— Здрасьте, баба Шура!
— Здравствуй, Антоша! Садись-ка, поговорим. — Баба Шура подвинулась, освобождая Антону место на скамейке.
Тошка вздохнул и скинул с плеч рюкзак. Разговаривать со словоохотливой соседкой у него не было никакого желания.
Зато у бабы Шуры такое желание было. А что? Скучно ведь сидеть на скамейке одной. Лучше с Тошкой поболтать.
— Как в школе дела? — спросила баба Шура.
— Ничего, — коротко отозвался Антон.
— А в театре вашем что нового?
— Ничего.
— А я слыхала, что у вас выступление будет какое-то ответственное.
— Маша сказала?
— Ну, да. Говорит, на Новый год.
— Ага.
— Это хорошо.
Разговор не клеился. Тошка откровенно скучал и позевывал. Но баба Шура не теряла надежды его разговорить:
— Поди, у тебя и роль самая главная?
— Да, — Тошка небрежно пожал плечами и добавил: — Конечно, самая главная.
— Кого играть-то будешь?
Тошка поморщился:
— Зайца.
— Ну, все не волка, — кивнула баба Шура. — Я волков знаешь как боюсь! Когда я маленькой была, мы в деревне жили. Глухая такая деревушка была. Зимой волки совсем близко к домам подходили. Сидишь так вечером, а волки воют где-то неподалеку. Мороз по коже продирает от их воя. А зайчишки — совсем другое дело. Бывало, в лесу увидишь косого, сердце так и подскочит от радости. А он удирает! Заяц — хороший зверек…
Тошка с рассуждениями бабы Шуры согласиться не мог. По его представлениям, волк был все-таки интереснее зайца, как там ни крути.
Тошка тоскливо дергал туда-сюда замочек на кармане рюкзака. Ну этот разговор надолго!
Баба Шура любила поболтать о том о сем. Обычно ее собеседницами становились старушки из соседних подъездов и домов, но, когда старушек не было, для разговора годился кто угодно, даже Антон.
Баба Шура пустилась в воспоминания. Наверное, она думала, что молчание Тошки можно расценить как величайшее внимание, поэтому рассказывала истории из своего детства одну за другой.
— Школа у нас была за пять километров, в другой деревне. Каждый день туда с сестрами пешком ходили. Час, а то и больше.
— Час до школы? — изумился Антон.
Вот была охота! Тут пять минут до школьных дверей пройти и то каждый раз куда-нибудь свернуть хочется. А целый час топать пешком…
— И в снег, и в дождь, и в буран, — словно продолжая его мысли, рассказывала баба Шура. — При любой погоде. Сумку холщовую на плечо и шагай-валяй. Однажды чуть не заблудились. Это зимой было. Вьюга закружила так, что в двух шагах ничего не видать. С дороги сбились. Младшая сестренка плакала, идти не хотела. В сугроб, говорит, сяду и не пойду дальше.
— Так нельзя, — рассудительно заметил Тошка. — Уснуть можно и замерзнуть насмерть.
— Правильно. Насилу подняли ее, потащили за собой. Часа три плутали, пока вьюга не утихла…
Эту историю Антон выслушал с интересом, но дальше баба Шура пустилась в какие-то скучные наставления, и Тошка снова загрустил. Он ломал голову, как бы поскорее отделаться от говорливой старушки, но ничего не мог придумать.
К подъезду шел Сашка. Сначала Антон радостно встрепенулся: вот кто может избавить его от общества бабы Шуры, но тут же угрюмо сник. Он так и не помирился с Сашкой и первым восстанавливать мир не хотел. Он нарочно повернулся к Сашке спиной и сделал вид, что внимательно слушает бабу Шуру.
— Здрасьте, баба Шура, — вежливо кивнул Сашка. — Привет, Тоныч!
— Привет, — буркнул в ответ Тошка, давая понять, что он вовсе не намерен продолжать с ним беседу.
Но с Антоном сегодня жаждали поговорить буквально все, и Сашка не был исключением. Он плюхнулся на скамейку и бесцеремонно ткнул Антона в бок:
— Подвинься чуть-чуть.
— Чего тебе надо? — сердито спросил Тошка, но подвинулся.
— Ничего. Поболтать с тобой хочу.
— Я с бабой Шурой разговариваю.
Сашка не обиделся, только лукаво улыбнулся в ответ:
— Со мной все равно мириться придется.
— Почему?
— Потому что я теперь снова в вашем театре. Машка вчера роль притащила. На трех листах.
— А у меня на пяти, — небрежно заметил Антон, чтобы поддеть Сашку.
Но если Сашка не хотел скандалить, то расшевелить его на обиду было просто невозможно. Его ничуть не задело, что у Тошки роль намного больше.
— Она говорит, что больше играть некому, — как ни в чем не бывало продолжал Сашка.
— Некому? — пожал плечами Антон. — Просто ты поссорился только со мной, а не со всеми.
— А я и с тобой не ссорился, — заявил Сашка.
Это было уже слишком! Что же, выходит, он не помнит, что на днях обзывал и не пускал Тошку на перила?
— Да? — насмешливо поинтересовался Антон. — Память у тебя короткая. Мы с тобой всего два дня назад поссорились.
— Не помню, — ответил Сашка.
— А я помню! — запальчиво крикнул Тошка, и обида на Сашку с новой силой проснулась в его душе.
— Два дня назад, говоришь? — Сашка сделал вид, что изо всех сил напрягает память, но ссоры все-таки не припоминает.
— Да. На следующий день к тебе медсестра приходила.
— Медсестра? — переспросил Сашка.
— Тоже не помнишь?
— Почему? Медсестру помню.
— Она тебя на прививку вызывала?
— Не вызывала. Просто записала имя.
— Зачем? Для прививки?
— Наверное.
— А мы ей просто не открыли! Нам прививку делать не будут!
— Не радуйся. Я и твое имя продиктовал.
— Врешь!
— Зачем мне врать? Прививки — дело обязательное. Если прививку не сделаешь — заболеть можешь. Лучше спасибо скажи, что я о твоем здоровье побеспокоился.
— Спасибо?! — выкрикнул Антон и, приготовив к бою кулаки, вскочил со скамейки.
Но Сашка был не так-то прост. Он успел подпрыгнуть быстрее, чем Тошка, заскочил в подъезд и помахал ему рукой:
— Со мной теперь ссориться нельзя! Я Машке пожалуюсь, что ты прививку делать не хочешь! — И Сашка со злорадным смехом исчез в подъезде.
— Антоша! Антоша! — остановила воинственного Тошку баба Шура.
Антон вернулся к скамейке, чтобы забрать рюкзак.
— Ты чего это в драку полез, Антоша? — спросила баба Шура. — Из-за прививки?
— Из-за Санькиной вредности, — буркнул Тошка. — Мне домой пора.
— Постой-ка, Антоша, сядь, вот что скажу… Ты от прививок-то не отлынивай. Прививки, они здоровье человеку несут.
Тошка сердито слушал ее слова и думал о том, что рассуждать, конечно, легко, тем более что старушкам никаких прививок не делают.
— Здоровье надо беречь, — продолжала баба Шура. — Вот погляди-ка на меня. Что хорошего с палочкой-то ходить? Ноги не слушаются, спина болит.
Баба Шура чуть наклонилась вперед, дотронулась рукой до поясницы и застонала.
— Вы старенькая, — заметил Антон. — У всех стареньких ноги болят и спина.
— Не скажи, милый! Мой брат меня на пять годочков старше, а бегает без всякой палочки и на спину никогда не жалуется.
— Ну и что? Ему делали больше прививок? — насмешливо поинтересовался Тошка.
Но договорить не удалось. В этот момент в подъезде кто-то с грохотом полетел по лестнице вниз. Это был Сашка. Он выкатился на улицу в одном костюмчике. Его лицо застыло в маске крайнего, первобытного ужаса.
— Воры! — громко выдохнул он. — Воры! В нашей квартире!
Антон чувствовал, что Сашкин ужас вливается в него, что он не может от этого ужаса даже сдвинуться с места. Ему показалось, что ноги, руки и даже уши в этот миг онемели. Там, на пятом этаже, в Сашкиной квартире, были настоящие воры! Тошка и не вспомнил, как мечтал недавно о славе сыщика. Сейчас он хотел только одного — спрятаться куда-нибудь подальше.
Зато баба Шура, наоборот, развила бурную деятельность. Несмотря на свой ревматизм, она с быстротой молнии вскочила со скамейки и понеслась в подъезд.
На первом этаже она позвонила во все три квартиры. Открыла только тетя Тоня, Наташкина мама.
— Тоня! Звони в милицию! — скомандовала баба Шура. — В пятьдесят восьмой воры! Скорее! Мы их задержим! Чего стоите? — прикрикнула она на растерянных мальчишек. — Я наверх поднимусь, а вы внизу стойте! Никого не пускайте! Ясно? — И баба Шура грузно затопала по лестнице.
Она поднялась на пятый этаж и, остановившись напротив Сашкиной двери, зычно крикнула:
— А ну, хулиганье, ни с места!
— Что там? — послышался приглушенный голос.
Кто-то прильнул к «глазку»:
— Бабка какая-то.
— Надо сматываться.
— Подожди. Она, похоже, сумасшедшая. Пусть уйдет.
— Я покажу вам сумасшедшую! — пригрозила баба Шура. — Только шевельнитесь у меня!
— Выходим! — снова сказал первый голос.
— Нет. Зачем нам лишние свидетели? Потерпи две минуты. Она сейчас уйдет.
Но баба Шура, воинственно выставив вперед палку, из-за чего бандиты и посчитали ее сумасшедшей, замерла на середине площадки и приготовилась к решительным действиям.
До приезда милиции ни Антон, ни Сашка не проронили ни слова. Впрочем, милиция приехала очень быстро, не прошло и десяти минут.
— Пятьдесят восьмая квартира на пятом этаже? — спросил у мальчишек милиционер.
— Да, — пролепетал Тошка.
Милиционер кивнул и распорядился:
— Двое на крышу, двое со мной в квартиру, двое у подъезда.
— Группа захвата, — почему-то шепотом сообщил Антон Сашке. — Пойдем поглядим!
Но Сашка никак не прореагировал. Он по-прежнему был в шоке. Тошка махнул на него рукой и двинулся к подъезду.
— Сюда нельзя, — сурово остановил его милиционер, охранявший подъезд.
— Я здесь живу, — храбро заявил Тошка.
— Ну и что? Сейчас в подъезд нельзя. Подожди.
Маша переписывала роли. Она старалась писать как можно разборчивее, поэтому дело шло слишком медленно. Она выводила буквы, крепко нажимая на стержень ручки. Стержень вдавливался в бумагу, оставляя за собой четкий жирный след. Рука от сильного напряжения немела и переставала слушаться. Тогда Маша бросала ручку и несколько раз подряд сжимала и разжимала пальцы, как делают первоклашки для того, чтобы немножко отдохнуть.
Она слышала жуткий грохот в подъезде. Она поняла, что это бежит Сашка. Кто бы еще катился вниз с такой скоростью? Опять, наверное, за Тошкой гоняется. Снова что-то не поделили.
Выглянуть бы, посмотреть. Сейчас никак нельзя ссориться. Все ссоры придется отложить до Нового года.
Она даже привстала, чтобы устроить мальчишкам нагоняй, но шум в подъезде утих, и Маша тут же опустилась на стул, ни на секунду не прерывая своей работы.
Но работу все-таки пришлось прервать. Позвонила мама.
— Машенька! Сейчас дождь польет, а у нас белье на балконе. Сними, пожалуйста!
— Хорошо, мам. — Маша досадливо поморщилась: времени нет с бельем возиться.
— Только не забудь, — попросила мама. — Прямо сейчас сними. Хорошо?
— Да, мама. Прямо сейчас сниму.
Маша вышла на балкон и посмотрела на лиловатую тучу. Туча была еще далеко, и никакой дождь белью пока не грозил. Ох уж эта мама!
Порыв ветра резко надул наволочку и так же резко ее отпустил. Наволочка хлопнула, как детская бумажная хлопушка, даже натянутая веревка закачалась.
Маша вздохнула и принялась одну за другой отцеплять прищепки. Она сняла все белье с правой стороны, повернулась налево и испуганно вздрогнула. Прямо перед ней качались чьи-то ноги в белых кроссовках.
— Мама-а! — заорала Маша и зажмурилась от страха.
— Заткнись! — сердито посоветовал чей-то бас.
Маша открыла глаза, но человека уже не было. Она растерянно посмотрела наверх, потом перегнулась через перила. Вниз, по балконам, с кошачьей ловкостью спускались два парня. Спуск занял у них всего полминуты. Потом первый передвинул с бока на спину черную спортивную сумку, махнул рукой второму, и они, пригибаясь, побежали вдоль дома, под самыми окнами.
— Черт! — выругался кто-то сверху, и Маша задрала голову.
Это был милиционер в серой фуражке. Он тоже следил за убегавшими парнями.
— Эй, на крыше! — окликнул он. — Они уже внизу! По балконам спустились. Побежали направо! Двое с черной спортивной сумкой. Крикните нашим! Пусть попробуют догнать! Я сейчас собаку вызову! Спускайтесь, опросите свидетелей!
— Я свидетель! — звонко выкрикнула Маша.
Милиционер посмотрел на нее сверху вниз, с секунду помолчал, а потом приказал:
— Ты тоже спускайся.
Маша бросила оставшееся белье и помчалась вниз.
— Кто вызвал милицию? — спрашивал лейтенант.
— Я. — Баба Шура гордо выступила вперед.
— Хорошо. Ваша фамилия? Имя? Отчество? Это ваша квартира? Как обнаружили воров?
— Квартира не моя, а вот этого мальчика. — Баба Шура указала на Сашку. — Он их и обнаружил. Я только милицию вызвала.
— Как тебя зовут? — строго спросил Сашку милиционер.
В этот момент мрачную лиловую тучу прорезала — это в декабре-то! — белая молния. С промежутком в несколько секунд раздался мощный взрыв грома, и начался ливень.
— Давайте поднимемся в квартиру, — сказал лейтенант. — Свидетели и понятые за мной!
— Ой! У меня белье мокнет! — спохватилась Маша.
— Девочка! Ты еще не дала показания!
— Я сейчас! Мама ругаться будет!
Перескакивая через ступеньки, Маша помчалась домой. Спасать оставшееся на веревках белье было уже поздно.
Маша растерянно щупала простыни и полотенца, надеясь найти что-нибудь сухое, но напрасно. Ливень будто по новой выстирал их — хоть выжимай.
Что же делать? Снимать это вымокшее белье или уже оставить? Но дождь неизвестно когда кончится… Нет, лучше снять! Или оставить?
Мама будет сердиться. А чего сердиться? Маша же не виновата, что именно в этот момент на их балкон спустились воры.
Поразмыслив как следует и все-таки сняв белье, Маша поспешила на пятый этаж. Из-за двери слышался голос Сашкиного отца. Он диктовал оперативнику опись пропавших вещей.
— Ложки серебряные. Шесть штук… Золотое кольцо с двумя небольшими бриллиантами… Плеер «Сони» — сынишке покупал…
Это вездесущая баба Шура вызвала Сашкиных родителей с работы.
Маша приоткрыла дверь и тихо, чтобы не мешать, проскользнула в комнату. В квартире, кроме милиционеров и ограбленной семьи, были тетя Тоня, баба Шура и какая-то женщина, которая гуляла в скверике за домом и видела убегавших парней.
Сашку била крупная дрожь. Тетя Валя, Сашкина мама, прижимала к себе голову сына и что-то шептала ему, успокаивая.
Наконец опись была составлена. Милиционер обратился к Сашке:
— Ну, братец, оклемался немного? Давай-ка поговорим с тобой. Сможешь?
Сашка кивнул.
— Значит, ты вернулся после школы домой и обнаружил в квартире воров. Так?
Сашка снова кивнул.
— Ты, братец, не молчи, — попросил милиционер. — Ты тут самый главный свидетель. Давай-ка выкладывай все, как было. Только поподробнее, договорились?