Тайна старинных флаконов

Глава 9

От резкого запаха у меня всё ещё пощипывало в носу, хотя мы давно уже выбрались из оранжереи через откинутую створку и снова были на свежем воздухе. Мой взгляд упал на скомканный свитшот Матса, которым мы вытерли разлитую жидкость. Странно, но от него продолжали подниматься облачка ароматических испарений.

Кому вообще пришло в голову создать такой дурацкий парфюм, да ещё и дать ему это глупейшее название?! Кто станет таким пользоваться? И зачем?

Но это было ещё не самое странное: до того как мы забрались в оранжерею, на улице стояла ясная и солнечная погода. Теперь же небо нахмурилось и вместо лёгких летних облачков над нашими головами сгустились свинцовые тучи. Казалось, будто снаружи кто-то взял и резко выключил свет. И это в июльский полдень! Кроме того, на улице резко похолодало, стало промозгло и зябко, как поздней осенью. В самом разгаре лета!

Покрывшись гусиной кожей, мы поспешили зайти в дом, и Матс выбросил свой свитшот в наш мусорный бак. От него всё ещё исходили облачка парфюма, и от этого мы все чувствовали себя слегка не в своей тарелке.

Дома никого не было. Мама с самого утра, прихватив бесконечно длинные списки покупок, отправилась в строительный супермаркет и магазин художественных товаров. Ремонт виллы «Эви» целиком занимал её внимание. Впрочем, я знала, что эта фаза рано или поздно закончится. Обычно такие фазы продолжались у неё где-то неделю, максимум две – потом мама снова выныривала из-под обломков своего музейного хлама и возвращалась к семье. Тогда она опять начинала нас слушать, участвовать в нашей жизни, готовить вкусные обеды – в общем, становилась самой собой.

В том, что касалось отношения к работе, мои родители в корне отличались друг от друга. Папа, конечно, тоже любил свою профессию учителя музыки, но он занимался ею лишь в специально отведённые часы, когда был в школе. Приходя домой, он полностью переключался на нас. Исключение составляли лишь дни, когда он проверял контрольные работы или готовил что-нибудь особенное для урока. Но даже тогда он держался в границах разумного. Не могу припомнить ни одного случая, когда папа уносился мыслями настолько далеко, что с ним невозможно было бы поговорить. Впрочем, сегодня он, несмотря на каникулы, поехал в город, чтобы встретиться за чашкой кофе с одним из своих будущих коллег. Наверное, папа всё-таки переживал из-за новой школы сильнее, чем соглашался признать.

В доме было пусто, темно и довольно холодно. Бенно расхныкался, потому что проголодался, поэтому мы сели за кухонный стол и намазали себе по парочке тостов арахисовым маслом. Я подошла к плите и поставила на огонь кастрюльку с какао. Грея руки над газовым пламенем, я задумалась о внезапном похолодании. Пока я помешивала молоко в кастрюльке, оконные стёкла запотели. Тут что-то у меня внутри дрогнуло, и я присмотрелась повнимательнее. Окна покрыли самые настоящие ледяные узоры! А потом вдруг совершенно неожиданно пошёл град. Ледяные горошины сыпались с неба и громко барабанили по наружным подоконникам, на которых одна за другой вырастали сосульки.

– Боже мой! Что это?! – повернулась я к сидящим за кухонным столом Матсу и Бенно. Те тоже замерли в недоумении – даже перестали жевать.

Заворожённо и неподвижно – словно сами подверглись шоковой заморозке – мы таращились из окон на бушевавшую снаружи непогоду. Мы были так растерянны, что поначалу даже не заметили, как в кухонном окне, медленно вырастая над подоконником, возникли сначала шапка, потом волосы и наконец глаза, уставившиеся прямо на нас.

Кто это был? Виллем? Да! Он смотрел на меня со смесью гнева и ужаса. Мгновение, тянувшееся, казалось, целую вечность, я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Потом на плите закипело молоко, и я отвлеклась, чтобы быстро снять кастрюльку с огня. Когда же я вновь повернулась к окну, он уже исчез.

Я вытирала убежавшее молоко и сыпала проклятиями:

– Какого чёрта ему тут нужно?!

– Что? Кому? – Матс внимательно посмотрел в окно – правда, в другое.

Не успела я придумать, для чего здесь так внезапно появился Виллем, как вдруг вздрогнула от звонка в дверь. Звук, как всегда, был пронзительный и чересчур громкий.

– Я! Я открою, я! – воскликнул Бенно и с таким радостным волнением бросился к входной двери, словно за ней стоял Санта-Клаус.

– Погоди! – я попыталась его удержать и тоже побежала к двери. – Мы ведь даже не знаем, кто там!

На всякий случай я жестом подозвала из кухни к нам в прихожую Матса. Я была на сто процентов уверена, что снаружи может быть только Виллем. И уж кому я точно не хотела бы открывать дверь, так именно этому жуткому типу. Мало ли что ему тут нужно. Наверняка пронюхал, что мы остались дома одни.

Я поднялась на цыпочки и осторожно заглянула в глазок. Но снаружи стоял не Виллем, а Ханна ван Вельден. Едва я успела отпереть замок, как Ханна уже толкнула дверь и стремительно ворвалась в дом. На седых локонах, которые она как обычно собрала в растрёпанный пучок, повисли маленькие шарики льда. Щёки у неё раскраснелись, с юбки капало, а сама она вся дрожала.

– Что это тут такое творится?! – спросила она, постукивая каблуками ботинок по паркету в коридоре и недоверчиво озираясь.

Я пожала плечами:

– А почему вы спрашиваете об этом нас?

– А кого же мне ещё спрашивать?

Ханна смотрела поверх наших голов, заглядывая в соседние комнаты.

– Идёт град, деточка! Причём только над виллой «Эви»!

– Что?! – Я снова прошла в сторону кухни. Каблуки Ханны зацокали вслед за мной по плиткам пола. У самого большого кухонного окна она остановилась, уперев руки в бока.

Когда я наконец сообразила, о чём говорит Ханна, у меня даже перехватило дыхание. Град действительно шёл только над виллой «Эви». Грозовая туча размером с виллу словно бы зависла точно над нами, не затрагивая соседей. Крыши близлежащих домов освещало солнце, всюду в округе пели птицы. И лишь на наших подоконниках по-прежнему росли сосульки, а в оконные стёкла стучали мелкие шарики льда.

Что это было – какая-то плохая шутка?

Матс стоял позади меня и почёсывал затылок. Я попыталась было что-то сказать, но подходящие случаю слова просто не шли мне в голову. Кроме того, я чувствовала подступающие угрызения совести. Не мы ли были всему этому виной, засомневалась я. Вернее, тот наш промах в аптеке ароматов, когда Бенно случайно разбил флакон. С другой стороны, как простой флакончик духов, даже если на нём и было написано «Аромат холода», мог вызвать такую непогоду? Это же невозможно! Просто совпадение!

– О, вы варите какао? – спросила Ханна и потёрла покрасневшие от холода руки.

– Э-э, да. Вы будете? – спросила я.

– С большим удовольствием! – Повесив сумку на спинку стула, она плюхнулась на него, забренчав своими многочисленными браслетами. – Такого здесь не случалось с самого моего детства.

Я подошла к плите, налила пару чашек какао и осторожно отнесла их к столу. Сладкое тёплое какао успокаивало, и в мыслях у меня постепенно прояснялось. Бенно тоже вскарабкался на один из стульев. Но прежде чем он успел отправить в рот ещё один сделанный Матсом сэндвич, я заметила кое-что рядом с его тарелкой и чуть не поперхнулась от ужаса.

Это был светло-коричневый флакон из аптеки ароматов!

Только бы Ханна его не заметила! Я понятия не имела, знает ли она что-нибудь об этой аптеке, но на всякий случай постаралась как-то отвлечь пожилую даму. Для начала я решила попробовать её разговорить, чтобы она сосредоточила внимание на беседе.

– А этот Виллем, он что вообще за тип? – спросила я: в первую очередь нужно было выяснить, насколько эти двое были близки между собой.

– Виллем, садовник? – Ханна сделала большой глоток из чашки. – В общем-то, он ничего. Порой бывает немного ворчлив. Но он всегда был таким. А если и ворчит, то не со зла. Виллем очень надёжный и всегда готов помочь, когда что-то ломается. – Пожилая дама поставила чашку обратно на стол. Вид у неё внезапно стал очень рассеянный. – Чёрт, ну вот опять ускользнуло! Только что я вспомнила что-то, что непременно хотела тебе рассказать. Услышала где-то звон стекла, и жёлтый мерцающий свет напомнил мне о том, что... что... – Ханна потёрла подбородок. – Ах, как досадно, опять забыла! Со мной это то и дело случается. Старость действительно не радость.

Я посмотрела на Ханну и попыталась вновь осторожно перевести разговор на Виллема:

– А почему никому и никогда не разрешается входить в оранжерею?

– Ну, Виллем немножко собственник во всём, что касается его растений, – отмахнулась Ханна. – Ничего особенного за этим не кроется. Даже в те времена, когда я была ребёнком, он уже стерёг оранжерею как ревнивый любовник. Растения и цветы для него всё. Но, как я уже сказала, он это не со зла. Уж такой он есть.

– А почему оранжерея вообще принадлежит ему? Она ведь находится на участке виллы «Эви», разве не так?

Ханна взъерошила волосы, и из них выпали последние градинки.

– Я думаю... Что ж, наверное, Виллем её унаследовал, так же как я – виллу «Эви». И хорошо! Не знаю, что бы я здесь без него делала.

Снова взвизгнул дверной звонок. Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Там стояла целая толпа соседей.

Взволнованные, они принялись наперебой спрашивать, всё ли с нами в порядке, и сошлись во мнении, что происходящее над виллой «Эви» – какая-то невероятная природная аномалия.

– С ума сойти!

– Ужасно: посреди лета – и вдруг такое!

– Тревожные тенденции...

С облегчением я увидела, что на улице остановилась мамина машина, и она сама, увешанная сумками и пакетами, помчалась к дому сквозь непогоду.

Что мама умела делать по-настоящему хорошо, так это избавляться от зануд и надоед. У неё это выходило не хуже, чем реставрировать старые церковные фрески. Я облегчённо вздохнула и улыбнулась маме – она, промокнув до нитки, как раз вошла в дом в сопровождении парочки соседей.

– Привет, солнышко! Что это тут творится? – улыбнулась мне в ответ мама, откинув со лба мокрые пряди тёмных волос. Потом она огляделась в поисках Бенно, который уже со всех ног мчался к ней навстречу – похоже, при виде мамы он испытал такое же облегчение, как и я. Вокруг нас беспокойно кудахтали соседи, но такая ерунда не могла вывести маму из равновесия. Она жестом пригласила нас вместе с соседями пройти на кухню, чтобы выслушать подробности насчёт странной погоды вокруг нашего дома.

Матс среди всей этой суматохи бросил на меня взгляд, полный одновременно растерянности и осознания вины:

– Тогда, наверное, я лучше пойду. Проверю, всё ли в порядке дома.

Я улыбнулась ему:

– Иди. Ещё увидимся, да?

– Ага. – Матс украдкой улыбнулся мне в ответ, помахал прижавшемуся к маме Бенно и, смешавшись с соседями, скрылся за дверью.

Мама сама была так ошарашена градом и холодом, что первым делом налила всем чаю, то и дело поглядывая на ненастье за окном. Я решила внимательно присматривать за коричневым флаконом – а то, чего доброго, ещё и этот случайно упадёт со стола.

Но в сутолоке на кухне я его уже не нашла.

Только не это! Я лихорадочно огляделась. Куда он мог так быстро деться? Терять эти вполне-возможно-волшебные флакончики с парфюмом было ни в коем случае нельзя!

Но всерьёз приступить к поискам до того, как мама отправила домой последних соседей, у меня не вышло. Когда же за дверью скрылась и Ханна, мы все вместе уселись на диван и стали смотреть, как снаружи, барабаня в оконные стёкла ледышками, бушует град.

Когда мама спросила, что мы думаем о странной погоде, мы с Бенно, конечно, ни словом не обмолвились о тайных запахах. Может быть, из-за угрызений совести. А может быть, просто потому, что слишком уж абсурдно было всерьёз утверждать, что весь этот хаос случился из-за какого-то там парфюма. Заяви мы такое – кто угодно тут же решит, что мы сошли с ума.

И всё же от мысли, что один из этих флаконов с духами пропал, мне становилось плохо. Не прихватил ли его с собой кто-нибудь из соседей? А вдруг они попробуют ими побрызгаться? Что, если этот флакон стоял на полке с мучительными ароматами? Или был способен не просто вырастить пару цветочков, но и натворить дел куда опаснее?

Лишь когда папа вернулся домой и присел к нам на диван, ненастье наконец стало затихать. Я с облегчением наблюдала, как солнце выходит из-за облаков – хотя мысль о коричневом флаконе по-прежнему не давала мне покоя. Хоть бы он поскорее нашёлся!