Глава двадцать шестая КАМЕННАЯ ЛОВУШКА

Темный грот, где каждый шаг приходилось делать на ощупь, показался мальчишке бесконечно длинным. Местами подъем круто шел вверх, и тогда пленнику приходилось пригибаться настолько, что руки касались шершавого камня.

Сазонов достал из кармана электрический фонарик, но не включил его, передумал. Свет помог бы мальчишке разобраться, где они находятся. Нет! Пускай почувствует, что пришла его беда.

Расчет Сазонова был правильным. В густой, вяжущей движения темени и тишина казалась особенной — тягостной, зловещей. Мальчуган слышал за спиной чужое дыхание, легкий шорох шагов и замирающие всплески воды. Порой ему хотелось остановиться и пнуть ногой назад, в лицо ползущего за ним врага.

«Попасть бы ему каблуком между глаз! И так попасть, чтобы полетел в воду. Да разве такого быка столкнешь?» Размышляя об этом, Петька забыл проверить руками темноту перед собой и ударился головой об нависший сверху каменный выступ.

Теплая шапка несколько смягчила удар. И все же мальчуган невольно вскрикнул, не столько даже от боли, сколько от неожиданности, и схватился обеими руками за ушибленное место.

— Шевелись! — подтолкнул его в спину невидный в темноте Сазонов. — Мечтать после будем. Всякий о своем.

Вспыхнул яркий луч фонарика, осветил свисающий крутым горбом потолок грота и погас.

Как ни коротко осветил Сазонов грот, все же идти стало легче. Легче стало идти — и с новой силой охватило мальчишку беспокойство. Куда его ведут? Зачем?

Впереди забрезжил слабый свет — желтоватый, мрачный. Вскоре они вышли из грота в просторную, тускло освещенную пещеру. Справа, недалеко от входа, сидел на оленьей шкуре Барбос. Рядом с ним спал Немой. Возле них, на выступающем из стены плоском камне, стоял маленький туристский керосиновый фонарь с круглым стеклом.

Пещера была так велика, что слабый свет фонаря таял в глубине ее. Даже противоположная сторона пещеры виднелась тускло. Выделялись на ней лишь каменистые выступы. Закрытый сверху металлической крышкой фонарь не освещал потолок, отчего высота пещеры казалась бесконечной.

«Вот попал! — думал мальчуган. — Хуже быть не может. Разве найдут ход сюда? Догадайся-ка, что он только в самый отлив открывается, и то ненадолго».

Озираясь по сторонам, мальчишка заметил у противоположной стены пещеры два мутных серых пятна. Вдруг они зашевелились, вытянулись, обрели четкие очертания человеческих фигур. Радостная догадка оживила мальчишку.

«Вот вы где! — подумал он. — Утопленники!»

Мальчуган хотел окликнуть их — и не успел.

— Ступай к той стене, — строго сказал ему Сазонов. — Ложись там. Да не пищи.

— А чего мне пищать? — с достоинством ответил мальчуган. Он вспомнил подслушанные из зарослей дерзкие ответы Наташи и, преодолевая робость, бросил: — Пищать-то вам придется, не мне.

— Что-о?

Грозный тон Сазонова не смутил мальчишку. Ведь он был не один. За каждым его движением, словом следили друзья. Мальчишка пригнул голову и, глядя исподлобья на Сазонова, вызывающе произнес:

— Говорю, как бы сами не запищали.

— Попомни, Васька… — В голосе Сазонова звучала угроза. — Ты в наших руках. Весь! С потрохами!

— Я в ваших, а вы в наших, — дерзко ответил мальчишка, испытывая окрыляющее ощущение собственной смелости. — Поживем — увидим, что из этого получится.

— Цыц!.. — вскочил со шкуры Барбос. — Попал, щенок, в мышеловку, так не тявкай!

— Не я попал в мышеловку, а вы! — взъерошился мальчуган. — Посмотрим, как вы отсюда выскочите.

Дела его оказались так плохи… Хуже быть не могло. И он решил — будь что будет! — держаться отчаянно, как Наташа.

Сазонов, пренебрежительно щурясь, осмотрел парнишку, стоящего перед ним в лихо сдвинутой набок измятой шапке со свисающими ушами, и покачал головой:

— Герой!

— Не смейся. — Мальчишка уже забыл о недавней робости и держался почти спокойно. — Попался я вам? Попался. Факт! А Петька Жужукин на воле остался? Тоже факт. Сейчас он уже поднялся на гору. Костерок запалил. Соберет кого надо — и приведет сюда.

От мысли, что Петька Жужукин мог видеть, как он тащил Ваську под утес, Сазонова передернуло. Но он сдержал себя и насмешливо спросил:

— Где ж он был, твой Петька Жужукин, что я его не видел?

— Где надо, там и был.

— Кого ж это он соберет на горе?

— А кто вас ищет, тех и соберет.

— Кто же нас ищет? — все тем же насмешливо-подзадоривающим тоном продолжал расспрашивать Сазонов. — Кому мы так понадобились?

— Собрать их недолго, — продолжал Васька, не отвечая на вопрос Сазонова. — Точка-точка-тире… Тире-тире-точка…

Занятый спором, мальчишка не заметил, как у противоположной стены приподнялись Наташа и Володя. Напряженно прислушивались они к голосам, искажаемым чутким пещерным эхо.

— Это он. — На плечо Наташи легла Володина рука. — Петька! Неужели не узнаешь по голосу?

— Но он же говорит, что Петька на воле, — возразила Наташа. — Сазонов называет его Васькой.

— Сазонов знает Ваську и Петьку… — Володя задумался. — Ошибиться он не может. А мы с тобой Ваську этого никогда в глаза не видели. Да и этого… Петьку-Ваську впервые встретили возле ручья.

— Ты думаешь, что Петька и Васька… одно и то же?

— Тш-ш! Пока мы не выясним этого, нам нельзя вмешиваться в их спор.

Они затихли, сторожко вслушиваясь…

— Ты, Васька, не фигуряй, — сказал Сазонов. — По-хорошему говорю тебе — лучше не фигуряй! Выполняй беспрекословно все, что он скажет.

Сазонов указал рукой на Барбоса. Многое хотелось преступнику выведать у мальчишки. Но сейчас его беспокоило нечто более важное. Надо было немедленно узнать: подстерегает ли их кто на взморье? С мальчишкой потолковать он еще успеет. А выход из пещеры скоро закроет начинающийся прилив.

— Ступай к той стене, — приказал Сазонов. — Ложись там. Да гляди… без его разрешения — ни шагу оттуда.

Васька, не отвечая, круто повернулся и неторопливо направился к указанному месту. Сазонов проводил его долгим тяжелым взглядом. Продумывая каждую фразу, он коротко рассказал своим сообщникам о людях с собакой.

— Схожу-ка я погляжу, — закончил он, — что там, на воле, делается.

— Опять пойдешь? — недовольно проворчал Барбос. — Запутаешь ты нас своими хитростями!

— Хитростями! — укоризненно бросил Сазонов. — Если б не мои хитрости… эта шатия вот где у нас сидела бы! — Он звучно шлепнул себя по плотному затылку и значительно добавил: — Один-то из тех… с карабином!

— С карабином? — Немой даже присвистнул от удивления. — Во-о!

— Давно бы этих… в пропасть. И концы! — раздраженно произнес Барбос.

— Концы! — неловко усмехнулся Сазонов. — Экой ты скорый! Что ж ты не сделал им концы? Они же тебе в лицо плюют. Барбосом зовут.

— Они и тебе плюют в лицо, — бесстрастно ответил Барбос. — В глаза зовут бандитом.

— Бандит не барбос.

— А это… кому что нравится. Барбоса бьют, бандита расстреливают.

— Смываться надо вовремя, — решительно сказал Сазонов, не желая продолжать неприятный спор с Барбосом. — Оставим этих здесь. — Он махнул рукой в сторону пленников, а затем в темную глубину пещеры. — Пока они дождутся отлива, выберутся из пещеры, да пропутаются в тундре… мы будем далеко. Чего глядишь? Бежать сразу мы не могли. С Семужьей-то! Красный кисет оставался здесь, в пещере.

— Кисет у меня. — Барбос шлепнул ладонью по потайному карману, пришитому под сгибом колена. — Вот он.

— Уговор забыл? — нахмурился Сазонов. — В одиночку кисет не брать. Даже близко к нему не подходить.

— А я не один. Нас двое, — ухмыльнулся Барбос. И тут же поспешил успокоить его: — Без тебя мы отсюда не выйдем. А как вырвемся отсюда — разделим кисет. И кто куда. Так, что ли? — спросил он у Немого.

— Так, — охотно подтвердил Немой, довольный тем, что к нему обратились за решающим словом в таком важном споре. — Поделим кисет и будем рвать когти с Мурмана.

Сазонов понял: сейчас не время для споров. А сообщники от него никуда не денутся — он вернется к следующему отливу.

— Ладно! — поднялся он. — Я пошел. А вы… глядите тут в оба.

И скрылся в темноте.

…Пока Сазонов спорил с Барбосом и Немым, мальчуган не спеша подошел к противоположной стене пещеры. Его схватили и потянули на мох тонкие крепкие руки Наташи.

— Петька!

— Я не Петька, а Васька.

— Васька, — быстро поправилась Наташа, — а где же Петька?

— Петька! — в голосе мальчишки послышались пренебрежительные нотки. — Такого барсука разве уговоришь пойти в тундру? Ему бы только дома болтать. На это он ходовой!

— Но ты же сейчас сказал, что Петька на воле?

Васька подумал, провел расческой по волосам и ответил словами из какой-то басни:

— Мало ли что скажет воробей, когда попадет кошке в лапы. А у них коготки… — Он заметил, что Сазонов вышел из пещеры, и усмехнулся: — Пускай поищет Петьку.

— Как же ты жил два дня? — все еще не могла опомниться от неожиданности Наташа. — Чем кормился?…

— Неужели ты знаешь азбуку Морзе? — перебил ее Володя.

— Немного знаю, — скромно признался Васька.

— Так это ты переговаривался с нами зеркальцем? — все больше удивлялась Наташа.

— Я, — гордо ответил Васька.

— Шифром? — В голосе Наташи прозвучало явное недоверие.

— Шифром? — недоуменно переспросил Васька. — Каким таким шифром? Просто точка-точка-тире. И все.

— А Наташа… расшифровала твои сигналы, — еле сдерживая смех, сообщил Володя.

— Расшифровала? — От удивления Васька даже затылок почесал.

— Да, — подтвердил Володя, стараясь оставаться серьезным. — Проделала тройное обращение текста и… расшифровала.

— Тройное! — растерянно повторил Васька. — Вот штука-то вышла. А я-то и сам не знал, что у меня шифр получился.

— Не знал? — продолжал допытываться Володя, украдкой посматривая на смущенную Наташу.

— Нет. — Мы эту морзянку всего месяц учили. В клубе — теоретически, на экскурсиях — практически. До буквы «гы» дошли. Потом наш физик уехал. А новый учитель не стал с нами заниматься.

— До буквы «гы»? — Наташа все еще не могла прийти в себя от изумления.

— До «гы», — подтвердил Васька.

— Почему же ты ни разу не передал нам «б» или «в»?

— А я их… — Васька смущенно замялся. — Я их забыл. И цифры забыл. Помню только… Две точки, три тире — двойку. И наоборот: два тире, три точки — семерку.

— И все?

— Хватило и этого! — с достоинством произнес Васька.

В ответ он услышал дружный хохот, настолько дружный, что и сам Васька не выдержал, рассмеялся.

Смех пленников словно хлестнул Барбоса. Всего ожидал он от них, любой отчаянной выходки, но только не этого искреннего, дружного хохота. Смех всполошил его больше, чем камень, пущенный сильной рукой из засады, таинственные световые сигналы и даже весть о том, что какой-то Петька остался на воле и собирает себе на помощь людей с собакой и карабином.. Мысли Барбоса сплелись в беспокойный клубок. Почему после появления Васьки пленники развеселились? Что за вести принес им мальчишка с воли? Чему они смеются?.. Ни на один из тревожных вопросов найти ответ не удавалось.

А гулкое эхо подхватило смех, разнесло его по просторной пещере. Из всех уголков ее откликнулись гулкие голоса.

Барбос весь напрягся, вслушиваясь в замирающий хаос звуков. Он даже на колено привстал. Уловить ему удалось всего несколько слов.

— Значит… до «гы», говоришь, дошли? — деловито осведомилась Наташа.

— До «гы», — подтвердил Васька.

И новый взрыв смеха, подхваченный многоголосым гулким эхо, надолго заглушил все остальные звуки…

«До Гы дошли!» — Барбос мучительно силился вспомнить, а где же это Гы? И что это такое: становище, гора или речка? Дошли… Значит, мальчишка шел не один? Но с кем? Может, они подстерегли Сазонова у выхода из пещеры?..

Барбос терялся все больше. Он не знал, как держать себя с пленниками. Миловидная девушка, очкастый парень и мальчишка, которого и разглядеть-то толком не удалось, казались ему чудовищами. Барбоса охватило смятение. Злоба и мстительные планы отступали перед растущим животным страхом. Отрезанный от земли гранитной толщей и запертый морем, он все меньше думал о пленниках и все больше — о собственном спасении. Только бы вырваться из пещеры. На волю! В тундре его не сразу возьмешь. Найти осторожного и выносливого человека в этом хаосе скал, зарослей и болот не так-то просто. Главная опасность — населенные пункты, железная дорога, города. Да что думать о них сейчас! Все это казалось таким далеким, почти недосягаемым. Близки и опасны оставались каменные своды пещеры, пленники и те, кто преследует его с собакой и карабином…

И снова смех прервал думы Барбоса. Васька рассказывал, как намучился он в первую ночь, проведенную с новоселами, выжидая, пока все заснут. А потом пошел и забросил свой платок в ручей. Да и в пути не зря забегал он вперед — надо же было оставлять «следы пропавшего Васьки Калабухова». Надломленные ветки никто не заметил. Зато на обложку от тетради клюнули здорово. А вчера он смастерил из веревки и выдранного из сапога куска поднаряда пращу. (Надо же было иметь хоть какое-то оружие!). А потом, подкравшись, запустил из пращи камнем в Барбоса.

— Здорово! — громко восторгался Володя, понимая, что Барбос подслушивает их беседу. — Запомнят они теперь. Надолго запомнят!

— Молодец! — также во весь голос поддержала его Наташа и тихо, уже только для Васьки, добавила: — Выдумщик. Всех всполошил своим камнем. Помнишь, Вовка, как он прогудел?..

…«Запомнят! — мысленно повторял случайно схваченные слова Барбос. — Надолго запомнят. А что?.. Что запомнят?»

Он тяжело ворочался на оленьей шкуре. Ему стало уже и жестко и тесно, даже душно. Смех и оживленный говор пленников, услышанные отдельные слова и фразы обострили его подозрительность до предела. Ему казалось, что опасность совсем близка, готова уже ворваться и заполнить сумрачную пещеру до самых отдаленных закоулков.

А быть может, она уже проникла сюда и таится, невидимая, в темноте?..

Обеспокоенный Барбос поднялся на ноги. Пленники видели его и Немого, освещенных фонарем, следили за каждым их движением. А вот что они делали в темноте — этого видно не было.

Барбос снял фонарь с каменного выступа. Подошел поближе к пленникам. Выбрал на бугристом дне пещеры местечко поровнее, поставил фонарь и вернулся к спящему Немому.

Но и это его не успокоило. Пленники сбились в плотную кучку и оживленно шептались о чем-то.

«Сговариваются!» — со страхом думал Барбос.

Он следил за ними не отрываясь, пока не уловил какое-то подозрительное движение. Новая мысль обожгла его сознание: а если задержанные разобьют фонарь? От них всего можно ожидать. Остаться сейчас в темноте!..

Барбос поднялся, забрал фонарь и поставил его на прежнее место, возле себя. А в спину его ударил знакомый презрительный смех Наташи.

Нервы Барбоса сдали, и он разразился такой руганью, что Немой проснулся и, ошалело хлопая белесыми ресницами, почтительно протянул:

— Вот это да!.. Дает!

А Барбос изливал в ругани все, что накопилось у него в душе за минувшие дни и особенно за последние часы, — и злость, и страх, и жгучее желание выбраться из проклятой каменной ловушки.

Загрузка...