Глава восьмая ЧЕРЕЗ ГОРЫ

Четыре путника шли по неширокой мшистой низине. Длинной полосой тянулась она между прикрывающим ручей мелколесьем и невысоким горным кряжем. Словно, вылитый из сплошного крепкого камня, тянулся он с севера на юг и вдалеке постепенно переходил в мягко закругленные серые сопки. Из-за крутой седловины в кряже выглядывала голубоватая от туманной дымки гора с отвесным темным обрывом. А на самой вершине ее — округлой, похожей на лысую голову, стояла торчком острая ребристая скала. Будто разыгрался какой-то озорной богатырь, поднял громадную скалу под облака и с размаху всадил ее в вершину горы.

Путникам было не до красот горной тундры. Взбираться по крутому склону становилось все труднее.

Выручал товарищей Федя. Несмотря на свой внушительный вес, он карабкался, умело выбирая удобные для подъема места. Прижимаясь всем телом к холодному камню, Федя первым взбирался на ближайшую складку в горе. Надежно укрепившись там, он протягивал товарищам свой посох. Придерживаясь за поданное древко, осторожно подтягивалась к нему Наташа, за ней — Петька. Володя помогал им снизу, а сам поднимался последним.

Скоро усталые путники не видели уже ничего, кроме ближайшей складки в камне, где можно было остановиться, перевести дыхание. И когда они выбрались к седловине, все облегченно вздохнули. Еще сотня шагов — и перед ними открылся крутой спуск, обрывающийся у глубокой темной пропасти. Отсюда совсем недалеким казался склон противоположной горы. Колоссальная глыба серого в крапинку гранита наплыла на темный, почти черный базальт. Между гранитом и базальтом оставался довольно широкий природный карниз, кое-где еще запятнанный серыми лепешками талого снега. В чистом горном воздухе отчетливо видна была каждая трещина, каждый излом в камне, даже темные жилки, кое-где прорезавшие гранит. Оживляли скалистый склон цепляющиеся за каждый выступ или неровность крохотные березки да лишайники, расписавшие тончайшими кружевными узорами места, не доступные ни человеку, ни зверю, даже птице. Сверху казалось, что обе горы составляют единое целое. Нарушала это единство разделявшая их пропасть. Когда-то, много тысячелетий назад, могучий толчок расколол гору надвое, разделил узкой пропастью-щелью, настолько глубокой, что в нее никогда не заглядывало солнце и круглый год лежал снег…

Первым поднялся Федя. Посмотрел на товарищей, как бы спрашивая их взглядом: «Ну как? Отдохнули?»

Встали и остальные. Осторожно, опираясь па посохи, спускались они к чернеющей внизу пропасти.

Спуск оказался если не тяжелее, то во всяком случае опаснее подъема. Посохи работали почти непрерывно. Острые стальные наконечники упирались в еле приметные бугорки, изломы. Особенно осторожно приходилось двигаться там, где камень порос лишайниками. Стоило тут поскользнуться, не устоять на ногах — и на гладком крутом склоне не за что было бы задержаться до самой пропасти…

— Глядите! — Петька показал рукой на острую скалу на вершине противоположной горы, примеченную его спутниками еще из низины. — Чертов Палец!

Ребристая плоская скала ничем не походила на палец. Скорее она напоминала широкую плотную ладонь с неловко оттопыренным в сторону большим пальцем, высунувшуюся из вершины горы в страшном усилии. В ее грубых очертаниях было что-то тягостное, тревожное, она будто взывала о помощи.

— Постойте-ка… — задержал Федя товарищей.

Чертов Палец напомнил ему о необходимой при спуске осторожности. Федя достал из кармана рюкзака моток тонкой, но крепкой веревки. Концом ее обвязался сам, потом помог обвязаться Наташе и Петьке. Последним по-прежнему держался Володя. Теперь двигаться стало легче. На трудных местах товарищи поддерживали друг друга, подтягивая к себе веревку, страховали на случай, если кто из них поскользнется или сорвется с кручи.

Чем ближе подходили путники к Чертову Пальцу, тем больше оживлялся Петька. Слушая его, можно было подумать, будто в тени ребристой скалы уже сидит Васька Калабухов и ждет своих спасителей. Скоро в голосе мальчишки уже появились даже командные нотки.

— Пошли направо! — кричал он. — Переход же там! Через пропасть. Видите, нет?

Как ни всматривались новоселы, никакого перехода они не замечали.

Скоро маленькая группа добралась до места, куда с такой горячностью тянул ее Петька. Путники остановились в неглубокой естественной вмятине в склоне горы. Из пропасти веяло холодом и по-зимнему крепко пахло снегом. В нескольких шагах от них залежавшийся в тени снег широким пластом перекинулся с обрыва, к которому вел склон, на карниз противоположной горы. Но какой же это переход?

— Нет, — покрутил головой Володя, — здесь нам не перебраться на ту сторону.

— Перейдем! — задорно тряхнул ушами шапки Петька. — Запросто перейдем.

— Ты-то почему уверен, что перейдем? — с сомнением переспросил Володя.

— Сазонов тут переходил, — ответил Петька. — А за ним и Васька. Он сам рассказывал мне, на истории, как пробирался за Сазоновым по этим горам.

— Проверим, — сказал Федя.

И, не обращая внимания на пылкие заверения Петьки и его ссылки на Ваську Калабухова, он привязал топорик за конец веревки и несколько раз забросил его на снежный мост. Топорик оставался на плотном насте. А когда его подтягивали, за ним тянулась по подмерзшей корке еле приметная царапина.

Потом Федя снова взялся за веревку. Прежде чем пойти кому-то по ненадежной переправе, следовало связаться покороче. Не выдержит снежный мост, рухнет — товарищи подхватят сорвавшегося и втянут обратно на обрыв.

Однако вера Петьки в непогрешимость Васьки Калабухова оказалась сильнее разумной осмотрительности Феди. Не дожидаясь своих спутников, мальчуган смело перебежал по снежному мосту. Уже стоя на карнизе, он, задорно приплясывая, запел:

Нам не страшен серый волк!

Серый волк! Серый волк!..

И горное эхо гулко отвечало ему из пропасти:

— …О-олк! …О-олк!..

Володя смотрел на озорного мальчишку горящими глазами. Ему и самому хотелось, вот так же, как Петька, ветерком промчаться по снежному мосту, ощущая приятный и острый холодок под ложечкой, а потом, когда опасность останется за плечами, глубоко и облегченно вздохнуть. Володя осмотрел край снежного моста, даже потоптался на нем и понял, почему так прочен снег, соединяющий обе стороны пропасти. Когда-то метель случайно перебросила через пропасть легкую снежную арку. В оттепель снег стал подтаивать, оседать. Затем его прихватило морозом. Опять шел снег, и снова его осаживала оттепель, а мороз покрывал коркой льда. Так, слой за слоем, наращивались плотный крепкий снег и ледяные корки, пока не образовался этот своеобразный мост. Сколько лет стоял он здесь и сколько еще простоит?..

Все это Володя понял. Но побежать за Петькой не мог. Нарушение порядка в пути издавна считалось у друзей самым тяжким проступком. Он вздохнул и безропотно дал Феде обвязать свою грудь веревкой.

Утешился Володя тем, что первым — после Петьки — прошел по опасному переходу. Спустившись на карниз, он подождал Наташу. Вдвоем они прижались спиной к каменной стене, уперлись ногами покрепче и крикнули Феде:

— Поше-ол!

Не подвел Васькин мост. Федя прошел благополучно.

Идти каменным карнизом, чуть заметно спускавшимся к югу, было легко. Порой здесь даже шли по двое. И тут снова заговорил всех Петька, неумеренно прославляя Ваську Калабухова.

Беседуя, путники вышли к месту, где пропасть раздвоилась. Направо она резко расширилась и приоткрыла далекую, чуть тронутую палевой дымкой сопку. Узкая же часть ее свернула налево и скоро перешла в крутую ложбинку, зажатую между округлыми скатами. Усталые путники поднялись ложбинкой — и перед ними открылась неширокая бурливая река. За ней виднелась равнина, покрытая серебристым ягелем. Ниже по течению на равнине рассыпались бурые пятнышки.

— Смотрите, смотрите! — закричала Наташа. — Олени! Право же, олени!

— А чего смотреть? — пренебрежительно пожал плечами Петька. — Олени! Пригонят их в поселок на мясо — тогда насмотритесь досыта.

— Сразу видно защитника природы! — одернула мальчишку Наташа. — Васька твой следит за какими-то мальками. А ты? Даже в оленях не видишь красоты.

— Красота! — буркнул Петька и машинально достал из кармана расческу: — Какая в оленях красота? Бараны и те интереснее. Дерутся так… Лбы трещат!

Наташа возмущенно отвернулась. Трудно было ей, только что приехавшей из Подмосковья, понять, что для мальчишки, выросшего в тундре, обыкновенный индюк был куда интереснее оленей. Оленей Петька частенько видел в поселке, а индюка только на картинках.

Но для Наташи олени на воле, в родной для них обстановке были новинкой. И девушка никак не могла оторвать взгляд от рассыпавшегося за рекой стада.

— Пошли, что ли? — недовольно бросил Федя. — Сколько можно смотреть!

…Час спустя умывшиеся и сытые путешественники крепко спали на берегу Семужьей, под мягко греющим солнцем.

Загрузка...