Если б новоселов спросили, каким путем возвращались они с Дикого Берега, никто из них не сумел бы рассказать об этом толком.
Над морем поднимался туман. Еле приметные зыбкие полосы его ползли на берег, лощинами пробирались в глубь полуострова, ширились, густели, сливались в сплошные колышащиеся наплывы. Поднимаясь выше, туман обволакивал склоны сопок. Белесые волны его настойчиво катились на юг, нагоняя одна другую. Вершины сопок и отдельные высокие скалы словно плыли по волнующемуся молочному морю, постепенно погружаясь в него все глубже и глубже. А над головами путников мягко светило странно белое солнце. Постепенно тускнея, оно скоро превратилось в четкий серебристый кружок. Туман окутал путников, заставил сократить шаг. Медленно клубился он, отливая неповторимым по богатству оттенков нежным перламутровым сиянием. Каждая частичка его ловила и по-своему отражала невидимое в мареве солнце.
Прохор Петрович вел свою группу, избегая теснин и лесистых мест, где задержанные могли бежать или хотя бы оставить за собой заметные следы. Как он выбирал нужное направление в густом тумане — это оставалось для новоселов совершенно необъяснимым.
У Прохора Петровича были серьезные основания держаться осторожно. Очень уж ненадежным было вооружение его группы. Карабин, поврежденный пулей Барбоса, кольт с нелепо вздыбившейся ствольной накладкой в счет не шли. Какое это оружие! Не доверял Прохор Петрович и изъеденному темными раковинами нагану, отобранному у Немого…
Наташа с Васькой тоже шли не с пустыми руками. Девушка несла на плече «трезубец Посейдона». Мальчуган шагал с фанерной трубой. Прохор Петрович считал, что оставлять эти странные предметы в пещере нельзя; их надо показать знающим людям…
Подъемы в тумане на голые сопки утомительно чередовались со спусками.
У Наташи появилось даже ощущение, будто они поднимаются на одну и ту же сопку и тут же спускаются с нее.
— Ничего! — утешил девушку Прохор Петрович. — Туман этот нестойкий. Еще часок-другой подержится, не больше.
Прохор Петрович не ошибся. Скоро туман стал редеть, отступать в низины. Снова показалось на небе похожее на светлую монетку негреющее солнце. Серебристый кружок постепенно становился четче, ярче, вскоре уже нельзя было смотреть на него…
— Отдохнем, — сказал Прохор Петрович.
Спутники его охотно устроились на мягком мху. Сам же Прохор Петрович и старый Каллуст заняли удобные для наблюдения места. Отдыхая, они внимательно следили, не появится ли кто в быстро тающем тумане.
Только теперь Наташа смогла поделиться с Прохором Петровичем сомнениями, мучившими ее всю дорогу.
— А все-таки жаль, что мы не осмотрели пещеру как следует! — вздохнула она.
— Ничего! — успокоил ее Прохор Петрович. — Люди разберутся. Без нас разберутся.
Он заметил удивление на лице девушки и пояснил:
— Когда мы уходили с Федей с пастбища, я сказал своим пастухам так: «Если спустя сутки мы не воротимся, передайте в район, что я ушел искать пропавших людей». Значит, в районе уже знают, что мы ищем вас. Наверно, уже послали за нами.
— А райцентр ведь далеко отсюда? — спросила Наташа.
— Не близко, — спокойно подтвердил Прохор Петрович. — Побольше ста километров будет.
— Как же пастухи передадут туда, что вы ушли на поиски?
— Сходит кто-нибудь в погост. Там есть телефон.
— Телефон? — удивилась Наташа. — В погосте?
— Если в русской деревне может быть телефон, почему ему не быть в саамском погосте? — вмешался в разговор более опытный Федя.
— У нас все есть, — охотно подтвердил Прохор Петрович. — Есть у нас радио, телефон, электричество. Было бы и пианино, да играть на нем некому. Легче, дочка, купить пианино, чем сыграть на нем.
— А вы пробовали играть на пианино? — спросила Наташа, сдерживая улыбку.
— Пробовал, — с такой же деланной серьезностью ответил Прохор Петрович. — Одним пальцем хорошо получается. А вот остальные девять мешают. — Он взглянул в широко раскрытые глаза Наташи и довольно засмеялся — шутка удалась.
— Хватит нам тут сидеть! — поспешил выручить ее Федя, вспомнив свои злоключения в куваксе. — Вон и туман рассеялся.
Действительно, пока группа отдыхала, склон сопки очистился от тумана. Как бы преследуя отступающую серую пелену, спускался Прохор Петрович со своими спутниками в неширокую лощину. В глубине ее сердито ворчал ручей, — словно боролся с туманом, то вырываясь из его мутных волн, то снова скрываясь под ними. Справа, в прогалине между сопками, открылось небольшое горное озерко. Ровная гладь его отражала ясное небо и тихо светилась, будто излучая из глубины еле приметное, мягкое сияние.
— Чудесное озеро! — невольно залюбовалась Наташа и подтолкнула Володю: — Смотри — чистое, чистое!
— Как может быть озеро нечистым? — откликнулся старый Каллуст. — Знаешь, что такое озеро? Это — глаза земли. Глаза нечистые не бывают.
— А я видел как-то грязное озеро, — вставил Володя. — Вода в нем черная. Как кофе!
— Бывает! — с неожиданной легкостью согласился с ним старый Каллуст. — Бывает и у человека плохой глаз: слепой или с бельмом. У земли много глаз. Очень много! Потому она все видит и все знает. Где живет олень — земля дает ягель. В ваших местах много коров, — земля родит для них вдосталь травы. Зимой земля отдыхает, и глаза ее закрываются, затягиваются льдом. — Пастух задумчиво пожевал губами. — У неба тоже есть глаза. Небо никогда не спит. Днем у него открыт большой глаз — солнце, а ночью маленький — луна. Большой глаз хорошо смотрит и всем помогает: человеку, зверю, каждому листку. Ночной глаз у неба тоже неплохой. Только с ленцой он. Три дня глядит хорошо. Потом помаленьку закрывается-закрывается… и засыпает. Поспит-поспит — и снова помалу просыпается. Долго просыпается. Ленивый глаз…
Слушая неторопливый рассказ старого Каллуста, новоселы спустились в лощину и пошли вдоль шумного ручья. Потом незаметно вышли к Семужьей и облегченно вздохнули.
— Эддэм! — Старый Каллуст показал в сторону реки и пояснил по-русски: — Мост.
Несколько правее остановившихся путников через кипящую на камнях реку были переброшены узкие, в две доски, лавы с единственным поручнем из грубо окоренных тонких жердей.
— Оказывается, в тундре даже мосты есть? — удивилась Наташа, довольная неожиданным открытием.
— А ты думала! — в тон ей ответил Прохор Петрович. — Если б не лавы, как бы наши женки с ребятами пробирались на пастбище? Как доставить из-за реки в погост заготовленный на зиму ягель? Да и веттехнику, с его кухней, тоже надобно бывать в стаде.
Беседуя с девушкой, он краем глаза незаметно присматривал за Барбосом и Немым. Прохор Петрович не верил в смирение преступников, — трудно было предвидеть, на что они могут пойти.
Первым ступил на мягкие, пружинящие под ногами лавы старый Каллуст. Остальные растянулись за ним цепочкой. Последним оставил левый берег по-прежнему настороженный и внимательный Прохор Петрович.
Шли молча. Под ногами певуче гудели доски. Порой эти звуки заглушались шипением воды, разбивающейся об устои лав, сделанные в виде козел.
Барбос, не меняя шага, достал из-за пазухи красный кисет. Придерживая его двумя пальцами, он старательно подравнивал узкую полоску газетной бумаги. Занятый ею, он оступился на вильнувшей под ногой доске, и невольно схватился за поручень. Кисет выскользнул из его пальцев и упал в пенящуюся воду.
— А ч-черт! — Барбос огорченно сплюнул в воду. — Да-а! Уж если не повезет, так и на санях колеса ломаются.
Он ухватился обеими руками за поручень и уставился в кипящую воду.
— Э-эх! — вздохнул Барбос. — Пропал табак!
— На-ка, мужик! — Немой протянул ему папиросу. — Покури моих-то.
Барбос посмотрел на папиросу и поморщился.
— «Огонек»! Сорок пять копеек пачка, — пренебрежительно бросил он. — Солома. У меня самосад был. Привозной. С Украины. Слезу вышибал.
Неторопливо прикурил он тонкую папиросу от поданной Немым спички и, попыхивая голубоватым дымком, зашагал дальше…
От дощатых лав по травянистому берегу вилась еле приметная стежка, огибая выпирающие из земли крупные округлые валуны.
Близость жилья взволновала усталых людей, заставила прибавить шагу.
…Первые дома — добротно срубленные, а некоторые даже обшитые тесом показались новоселам очень знакомыми, похожими на среднерусские. Лишь на коньке крайней крыши, рядом с антенной, красовались накрепко приделанные великолепные оленьи рога.
— Чертей гоняют! — заметил Прохор Петрович, перехватив удивленный взгляд Наташи, и показал рукой на ветвистые рога с устремленными вперед острыми концами. — Не понимаешь? Черт бегает ночами по крышам и заглядывает в трубу. Он всегда спешит, а потому бегает очень быстро. В темноте черт не увидит рога, вскочит на крышу, напорется на острые концы и убежит.
— Безобидный черт, трусливый! — засмеялся Володя.
— Саамский! — значительно поднял широкие черные брови Прохор Петрович. — Свой! Вот Чан Рушла… Совсем другое дело.
И он выразительно повел головой в сторону старого Каллуста. Тот подошел было, чтобы принять участие в беседе, но, услышав о Чане Рушла, поспешно скрылся за спинами задержанных.
У окраины погоста первыми встретили людей собаки. Они сбежались из ближних домов и подняли звонкий, но беззлобный лай, извещая хозяев о появлении незнакомых людей. Впрочем, стоило Феде замахнуться посохом, как собаки метнулись от него врассыпную и с еще большим рвением принялись облаивать пришельцев уже издали.
На шум, поднятый собаками, из ближнего дома вышел молодой парень.
— Прохору Петровичу! — крикнул он и кивнул остальным: — И вы здравствуйте.
— Здорово, Руслан! — ответил Прохор Петрович.
— Тебя тут начальники ждут, — поторопился сообщить новость Руслан. — Собирались искать тебя.
— Искать меня не надо, — улыбнулся Прохор Петрович. — Я сам пришел. И не один.
Он показал рукой на своих спутников. Руслан с откровенным юношеским любопытством разглядывал новых людей.
— Какие же начальники меня ждут? — поинтересовался Прохор Петрович.
— Следователь. Да еще милиционер с ним, — ответил Руслан. — Все выспрашивали: «Куда ушел? Зачем? С кем?» А что мы знаем! — Он помолчал, присматриваясь к окруженным новоселами Барбосу и Немому. — Утром сбирались за тобой идти. Охотников звали.
— Пожалуй, не нашли бы нас, — усмехнулся Прохор Петрович.
— Чего так? — удивился Руслан. — Неужто так далеко забрались?
— Не близко.
— Охотники нашли бы, — не уступал Руслан. — Зимой по месяцу и больше живут в тундре и не теряются.
— В тундре живут, а к Дурному месту не ходят, — не выдержал и простодушно похвастался старый Каллуст.
— Зачем ходить к Дурному месту? — удивился Руслан. — Там ни пастбища нет, ни зверя…
Прохор Петрович ее хотел распространяться о том, где был и что делал, а потому круто повернул разговор.
— Знаете, где Прокофий? — обратился он к сбежавшимся откуда-то мальчишкам. — Милиционер?
— Знаем! — дружно ответили ребята.
— А ну, кто первым найдет его и скажет, чтобы он шел сюда?
Мальчишки коротко переглянулись, как бы оценивая силы соперников, и бегом припустили по широкой улице.
— А ты, Руслан, — обернулся к юноше Прохор Петрович, — помоги мне. Надобно гостей устроить. Одних на отдых. — Бригадир кивнул в сторону новоселов. — К хорошим людям. Других — в крепкий сарай. С большим замком. Но это гости Прокофия. Пускай уж о них сам подумает. — И он выразительно посмотрел на задержанных.
— Найдется крепкий сарай, — весело сообщил Руслан, обращаясь к Барбосу и Немому. — И замок найдется. Здоровый! Еще купеческий.
Он заметил идущего по улице в окружении пестрой ватаги ребятишек милиционера и закричал:
— Прокофий! Сюда иди!
— Не шуми, — остановил Руслана Прохор Петрович. — У него глаза есть. Мимо не пройдет.
Прокофий Суфрин поздоровался с Прохором Петровичем и его спутниками. Коротко сообщил бригадиру, что следователь Долгушин ездил в третье стадо колхоза «Полярное сияние». Надо было разобраться там, по чьей вине волки за весну зарезали около тридцати оленей. А утром из района сообщили, что Прохор Петрович ушел с каким-то парнем из Пушозера искать пропавших новоселов и не вернулся в срок. Из стада следователь заехал в правление колхоза «Дружба», чтобы разузнать, где Прохор Петрович, а если понадобится — организовать поиски пропавших.
Прохору Петровичу не хотелось продолжать этот разговор в присутствии задержанных. Узнав, что следователь сейчас отдыхает, он сдал Суфрину Барбоса с Немым.