Тайна исхода

I

Лили с любопытством наблюдала за тем, как Гейл спускалась к машине. То, как она вытащила из бардачка книгу Стаффорда, и нетерпение, с каким стала ее листать, напомнило ей об интересе, с которым она расспрашивала его насчет медного свитка.

Она не сомневалась, что за этим что-то крылось. Лили спустилась вниз и тихо подошла сзади — Гейл услышала шаги, только когда та возникла совсем рядом. Гейл быстро захлопнула книгу и опустила вниз, стараясь спрятать.

— Господи! — произнесла она, положив руку на сердце. — Как ты меня напугала!

— Извини, — ответила Лили, — я не хотела. — Она положила руку на плечо Гейл. — Ты уверена, что все в порядке?

— Да, все нормально. Пожалуйста, не волнуйся.

— Как я могу не волноваться? После всего, что ты для нас сделала.

— Это пустяки. Правда.

Лили позволила себе озорно улыбнуться.

— Все дело в медном свитке, так ведь?

Глаза Гейл расширились.

— Как ты догадалась?

— Ну же, Гейл. Игра в покер учит чтению мыслей. Давай! Выкладывай!

Гейл перевела встревоженный взгляд на Стаффорда, но желание поделиться оказалось слишком сильным.

— Ты никому не расскажешь? — спросила она. — По крайней мере пока я сама не разберусь, что это может значить.

— Даю слово, — подтвердила Лили.

Гейл открыла книгу и показала на группы греческих букв на снимке медного свитка.

— Видишь эти буквы? — спросила она. — Первые три произносились бы как Хен-На-Он.

— Хеннаон? — нахмурилась Лили. — Ты же не думаешь, что имеется в виду… Эхнатон?

— Да. Я так думаю.

— Но в этом нет никакого смысла.

— Это ты мне говоришь? — Гейл невесело рассмеялась. — Но медный свиток — это иудейский документ, а вы делаете передачу о том, что Эхнатон и Моисей — одно и то же лицо.

— Боже мой! — пробормотала Лили и взглянула на Стаффорда. — Мне очень жаль, Гейл, но ты должна мне разрешить рассказать ему.

Она решительно покачала головой.

— Он не обрадуется.

— Ты шутишь? Это же настоящая бомба!

Гейл протянула ей книгу Стаффорда:

— Ты это разве не читала? Он заработал себе имя и репутацию на утверждении, что сокровища медного свитка взяты из храма Соломона. А теперь ты собираешься ему сказать, что он ошибался и на самом деле они отсюда?

— Отсюда?

— Если это и правда имя Эхнатона, — подтвердила Гейл. — Он не может быть не причастен.

— Но свиток написан на древнееврейском, — возразила Лили.

— Но скопирован с другого, более древнего документа. Не исключено, что ессеи перевели его, когда снимали копию. В конце концов, если вы правы насчет того, что Эхнатон и был Моисеем, то ессеи стали бы самыми вероятными наследниками.

— Как это?

— Ты читала поэму Эхнатона «Гимн Атону»? По ней можно судить о его образе мыслей. Он делил все на свет и тьму, добро и зло. Точно так же считали и ессеи. Они называли себя сыновьями света и считали сражающимися не на жизнь, а на смерть с сыновьями тьмы. Они так же поклонялись солнцу. Они принимали Бога за «совершенный свет» и молились лицом на восток по утрам, призывая солнце взойти. Они даже носили с собой лопатки, чтобы закапывать экскременты и не оскорблять их видом солнце. Они использовали солнечный календарь точно так же, как и здесь. И Амарна, и Кумран расположены на одной оси — двадцать градусов южнее востока.

— Господи! — не удержалась от восклицания Лили.

— Ритуальное полотно ессеев было египетским, точно так же, как и красители. Археологи даже нашли анх,[58] вырезанный на могильном камне в Кумране, а анх являлся символом жизни Эхнатона. Они вносили правку в свои свитки красными чернилами, и кроме них так делали только египтяне. Теперь сам медный свиток. Древние египтяне иногда тоже писали особо важные документы на меди. Кроме них, так больше не делал никто, во всяком случае, насколько я знаю. А в других свитках Мертвого моря сплошь и рядом встречаются ссылки на духовного лидера ессеев — «Учителя праведности». А именно под этим именем Эхнатон стал известен в Амарне.

— Тогда это правда! Иначе и быть не может!

— Не обязательно. Не забывай, что Кумран и Амарну разделяет тысяча лет. И все, что я сказала, является косвенным свидетельством. Никому не удавалось найти прямого доказательства.

— Но медный свиток существует, и это — не косвенное доказательство, — возразила Лили.

После небольшой паузы Гейл признала:

— Нет, не косвенное.

II

Хотя ремонт в квартире Огюстэна Паскаля закончился почти неделю назад, но в ней по-прежнему стоял стойкий специфический запах смеси краски и растворителя. Особенно он чувствовался по утрам, усугубляясь нежеланием просыпаться, тяжестью в голове и одиночеством в кровати. Уже целых две недели он спал на этой новой кровати, и до сих пор так и не опробовал ее. В его жизни что-то пошло наперекосяк.

Стук в дверь. Проклятые соседи никак не уймутся. Он повернулся на другой бок, закрыл ухо подушкой и ждал, пока они не уйдут. Он даже не помнил, когда еще так плохо спал и постоянно чувствовал себя разбитым.

Стук не прекращался. Он со злостью вскочил и, натянув джинсы и фуфайку, отправился открывать.

— Какого черта? — начал он, но осекся, увидев, что в дверях стоял Нокс. Он тут же заметил, что его друг был весь в синяках и ссадинах. — Господи! Что случилось?

— Автомобильная авария, — с трудом выговорил Нокс. — Я не помню.

Огюстэн с ужасом взирал на него, потом повернулся и пошел за курткой.

— Я отвезу тебя в больницу.

— Нет, — сказал Нокс. — Опасно. Человек. Пытался задушить меня подушкой.

— Что? Кто?

— Не знаю. Было темно.

— Я звоню в полицию.

— Нет. Никаких врачей и полиции. Пожалуйста. Узнай, что происходит.

Огюстэн пожал плечами и помог Ноксу дойти до дивана, потом отправился на кухню, налил им по стакану воды и выпил свой залпом.

— Давай с самого начала. Автомобильная авария. Где?

Нокс покачал головой:

— Не могу вспомнить. Помню только, что пил с тобой кофе.

— Но это было позавчера! — воскликнул Огюстэн. — У тебя есть какие-нибудь квитанции? Что-нибудь, что поможет вспомнить?

— Нет.

— А мобильник? Посмотри, кто звонил.

Нокс похлопал себя по карману.

— Потерялся.

— Тогда электронная почта. — Он помог Ноксу подойти к столику, открыл ноутбук и подсоединился к Интернету. Нокс набрал свой логин и пароль и увидел сообщение от Гейл.

Читая письмо, Огюстэн почувствовал, как от волнения заколотилось сердце, а от лица отлила кровь.

— Все в порядке? — поинтересовался Нокс, удивленно глядя на него.

— Фото терапевтов? — спросил Огюстэн. — Где, черт возьми, ты их сделал?

— Откуда мне знать? — резко ответил он. — У меня провал памяти, помнишь?

Огюстэн кивнул.

— Давай тогда загрузим эти чертовы файлы и посмотрим. Очень интересно!

III

В Приложении книги Стаффорда давался полный текст и перевод медного свитка. Гейл и Лили прочитали их вместе.

— А сколько весил талант? — спросила Лили.

— В разных местах по-разному, — ответила Гейл. — Где-то от двадцати до сорока килограммов.

— Но здесь говорится, что было спрятано девятьсот талантов, — засомневалась Лили. — А это восемнадцать тонн золота! Такого просто не может быть!

Гейл задумалась. Лили была права. Такие количества просто не укладывались в голове. Она сверилась с оригиналом текста на древнееврейском.

— Посмотри, — сказала она. — Вес указан буквой «К». Ее перевели как «талант», потому что таланты использовались иудеями и упоминаются в Библии. Но если речь идет об Эхнатоне и сокровище имеет египетское происхождение, то его размер наверняка указан в мерах весов Восемнадцатой династии. А они не пользовались талантами, во всяком случае, не тогда и не для золота. Они использовали единицу, которую называли «кайт», отсюда и буква «К» для ее обозначения. А «кайт» был всего лишь крупицей таланта, где-то около десяти-двенадцати граммов.

— Тогда эти цифры выглядят гораздо правдоподобнее?

— Гораздо. Я хочу сказать, что все равно это составляет колоссальное количество золота, но все-таки более-менее реальное. И посмотри, как записаны цифры. Эти косые черты, цифра «десять». Типичный пример Восемнадцатой династии.

Лили отступила на шаг и покачала головой:

— Но зачем последователям Эхнатона зарывать это золото? Почему не забрать с собой?

— Потому что они не могли, — пояснила Гейл. — После смерти Эхнатона по всей стране прошли чистки. Традиционалисты вновь оказались на коне и сполна рассчитались с обидчиками. Многие почитатели Атона отреклись от своей веры и переехали в Фивы. Но не все. Если вы правы насчет того, что они были евреями, то в Книге Исхода говорится, что они снялись с места очень быстро. А забрать такое огромное количество золота быстро просто невозможно, и оно бы сильно замедлило бегство.

— И они его закопали, — подытожила Лили. — И записали, где именно, на медном свитке.

— Они особо не тревожились, — кивнула Гейл. — В конце концов здесь находился дом настоящего Бога, а они были истинно верующими. Что означало их скорое триумфальное возвращение. Но так, естественно, не случилось. Они бежали из Египта, поселились в Ханаане и убедили себя, что это и есть Земля обетованная. А когда оригинальный медный свиток начал окисляться или, возможно, они начали бояться, что забудут египетский язык, то они сняли копию, но уже в переводе на древнееврейский. А с него позднее — еще копию, в конце концов, оказавшуюся в Кумране. — Она помолчала. — Ты ведь слышала о конце света? О великой битве у Мегиддо?[59]

— Армагеддон,[60] — ответила Лили.

— Именно. Потом Бог должен был править из Нового Иерусалима — города, описанного в Книге пророка Иезекииля и Откровении Иоанна Богослова. Но в Кумране нашли другой свиток «Нового Иерусалима» с другим описанием города. Шесть его экземпляров свидетельствуют об огромном значении, которое ему придавали ессеи. Размеры, привязка к местности, дороги, дома, храмы, вода — все, буквально все. И это описание с поразительной точностью соответствует одному древнему городу.

— Какому? — спросила Лили, догадываясь, каким будет ответ.

— Этому, — ответила Гейл, простирая руки. — Амарне.

IV

Нокс ошеломленно просматривал фотографии, присланные Гейл. Полураскопанное захоронение, статуя Гарпократа, катакомбы, мумифицированные останки, коробка с отрезанными человеческими ушами.

— Боже милостивый! — не удержался он при виде мозаики.

Огюстэн постучал пальцем по экрану.

— Ты знаешь, что мне это напоминает?

— Что?

— Ты когда-нибудь слышал об Элифасе Леви? Французском оккультисте, вроде Алистера Кроули,[61] только жившем раньше. Это он впервые нарисовал знаменитый образ таинственного божества тамплиеров Бафомета, ставший образцом для современного изображения дьявола. Так вот, он там изображен точно в такой же позе со скрещенными ногами и поднятой правой рукой с указующими перстами. И он очень похож. Тот же вытянутый подбородок, раскосые глаза, длинные скулы. Ты понимаешь, о чем я?

— Подожди, не так быстро, — попросил Нокс, указывая на свой разбитый лоб.

— Точное происхождение слова «Бафомет» неизвестно, — кивнул Огюстэн. — Одни считают, что это искаженное произнесение имени Магомета. Другие считают его производным от греческих слов Baphe Meti, означающих «крещение мудростью». Но есть и теория, основанная на методе шифрования «атбаш» — простом шифре подстановки для иврита, где первая буква алфавита меняется на последнюю, вторая — на предпоследнюю и так далее.

— Я знаю это, — сказал Нокс. — Ессеи пользовались этим.

— Вот именно. Что многое объясняет, если это место принадлежало терапевтам. Если методом «атбаш» прочитать слово «Бафомет», то мы получим греческую богиню мудрости Софию, которую Бог родил первой. Конечно, София была женщиной, но Леви нарисовал Бафомета гермафродитом с женскими грудями, совсем как у фигуры на мозаике.

Нокс вгляделся в изображение повнимательнее. Он сразу не обратил на это внимания, но Огюстэн прав. Фигура на мозаике явно мужская, но с женскими грудями.

— В те времена гермафродиты считались священными, — продолжал Огюстэн. Греки считали их theoeides — божественной формой. Орфики[62] полагали, что вселенная началась с рождения Эрота в виде гермафродита из яйца. В конце концов, всегда легче поверить, что из ничего появилось что-то ОДНО, а не множество всякого. А когда все остальное порождено этим одним, то у него должны быть черты и мужского, и женского начала.

— Как у Атума, — добавил Нокс. — В египетской мифологии Атум создал себя сам из первобытного хаоса. Чувствуя одиночество, он мастурбацией получил свое семя, а участвующая в самосовокуплении рука персонифицировалась как женский элемент Атума. Проглотив собственное семя и оплодотворив себя, Атум родил, выплюнув изо рта богов-близнецов Шу — воздух — и Тефнут — влагу, от которых и началась вся жизнь.

— Совершенно верно. Фактически этот источник заимствования верований орфиков вряд ли вызывает сомнения, хотя особое отношение к гермафродитам прослеживается повсеместно. Ты знал, что древнееврейские ангелы были гермафродитами? Кабалистические души являются гермафродитами, которых посылают в мир, разделив на мужчин и женщин, обреченных на поиски своей второй половины. В некоторых традициях даже Адам был гермафродитом. «Мужчину и женщину сотворил их, и благословил их, и нарек им имя Адам».[63] Вот что имел в виду Иисус, говоря: «Так что они уже не двое, но одна плоть».[64] А в гностицизме таких примеров огромное количество. И даже в «Софии»,[65] если уж на то пошло.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я пару лет назад написал об этом статью для одного журнала. Они на это очень падки. Мне здорово помог в этом Костас.

Нокс кивнул. Костас был пожилым греком, с которым они дружили, и настоящей кладезью мудрости во всем, что касалось гностиков и александрийских отцов церкви.

— Думаю, ему стоит позвонить.

— Давай сначала дойдем до конца. — Он взял мышь и просмотрел оставшиеся снимки. Небесные создания на потолке, молодые ребята и девушки, расчищавшие фрески, стоя на коленях. Изображение коленопреклоненной фигуры в голубом перед двумя людьми у входа в пещеру и едва различимой подписью на греческом, которую он перевёл как «Сын Давидов, помилуй меня».

— Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Нет. — Нокс сел на место. — А ты это раньше видел?

— Нет.

— А должен был бы, верно? Я имею в виду, что если бы такое здесь нашла нормальная экспедиция, то ты бы точно знал. Даже если от таких, как я, это и скрыли бы, то уж от тебя-то точно нет!

— Мне бы тоже хотелось так думать, — отозвался Огюстэн. — Но не забывай, что это Египет. Надо позвонить Омару.

— Хорошая мысль.

Мобильник Омара не отвечал. Тогда Огюстэн позвонил в офис. Нокс с удивлением наблюдал, как тот вдруг побледнел, и на лице появилась растерянность.

— Что случилось? — спросил он.

Огюстэн повесил трубку и перевел недоуменный взгляд на Нокса.

— Омар умер.

— ЧТО?

— И они говорят, что это ты убил его.