Тайные общества смерти. Очерки истории террористических организаций

Первый из династии убийц

Понятие «киллер», обозначающее профессионального наемного убийцу, укоренилось в американском наречии английского языка в 1920-х годах — в разгар действия в США «сухого закона» и вызванных им войн между тамошними группировками гангстеров, получавших огромные прибыли от подпольной торговли спиртным. К нам в Россию и в русский язык этот термин, как и именуемая этим словом кровавая уголовная специальность, пришли в начале 1990-х годов. Между тем, во многих европейских языках еще со Средних веков бытовало другое слово, которым называли умелых и жестоких убийц. И это слово было «ассасин».

Именно такое прозвание получили у пришедших на Восток в XII веке европейцев-крестоносцев члены тайной секты мусульманских фанатиков и убийц, которые сами с гордостью именовали себя «федаи» (араб. букв. — человек, жертвующий собой во имя веры). А верили они лишь руководителям и духовным лидерам своей всемогущей организации, которая наводила ужас на средневековых правителей от Каспия до Атлантики, от Египта до Скандинавии. И еще при жизни почитали как пророка ее основателя Хасана ибн Саббаха, вошедшего в историю под прозвищем «Старец Горы», ставшим потом наследственным титулом всех предводителей ассасинов.

Их первый глава родился примерно в 1033 году в персидской провинции Хорасан в семье араба, исповедывавшего ислам шиитского толка. Если мусульмане-сунниты (от араб, «сунна» — обычай, законность) считали и считают законными духовными наследниками пророка Магомета (Мухаммеда, Мохаммеда) носителей высшей светской власти в арабском мире — халифов, вне зависимости от их династического происхождения («халиф» как раз и переводится с арабского языка как «наместник, заместитель»), то шииты (от слова «шийа» — группа, союз приверженцев) признавали и признают единственным преемником Магомета его зятя и двоюродного брата Али. По вере шиитов, прямые потомки Али и должны господствовать над миром ислама как его духовные вожди — имамы. Правда, к XI веку влияние шиитов на арабском Востоке заметно пошатнулось после того, как укрепившиеся там турки-сельджуки разгромили главную ударную силу этого духовного течения — тайный орден исмаилитов, члены которого славились жесточайшим единомыслием и считали насилие лучшим средством зашиты идеалов шиизма.

Исмаилитам удалось уберечь от разгрома лишь несколько своих духовных школ в Египте, где с конца IX века правила поддерживаемая ими династия Фатимидов — потомков брака Али с дочерью пророка Магомета Фатимой. Юных воспитанников своих школ исмаилиты обучали не только исламскому богословию, риторике и каллиграфии, но и прививали им умение повелевать низшими и подчиняться высшим, завоевывать доверие сильных и знатных, дабы обращать их на благо учению шиитов. В одну из таких школ и попал юный Хасан ибн Саббах по рекомендации исмаилитской общины его родного города Рей, крупнейшего тогда торгового центра Персии. Тамошние шииты разглядели в юноше незаурядный ум и энергию и отправили его на учебу в Каир в исмаилитскую школу «Дойяль Доат» — «Дом мудрости», учрежденную главой столичной шиитской общины имамом Му-вафигом.

В стенах «Дома мудрости» юноша Хасан подружился с двумя сверстниками, одного из которых звали Омар Хайям, другого — Низам аль-Мульк. Завершая учебу, три товарища поклялись, что тот из них, кто первым преуспеет в жизни, поможет остальным. Первым из друзей карьеру сделал упорный и хитрый сын крстьянина Низам аль-Мульк, уехавший из Каира в Исфахан на службу при дворе правившего Персией с 1063 года турецкого султана Альп-Арслана. Благодаря своим способностям аль-Мульк к началу 1070-х годов дослужился до поста визиря — первого министра султана. Памятуя о клятве юных лет, Низам выхлопотал тогда Омару Хайяму персональный пенсион, на который тот безбедно жил вдали от придворной суеты в родном городке Нишапур и сочинял стихи-рубаи, обессмертившие в веках его имя.

Низам аль-Мульк пытался было отыскать ибн Саббаха, чтобы помочь и ему. Но к тому времени Хасан оказался замешан в одну из бесконечных интриг, раздиравших верхушку исмаилитов Каира, и был вынужден скрыться из Египта от бывших братьев по вере. После нескольких лет скитаний по Востоку ибн Саббах в середине 1070-х годов сам объявился в тогдашней столице Персии Исфахане, где в то время правил уже новый султан Мелик-шах — сын погибшего в бою Альп-Арслана. По протекции аль-Мулька, сохранившего при Мелик-шахе свой пост визиря, ибн Саббах был назначен главой дворцовой канцелярии султана. Но будущий Старец Горы уже тогда был слишком властолюбив, чтобы довольствоваться скромным постом. Он решил «подсидеть» старого друга и благодетеля.

Позднее аль-Мульк писал в своих воспоминаниях: «В самых лестных выражениях я рекомендовал Хасана султану, и он стал министром. Но, как и его отец, Хасан оказался лжецом и корыстолюбцем. С удивительным лицемерием он выдавал себя за человека набожного, что никак не соответствовало истине. Вскоре он полностью околдовал султана…»[7].

Однако ибн Саббах недооценил способности своего соученика, прошедшего в «Доме мудрости» ту же школу интриг и обмана. В 1078 году Мелик-шах пожелал получить полный отчет о всех доходах, расходах, податях и налогах, которые существовали в его империи, простиравшейся от границ Китая до Босфора. Визирь Низам аль-Мульк попросил на эту работу год, а Хасан вызвался справиться с ней за сорок дней. Его успех наверняка повлек бы отставку аль-Мулька и назначение новым визирем Хасана ибн Саббаха. Но лукавый аль-Мульк нанес другу юности упреждающий удар. Его люди подменили некоторые листы отчета Хасана, подложив вместо них пергамент, на которым искусно подделанным почерком ибн Саббаха была написана полная чушь вроде: «…В казну его величества от северных провинций поступило за прошлый год пятнадцать лягушачьих лап…»[7].

Разгневанный султан уволил Хасана со службы, не пожелав слушать его оправданий. В те дни ибн Саббах нашел временный приют в доме единоверца-исмаилита, исфаханского торговца Абу аль-Фазаля. Он не раз восклицал в присутствии хозяина, увековечившего эти слова для истории: «Если бы у меня было всего лишь два верных помощника, я бы свалил и этого турка Мелика, и крестьянина аль-Мулька!» А однажды Хасан сказал Абу, что у него созрел план мести, — и ушел, чтобы воплотить его в жизнь.

Следующие 12 лет Хасан ибн Саббах странствовал по всему Востоку, надолго останавливаясь в Египте, Сирии и Палестине. Повсюду он искал и находил арабов, бывших сторонниками некогда единой и мощной секты исмаилитов, преследумой и оскорбляемой турками-сельджуками, и сеял в их души зерна ненависти: «Турки не из детей Адамовых происходят, а некоторые называют их злыми духами — джиннами». Программу Хасана дополняла его собственная идеология, основанная на идеях исмаилитов: «Цель религии — правильный путь к познанию Бога. Познание Бога разумом и личным размышлением невозможно. Познание Бога возможно лишь через поучения имама — единственного духовного наследника пророка Мухаммеда. Но до поры имам скрывается от врагов веры так, что даже имя его нельзя назвать. Он известен лишь мне, Хасану ибн Саббаху, избранному, чтобы нести слово имама в мир и претворять его в дело. Те, кто последует за мной, спасутся. Всем прочим уготован ад. И «неверным» иудеям, и христианам, и тем из мусульман, кто в греховном самомнении своем тщетно пытается постичь ислам разумом» [7].

Программа Хасана была настолько проста, что ее могли понять даже неграмотные крестьяне, на которых, в первую очередь, она и была рассчитана. Учение ибн Саббаха избавляло его последователей от необходимости самим думать и принимать решения. Оно утверждало, что лишь вождь знает абсолютную и окончательную истину, облекало эту истину в темные завесы тайны и, наконец, обещало сторонникам ибн Саббаха не только безоговорочное спасение души после смерти, но и доступ в рай еще при жизни — в обмен на их абсолютную преданность и послушание.

Такие обещания Хасан давал немногим избранным им исмаилитам. Когда ему удавалось заполучить по-настоящему преданного ученика, он поручал тому искать и объединять новых сторонников. Их группы становились «питомниками» для фанатиков — «посвященных», из которых потом и выросла секретная армия ибн Саббаха. Помимо безусловного подчинения вождю и строжайшей конспирации, эти ячейки подчинялись правилу, которому ибн Саббах научился еще в каирской школе «Дом мудрости»: те из «посвященных», кто преуспевал в миру, обязаны были тайно помогать своим собратьям.

Благодаря этому принципу к началу 1090-х годов сторонники Хасана заняли высокие посты в ряде областей Персии, формально подчиненных султану Мелик-шаху. Особенно много их оказалось на севере империи в провинции Дейлем… Летом 1090 года скромно одетый ибн Саббах явился к «вали» — наместнику Дейлема Али Махди и попросил его продать за три тысячи золотых монет «участок земли, который можно будет покрыть шкурой быка». Махди принял Хасана за сумасшедшего и, смеясь, поспешил подписать договор. Наместник перестал смеяться, когда у него на глазах люди ибн Саббаха разрезали шкуру быка на тончайшие ремешки, связали их воедино и окружили ими склон горы, на которой высилась крепость Аламут (от араб, «алаух амут» — «орлиное гнездо»).

Махди пытался опротестовать эту сделку в суде, но местные судьи — «кадии» были тайными сторонниками Хасана и подтвердили его правоту. Так ибн Саббах сделался хозяином горной крепости и получил прозвище Старец Горы. Случилось это в августе 1090 года, всего за пять лет до события, ставшего судьбоносным для всего католического Запада и мусульманского Востока. В ноябре 1095 года на всецерковном съезде-соборе, собравшемся во французском городе Клермон, Папа Римский Урбан II призвал христиан отправиться в крестовый поход — отбивать у «неверных», т. е. мусульман, Иерусалим и Гроб Господень, а заодно и богатые земли Ближнего Востока.

…На новоселье в Аламуте Хасан собрал несколько десятков учеников в возрасте от 12 до 20 лет. Он встретил их обильным застольем, подмешав в их еду и питье навевающий дрему гашиш. Слуги Хасана вынесли спавших юношей из замка в соседнюю горную долину, куда вел лишь один потайной проход через крепость. Когда юноши проснулись, их взорам предстало великолепное зрелище. Они оказались в садах, изобиловавших цветами и фруктами. Их окружали очаровательные девушки, которые пели, играли, завлекали гостей изысканными ласками, угощали учеников старца роскошными яствами и винами. А те, опьяненные роскошью, всерьез верили, что на самом деле живыми попали в магометанский рай, дорогу в который обещал им открыть учитель.

Через несколько дней юношей вновь усыпили и вернули в Аламут. После их повторного пробуждения Хасан объявил, что все они после смерти смогут вернуться для вечного блаженства в тот райский сад, где уже побывали. Услышав эти обещания, некоторые ученики ибн Саббаха поспешили покончить жизнь самоубийством. Тогда Хасан уточнил оставшимся в живых: «Ворота рая откроются лишь тем, кто умрет на моей службе». А чтобы скрасить бренное земное существование своих питомцев, ожидавших кончины как милости, Старец Горы продолжал щедро потчевать их гашишем, притуплявшим их волю, страх и чувствительность к боли.

Так появились первые федаи, слепые и бесстрашные орудия Хасана. Повинуясь воле Старца Горы, они готовы были настигать и разить его врагов, где бы те ни находились, и какая бы участь ни ждала после этого их самих. Федаев также называли «гашишинами» (араб. — курящие гашиши) или, чуть позже, на западный манер — «ассасинами», за их пристрастие к этому наркотику. По иронии судьбы, у арабов слово «ассас» изначально значило «попечитель, защитник». Но это слово вряд ли было применимо к тем, о ком современники писали: «Презирая усталость, опасности и пытки, ассасины с радостью отдавали свою жизнь, когда их великий хозяин требовал от них защиты или выполнения смертельно опасного задания. Как только жертва была выбрана, правоверный, одетый в белую тунику, подпоясанную красным поясом — цвета невинности и крови — отправлялся на задание… Его кинжал почти всегда попадал в цель» [8].

Получив известие о захвате Хасаном крепости Аламут, его друг юности и заклятый враг визирь Низам аль-Мульк послал войско, чтобы выбить ассасинов из замка, от борьбы за который уклонился наместник Али Махди. Но первый штурм Аламута отрядами сельджуков был отбит защитниками крепости, после чего тайные помощники ибн Саббаха, именовавшиеся «рафики» (перс. — друзья) и имевшие, в отличие от боевиков-федаев более высокий ранг в тайной иерархии ассасинов, попросту подкупили командиров войск султана Мелик-шаха. Вскоре те, ссылаясь на нехватку припасов, сняли осаду Аламута.

Год спустя, в 1091 году сам султан Мелик-шах послал к Аламуту сильный отряд, приказав его командиру не возвращаться в столицу до тех пор, пока тот «не вырвет с корнем ростки заразы». Войска шаха подошли к Аламуту в марте, когда на полях только начинались работы. Разоренная предыдущим нашествием Аламутская долина была опустошена, в самой крепости не хватало продовольствия, а обороняло ее всего 70 человек. И все же они продержались в осаде три месяца — как писал летописец, «ели так, чтобы не умереть с голоду, и бились с нападавшими».

Когда Хасан ибн Саббах понял, что не сможет удержать крепость, он послал одного из федаев за подмогой в центр провинции Дейлем — город Казвин, Под покровом ночи доброволец спустился по веревке с крепостной стены, миновал вражеские посты и выбрался из долины. Он вернулся к Аламуту на следующую ночь во главе отряда в 300 человек. Молча, без единого крика они атаковали спавший лагерь противника, на который с другой стороны обрушились вышедшие из Аламу-та федаи. Это был даже не бой, а резня, из которой удалось спастись бегством лишь немногим сельджукам.

После этого военного поражения проницательный визирь аль-Мульк решил ударить по насаждаемой рафиками агентуре ассасинов в крупных городах Персии. Первым из центров «зачистки» стал город Савэ, где агентам Хасана удалось было обратить в свою веру тамошнего «раиса» — градоначальника. Но затем тот испугался и выдал людям аль-Мулька всех известных ему местных ассасинов. Избежать ареста удалось лишь одному из них — плотнику по имени Тахир. Улучив момент, он зарезал предателя, но тут же был схвачен и предан страшной казни — с него живого содрали кожу. Но и на эшафоте Тахир не запросил у палачей пощады и умер, восхваляя Старца Горы.

По приказу аль-Мулька пойманных в Савэ единоверцев Тахира заживо сожгли. Но месть уцелевших ассасинов не заставила себя ждать. «Убийство сего шайтана аль-Мулька возвестит блаженство», — объявил Хасан с балкона своего дворца в Аламуте. И тогда, гласит одна из хроник, «человек по имени Аррани положил руку на сердце, изъявив готовность…». 18 октября 1092 года визирь аль-Мульк отправился на молитву в одну из столичных мечетей Багдада. На выходе его ожидали десять человек с кинжалами. Они смяли стражу визиря, и руководивший нападавшими Аррани убил его ударом в сердце. Сам он был зарублен на месте опомнившимися стражниками, но его товарищам удалось скрыться из Исфахана. В Аламуте их встречали с поистине царскими почестями. Что касается Аррани, то Хасан ибн Саббах повелел выгравировать имя этого «святого творца мести» рядом с ненавистным именем сраженного им аль-Мулька на мраморной доске, которую повесили над крепостными воротами Аламута. До конца жизни Хасана на этой «доске почета» появилось еще полсотни имен султанов, мулл, градоначальников… и их убийц.

Потеря первого министра лишь ожесточила Мелик-шаха против ассасинов, которые в том же 1092 году хитростью и насилием захватили несколько горных крепостей в провинции Кухистан в Западной Персии. Султан Мелик-шах послал туда одну свою армию под командованием Кизыл Сарыга, а другое, еще большее войско отправил на штурм Аламута. Его предводителем султан назначил Ахмеда, старшего сына аль-Мулька, поклявшегося отомстить ибн Саббаху за смерть отца. Но едва обе армии вышли из Багдада, как их нагнали гонцы с вестями о внезапной кончине самого султана, пережившего визиря всего на несколько месяцев. Как оказалось, Мелик-шаха отравил его личный повар — тайный агент Старца Горы. Вспыхнувшие в Исфахане свары претендовавших на престол наследников султана Мелик-шаха вынудили полководцев отложить месть Хасану и вернуть войска в столицу.

Поначалу власть в Исфахане удалось захватить младшей из вдов султана, Таркан-хатун. Подкупив военачальников, она добилась провозглашения верховным правителем государства своего четырехлетнего сына Махмуда. Однако против нее выступил сын Мелик-шаха от другого брака — Беркярук, которого поддержали сторонники покойного визиря Низама аль-Мулька. Беркярук ушел в Рей, где был объявлен султаном. В истории Сельджукской империи впервые появилось два соправителя: Махмуд в Исфахане и Беркярук в Рее. Имена обоих братьев были отчеканены на монетах. Однако мирное двоевластие длилось недолго. В 1094 году Беркярук разгромил армию еще одного претендента на престол — Тутуша, младшего брата покойного Мелик-шаха, бывшего тогда властителем Сирии и части Палестины. А затем Беркярук взял верх в военном столкновении со сторонниками малолетнего Махмуда и сделался единовластным верховным правителем Сельджукской империи.

Тем временем, пока в Персии бушевали династические войны, Хасан ибн Саббах спешил укреплять свое могущество. «Утвердившись в Аламуте, Хасан напряг все силы, чтобы покорить смежные с ним округа, — писал персидский летописец. — Он овладел ими путем обмана своими проповедями. Что до тех мест, где не были обмануты его речами, он завладевал ими убийствами, войной и кровопролитием»[8].

Так, до конца 1090-х годов ибн Саббах занял замок Ламасар в соседней с Аламутом долине. Сначала он послал туда проповедников — «деев», убеждавших местных крестьян принять веру исмаилитов. На это согласились немногие, но их вполне хватило, чтобы составить списки непокорных соседей и помочь боевикам-федаям, прибывшим из Аламута в Ламасарскую долину с карательной экспедицией, перебить «неверных» со всеми их семьями.

После этого Аламут сделался личной резиденцией Старца Горы, а главным центром подготовки ассасинов стал замок Ламасар. Его комендантом-«саидом» Хасан назначил своего ближайшего помощника — молчаливого коренастого крестьянского сына Кийя Бозорг Умида. За высокими стенами Ламасара Умид устроил еще более прекрасные сады, чем в Аламуте. Чаше всего туда попадали усыпленные гашишем здоровые и сильные, но неграмотные юноши из местного племени диких горцев-дейлемитов. Как и в Аламуте, в садах Ламасара их ждал роскошный прием. Знаменитый итальянский путешественник Марко Поло, побывавший в тех местах в 1271 году, т. е. почти через двести лет, так упомянул в своих записях: «В очаровательной долине Мулеба, в местности, именуемой теперь Сегистан, по приказу Старца Горы был разбит роскошный сад, где росли все дивные плоды и благовонные кусты, какие только можно было сыскать. В разных уголках парка виднелись дворцы самой разнообразной архитектуры, украшенные золотом, картинами и богатыми шелковистыми коврами. Тут и там били родники, из которых текли подаваемые по невидимым трубам вино, молоко, мед и чистая вода.

Каждого, кто попадал в это благословенное место, встречали очаровательные девушки, обученные искусно петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах, а главное — им не было равных в кокетстве и искусстве обольщения. Одетые в драгоценные наряды, они целый день забавлялись и резвились в саду и увитых зеленью беседках. Их охранницы наблюдали за ними из потайных мест: им было запрещено показываться на людях.

Но зачем же было создано все это великолепие? Дело в том, что пророк Магомет обещал тем, кто повинуется его законам, радости рая и чувственные удовольствия в обществе очаровательных гурий. Хасан же внушал своим последователям, что он тоже пророк и ровня Магомету, раз у него есть власть впустить заслуживших его милость в рай еще при жизни. А чтобы никто из посторонних не мог найти вход в его райский сад, Хасан построил неприступную крепость, через которую, воспользовавшись потайным ходом, только и можно было попасть в эту чудесную долину»[8].

В отличие от Аламута, в садах Ламасара могли единовременно наслаждаться «райской жизнью» уже не одиночные федаи, а группы в 10–20 юношей. После пробуждения в крепости они проходили у Бозорг Умида и других наставников полный курс боевой подготовки, учась убивать кинжалом, мечом, удавкой и ядом, принимать в целях маскировки обличье купцов и нищих, музыкантов и священнослужителей.

Освоив эту сложную науку, сопровождавшуюся регулярным приемом гашиша, новоявленные федаи удостаивались чести видеть самого Старца Горы в его резиденции в Аламуте. Облачившись в белые одежды, опоясавшись красными поясами, ассасины представали перед Хасаном ибн Сабба-хом. И лицезрели загодя приготовленную для них поражавшую воображение церемонию, подробно описанную в труде «Искусство лжи» исламского хрониста Абдель-Рахмана Дамасского: «Предводитель ассасинов приказал вырыть в своем зале для аудиенций глубокую и узкую яму. По его выбору какой-нибудь из старших учеников забирался туда так, чтобы была видна одна голова. Вокруг его шеи размещали круглое медное блюдо из скрепленных между собой половинок с отверстием в центре. На это блюдо наливали немного крови, так, что казалось, что на нем лежит свежеотруб-ленная голова’.

После этого в зал вводили ассасинов-новичков. Хасан обращался к голове с требованием рассказать собравшимся о том, что она видела в загробном мире. И «мертвая плоть» открывала глаза и на все лады принималась расписывать прелести рая. Когда рассказ заканчивался, Старец Горы гордо сообщал обманутым, что только ради них он на время оживил мертвеца, дабы они узнали от него об уготованной им загробной жизни. А когда потрясенные новички удалялись из зала, несчастному обманщику тут же на самом деле отрубали голову и вешали ее на общее обозрение, дабы никто не мог усомниться в могуществе и правдивости Хасана» [8].

Для поднятия боевого духа попавших в Аламут федаев Бозорг Умид нередко устраивал их схватки на ножах перед самим Старцем Горы. Участвовавшие в них ассасины дрались насмерть: ведь проигравшему было обещано прямое попадание в небесный рай, а победителю — несколько дней блаженства в земном райском саду в Аламуте или в Ламасаре. Туда же, по традиции, отправлялись федаи-смертники перед уходом на задание, ожидание которого могло растянуться на месяцы и годы. Покинув свою базу, ассасины, следуя данным им предписаниям, вели внешне ничем не примечательную жизнь, занимались ремеслом, торговлей или даже нанимались на службу к какому-нибудь светскому владыке — до того момента, пока получали из Аламута тайный приказ о действиях.

Так было в один из дней 1095 года, когда султан Беркярук отдал приказ о новом военном походе на Аламут. Но на следующее утро султан, личные покои которого круглосуточно охраняла вроде бы преданная ему стража, нашел у своего изголовья в спальне кинжал ассасина с приколотым к нему посланием ибн Саббаха: «То, что положено возле твоей головы, может быть воткнуто в твое сердце». Беркярук был талантливым полководцем и гордым человеком и публично так и не признал утрату своей власти над Аламутом и Лама-саром. Но он отменил задуманный было поход против Старца Горы и вынужден был терпеливо наблюдать за тем, как ассасины своим золотом и сталью клинков подчиняли себе все новые и новые районы Персии.

Благодаря раз и навсегда принятому решению не враждовать с ассасинами, султан Беркярук умер своею смертью, в отличие от многих своих вельмож, которые неизбежно проигрывали схватки с не боявшимися смерти, но умело маскировавшимися убийцами. Так, старший сын Низама аль-Мулька Ахмед, ставший визирем при Беркья-руке, был убит в 1105 году, младший, Факр аль-Мульк — в 1111 году. А всего в промежутке между 1091 и 1121 годами, федаи, посланные Хасаном ибн Саббахом, только в Персии убили семерых эмиров (военачальников сельджуков), пятерых вали (наместников областей), пятерых раисов (градоначальников), пятерых муфтиев (священнослужителей) и пятерых кадиев (судей).

Тогда же ассасины предприняли первую попытку установить свою власть в большом городе (им мог стать Исфахан), где у Старца Горы хватало тайных сторонников-исмаилитов. Их тайным руководителем, носящим высокое в иерархии ассасинов имя «рафика», т. е. «друга» самого Хасана, был внешне правоверный мусульманин, почтенный торговец холстами Абд аль-Малик ибн Атташ. В Исфахане помнили, что некогда его отцу, связанному с исмаилитами, пришлось спешно скрыться из города — тогда аль-Малик публично отрекся от родителя и проклял его, как еретика.

На самом деле аль-Малик был истовым продолжателем дела отца, что и доказал, захватив соседствовавшую с Исфаханом крепость Шахриз, где в связи со смутными временами находился мощный арсенал и куда был вывезен гарем султана Беркя-рука. Внешне крепость казалось неприступной, но у нее было свое уязвимое место — в гарнизоне Шахриза служило немало выходцев из горного племени дейлемитов, бывшего основным «кадровым резервом» для ассасинов. Многие воины гарнизона имели среди родни бойцов-федаев, прошедших подготовку в Аламуте и Ламасаре.

Зачастивший в Шахриз со своим товаром Абд аль-Малик вскоре обзавелся в замке надежными тайными помощниками. Через некоторое время купец за солидную взятку получил через подкупленного им раиса — градоначальника Исфахана фирман — указ султана о своем назначении новым комендантом Шахриза. В одну далеко не прекрасную для сельджуков ночь охранявшие крепость сподвижники аль-Малика открыли ее ворота прибывшему из Аламута отряду федаев, вместе с которыми перерезали немногочисленных воинов гарнизона, сохранявших верность султану и превратили Шахриз в новую твердыню ассасинов.

Захватив в крепости большие запасы оружия, Абд аль-Малик тайком переправил его в Исфахан в тюках со своими товарами и скрытно раздал исмаилитам города, численность которых доходила до 30 тысяч человек. По замыслу купца, они должны были развернуть в Исфахане уже не индивидуальный, а беспорядочный массовый террор, посеяв в городе панику и облегчив замену власти султана на тайное правление Старца Горы. С тех пор Исфахан не знал покоя — средь бела дня на его улицах загадочные убийцы внезапно смертельно поражали кинжалами ни в чем не повинных обывателей. Другие горожане исчезали без следа, становясь жертвами простого до гениальности приема.

С утра до вечера по улицам Исфахана сновала чета безобидных с виду старичков — некий Алави Мадани и его жена, считавшиеся лучшими агентами аль-Малика. Притворяясь слепцами, старики подходили к намеченной жертве. Ею мог быть муфтий-шиит, чиновник или просто состоятельный человек с деньгами. Они просили его помочь им добраться до дому. Прохожий, как правило, соглашался. Но едва он помогал мнимым слепцам переступить порог их дома, как на него кидались сидевшие в засаде исмаилиты. Заколов или задушив свою жертву, они раздевали труп догола, отрубали для отчетности указательный палец его левой руки и кидали тело в специально выкопанный колодец на заднем дворе.

По разным источникам, всего за полгода от рук исмаилитов-ассасинов в Исфахане погибло до тысячи человек. Но преступная деятельность Мадани и его жены обнаружилась случайно благодаря их соседке, услышавшей за оградой дома «слепца» глухие стоны недобитого убийцами человека. Перепуганная женщина побежала на ближайший базар и привела оттуда людей, обнаруживших в доме Мадани останки нескольких десятков жертв. Сами «слепцы» и дежурившие в тот день в их доме палачи были тут же сожжены на костре, а на следующий день в Исфахане начались погромы. Толпы разъяренных горожан шли от дома к дому, где по их предположениям могли скрываться агенты ибн Саббаха — и убивали всех находившихся там людей, не разбираясь в их причастности к исмаилитам. В те дни в Исфахане погибло более 20 тысяч человек, в том числе практичски все участники тамошней тайной организации ассасинов.

Сам ее предводитель Абд аль-Малик успел скрыться в замке Шахриз. Там он узнал, что напуганный размахом беспорядков султан Беркярук назначил новым правителем Исфахана своего младшего брата, 25-летнего Мухаммеда. Этот молодой и честолюбивый полководец поклялся отбить Шахриз у ассасинов и разделаться с самим аль-Маликом. Эмиссар Старца Горы понял, что, в отличие от прежнего правителя Исфахана, подкупить Мухаммеда ему не удастся. Аль-Малик не решился послать для убийства Мухаммеда группу федаев с кинжалами — нового правителя охраняла надежная стража, среди которой не было агентов ассаси-нов. Но после нескольких дней напряженных размышлений хитрый купец аль-Малик придумал коварный план.

По приказу аль-Малика его доверенные люди пробрались в Исфахан и встретились с давно продавшимся ассасинам раисом (градоначальником), с помощью которого аль-Малик некогда получил назначение комендантом Шахриза. Под угрозой разоблачения перед новым правителем, раис согласился помочь ассасинам убить Мухаммеда. За тысячу динаров он подкупил местного брадобрея, который не только брил Мухаммеда, но и часто делал ему кровопускания от тучности. Цирюльник твердо обещал градоначальнику в следующий раз пустить эмиру кровь отравленным ланцетом.

Но этот блестящий план провалился, так как о нем узнало слишком много людей. Слуга раи-са, тайно водивший к нему в дом брадобрея, рассказал о заключенной ими сделке своей молодой жене, а та проболталась своему любовнику, служившему в канцелярии Мухаммеда. Надеясь на щедрую милость правителя, тот донес Мухаммеду о готовившемся покушении. Когда в назначенный час брадобрей пришел к султану, тот велел сделать кровопускание отравленным ланцетом самому цирюльнику, и чтобы при этой процедуре присутствовал раис. После разоблачения градоначальника повесили на городской стене Исфахана. А еще через день Мухаммед лично повел отряд своей гвардии на штурм крепости Шахриз.

В обозе войска султана под особой охраной находился один из курьеров аль-Малика, взятый в доме казненного раиса. Мухаммед обещал ему жизнь, свободу и деньги в обмен на то, что гонец укажет на ведущий в Шахриз подземный ход. Этот договор исполнили обе стороны — предатель дела исмаилитов был освобожден и отправился восвояси, а воины Мухаммеда прорвались в замок потайным ходом и в яростной схватке уничтожили почти всех его защитников-исмаилитов. Жена коменданта аль-Малика покончила с собой, бросившись с крепостной стены, а сам купец был схвачен, отвезен в Исфахан и предан публичной казни — с него живого содрали кожу. Столь же жестокое поражение было нанесено исмаилитам в области Бай-хак, визирь которой по имени Ахмад ибн Фадл объявил в 1112 году «священную войну против еретиков». Под ударами посланных им сельджукских войск пали бывшие оплотами ассасинов крепости Туршиз и Фарз. Их защитники были перебиты, а предводитель Хасан ибн Самин покончил жизнь самоубийством.

Однако эти неудачи не пошатнули стремления сидевшего в Аламуте Старца Горы распространить свое влияние на всю Азию. Вслед за Персией эмиссары Хасана ибн Саббаха появились в приморских областях Сирии и Палестины, правители которых, формально подчиняясь султанам из турецкой династии Сельджукидов, стремились к большей самостоятельности от них, в то же время постоянно воевали друг с другом за пограничные крепости и контроль за торговыми путями. Люди Старца Горы предложили свою помощь султану Ридвану — одному из таких полузависимых от Багдада вельмож, правившему в сирийском городе Халеб (Алеппо). В обмен на переданные ассасинам приморские крепости Апомею и Бениас, те пообещали Ридвану покончить с враждующими с ним соседями.

Уже через несколько недель после заключения этого соглашения трое мужчин в белых одеждах с красными кушаками закололи в мечети князя соседнего города Химс прямо во время богослужения. Затем последовали убийства князя Мераги, халифа Аалифа, так как гибель каждого из них лишь укрепляла власть Ридвана и стоявших за ним феда-ев. Одной из самых известных акций исмаилитов стало уничтожение князя Мосула Аксункура. Однажды тот молился в мечети в окружении восьми странствующих монахов-дервишей. Его охрана не заподозрила, что под лохмотьями монахов могли быть спрятаны кинжалы. Внезапно дервиши атаковали князя. Аксункур обладал отменной реакцией — он успел выхватить саблю и зарубил троих из подосланных убийц. Но остальные пятеро расправились с ним…

В начале XII века ассасины впервые столкнулись с европейцами — рыцарями-крестоносцами, завоевавшими Иерусалим в 1099 году и основавшими на отвоеванных у мусульман берегах Средиземноморья Иерусалимское королевство и несколько христианских княжеств. Однако Ближний Восток и в те времена не отличался устойчивостью политических коалиций. Возглавлявшие крестоносцев европейские правители не только воевали с мусульманскими владыками, но и соперничали друг с другом за право повелевать своим разношерстным воинством, за владение отбитыми у «неверных» замками и землями, за благорасположение римских пап — неизменных духовных наставников крестоносцев. Вскоре участники этих свар стали, по примеру их мусульманских соседей и врагов, обращаться за помощью к ассасинам как к надежным наемным убийцам, чтобы их руками расправиться со своими же братьями по оружию. Но об этом речь пойдет ниже.

Взлет и падение невидимой империи

К концу жизни ибн Саббаха созданная им организация ассасинов стояла на вершине своего могущества. Старцу Горы безоговорочно подчинялась тайная армия убийц численностью от 40 до 70 тысяч человек. Ассасины владели десятками крепостей в Персии, на землях нынешнего Ливана, Сирии, Египта… Но в тени величия этого тайного общества уже таился его грядущий крах. И начался он еще при жизни ибн Саббаха, когда его ближайшие сподвижники сцепились в смертельной борьбе за право унаследовать всю полноту власти Старца Горы. С одной стороны, на нее претендовали два родных сына ибн Саббаха — Устад и Мухаммед. С другой — уже не раз упомянутый выше главный наставник федаев Кийя Бозорг Умид и советник Старца по военным и административным делам Абу-Ал и.

В этой схватке за власть старые соратники Хасана победили его детей. Ибн Саббах, не покидавший Аламут в течение 34 лет, на исходе жизни был подвержен болезненной подозрительности. Когда Бозорг Умид и Абу-Ал и донесли Старцу Горы, что его сыновья плетут против него заговор, он распорядился казнить обоих отпрысков. Формальным поводом к убийству Устада послужило то, что он послал федаев убить «дея» — главу духовной миссии исмаилитов в Кугистане, которого сам ибн Саббах якобы собирался приблизить к себе. Мухаммед же поплатился за свое пристрастие к запрещенному для правоверных мусульман вину — хотя в интересах дела и для соблюдения тайны ибн Саббах позволял рядовым федаям, маскировавшимся под христиан, и пить вино, и есть «нечистую» свинину…

Хасан ибн Саббах ненадолго пережил казненных им сыновей. 23 мая 1124 года он скончался в возрасте 90 лет, успев передать управление ассасина-ми коллегии из четырех человек, старшими из которых назначил Бозорга Умида и Абу-Ал и. Но уже через год Абу-Али внезапно умер при обстоятельствах, наводящих на мысль об отравлении. Следом за ним таинственная смерть настигла двух младших членов «четверки». Единовластным повелителем ассасинов остался Кийя Бозорг Умид, железной рукой правивший ими 14 лет до своей кончины в 1138 году. По приказу Бозорг Умида ассасины убили правившего Египтом халифа Амр ибн Му-стали из династии Фатимидов (в 1129 году), в 1138 году — формального правителя Дамаска и вассала турков-сельджуков халифа Мустаршида из династии Аббасидов, а затем и его сына Рашида, когда тот в мае 1138 года, за несколько месяцев до кончины Бозорг Умида, выступил в военный поход против ассасинов Ламасара.

Правление Бозорг Умида было отмечено и расправой над жившим в Багдаде знаменитым исламским богословом и философом Абу-ль Махасином, осмелившимся на критику самих идей учения покойного Хасана ибн Саббаха. По приказу нового Старца Горы федаи выкрали ученого прямо из его дома и доставили прямиком в Аламут, где после недолгого судилища его заживо сожгли на глазах двух тысяч ликовавших ассасинов.

Незадолго до кончины Бозорг Умид назначил своим преемником родного сына Мухаммеда. Тот, как и его отец, был опытным политиком и умелым организатором, однако, в отличие от основателя общества Хасана ибн Саббаха не имел такой поразительной харизмы, абсолютного и неоспоримого духовного авторитета. Чем дальше, тем больше дело первого Старца Горы держалось лишь на дисциплине рядовых исполнителей-федаев, а кровь жертв ассасинов все чаще лилась там, где прежде всего звенели золотые монеты…

Так, деньги стали главной причиной гибели в 1105 году первого из убитых федаями европейцев графа Раймунда Триполийского. Незадолго до того предводитель действовавших в Сирии ассасинов по имени Синан, также носивший почетный титул «шейх аль-Джебель», т. е. «Повелитель Горы», послал своих людей совершить очередное политическое убийство одного из местных арабских правителей по заказу союзника федаев — правившго Халебом (Алеппо) султана Ризвана. Выполнив свою миссию, убийцы попытались найти убежище от настигавшей их погони во владениях крестоносцев, где правил граф Раймунд. Но тот распорядился повесить федаев. Вскоре другой посланец Синана убил самого Раймунда Триполийского и сам был тут же зарублен крестоносцами. Позднее пославший смертника шейх потребовал от европейцев платить ассасинам регулярную дань, пригрозив им, в случае отказа, новыми покушениями — и гордые крестоносцы вынуждены были согласиться!

«Сирийский филиал» общества ассасинов, руководимый преемниками Синана, скончавшегося в 1153 году, уже в 1160-х годах получил практически полную независимость от Аламута в разгар кризиса власти, охватившего верхушку ассасинов. Еще с 1150-х годов на особую роль в руководстве организацией претендовал Хасан — сын ее тогдашнего лидера Мухаммеда и внук Бозорг Умида. Талантливый оратор, он дерзнул оспорить учение самого Хасана ибн Саббаха, согласно которому глава ассасинов являлся лишь посредником между простыми членами общества и имамом — скрытым наместником Аллаха на земле.

Еще при жизни своего отца Хасан сам пытался провозгласить себя имамом при восторженной поддержке молодого поколения федаев, проживавших в Аламуте. Но его отец Мухаммед и другие «ветераны движения» усмотрели в речах Хасана опасную ересь и впервые выступили против своих же собратьев-ассасинов с оружием в руках. 250 наиболее горячих сторонников Хасана были казнены, а сам он заточен в крепости Аламута. Однако в 1162 году Мухаммед внезапно умер в Ламасаре — по одной из версий, он был отравлен друзьями его сына, который тотчас занял место отца. Два года спустя, 8 августа 1164 года в присутствии специально созванных в Аламут леев, рафиков и федаев со всех концов тайной империи ассасинов, ее молодой вождь Хасан объявил себя прямым потомком имама, с которым мать Хасана якобы изменила своему законному мужу Мухаммеду.

Заявление Хасана внесло немалую сумятицу в ряды ассасинов, хотя на время и укрепило престиж их вожака. Но уж в начале 1166 года Хасана убил брат его жены, который, согласно записям персидских хронистов, «не смог терпеть распространения постыдного заблуждения». Еще несколько месяцев Аламут и Ламасар потрясали внутренние усобицы ассасинов, в завершение которых новым главой общества был утвержден 19-летний Мухаммед, сын лже-имама Хасана.

Верхушка ассасинов считала этого юношу временным и компромиссным правителем, однако Мухаммед проявил себя достойным наследником своего деда и прадеда. Едва получив власть в Аламуте, он распорядился казнить убийцу своего отца, а затем, для политического равновесия, и всех ближних сторонников покойного родителя. Отказавшись от формального правления асса-синами Сирии и Египта, которые в действительности давно уже подчинялись лишь своим прямым начальникам — преемникам шейха аль-Джебеля, Мухаммед укрепил контроль за крепостями ассасинов в самой Персии. Все эти меры помогли Мухаммеду удерживать власть в течение 44-х лет, пока этого дряхлеющего правителя не отравил его сын и преемник Хасан III в 1210 году.

Именно к периоду правления Мухаммеда 11 относится эпизод, служащий примером того, какую мрачную, но и весомую репутацию имели ассаси-ны в ту эпоху. Один из выдающихся исламских мыслителей, живший тогда в Багдаде имам Рази, весьма скептически отозвался о богословских способностях исмаилитов-ассасинов. Неведомыми, но стремительными путями этот отзыв дошел до Аламута, чей обитатель Мухаммед II предложил имаму Рази выбор между быстрой смертью от кинжала и ежегодной пенсией в несколько сотен золотых монет. После чего острота критичных выступлений богослова резко сгладилась, а его материальное положение заметно улучшилось. Когда же один из учеников Рази спросил старого мудреца, почему он так быстро поменял свое мнение об ассасинах, тот ответил: «Потому что их аргументы слишком остры и бьют точно в цель!»

С середины XII века ассасины наиболее активно проявляли себя уже не в Персии, а в Сирии, Египте и Ливане, где принадлежавшие им замки соседствовали с владениями крестоносцев и территориями, контролируемыми главным противником европейских рыцарей — султаном Саллах ад-Дином (он же Саладин). В 1171 году он низложил последнего из правивших Египтом представителей династии Фатимидов — халифа Адыла, что поначалу вызвало раздражение у местных ассасинов. Дважды к Саладину подсылали убийц-«федаев», но сам султан был разумен и осторожен, а его охрана неподкупна. Оба раза покушавшихся на султана федаев и их духовных вдохновителей-деев ловили и казнили после жестоких пыток.

С формального одобрения сидевшего в Аламуте главы общества ассасинов Мухаммеда в 1172 году несколько послов из числа рафиков предложили тогдашнему правителю Иерусалимского королевства Амальрику заключить военный союз против Саладина. Получив от ассасинов щедрые дары, король склонился было принять это предложение. Но тут вмешались представители духовно-рыцарского ордена тамплиеров, усмотревшие в таком союзе опасность чрезмерного усиления ассасинов как соперников самих тамплиеров за политическое влияние на Ближнем Востоке. Подкараулив ободренных послов на выезде из Иерусалима, тамплиеры перебили их всех. «Тамплиеры могли позволить себе поступить так, — писал средневековый летописец. — В отличие от европейских правителей, их магистрам не грозили кинжалы фанатиков-убийц. Ассасины знали, что в случае убийства своего магистра тамплиеры тут же изберут на его место другого, быть может, еще более опасного для федаев». Сохранились упоминания, что, начиная с 1152 года сами ассасины платили тамплиерам ежегодную дань в 2000 золотых монет-безантов как своего рода оплату за безопасность.

Так или иначе, после неудачной попытки установить союз против Саладина с европейцами, ассасины были вынуждены заключить перемирие с султаном, который как раз в 1174 году присоединил к подвластному ему Египту еще и Сирию. По распространенной у историков версии, именно Саладин заказал и проплатил ассасинам убийство одного из руководителей крестоносцев, немецкого маркграфа Конрада Монферратского. Этот вспыльчивый и надменный повелитель небольшого Тирского княжества в отвоеванной у «неверных» Палестине был не только непримиримым врагом Саладина, но и имел весьма натянутые отношения со своими союзниками по крестовому походу, включая знаменитого британского короля Ричарда Львиное Сердце.

Вместе с тем, марграф Конрад, как это часто бывает с неуравновешенными людьми, был весьма религиозен и охотно покровительствовал мусульманам, решившим перейти в христианство. Поэтому когда в 1191 году к Конраду с просьбой об убежище обратились двое мирных персидских купцов — новообращенных католиков, правитель Тира приютил их в своих владениях. Конрад не знал, что под личинами торговцев таились два лучших боевика ассасинов. Почти год они усердно изображали честных христиан, пока не получили приказ действовать.

Убийцы приблизились к Конраду 28 апреля 1192 года в тот момент, когда тот усердно молился в церкви — и вонзили в него свои кинжалы. Потом один из нападавших спрятался в притворе храма, а другой остался на месте преступления и был зарублен подбежавшими стражами. Охранники Конрада определили, что их хозяин был еще жив. Тогда к нему приблизился второй нападавший, который нанес маркграфу еще один, смертельный удар. Злодей умер во время изощренной пытки, не издав ни единого звука. Правда, крестоносцам удалось добиться признания от хозяина дома, где весь год до покушения жили убийцы. Этот тайный агент ассасинов поведал, что передал федаям-исполнителям полученный от связника приказ убить Монферратского. А себе оставил большие деньги, причитавшиеся в награду за голову князя. Следствие, проведенное крестоносцами «по горячим следам», подозревало, что заказчиками убийства, совершенного ассасинами, мог быть как султан Саладин, так и Ричард Львиное Сердце. Но прямых доказательств в пользу той или иной версии так и не было найдено.

Столь же загадочные обстоятельства сопровождали и другие удачные и неудачные покушения, исполнителями которых были федаи, мишенями — европейские государи, а заказчики так и остались неизвестны. Одно из первых таких упоминаний относится к 1158 году, когда в военном лагере императора Фридриха I Барбароссы, осаждавшего Милан, был случайно пойман некий араб, пытавшийся убить императора. Среди крестоносцев долго ходил слух, что Ричард Львиное Сердце «заказал» повелевавшему тогда ассасинами Сирии Рашид ад-Дину убийство короля Франции Филиппа II Августа, постоянно конфликтовавшего с Ричардом во время крестового похода. И лишь отъезд последнего из Сирии на родину в августе 1192 года спас французского монарха от почти неизбежной гибели.

Известно также, что германский император Фридрих I Барбаросса заплатил ассасинам 80 тысяч золотых монет — динариев. То ли как выкуп за свою безопасность, как утверждали потом сами ассасины, то ли в уплату тех услуг особого рода, на которых специализировались федаи. А преемник Барбароссы император Фридрих II был даже отлучен от церкви Папой римским Иннокентием II за то, что Фридрих якобы нанял ассасинов убить герцога Баварского. Сам Фридрих II обвинял в покушении на свою жизнь с помощью тех же ассасинов эрцгерцога австрийского.

В 1194 году один из приближенных короля Франции Филиппа II Августа граф Анри де Шампань посетил крепость Масияф — резиденцию тогдашнего главы ассасинов Сирии, Ливана и Египта, добавившего к наследственному титулу «шейха аль-Джебель» — Повелителя Горы, не менее почетное прозвание «Дай-эль-Кебир» (Великий Миссионер). Гостеприимно встретив гостя, хозяин замка пригласил его прогуляться по крепости. Каждую из башен замка охраняло по двое часовых в белых одеждах с алыми кушаками. «Эти люди, — сказал Дай-эль-Кебир, — более послушны мне, чем ваши христианские подданные своим господам».

Шейх сделал едва уловимый знак рукой — и по его сигналу оба часовых на ближайшей башне бросились вниз с многометровой высоты, разбившись насмерть. Еще один знак — и вторая пара федаев поразила себя кинжалами в сердце. А их вожак хладнокровно заметил: «Скажите лишь слово — и по моему знаку любой из моих людей последует их примеру…» Рассказ потрясенного графа о его встрече с аль-Джебелем попал в мемуары графа де Шампане, став потом обязательным эпизодом любой книги об ассасинах.

В 1213 году жертвой федаев пал молодой правитель Триполи граф Раймунд, заколотый в разгар богослужения в церкви Святой Марии в городе Тортозе. Мотивы убийства остались для потомков туманными. Отец убитого, Боэмунд, граф Антиохийский двинулся мстить, осадив ал-Хаваби, один из важнейших замков ассасинов. Тогдашний глава сирийских ассасинов шейх ал-Джабаль, не имея сил отразить атаку крестоносцев, воззвал о помощи к наследственному союзнику — правившему Халебом (Алеппо) эмиру аз-Захиру, чей предок султан Ризван был одним из первых и самых щедрых клиентов федаев. Эмир не только послал на выручку ассасинам свои войска, но и упросил помочь им своего старшего союзника — правившего тогда всей южной Сирией принца ал-Муаззама. Под напором превосходящих сил арабов Боэмунду пришлось снять осаду с замка ал-Хаваби и отступить.

Последним громким успехом ассасинов стали события 1250 года, когда сирийские федаи потребовали выплаты дани у прибывшего на Святую Землю французского короля Людовика IX, еще при жизни получившего за свое благочестие прозвище «Святой». Свои претензии ассасины мотивировали так: «Мы ежегодно получаем деньги от германского императора, египетского султана, венгерского короля и многих других государей, которым хорошо известно, от кого зависит их жизнь». Тогда Людовик вынужден был подчиниться им…

К этому же времени относится история, произошедшая при дворе тогдашнего шаха Персии Фа-ризма. Его визирю — первому министру довелось принять официального посла Старца Горы из Ала-мута. На пышном пиру в его честь перебравший вина посол похвастался визирю, что при дворе шаха Фваризма тогда было немало скрытых исма-илитов. Визирь упросил посла назвать их имена, дав ему свой платок в залог того, что «открывшимся» ассасинам не причинят зла. Посол согласился, взмахнул рукой — и тотчас из толпы придворных отделилось пять человек. Один из них, индус, спокойно сказал оцепеневшему от страха визирю: «В любой из дней я обязан был убить Вас, не боясь уготованной мне кары. Я не сделал этого до сих пор лишь потому, что не получил приказа от начальников».

Визирь умолял своего гостя о пощаде и клялся, что не будет преследовать выдавших себя федаев… Но об этом происшествии узнал сам шах Фаризм и повелел казнить всех пятерых скрытых ассасинов: «Пятеро слуг были брошены в костер, но и сгорая заживо, они славили судьбу за то, что их сочли достойными принять муки во славу великого Старца Горы»[9]. А через несколько дней после расправы над ними шах нашел в своих личных покоях записку от Старца Горы с требованием переслать в Аламут выкуп в десять тысяч золотых монет за каждого из умерщвленной пятерки. И шаху пришлось это исполнить.

Однако к 1250-м годам организацию ассасинов в Персии вконец ослабили внутренние распри. Носивший тогда титул Старца Горы Мохаммед III Ала-ад-Дин — сын отцеубийцы Хасана III, правившего с 1210 по 1221 год, был убит в 1255 году в замке Ширкут по наущению своего сына и наследника Рукнад-дина Хуршаха. Тогда же Хуршах, едва сделавшись новым Старцем Горы, велел приближенным заколоть убийцу, а его семью приказал публично сжечь на площади. Но, обезопасив себя от внутренних врагов, Хуршах не смог противостоять внешним врагам, имевшим невиданную на арабском Востоке силу и жестокость. Это были монголы, прошедшие по Персии в 1256 году «огнем и мечом».

В отличие от прежних властителей Персии сельджуков, монголы не боялись подполья ассасинов, которого при них просто не существовало. Ассасины уже не могли опереться на сеть своих тайных агентов в городах и деревнях, которые были стерты завоевателями с лица земли вместе со всеми их обитателями. И умение федаев внедряться во вражеский стан, терпеливо подбираясь к его повелителям на расстояние удара кинжала, при монголах стало бесполезным. Искусный ассасин еще мог убедить новых завоевателей Азии в своей преданности им, но он не вправе был претендовать на более высокое положение, чем место рядового воина, крайне далекое от монгольских ханов, приближавших к себе лишь кровных родных-степняков…

В конце 1256 года многотысячное войско под командованием Хулагу-хана, одного из любимых полководцев Батыя, осадило бывшую до того неприступной крепость Аламут, где укрылся Старец Горы Рукнад-дин Хуршах. Осада крепости длилась несколько недель — все это время монголы непрерывно обстреливали ее из камнеметных машин, закидывали горшками с горящей нефтью и нечистотами. Наконец, 15 декабря 1256 года Старец Горы сам открыл ворота Аламута, сдавшись на милость победителям. Войска Хулагу-хана грабили крепость три дня, а затем сожгли и разрушили все ее постройки, какие только смогли. (В октябре 2000 года иранские археологи начали раскопки руин Аламута, уточнив его точное расположение и размеры. Как оказалось, фортификационные сооружения крепости были расположены на вершине горы высотой в 2160 м над уровнем моря и имели общую площадь в 3,5 тыс. кв. м.).

Перебив большинство рядовых защитников Аламута, монголы с уважением отнеслись к их предводителю. Рукнад-дин Хуршах был отправлен в монгольскую столицу Каракорум, причем Хулагу-хан даже распорядился дать в жены Старцу Горы монгольскую девушку. Однако когда Хуршах под усиленным конвоем монголов был доставлен в Каракорум, правивший там великий хан Мэнке, получивший после кончины Батыя в 1255 году всю полноту власти, приказал на всякий случай казнить главу незнакомой ему секты. Вместе с Хуршахом было уничтожено большинство членов его семьи — так что в Персии не осталось никого, кто был бы вправе претендовать на лидерство над немногими оставшимися там ассасинами-исмаилитами. Лишившись всякой опоры на родине, большинство уцелевших членов организации переселилось в Индию. Многие историки считают, что именно ассасины, используя свои тайные знаки и умение убивать, создали в Индии общество «тугов» («душителей»), просуществовавшее до середины XIX века (истории тугов посвящен следующий очерк этой книги — «Слуги черной богини Кали»).

После падения Аламута и казни последнего персидского Старца Горы, регионом деятельности ассасинов остались Ливан, Сирия и Египет. Но страсть к обогащению любой ценой, охватившее их тогдашних вожаков, сыграло с организацией злую шутку. Когда в феврале 1271 года султан Египта Бейбарс осадил принадлежавший тогда тамплиерам-храмовникам замок «Крак де Шевалье», в его лагере были пойманы так и не добравшиеся до султана двое ассасинов-убийц из замка ал-Уллайка, якобы нанятых для ликвидации Бейбарса союзным тамплиерам графом Триполитанским. Чудом уцелевший султан сделал вид, что покушавшиеся на него федаи действовали на свой страх и риск, не известив о готовившемся ими покушении тогдашнего главу исмаилитов Ливана и Сирии Наджм ад Дина. И даже призвал ад-Дина, как верного союзника, присоединиться с отрядом федаев к осаде замка.

22 марта 1271 года после жестокого обстрела из катапульт воины Бейбарса взяли внешнюю стену «и заняли позицию, из которой султан мог пускать стрелы во врага». Еще через девять дней ожесточенных схваток мусульмане пробили брешь в стене замка. Но тамплиеры укрылись во внутренней башне-донжоне и продолжали свою безнадежную борьбу. Лишь еще через две недели, 7 апреля, после недолгих переговоров тамплиеры вышли из башни и «были препровождены в свою землю». Над донжоном замка Крак де Шевалье, получившего новое арабское название Хисн ал-Акрад, взвилось зеленое знамя ислама…

В те победные дни султан Бейбарс вел себя так, как будто у него не было никаких претензий к союзному вожаку ассасинов Наджм ад-Дину. Более того, годом позже Бейбарс обратился к нему за помощью, попросив того за щедрую плату устранить предводителя отряда английских крестоносцев, 33-летнего принца Эдуарда Плантагенета, который как раз остановился со своей дружиной в Палестине после похода в Тунис. 16 июня 1272 года один из боевиков Наджм ад-Дина проник в английский лагерь и пытался напасть на принца, но был схвачен и, как водится, казнен. Принц Эдуард поспешил отбыть в Европу, где после смерти родителя, Генриха III Плантагенета, короновался на царство и благополучно правил Англией до самой смерти в 1307 году. Султан же Бейбарс, раздраженный как двуличием египетских ассасинов, так и неэффективностью их действий, в следующем 1273 году отнял у федаев все их крепости, разрешив им действовать лишь в качестве религиозной организации.

В 1276 году Бейбарс совершил свой последний удачный военный поход, разбив войска монголов, уже подходивших к границам его султаната в Абу-лустанских горах. 19 июня 1277 года он был отравлен в Дамаске и умер в тот же день. Убили ли его сами монголы, либо подкупленные ими ассасины, сами желавшие сквитаться с султаном — для историков так и осталось неизвестным… Кончина Бейбарса знаменовала собой и прекращение сколько-нибудь значимой деятельности грозной организации ассасинов — при том, что породившее ее религиозное течение исмаилитов сохранилось.

Кровавый след, ползущий сквозь века

В XVIII веке исмаилизм как одно из направлений шиизма был признан тогдашним шахом Ирана, присвоившим правителю города Кермана Абуль-Хасану титул «Ага-хана», т. е. законного духовного лидера исмаилитов. Тогда же английский консул в сирийском городе Алеппо отметил в одном из своих докладов в Лондон: «Некоторые авторы считают, что ассасины были полностью истреблены татарами в XIII веке… Но я, так долго проживший в этом аду, позволю себе утверждать, что их потомки по-прежнему живут в окружающих нас горах и нет такого варварского, жестокого и отвратительного поступка, который бы не совершили, не задумываясь, эти проклятые убийцы…»! 10].

В 1810 году уже французский консул все в том же Алеппо сообщал своему министру иностранных дел Талейрану в Париж: «Предводитель исмаилитов-ассасинов шах Халлилула, называющий себя потомком четвертого Великого Магистра Аламута, живет в небольшой деревушке Кехке между Исфаханом и Тегераном, окруженный приверженцами, почитающими его и повинующимися ему, как богу. Его поклонники дерутся за право сохранить остриженные им ногти, вода, в которой он мылся, становится святой. Утверждают, что он может творить чудеса…»! 10].

В XIX веке потомки Ага-хана переселились из Персии в колонизированную англичанами Индию, где династия имамов стала династией британских военных. На стороне англичан они участвовали в нескольких афганских кампаниях, командуя подразделениями туземной кавалерии, за что получили от британской королевы Виктории наследный титул принцев. При этом им удалось сохранить и древние привилегии. Так, в 1866 году тогдашний Ага-хан обратился в британский колониальный суд Бомбея с жалобой на членов местной индийской касты, которые перестали платить причитавшуюся ему ежегодную дань — огромную в то время сумму в 10 тысяч фунтов стерлингов. Суд установил, что в XIV веке члены этой касты действительно были приняты в движение исмаилитов, наследственным предводителем которых был истец. По приговору судьи сэра Джозефа Арнольда платежи были возобновлены.

Нынешним, 49-м по счету имамом исмаилитов является принц Карим Ага-хан IV Садретдин, унаследовавший все эти титулы от деда в 1957 году. Этот глава некогда грозной секты известен в мире как миллиардер-меценат и борец за экологию, один из основателей Всемирного фонда дикой природы. Автору этих строк не раз доводилось видеть Ага-хана в его европейской штаб-квартире в Женеве, где еще дед нынешнго имама был в 1930-х годах почетным председателем Лиги наций, а сам Садретдин руководил в 1967–1977 годах Верховным комиссариатом ООН по делам беженцев. Именно Карим Ага-хан координировал гуманитарную и экономическую помощь Афганистану после вывода оттуда советских войск в 1989 году.

В 1990-х годах, в разгар гражданской войны в Таджикистане принц Ага-хан IV оказал из своего личного благотворительного фонда большую гуманитарную помощь жителям таджикской автономной области Горный Бадахшан, в которой проживает много исмаилитов. И где тогда же, в 1990-х годах пытался найти себе помощников достойный последователь Хасана ибн Саббаха в деле терроризма Джумабай Хаджиев, больше известный под кличкой «Джума Намангани», о котором речь пойдет чуть ниже.

Если род Ага-ханов и религиозное течение исмаилитов благополучно дожили до наших дней, утратив былой радикализм и готовность умирать и убивать под лозунгами шиизма, то с социальным явлением, именуемым на Ближнем Востоке «фе-даи» или «федаины», дело обстоит совсем иначе. Этот термин в XX веке вновь укоренился в исламском мире для обозначения людей с оружием в руках, готовых отдать за «святое дело» жизнь. И не только свою.

Еще в начале XX века в Иране федаинами называли некоторых бесстрашных участников народного ополчения в революции 1907–1911 годов. После Второй мировой войны это имя перешло к членам террористической религиозно-политической организации «Федаяне эслам», устраивавшим покушения на жизнь политических и общественных деятелей Ирана и Среднего Востока. Эта организация, основанная иранским муллой Навва-бом Сафави, распущена в 1949 году, но подобные ей нелегальные группировки существуют в Ливане и Иране по сей день. И сегодня их членов изредка называют ассасинами, как и боевиков-смертников из радикальных палестинских группировок «Хизбалла» и «Исламский джихад», инструкторы которых готовят юных собратьев к самоубийственным терактам, используя методики Хасана ибн Саббаха.

В конце 1990-х гг., когда кошмаром для израильтян стали «живые бомбы» — взрывающие себя вместе со случайными прохожими одиночные террористы-смертники с «поясами шахидов», в западные СМИ просочилась информация о «летних школах» «Исламского джихада» по подготовке подобных фанатиков. Инструкторы, которые сами отнюдь не спешат расстаться с бренным земным существованием, вовлекают туда 12—15-летних пацанов из многодетных, небогатых и не сильно образованных палестинских семей. И учат их взрывать себя и окружающих людей на улицах и площадях городов Израиля. Наставники обещают подросткам: «После смерти за родину каждого героя у райских врат встретят по 70 юных дев». Не исключено, что подобные методы применяются при подготовке смертников в Чечне.

Еще одним продолжателем традиций, заложенных Старцем Горы Хасаном ибн Саббахом, оказался недавний правитель Ирака Саддам Хусейн. В 1995 году он создал вне действовавшей тогда структуры иракских спецслужб напрямую подчинявшийся ему тайный орден — спецслужбу «Феда-ины Саддама». Их главной задачей было негласное уничтожение личных врагов диктатора, подавление восстаний и устранение в Ираке всяческого инакомыслия. Первым начальником ордена стал сын диктатора Удей. Но осенью 1996 года, когда до Саддама дошли слухи, что его наследник распоряжается федаинами втайне даже от отца, правитель в воспитательных целях на время передал руководство ими второму сыну Кусаю. Правда, потом вернул их под начало Удея.

Общая численность «Федаинов Саддама» составляла от 18 до 40 тысяч молодых людей, разделенных на отряды по три тысячи бойцов. Все они принадлежали к суннитской ветви мусульманства, наиболее лояльной режиму Саддама — в том числе, и по сравнению с шиитами. Американские СМИ со ссылкой на иракского журналиста Айль Абдель Амира, которому удалось избежать репрессий на родине, лишь скрывшись в Иорданию, сообщали, что «зачастую в организацию федаинов принимали преступников в обмен на их немедленное помилование. Программы их тренировок включали тактику боев в городе, различные методы проведения диверсий и даже терактов-самоубийств. Помимо полного гособеспечения, бойцы этой элитной структуры получали в месяц по 100 долларов при тогдашней средней иракской зарплате в 20 долларов».

Именно «Федаинам Саддама» приписывают наибольшее количество потерь, которые понесли и до сих пор несут в Ираке войска западной коалиции. Еще в разгар военного этапа операции по свержению режима Хусейна американцы и британцы столкнулись с обманной сдачей в плен неких иракских подразделений, солдаты которых (а на самом деле, переодетые в общевойсковую униформу «Федаины Саддама») выходили под белым флагом навстречу расслабившимся американцам и внезапно нападали на них. После падения Багдада, ухода Саддама в подполье и гибели его сыновей Кусая и Удея, федаины охотятся за одиночными машинами и патрулями коалиционных сил, переодеваясь в гражданскую одежду. Именно подпольной сети федаинов приписывают организацию в послевоенном Ираке 2003 года многих терактов.

Приемы, с помощью которых некогда вербовал себе фанатичных сторонников-исполнителей Хасан ибн Саддах, применял на территории стран СНГ сын узбекского колхозника Джумабай Хаджиев, ставший в бурные постсоветские времена крупным исламским полевым командиром по прозвищу Джума Намангани.

Будущий предводитель исламистов-террористов появился на свет 12 июня 1969 года в семье простых дехкан Ахмаджона и Моряхон Хаджиевых, живших в селе Ходжа Наманганской области тогда еще советского Узбекистана. Окончив ПТУ № 28 города Намангана, Джумабай Хаджиев был призван на срочную службу в воздушно-десантные войска. Окончив «учебку», в 1988 году он успел повоевать в Афганистане в составе «ограниченного контингента» советских войск. После увольнения в запас в 1989 году Хаджиев вернулся в Ферганскую долину, где попал под влияние стремительно набиравших там политический авторитет местных религиозных активистов. В конце 1989 года Джумабай стал учеником одного из наиболее авторитетных богословов среднеазиатского региона Абдували Мирзаева (шейха Абдували кори Андид — жани).

Увы, знакомство Джумабая Хаджиева с идеями ислама воодушевило его не на культурно-просветительную либо благотворительную деятельность, а на участие в создании радикальной фундаменталистской группировки «Товба» («Покаяние»), целью которого было объявлено создание в Ферганской долине исламского государства, живущего по законам шариата. Стремясь к реализации этих планов, в 1991 году Хаджиев установил тесные отношения с таджикскими единомышленниками — радикальными активистами Партии исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ).

После того, как правоохранительные органы родного Узбекистана объявили Джумабая в розыск отнюдь не за религиозные убеждения, а за ряд совершенных им «именем Аллаха» уголовных преступлений, включая разбойные нападения, грабежи и заказные убийства, Хаджиев вместе с тридцатью последователями бежал в 1992 году в Курган-Тюбинскую область на западе Таджикистана. Оттуда при содействии таджикских исламистов он выехал на территорию Афганистана, где попал в тренировочный лагерь таджикской оппозиции в северной провинции Кундуз. В дальнейшем Хаджиев прошел профессиональную диверсионную подготовку на тренировочной базе исламистской организации «Джамаат-е ислами» в провинции Тахар, где привлек к себе особое внимание инструкторов пакистанской межведомственной разведки ПСИ.

С подачи эмиссаров ПСИ в 1993 году Ходжиев прошел в специальных лагерях «Бадр-2» и «Мирам-шах» еще один курс спецподготовки для командною звена боевых группировок исламистских организаций. Обогатившись новыми навыками, летом 1993 года он открыл в Каратегинской долине на севере Таджикистана собственный лагерь по подготовке боевиков исламской оппозиции Узбекистана на средства ИСИ и таких исламистских организаций. как «Братья-мусульмане», «Исламская партия освобождения», саудовский фонд «Ибрахим аль-Барахим». Тогда же группировка узбекских исламистов под командованием Ходжиева приняла активное участие в гражданской войне на стороне Объединенной таджикской оппозиции (ОТО), действуя в Таджикабадском районе на севере Таджикистана, в Ясманском ущелье Джиргатальского района, а также в Гармском районе.

С началом в Таджикистане процесса национального примирения Ходжиев, получивший к тому времени кличку «Намангани» в честь родной для него Наманганской области, вновь перебрался в Афганистан, откуда в 1996 году выехал в Саудовскую Аравию, где учился в религиозном центре для иностранных студентов, подконтрольном саудовской Службе общей разведки. В 1997 году Хаджиев-Намангани вновь появился в Таджикистане уже как Главнокомандующий вооруженных сил Исламского движения Узбекистана (ИДУ). В своем новом качестве он развернул на высокогорной памирской базе спецподготовки в Тавиль-даринском районе Таджикистана, недалеко от границ Кыргызстана, еще один лагерь по подготовке боевиков ИДУ.

Именно там Намангани по примеру Хасана ибн Саббаха и Кийя Бозорг Умида создал свой персональный «рай», доступ куда был открыт его моджахедам еще при жизни. Будущие шахиды-смертники и «мученики Ислама» получали от доверенных людей Джумы усыпляющую порцию наркотика. Затем их переносили в специально оборудованную пещеру, где даже зимой хватало фруктов, вина, а главное, любвеобильных «гурий». Для малограмотных, наивных, затюканных жизнью ваххабитов, которым в базовом лагере были уготованы колоссальные физические нагрузки, жесткий прессинг инструкторов, массированное «промывание мозгов» со стороны идеологов ИДУ, дарованные им еда, выпивка, гашиш и проститутки всерьез казались «райскими блаженствами».

Пробудившись через несколько дней на базе, многие боевики всерьез полагали, что они ненадолго побывали на небесах в награду за их усердие на грешной земле. Они верили, что испытанные ими радости будут дарованы им после смерти во имя идеалов ислама. Именно такие «оловянные солдатики» составили основу отрядов ИДУ, которые в целях дестабилизации обстановки в Центральной Азии в 1999 году вторглись на территорию Узбекистана, а в 2000 году — в Баткенский район Киргизии. Но, получив отпор от силовых структур Узбекистана и Киргизии, весной 2000 года отряды Намангани бежали в соседний Афганистан, обосновавшись в провинции Кундуз. К этому времени общая численность группировки Джумы составляла порядка 8 тысяч человек, включая пакистанских и арабских наемников и около 300 чеченских боевиков.

Сам Джума Намангани к 2000 году считался мастером партизанской войны и диверсионных операций. Он получал большие доходы от своего активного участия в региональной наркоторговле, тесно взаимодействуя с исламистским движением «Талибан». Кроме того, он занимался контрабандой золота и драгоценных камней, сотрудничая в данной сфере с представителями Ахмад-шаха Масуда. В политическом плане Джума входил в ближайшее окружение Усамы бен-Ладена и вместе с ним воевал против войск Северного альянса. До середины 2001 года Джуме и Усаме сопутствовал успех, но после убийства агентами «Талибана» Ахмада Шах Масуда и обретения Северным альянсом союзников не только в России, но и на Западе, участь Джумы была предрешена.

19 ноября 2001 года один из лидеров Северного альянса генерал Абдурашид Дустум официально сообщил о том, что Джума Намангани был убит в боях за город Кундуз на севере Афганистана. Появившиеся позже слухи о том, что Джума, якобы, жив и продолжает борьбу, так и не получили никаких реальных подтверждений. Этому последователю Старца Горы, как и множеству его предшественников, была уготована насильственная смерть, которую, однако, вряд ли можно назвать безвременной. Но подобный исход едва ли остановит других претендентов на абсолютную и тайную власть, ядовитые зерна которой были посеяны Хасаном ибн Саббахом еще в XI веке — и приносят свои смертельные плоды и сейчас, в XXI столетии…