Молодцов открыл глаза и с недоумением огляделся.
– Мы уже на том свете, дорогуша? – спросил он у меня.
– Да нет, Григорий Евграфыч, пока еще на этом.
– Странно. Я точно помню, что одной ногой уже стоял в могиле.
– Вы могли бы туда и второй ногой встать, если б не этот человек, – показала я на Фигли.
Молодцов посмотрел на американца, но, как видно, не узнал в живом Роберте Фигли мертвого Эдуарда Немухина, которого он видел лежащим на полу в «Клубе К».
– Спасибо, приятель, – с чувством произнес суперопер. – Что я тебе должен за спасение?
– Ладонь и пять пальцев, – с улыбкой ответил Фигли.
Лицо Молодцова тоже расплылось в широкой улыбке.
– Вот это по-нашему! По-русски! – Он протянул руку. – Будем знакомы – Григорий Молодцов! Лучший питерский сыскарь!
– Роберт Фигли, – пожал руку американец. – Лучший агент ЦРУ!
– Шутишь, парень.
– Клянусь статуей Свободы.
– Ну и ну, – развеселился Молодцов. – Первый раз в жизни встречаю американского шпиона. А вы к нам в Россию по заданию ЦРУ прибыли или просто как турист?
– По заданию ЦРУ, – подмигнул Молодцову Фигли.
– Ясненько. А правда, что у вас в ЦРУ недавно изобрели растворимые пули?
Лицо у американца вытянулось:
– Откуда вы знаете?!
– Наша разведка тоже не дремлет. – И на сей раз суперопер подмигнул Роберту Фигли.
– Послушайте, коллеги, – сказала я, – а не пора ли нам в Эрмитаж? Брать банду Паштетова.
Молодцов взглянул на часы.
– Время пока есть. Так что успеем достать ящик из катера.
Честно говоря, мне уже не хотелось лезть в холодную и грязную воду.
– Давайте в следующий раз, – предложила я.
– Нет, только сейчас, – отрезал суперопер. – Жеребец с меня семь шкур спустит, если я не выполню ее приказ.
В общем, пришлось нам снова взваливать на спины тяжелые акваланги и спускаться на дно.
Общими усилиями мы подняли один ящик на поверхность.
Ящик оказался водонепроницаемым и закрытым на два замка. Но, как вы знаете, для суперагента 013 не существует закрытых замков. Я вытащила из волос заколку и за несколько секунд открыла оба замочка. Роберт Фигли откинул тяжелую крышку. Как и предполагала Анна Львовна, в ящике лежали картины. Причем сверху лежала… «Джоконда».
Мы с минуту разглядывали улыбающуюся Мону Лизу. Она точь-в-точь походила как на ту Мону, что висела в Эрмитаже, так и на ту Лизу, что висела в спальне тети Моти.
– А что, если Однорукий хотел достать со дна именно эту картину, – сказала я. – Чтобы вручить ее мадам Смерти вместо настоящей «Джоконды».
– Интересная мысль, – встрепенулся Роберт Фигли. – Надо ее обмозговать.
– Некогда обмозговывать! – воскликнул Молодцов. – Пора в Эрмитаж. Моя ударная группа уже в засаде. Так что как раз к перестрелке успеем.
Погрузив ящик в джип, мы на дикой скорости погнали в Эрмитаж.
– Дорогуша, – суперопер вертел баранку то вправо, то влево, – возьми трубку в бардачке и звякни Анне Львовне. – Он назвал номер.
Я достала трубку и позвонила в ФСБ.
– Жеребец на проводе, – раздался генеральский бас.
– Здрасьте, Анна Львовна. Мухина говорит. В ящиках на затонувшем катере находятся картины.
– Так я и думала. Ваши дальнейшие действия, Эмма?
– Едем с Григорием Евграфычем в Эрмитаж. Брать банду Паштетова.
– Хорошо. Как возьмете – сразу звоните.
Мы подкатили к Эрмитажу.
Да, забыла сказать. По дороге мы заскочили на Мойку. Я вовремя вспомнила, что у меня сегодня день рождения, а значит, с утра трезвонят родители. Папочка трезвонит из Крыма, а мамочка из Нарыма. Или наоборот?.. Впрочем, не важно.
Короче, я прихватила мобильник, и после этого мы подкатили к Эрмитажу.
Музей был закрыт. Молодцов показал свое удостоверение охране, и нас пропустили. Мы побежали в Синий зал.
Еще на подходе к залу слышался возмущенный мужской голос:
– Я буду жаловаться самому губернатору!!
Этот голос заставил меня насторожиться. Уж очень он напоминал голос Однорукого. Но когда мы вбежали в зал, старого киллера там и в помине не было. А голос принадлежал замдиректора Эрмитажа Косолапову. Косолапов был весь багровый от злости.
– Безобразие! – кричал он на оперативников. – Вы за это ответите!..
– В чем дело, приятель? – обратился к нему Молодцов.
– А вы еще кто такой?!
– Григорий Молодцов, – сунул суперопер под нос замдиректора потрепанные корочки. – Лучший питерский сыскарь!
– А, так вы их начальник! Вы обязаны были заранее предупредить меня о готовящейся операции!
– С какой стати, парень, я должен был тебя предупреждать?!
– Я вам не парень! – взорвался Косолапов. – Я исполняющий обязанности директора Эрмитажа, Косолапов Вячеслав Семенович!
– Ну вот и исполняйте свои обязанности, – примирительно сказал Молодцов. – А мы будем исполнять свои… – Он повернулся к одному из оперов: – Как дела, Серега? Докладывай.
– До вашего прихода, Григорий Евграфыч, кто-то отключил сигнализацию в Синем зале, – доложил Серега.
– Значит, у них в музее есть свой человек. – Молодцов грозно посмотрел на Косолапова. – Уж не вы ли этот человек, Вячеслав Семенович?!
Косолапов смешался.
– Здесь какое-то недоразумение. Сигнализация в музее никогда не отключается. Мы завтра разберемся. И виновные, так сказать, будут наказаны.
– Ладненько, – хмуро бросил суперопер.
Замдиректора вытер платком вспотевший лоб.
– Господин Молодцов, у меня к вам огромная просьба. Пожалуйста, если что – стреляйте аккуратнее. Все-таки тут, так сказать, сокровищница мировой культуры.
– Ну это уж как получится, – ответил Молодцов, доставая из плечевой кобуры пушку. – По местам, ребята. А вы, Косолапов, пока посидите с нашим сотрудником.
Мы заняли свои места. Свет в зале погас. Время поползло, словно улитка. За большими окнами виднелась пустынная Дворцовая площадь с торчащей посредине Александрийской колонной.
Где-то через час снизу послышались глухие удары. С каждой минутой удары становились все слышнее. Мраморные плиты пола недалеко от «Джоконды» пошли трещинами и раскололись. В образовавшееся отверстие вылез худой как спичка человек. За ним вылезли еще двое, тоже худые как спички.
В Питере начинались белые ночи, и поэтому я без труда разглядела лица бандитов. Это были Паштетов, Пиво и Жвачка. Но если тогда, в поезде, они выглядели здоровенными качками, то теперь преступная троица походила на дистрофиков.
Бандиты на цыпочках двинулись к «Джоконде».
– Свет! – скомандовал Григорий Молодцов.
Тотчас на потолке зажглись многочисленные люстры. Преступники растерянно замерли. А к ним уже бежали оперативники с оружием в руках.
Банда бросилась наутек. Спуститься назад в канализацию они не успевали, поэтому кинулись к дверям и выскочили из зала.
Мы бросились следом.
БАХ-БАХ-БАХ-БАХ!! – щедро стреляли удирающие преступники.
БАХ-БАХ!.. – скупо отвечали оперативники, боясь попасть в картину или скульптуру.
Мы неслись через длинные галереи, просторные залы, вверх и вниз по широким лестницам… Наконец банда вбежала в зал, посвященный Древнему Египту.
На подставках стояли глиняные и каменные сосуды, под стеклом лежал папирус… А посредине зала возвышался саркофаг с мумией фараона. Вот к этому-то саркофагу и устремились бандиты.
Подбежав, Паштетов быстро выкинул мумию на пол, а сам полез в саркофаг. И – странное дело – полностью в нем скрылся. За Паштетовым в саркофаг заскочил Жвачка; за Жвачкой – Пиво. И тоже исчезли с концами.
Это еще что за фокусы?!
Я первая подскочила к саркофагу и сразу все поняла. На дне саркофага виднелась круглая дыра.
– Ну что ты копаешься?! – закричал Молодцов. – Быстрей за ними!!
Он с ходу прыгнул в дыру и конечно же застрял.
– Вот в рот компот! – ругался суперопер, пока мы с Робертом Фигли вытаскивали его обратно.
Когда мы его вытащили, я на глазок прикинула диаметр отверстия.
– Дайте фонарь! – распорядилась я. – И пистолет-пулемет с запасной обоймой.
Оперы мигом дали мне и то и другое.
– Думаете, пролезете, Эмма? – с сомнением спросил Фигли.
– Думаю, пролезу.
Я быстро пролезла в дыру.
– Ну дорогуша! Ну молодец! – напоследок расцеловал меня Молодцов. – На тебя вся надежда. Возьми их, ладненько?!
– Ладненько, – пообещала я и стала спускаться.