Тайна сенатора Карфагена

ГЛАВА четвертая “Новые союзники”

Обед во дворце царя Сифакса был накрыт только на пять персон. Царь принимал иностранных гостей: встреча была конфиденциальной.

Возлежавшие на ложах мужчины наслаждались вином из личных виноградников Сифакса и вели оживленную беседу.

Великолепная жареная дичь, изысканные блюда из свинины и баранины почти нетронутыми остывали на столе – сказывалась удушающая жаркая погода, обычная для этой страны летом, напрочь отбивающая желание чревоугодничать. Но отборные фрукты, финики, засахаренные фиги не оставались без внимания и не мешали общению.

Хотя гости были одеты в простые белые туники, в них угадывались опытные воины – шрамы, развитая, рельефная мускулатура и грубая, обветренная кожа лица.

Сифакс же, и сам не чуждый военному делу, выглядел на их фоне изнеженным восточным сластолюбцем.

Гости царя – легат Тиберий Фонтей, центурионы Тит Юний, Квинт Статорий и Вибий Алиен – были посланниками Сципионов и представляли здесь Рим – величайшее государство мира.

Карфаген был бы чрезвычайно удивлен, узнав, что его вассал принимает у себя заклятых врагов Республики. Но царь Сифакс затеял свою собственную игру: он хотел отпасть от ненавистного патрона, поэтому обращенные к нему слова посланников ложились на благодатную почву.

– Пунийцы терпят поражение за поражением, – убеждал царя Тиберий Фонтей. – Скоро вся Испания будет в наших руках. Многие племенные вожди добровольно переходят в стан союзников Рима. За четыре года Сципионы подмяли под себя весь полуостров. Дни Гасдрубала Баркида сочтены. Еще немного – и он будет сброшен в море.

– Я наслышан об успехах Ганнибала в Италии, – пытаясь казаться недоверчивым, осторожно заметил Сифакс. – Карфагеняне терпят поражения здесь, но побеждают там. И его победы намного значительнее.

– Они были значительнее, но когда-то, – ответил Тиберий Фонтей. – С момента последней, при Каннах, прошло уже почти три года. Сейчас у Ганнибала нет больших успехов, он просто впустую топчется на месте. Рим оправился от поражений, и ведет войну на равных.

Он взял со стола фигу и с наслаждением надкусил ее, давая царю осмыслить сказанное.

– Самое главное, что ты должен учесть, великолепный Сифакс: Ганнибал далеко, а Сципионы рядом, – продолжал он с едва заметной угрозой в голосе. – Еще немного – и они будут на границах твоего царства. – Однако Фонтей не хотел перегибать палку и добавил: – У тебя есть возможность поквитаться с пунийцами за все обиды.

– Я восхищаюсь Сципионами! – Сифакс одобрительно цокнул языком. – Их талант – не чета таланту Гасдрубала. – Но тут же осторожно добавил: – Все же, полагаю, неизвестно, как разворачивались бы события, окажись Ганнибал на месте брата…

– Конечно, Сципионы – военные гении, – вмешался в беседу Тит Юний. – Но Ганнибал – это исключение из правил, а римское военное искусство – правило незыблемое. Пунийцам нечего нам противопоставить. Неорганизованная армия – ничто против легионов, а полководцев, подобных Ганнибалу, у них больше нет. В этом-то все и дело…

– Ганнибал не может воевать во всех странах, где есть римское присутствие, – подхватил Вибий Алиен. – А римское присутствие – это в первую очередь прекрасно обученные легионы.

– Да. Я наслышан о римской тактике, – покивал Сифакс. – Предлагаю следующее: мы станем верными союзниками Риму, и двое моих людей отправятся к Сципионам для заключения союза. Но у меня есть условие! – Царь обвел своими хитрыми пронзительными глазками посланников. – Двое из вас должны остаться здесь, чтобы обучать нашу молодежь римскому военному искусству. Мой народ многочислен, молодые люди хотят и готовы воевать, но нумидийцы испокон веков бились только конными. В пешем строю они ни на что не способны. Создайте здесь легионы по римскому образцу, и я сумею нанести Гасдрубалу поражение. Нашими совместными усилиями с врагом будет покончено.

После долгих переговоров соглашение было достигнуто. Решили, что центурионы Квинт Статорий и Вибий Алиен остаются готовить нумидийцев к войне, а посланники Сифакса отправятся с Тиберием Фонтеем и Титом Юнием к Сципионам для подписания союзнического договора.

Уже через три дня начался набор в первый нумидийский легион. Желающих оказалось много. Все были уверены, что война с Карфагеном принесет знатную добычу и позволит обогатиться за счет жадных финикийцев.

Центурионы лично отбирали новобранцев. Работа кипела, и царские писцы не успевали заполнять списки рекрутов. Через две недели сформированный легион разучивал первые азы римской тактики, маршируя по наспех построенному плацу.

В это время агент Гасдрубала в царском дворце сообщал знакомому нам капитану купеческого корабля Хризу известие о предательстве царя Западной Нумидии.

– Сифакс уже не скрывает, что отложился от Карфагена. Со всех концов страны съезжается молодежь. Помимо легионов, создаваемых по римскому образцу, собирается большая конная армия. Нумидийцам, воюющим на стороне Гасдрубала, велено переходить к римлянам. За неповиновение могут покарать их родственников здесь…

Хриз возмущенно пожимал плечами и в гневе стискивал кулаки. Он понимал, что подобное важное известие следует передать немедленно, но одновременно, как истинный карфагенянин, мысленно подсчитывал убытки от возможной войны Карфагена с Сифаксом.

Достигнув порта Гадеса, Хриз немедля направил конного курьера в Новый Карфаген. Совсем скоро о предательстве стало известно вождям пунийцев.

Военный совет во дворце Гасдрубала проходил шумно. Присутствовали самые доверенные – оба Баркида, Гасдрубал Гискон, Мисдес и Адербал.

– Мало того, что нам досаждают римляне, так теперь еще это сын осла, Сифакс, делает наше положение совсем отвратительным! – громко возмущался нервный Гасдрубал Гискон.

– Если нумидийцы решат отложиться от нас, будет плохо, – задумчиво произнес Мисдес.

– Не все нумидийцы – выходцы из Западной Нумидии, – возразил Магон. – Восточные без приказа своего царя Галы на предательство не пойдут.

– В том-то и дело, – отозвался Мисдес, – что у нас остались только солдаты из западных племен. Остальные ушли с Ганнибалом. Подданные Галы – настоящие воины и преданные боевые товарищи.

Он посмотрел на Адербала и с огорчением добавил:

– Чего стоили только Батий и Хирам…

Видя, как при упоминании о них омрачилось лицо брата, Мисдес похлопал его по руке.

– Скажи, брат, они бы никогда нас не предали, ведь правда?

Адербал угрюмо кивнул, но не промолвил ни слова. По-видимому, перед его глазами вновь встала страшная картина – стены Нолы, распятые, принявшие мучительную смерть боевые товарищи…

– Теперь надо решить, ждать ли нам Сифакса… или же… ударить по нему первыми? – растягивая слова, проговорил Гасдрубал.

– Ждать нельзя, – решительно произнес Магон. – Иначе нам предстоит воевать и римлянами, и с нумидийцами. Это будет нашим концом. Карфагену придется убраться из Испании.

– Но Сифакс в настоящий момент усиливается, – возразил старший брат. – Когда мы придем в его страну, экспедиционной армии может не хватить. А взять большее количество войск – подарить Испанию Сципионам. Римлянам попросту некому будет противостоять.

Присутствующие замолчали, обдумывая выход из сложившейся ситуации. Пауза затягивалась. Напряжение в совещательной комнате не спадало.

Внезапно Мисдес хлопнул себя ладонью по колену и громко воскликнул:

– Я думаю, есть выход!

Взоры присутствующих обратились на него. Все знали мудрость Мисдеса и ждали спасительного решения.

– Адербал, ты рассказывал мне про Гауду – брата Хирама и сына Батия, который сейчас является по нумидийским обычаям твоим названным братом…

Адербал кивнул утвердительно и показал присутствующим талисман Канми, подаренный ему Батием.

– Гауда – лучший друг царевича Масиниссы, второго, но любимого сына царя Галы, – продолжал Мисдес. – Он имеет на него огромное влияние. Теперь же, по их обычаям, Гауда – названный брат Адербала. Эти обычаи у нумидийцев священны. А так как Сифакс и царь Гала ненавидят друг друга… – Мисдес выдержал паузу, приобняв правой рукой брата за плечи. – Я думаю, дело за малым, Адербал. Ты меня понимаешь?

Лица членов совета просветлели.

– Мисдес, ты гений! – вскочил на ноги Магон. – Дай я тебя обниму!

Гасдрубал Баркид тоже улыбнулся, однако улыбка тотчас исчезла у него с лица.

– Мисдес и Адербал, немедленно собирайтесь в дорогу, завтра вы отправляетесь в Булла-Регию. Наверняка Гала сейчас в своей столице, – твердо приказал он.

И, подумав, добавил подчеркнуто официальным тоном:

– Судьба Испании сейчас в ваших руках!

Мисдес и Адербал были приглашены на соколиную охоту – любимое развлечение царя Галы.

Прошло уже три дня, как они прибыли в загородный летний дворец, где им, как посланникам Гасдрубала, были оказаны все почести. Позади остался великолепный обед, состязания лучших лучников, всадников, борцов, а теперь предстоит охота, в которой, помимо них, будут участвовать сам Гала, его брат Эсалк, царевич Масинисса, Гауда и несколько десятков слуг – загонщиков, сокольничих, охранников.

Гала был уже достаточно стар и дряхл, хотя, судя по всему, раньше это был красивый, сильный мужчина, не боящийся сражений и любящий женщин. Но сейчас посланники понимали: его будет тяжело подбить на войну с Сифаксом, ведь старость любит покой и безмятежность.

Царь внимательно наблюдал за полетом сокола и сейчас его, похоже, ничего кроме охоты не интересовало. Все надежды карфагенян были связаны с Гаудой, который сейчас ехал рядом с царевичем Масиниссой. Оба – рослые, смуглые, по-мужски красивые, они были чем-то похожи. Обоим стукнуло по двадцать семь. Всю свою недолгую жизнь друзья провели вместе и расставались лишь на короткое время. В юности Масинисса жил заложником в Карфагене, чтобы метрополия могла хотя бы как-то воздействовать на непокорного Галу. Гауда, естественно, находился рядом с ним. Поэтому оба получили хорошее образование: знали карфагенский, греческий, латинский языки, увлекались трудами греческих философов.

На соколиной охоте Масинисса и Гауда откровенно скучали. Они считали ее развлечением для стариков. Вот охота на львов, полная опасностей, – это да, это по ним. Но этикет во все времена требовал потакать прихотям царей, и они вынуждены были торчать здесь, в степи, рядом с Галой.

Посланникам Гасдрубала требовалось пообщаться с Гаудой наедине, без посторонних ушей, но пока подходящей возможности не предоставлялось. Они не хотели раскрывать царю свои планы раньше времени, зная подозрительность и недоверчивость нумидийцев. Гала должен принять решение самостоятельно, думая, что с кем и когда воевать – это его выбор. А если ему станет известно, что Адербал является названным братом Гауды, к словам последнего не станут прислушиваться.

Гауда почти не общался с посланниками, даже не расспрашивал у них про судьбу своих близких, думая, что Батий и Хирам все еще сражаются в Италии. Для того времени такая неизвестность была обычным делом. О судьбе воюющих в дальних странах родственников могли узнать через десять лет, а могли не узнать никогда.

Соколиная охота – увлекательное занятие. Ее участники растянулись по пологому берегу полноводной реки, чтобы не мешать друг другу.

Хорошо обученные соколы то и дело взмывали в небо и камнем падали на добычу – диких уток и гусей, в изобилии водившихся в этой местности.

Мисдес, как завороженный, наблюдал за размахом крыльев хищных птиц, стрелой проносящихся где-то в заоблачной выси, и в азарте вскрикивал, пытаясь подсказать крылатым охотникам. «Никогда не подозревал, что это занятие – столь увлекательно», – думал он, почти забыв о своей миссии.

Но Адербал помнил, зачем они прибыли в эту страну. Сделав вид, что сокол на его рукавице начал нервничать и пытается взлететь раньше времени, он пустил коня в галоп и подскакал к Гауде.

– Нам нужно поговорить, – негромко произнес он, осадив рысака.

– О чем? – спросил Гауда, окинув карфагенянина удивленным взглядом.

– Об этом, – ответил посланник, показав свободной рукой вынутый из-под туники кулон с изображением Канми.

Гауда изменился в лице. Он внимательно осмотрел на амулет, побледнел и судорожно выдавил:

– Откуда он у тебя?

– Сейчас я не могу тебе ничего сказать. Найди место, где нас никто не услышит, и дай мне знать.

Развернувшись, Адербал поскакал по направлению к брату, оставив ошеломленного нумидийца одного.

Следующим вечером, когда Адербал отдыхал в отведенных ему дворцовых покоях, в дверь тихо постучали. Сжав в руке узкий иберийский кинжал, с которым никогда не расставался, он осторожно нажал на створку двери.

За порогом, наклонившись в неглубоком поклоне, стояла девушка, чей гибкий стан окутывало черное длинное одеяние. На ее голову было накинуто расшитое золотой вязью нумидийское покрывало, нижний край которого наполовину закрывал лицо незнакомки.

«Какие прекрасные глаза!» – невольно подумал Адербал.

Девушка тихо произнесла:

– Господин, Гауда ждет тебя в дальней беседке дворцового сада. Я выведу тебя на дорожку, по которой ты доберешься до нее. Никуда не сворачивай, иди только прямо. Не одевай ярких одежд и доспехов. Мой господин гарантирует тебе полную безопасность.

Подождав Адербала у выхода и указав ему путь – мощеную извилистую дорожку, хорошо видную в свете яркой луны – незнакомка исчезла в ночной тени сада.

Адербал неторопливо шел в указанном направлении, пока не достиг деревянной беседки из резного ливанского кедра. Ожидавший его Гауда безмолвно поприветствовал карфагенянина, прижав руку к груди, и знаком предложил следовать за ним.

Выйдя за территорию дворца, они приблизились к трем конным воинам, которые держали на поводу двух оседланных лошадей.

– Моя преданная охрана, – гордо сказал Гауда. – Непобедимые воины. Все – члены нашего, а значит, и твоего рода!

Подойдя к всадникам, он заговорил с ними по-нумидийски.

– Я сказал, что ты им такой же господин, как и я, потому что у тебя талисман рода, – перевел он Адербалу, сказанное.

– Мне льстит иметь таких преданных слуг, – тоже по-нумидийски ответил Адербал. – А вот лошадей можно было не оседлывать: я прекрасно езжу без седла.

Гауда настороженно посмотрел на него и удивленно произнес:

– Карфагенянин, я не знаю, кто ты на самом деле, но ты поражаешь меня все больше и больше… Ты знаешь наш язык, ездишь, как настоящий нумидиец. Скажи мне, откуда ты, и откуда у тебя Канми?

Адербал не ответил и лихо вскочил на коня.

– Может, все-таки нам пора ехать, Гауда? – улыбнувшись, спросил он, удерживая горячего нумидийского скакуна, готового рвануться в ночь.

Гауда взобрался на своего жеребца, и пятерка всадников помчалась от ограды дворца в сторону города.

Когда всадники удалились на достаточное расстояние от последнего придворцового строения – и от возможных ушей соглядатаев Галы, – нумидиец сделал знак охране оставаться на месте.

Он и Адербал пустили лошадей неторопливым шагом, не мешающим их беседе.

– Я слушаю тебя, карфагенянин, – холодно произнес Гауда.

Он не любил Карфаген, не любил его жителей, притеснявших его страну, поэтому не чувствовал приязни к Адербалу. Талисман Канми обязывал относиться с уважением к его обладателю, но не более того. Адербал чувствовал это, но был уверен, что после его рассказа отношение Гауды к нему коренным образом изменится.

– Гауда, ты – мой названный брат! – торжественно произнес он.

Видя, что на лице Гауды снова явственно проступило изумление, Адербал продолжал:

– Эта воля Батия, оглашенная им в присутствии твоего брата – Хирама. Мы стали родными во время похода в Италию, где не расставались ни на один день. Мы делили пищу, воду и палатку. А иногда и вино. – Он широко улыбнулся. – Прикрывали друг друга во время сражений. Каждым вечером, сидя у костра, воспоминали своих близких. Я знаю и о тебе, и о твоей благородной семье – всё. Я могу перечислить твоих предков до седьмого колена и назвать все земли, по которым кочует ваш род.

Глаза Гауды увлажнились, и он сказал с теплотой в голосе:

– Прости меня, брат, за холодный прием. Скажи мне, где сейчас отец и мой любимый брат? Надеюсь, они здоровы, и боги уберегли их от ран и увечий?

– Будь мужественным, Гауда, и выслушай печальную весть,– вздохнув, скорбным тоном промолвил Адербал. – Твои родные мертвы уже более двух лет. Я плакал, как ребенок, узнав об этом. У меня не было более надежных друзей. Думаю, никогда и не будет…

Адербал подробно рассказал ему о схватке у стен Нолы, об обстоятельствах гибели Батия и Хирама.

Гауда слушал его, стиснув зубы и вцепившись мертвой хваткой в гриву коня. Когда Адербал описывал то, что он увидел на городской стене, молодой нумидиец громко застонал, словно от невыносимой боли, и разрыдался.

Однако, быстро взяв себя в руки, – все-таки он же мужчина и бесстрашный воин, – Гауда с трудом проговорил:

– Прости, брат, мне нужно побыть одному…

Стегнув коня плетью, он рванул с места и растворился в ночи. Адербал с охраной остались ожидать его возвращения.

Прошло более часа, прежде чем из темноты появился силуэт всадника. Гауда молчал и знаком приказал следовать за ним. Какое-то время все ехали, не проронив ни слова.

– Мы должны принимать то, что посылают нам боги, – наконец произнес Гауда. – Умоляю тебя, Адербал, расскажи мне все о походе. О ваших беседах. О том, что говорили мой отец и мой любимый брат. Я хочу знать все! Только… прошу тебя, как брата: не рассказывай никому, как они погибли. Они – благородные воины, а не преступники или рабы, и не должны были умирать такой позорной смертью. Будь проклят римлянин, отдавший приказ так поступить с ними!..

Долгое время Адербал рассказывал Гауде о том, что было с ними на войне, начиная с осады Сагунта, в которой он успел принять участие, и заканчивая битвой у стен Нолы. Гауда слушал, не перебивая.

Когда Адербал закончил, он некоторое время обдумывал услышанное, мысленно переживая все описанные приключения.

– Вы – настоящие герои! – Гауда сжал локоть Адербала свободной рукой. – Я всегда восхищался моим отцом. А сейчас восхищаюсь вдвойне. Того, что вы пережили за четыре года, другим хватит на целую жизнь…

Потом он остановил коня, прижал левую руку к сердцу, а правую, согнув в локте, поднял вверх и торжественно произнес:

– Брат! Я в любом случае отправлюсь на войну с римлянами. И клянусь тебе – пусть боги будут свидетелями! – мое сердце не успокоится, пока смерть моих близких не будет отомщена двумя смертями римлян, облеченных высшей властью! И если я не исполню эту клятву, на этой земле мне никогда не будет покоя!

– Но царевич Масинисса ни за что не отпустит тебя, – возразил Адербал.

– Значит, Масинисса поедет со мной! Я сумею убедить его вступить в войну, а он сумеет убедить Галу! Ведь вы за этим сюда прибыли? Тем более, что Гала жаден, а вы предлагаете ему испанское золото. Масинисса сумеет сломить его старческую нерешительность. Он давно мечтает перебить хребет Сифаксу и не дать ему усилиться в Нумидии.

– Кстати, брат, насколько мне известно, Масинисса влюблен в прекрасную карфагенянку Сафонисбу?

– Да, – удивившись неожиданному вопросу, ответил Гауда. – После смерти своей жены Дахии, царевны из племени гетулов, он остался один. В прошлом году по требованию Совета Масинисса отвез свою дочь, семилетнюю Кахину, в Карфаген, где она осталась в качестве заложницы. Там он познакомился с Сафонисбой и влюбился в нее без памяти. Он ждет разрешения ее отца, Гасдрубала Гискона, на брак с ней.

– Ты можешь использовать в качестве весомого довода то, что Гасдрубал Гискон в настоящее время в Испании и ждет помощи нумидийцев, – улыбнувшись, сказал Адербал.

Гауда посмотрел на своего нового брата с уважением.

– Ты мудр не по годам. Конечно, Масинисса хочет добиться расположения своего будущего тестя. Можешь считать, что ваша миссия закончилась успешно, – с удовлетворением закончил он.

Развернувшись, маленький отряд поскакал в сторону дворца.

Центурионы Квинт Статорий и Вибий Алиен гордо восседали на лучших нумидийских жеребцах из личных конюшен царя Сифакса. Им было чем гордиться. Они, младшие командиры римской армии, командовали целыми тремя легионами. И пусть эти легионы состоят из варваров - нумидийцев, но все же под их началом не сто двадцать солдат манипулы, а пятнадцать тысяч воинов.

«Были бы они еще и римлянами, вот тогда…» – мечтательно думал Вибий Алиен. Впрочем, что было тогда, вообразить он толком не мог. Центурион знал, что ему никогда не командовать даже одним римским легионом, это - удел аристократии, но его самолюбие сейчас было удовлетворено.

Конечно, доспехи нумидийцев не слишком походили на римские (слишком много шкур, кожи, и очень мало бронзы), а буйный нумидийский нрав не позволял слаженно действовать в строю (темпераментным африканцам не хватает терпения), но в целом, хотя бы внешне, легионы выглядели достаточно грозно. Центурионам удалось научить солдат чувствовать плечо товарища, слушаться команд и более или менее придерживаться римской тактики ведения боя.

Сейчас, ранним утром, новоявленные легионеры выстраивались на поле грядущей битвы, где Сифакс решил дать бой Гасдрубалу.

Манипулы выстраивались в три шеренги – по римскому образцу.