хотел сохранить его, как память…

Мужчина поднял руку, решительно прерывая отпрыска.

— В моем столе есть дневники Виктора. Дай их почитать Ренарду, быть может, тогда он убедится, что его друг до самого конца хранил ему верность. Не знаю, насколько это поможет ему, да и всем вам в борьбе против этого Чеслава, но… — он тяжело вздохнул и покачал головой, — Бедные мои дети, сколько врагов вам надлежит победить! Мой брат Альберт, этот оборотень и еще тот… другой… я не помню, как вы его называли. Но надеюсь и верю, что все вам удастся, и однажды в вашей жизни вновь засияет солнце…

Винсент вскинулся, подозрительно и пристально вглядываясь в старого графа. Однако, судя по всему, тот не держал никаких мыслей за душою, слова его, совпавшие почти дословно с гравировкой на перстне Рейнира, были, вне всякого сомнения, совершенно искренны и… случайны. Трудно было бы представить, что Анри де Нормонд может иметь хоть какое-то отношение к кольцу мага, провалявшемуся более полутора тысяч лет в грязном камине.

Мужчина же, тем временем, явно не замечая реакции хранителя памяти, продолжал.

— И, клянусь, если мне суждено вернуться назад, я поведаю вашей матери о том, что ожидает вас, дабы и она могла успокоиться. То, что Людовик по глупости избрал сторону Альберта, конечно, опечалит ее, но, в конечном итоге, нас обоих утешит уже то, что он жив.

— Однако, в наследстве ты его немного обделишь… — осененный внезапной мыслью, Роман даже выпрямился, пытливо вглядываясь в отца, — Поэтому ты, наверное, составил… составишь такое завещание, где основное имущество разделишь между нами с Эриком. Луи же определишь лишь некоторую сумму денег, но не более того. Да?

— Роман… — Винсент, уставший без конца повторять, чтобы все, общающиеся с Анри де Нормондом удерживались от рассказов о его будущих действиях, потер переносицу, облокачиваясь другой рукой о стол, — Боюсь, твой отец не вспомнит этого, вернувшись обратно. В конечном итоге, я бы лично стер…

— Прошу прощения, — Анри, хмурясь, абсолютно точно недовольный таким беззастенчивым обсуждением его персоны, уперся обеими руками в столешницу, поднимаясь на ноги, — Разве мое желание не играет здесь никакой роли? Я не хочу, чтобы память моя была стерта, как и память моей жены, я хочу помнить и знать обо всем, что видел! Это даст мне, нам обоим, силы жить, это даст нам веру в то, что темные дни однажды пройдут, в то, что дети наши будут счастливы! Если же вас беспокоит, что от меня о событиях грядущих дней, помимо моей супруги, узнает кто-то еще… Не стоит волноваться, месье де ля Бош. После происшедшего сегодня нам просто не с кем будет делиться этим.

— Но я же… — хранитель памяти, обычно весьма щепетильный в вопросах времени и его изменения, неожиданно умолк на полуслове и с каким-то странным выражением воззрился на графа. Несколько секунд он молчал, затем неуверенно поднял руку и, указав двумя пальцами на собеседника, затем коснулся ими собственного лба.

— Я не смог… — сорвался шепот с его губ, и Винсент пораженно покачал головой, — Не может быть… Так это сделал я, я сам запретил себе стереть вам память! — он восторженно хохотнул, и неожиданно помрачнел, — Не понимаю, как я мог пойти на это.

— Винсент… — Анри де Нормонд, окинув быстрым взглядом обоих своих сыновей и невестку, мягко улыбнулся, — Вообразите, если бы вам представилась возможность заглянуть в свое счастливое будущее. Разве вы бы пожелали забыть его?

— Мое счастливое будущее мне представляется довольно беспросветным, — буркнул мужчина, скрещивая руки на груди и, морщась, прибавил, — Все из-за чертова мага с его «даром» бессмертия.

Татьяна, в разговоре доселе участия особенно не принимавшая, предпочитавшая оставаться молчаливой слушательницей, негромко кашлянула, привлекая к себе внимание. Хранитель памяти воззрился на нее откровенно подозрительно, по-видимому, уже догадываясь, что хорошего ждать от девушки в данной ситуации не стоит. В конце концов, когда бы это она оказывала поддержку ему, а не тому, с кем он спорил?

— Если ты в прошлом все-таки сможешь стереть память месье де Нормонду, потому что сейчас, в будущем, заупрямился и не исключил подобную возможность… разве это не изменит наше настоящее?

Роман, честно выслушавший глубокую мысль девушки, пару раз озадаченно моргнул, затем потряс головой и, наконец, медленно оглядел всех, присутствующих в гостиной.

— У меня у одного сейчас голова закружилась? — вежливо осведомился он и, обезоруживающе улыбнувшись, развел руки в стороны, — Тетенька мыслит слишком глубоко для маленьких детей в моем лице.

Анри де Нормонд, быстро глянув на среднего своего сына, чуть улыбнулся. Шутки Романа, судя по всему, были привычны ему в восемнадцатом столетии и, не услышь он их сейчас, по прошествии трех веков, был бы, должно быть, разочарован и расстроен.

— Я рад, что ты все так же не изменяешь себе, Роман, — негромко вымолвил он и, присев обратно на стул, сцепил руки в замок, — Но, полагаю, Татин права. Если в прошлом вы, месье де ля Бош, сумеете стереть мне память, ваше настоящее может измениться… хотя я и не предвижу для себя особенно важной роли в вашей жизни.

— Но ты ее сыграешь, — Эрик, внезапно вспомнивший кое о чем, нахмурился, — Да… это отвечает на многие вопросы… Ты, вернувшись обратно и зная, что в будущем мы все еще будем существовать и будем жить в Нормонде, оставишь нам в наследство все, чем владеешь. И, более того, в банке даже будет храниться мой портрет, с указанием отдать завещание только человеку, на нем изображенному! Не далее, как вчера мы с Владом на его мотоцикле заезжали в банк, и я своими глазами видел все это, видел портрет, держал в руках завещание, сложенное в четыре раза! И еще удивился, что ты откуда-то знал все это, так значит… — он медленно перевел взгляд на хранителя памяти.

Винсент ощутимо сник. Под обилием фактов, да еще столь неоспоримых и твердых, он вынужден был сдаться, и это его не радовало. Хранитель памяти терпеть не мог уступать, особенно если уступка шла в разрез с его принципами.

Не говоря ни слова, он медленно поднялся из-за стола и, двигаясь неспешно, размеренно, словно взвешивая и продумывая каждый свой шаг, приблизился к Анри. Тот вполоборота повернулся к подошедшему, взирая на него вопросительно и выжидающе. Винсент тяжело вздохнул и, подняв руку, возложил ее, словно благословляя, на голову старого графа, сам прикрывая глаза и шепча совершенно беззвучные слова. Со стороны это выглядело так, будто он и в самом деле молится, наставляя прихожанина своей личной церкви.

Все происходящее заняло не больше пяти секунд. Не успели они истечь, как Винс убрал руку и, глубоко вздохнув, вежливо, с истинно дворянской изысканностью, поклонился.

— К вашим услугам, господин граф. Все исполнено надлежащим образом.

Ответить Анри не успел.

По двери гостиной, со стороны холла, послышались три грубых, сильных удара, и двустворчатые двери рывком распахнулись, являя взглядам всех присутствующих незваных и непрошенных гостей.

Альберт Антуан де Нормонд, кривовато ухмыляясь, держа одну руку в кармане, да и вообще выглядя исключительно непринужденно, расслабленно повел сильным плечом и уверенно вступил в гостиную, где не был на протяжении нескольких сотен лет. За спиною его маячил Луи.

— Я пытался быть вежлив, — хладнокровно сообщил маг и, едва заметно пожав плечом, приподнял подбородок, свысока оглядывая всех собравшихся.