Театр. Том 1

Так, государыня, деянья Ваши славны,

Что потрясен Мадрид, Брюссель ошеломлен.

Когда б их встарь предрек нам даже Аполлон,

В его пророчествах я усомнился б явно.

Нет меж монархами таких, что с Вами равны,

А Ваши воины не ведают препон,

И груды у врага отобранных знамен

Вы попираете своей стопой державной.

Сначала Тионвиль и Рокруа^{113} потом —

Везде в сраженьях верх за нашим королем,

Которого мой стих на Сене славит звонко.

Как, Франция, твое грядущее светло,

Коль у тебя в руках оружие ребенка^{114}

По воле матери перуны превзошло!

Ужель тебя страшит жены недобрый сон?

Столь слабым поводом столь сильный дух смущен?

Как могут воина, привыкшего к победам,

Пугать опасности, навеянные бредом?

Я знаю, никогда мы верить не должны

Тому, что создают причудливые сны, —

Бессвязные мечты, ночных паров скопленья

Уничтожаются в минуту пробужденья.

Но ты не знаешь, друг, как женщина сильна,

Какие ей права, какая власть дана!

При блеске факелов, зажженных Гименеем,

Мы, сильные мужи, перечить ей не смеем.

Пусть неразумная томит ее тоска, —

Супруга верит сну, что смерть моя близка.

Мешает мне она мольбами и слезами

И покидать дворец и видеться с друзьями.

Мне бред ее смешон, но не смешна печаль —

Я презираю страх, но мне любимой жаль!

Не дух робеет мой, а сердцем я слабею

И той, чью власть люблю, противиться не смею!

Скажи мне, друг Неарк: ужель столь грозен час,

Что чувством пренебречь он побуждает нас?

Нельзя ли подождать, с возлюбленной не споря,

И совершить свой долг, не причинив ей горя?

Но знаешь ли ты сам, на сколько лет и дней

Достанет жизни, сил и стойкости твоей?

Господь, в чьей власти все — и жизнь твоя и тело, —

Поможет ли тебе стоять за веру смело?

Он справедлив и добр — он может ниспослать,

Но может и отнять святую благодать!

Когда сомнения наш дух обуревают,

Рука всевышнего порой оскудевает,

Ожесточаются и разум и сердца

У тех, кто пренебрег заботами творца.

Возвышенный восторг, что вел путем спасенья,

Все реже им дает совет и озаренье.

Крещенье ты уже готовился принять!

Увы! Ты оттолкнул господню благодать!

Уже в душе твоей, смущаемой мольбами,

Решимости святой ослабевает пламя!

Я вижу, ты совсем меня не знаешь, друг!

Возлюбленной мольбам я внемлю, как супруг,

Но, как и ты, одним желаньем пламенею,

Один могучий зов мне с каждым днем слышнее.

Я знаю, первый долг пред господом у всех —

Святой водою смыть и слепоту и грех.

Поверь мне, я давно готов принять крещенье,

Дающее уму и сердцу очищенье, —

Мне эта благодать всех благ земных ценней,

Все чаянья мои, все помыслы о ней!

Но как не внять любви, законом освященной,

И не отсрочить день, однажды предрешенный?

Враг человеческий уже тебя смутил —

Он хитростью берет, где не хватает сил!

Стремясь поколебать разумное решенье,

Толкает он тебя на мысль о промедленье!

Несметное число препятствий и препон

На всех твоих путях тебе поставит он.

Не он ли — диких грез в ночи творец тлетворный —

Жену твою смутил во сне тревогой черной!

Пускает в ход он все — угрозы и мольбы, —

Чтоб повлиять верней на ход твоей судьбы.

Отсрочив свой обет, легко найдя причину,

Уже нарушил ты его наполовину!

Отринь удар врага! Не слушай слез жены!

Лишь верные сердца всевышнему нужны.

Он отвергает тех, кому мирские страсти,

Волненья и дела дороже божьей власти.

Иди на глас творца бестрепетно вперед,

Иначе глас другой из бездны позовет!

Как? Подчинясь тому, пред кем благоговеем,

Мы больше никого любить уже не смеем?

Он все велит любить и все прощает нам,

Но вдумайся, мой друг, внемли моим словам —

Он требует от нас любви и почитанья,

Коль скоро только в нем мы любим мирозданье,

Коль скоро он один — владыка всех владык,

Воистину силен, разумен и велик!

Всем надо пренебречь — женой, богатством, саном —

Во славу господа в сраженье непрестанном!

Увы! Ужель моя отчаянная речь

Не может жар святой в груди твоей возжечь?

О Полиевкт! Мой дух в слезах к тебе взывает —

Нас ненависть врагов везде подстерегает,

Нас травят, как зверей, чтоб угодить властям,

Мученья дикие придумывая нам!

Готов ли к искусу, к жестоким испытаньям

Ты, уступающий моленьям и рыданьям?

Ранимы жалостью высокие сердца,

Участье к слабому — не слабость храбреца.

Одна лишь красота нас покоряет силой,

Мы, смерти не страшась, боимся гнева милой!

Но верь мне, я готов за бога пострадать,

Которого своим не смел еще назвать.

Он сам подаст мне сил как любящему сыну

И, всеблагой, во мне узрит христианина!

Так что же медлишь ты?

Поверь мне, милый мой:

Крещение принять я жажду всей душой,

Но страшный, темный сон жену мою тревожит,

И отпустить меня к друзьям она не может!

Тем радостней, поверь, свиданья светлый час

Осушит капли слез с ее печальных глаз

И тем нежнее вновь прекрасная супруга

Обнимет горячо оплаканного друга!

Идем, идем скорей!

Умерь ее испуг!

Прошу тебя, молю! Избавь ее от мук!

Она идет!

Скорей!

Я не могу!

Так надо!

Спеши! Не обращай беспомощного взгляда

К врагу, способному великой силой чар

Желанным сделать свой губительный удар!

Идем же! Поспешим! Простимся, Паулина!

Я скоро возвращусь! Не мучься без причины!

Куда ты так спешишь и чем взволнован ты?

Что — жизнь иль честь твоя у роковой черты?

Гораздо большее!

Признайся, умоляю!

Поверь, я все тебе открою, дорогая,

Но…

Любишь ты меня?

Люблю сильней стократ.

Чем самого себя. Верь — я не виноват,

Но…

Многих тайн твоих я даже знать не смею.

О, я тебя молю во имя Гименея!

Пойми тоску мою и пощади меня,

Мне подарив покой единственного дня!

Твой сон тебя страшит?

Сны ложными бывают,

Но я тебя люблю, и все меня пугает.

Разлуки краток час. Прощай, любовь моя!

Во власти слез твоих боюсь остаться я.

И дух и разум мой колеблются, смущаясь,

Лишь бегством от тебя, любимая, спасаюсь!

Оставь меня! Спеши туда, где боги мне

Пророчат смерть твою в тревожном темном сне!

Иди! Вон спутник твой — орудье рока злого!

Спеши! Убийцы ждут! Я чую — все готово.

Увы! Таков наш век, Стратоника моя!

Советов милых жен не слушают мужья!

Что остается нам, покорным, в утешенье

Взамен любовных клятв и пыла увлеченья?

Влюбленные зовут владычицами нас,

Мы царствуем, но вот пробьет Гимена час —

И в свой черед мужья тогда царят над нами!

Вас любит Полиевкт, вы сознаете сами!

И если он сейчас не все доверил вам,

Оставил вас, не вняв ни просьбам, ни слезам,

Поверить и понять в себе найдете силы,

Что осторожность им одна руководила.

Разумно, если муж из жалости подчас

Умеет что-то скрыть и утаить от нас,

Пускай свободен он и не спешит всечасно

Нам отдавать отчет в судьбе своей опасной,

Пусть сердце вам двоим единое дано —

Имеет разный ритм для каждого оно.

Не велено мужьям законом Гименея,

Когда жена дрожит, дрожать вослед за нею.

Для страха вашего не видит он причин,

Вы — римлянка, а он — отважный армянин.

И вы должны бы знать, что наши два народа

Различны мыслями в делах такого рода.

Тревоги смутных грез нам попросту смешны,

Ни страха, ни надежд нам не внушают сны,

А в Риме доверять привыкли сновиденьям,

Считая их судьбы точнейшим отраженьем.

Не веря в тайный смысл пророческого сна,

Я знаю, ты была б сама потрясена,

Когда бы рассказать достало мне уменья

Все ужасы меня смутившего виденья.

Рассказ о боли — скорбь способен утолить!

Мой друг! Во все тебя хочу я посвятить!

Узнай же, чтоб постичь глубь моего несчастья,

Все слабости мои и все мои пристрастья!

Как честная жена, признаюсь без стыда,

Что разум с чувствами в раздоре иногда.

Сердца, не знавшие тревоги и боренья,

Бесчувствием своим внушают подозренье.

Узнай же — римлянин отважный, молодой

Был покорен моей злосчастной красотой…

Север… О, не вздохнуть я не имею силы

При имени его — оно мне слишком мило!

Не он ли отдал жизнь за родину свою,

Спас императора от гибели в бою?

Победу повернув к себе неустрашимо,

У персов вырвал он успех и отдал Риму,

А после труп его средь сотен мертвых тел

Найти и опознать никто уж не сумел?

И Деций в честь его отваги непреклонной

Торжественно воздвиг гробницы и колонны?

Да, это он! Увы! Впервые гордый Рим

Был сыном награжден божественным таким!

Что мне еще сказать? Он был отважный воин,

Его любила я — он был того достоин!

В нем был геройский дух, но — такова судьба —

Решительность его была, увы, слаба.

Когда отец упрям, почтительный любовник

Всех неудач своих единственный виновник!

Что ж охладило в нем настойчивость и страсть?

Бессмысленный отпор, бессмысленная власть!

Как дочери любовь и кротость ни похвальна,

Но жертва прихоти родительской печальна.

Хотя избраннику я сердце отдала —

По выбору отца супруга я ждала,

Не признаваясь в том, что я влюбленным зреньем

Грешу перед своим немым повиновеньем.

Но от любимого не скрыла ничего —

Ни мыслей, ни любви, ни горя своего.

С жестокостью судьбы безжалостной не споря,

Оплакивали мы покорно это горе,

Печальную любовь мы разделяли с ним,

Но долг перед отцом, увы, неотвратим,

И вот, покинув Рим и милого объятья,

Должна была отца сюда сопровождать я,

А мой герой нашел в прославленном бою

Бессмертие и смерть прекрасную свою!

Отец мой послан был наместником из Рима.

Я пребывала с ним, немой тоской томима,

А после Полиевкт узрел меня, и вот —

Меня ему отец в невесты отдал,

Прельщенный тем, что он — любимец местной знати,

И брак его со мной отцовской славе кстати.

Отец мой полагал, что достославный зять

Почтенней и сильней ему поможет стать.

Он сам назначил срок желанного союза,

И Гименей скрепил навеки наши узы.

И, долгу подчинясь, теперь любовь мою

Избраннику отца я кротко отдаю.

Ты видела сама, с какой тревогой страстной

Я удержать его стремилась в час опасный!

Да, можно посудить, что он вам люб и мил!

Но что за страшный сон вам душу возмутил?

Увы, явился мне во сне Север несчастный,

Но гневен и жесток был взор его прекрасный.

В лохмотья призраков он не был облачен,

В которых сонм теней скитаться обречен,

И не было на нем кровавых шрамов славы,

К бессмертию его вознесших величаво.

Как Цезарь молодой на восхищенный Рим,

Смотрел он, дивно горд величием своим.

Он обратил ко мне разгневанное слово:

«Неблагодарная! Люби! Люби другого!

Но помни — час настал, несет возмездье он,

Оплачешь ты того, кто мне был предпочтен!»

Затрепетала я от этих слов ревнивых,

Вдруг шайка христиан — безумцев нечестивых —

Вбежала, Полиевкт был ими окружен,

Поверженный, упал к ногам Севера он.

Я стала звать отца в тревоге и смятенье!..

О ужас! Мой отец явился в исступленье,

С подъятою рукой к супругу подбежал

И в грудь ему вонзил губительный кинжал.

Тут помутила боль на миг мое сознанье —

Я слышала в бреду то крики, то стенанья,

Я знала — все вокруг повинны в том, что он

Неведомо за что злодейски умерщвлен.

Таков мой странный сон.

Печальный сон, согласна.

Но рассудите, что в нем грозно и опасно?

Ужели страшен вам возлюбленный герой,

Который пал в бою? Иль ваш отец родной,

Отец, который сам избрал для вас супруга,

Опору видя в нем, помощника и друга?

Он то же говорит. Мой страх ему смешон,

Коварства христиан не замечает он,

А я страшусь — они убьют его в отмщенье

Отцу и мне за кровь, за казни и гоненья!

Кощунственна, гнусна, безумна секта их,

Кровь пьют они с вином на действах колдовских,^{117}

Но все они скромны и людям не опасны,

Как ярость их к богам и храмам ни ужасна.

Их гонят и казнят — им это благодать,

Их радость — умереть, их счастье — пострадать.

Теперь, когда закон врагами объявил их,

Убийства совершать они уже не в силах!

Молчи! Отец идет!

Твой сон, о дочь моя,

Тревожит и меня, признаюсь не тая, —

Теперь боюсь и я событий приближенья!

Какие ж вести вдруг внушили вам волненье?

Север не умер!

Что ж! Того достоин он!

Он императором обласкан, вознесен!

Им Деций был спасен от плена, и по праву

Достанутся ему и милости и слава!

Достойные сердца напрасно оскорбив,

Порой бывает рок и с ними справедлив!

Он будет здесь!

Он здесь?

Он прибыл на рассвете!

Нет! Это слишком! Где?! Откуда вести эти?

Альбин его на днях внезапно повстречал,

Блестящий круг вельмож героя окружал,

Как полагается его большому чину,

Но уступлю рассказ любезному Альбину!

Вы помните тот день, счастливейший из всех,

Когда героя смерть вернула нам успех,

Когда правитель наш, его рукой спасенный,

Отвагу возродил в стране своей смятенной

И почестями тень Севера окружил,

Погибшего за Рим в расцвете юных сил?

Но сам персидский царь велел на поле боя

Найти средь мертвых тел отважного героя,

Он найден был, и вот владыка пожелал

Взглянуть в лицо тому, кто так достойно пал.

Героя мертвого израненное тело,

Казалось, завистью смутить врага хотело.

Когда ж открыл глаза и шевельнулся он,

Сам благородный царь был сильно потрясен

И, позабыв раздор, с восторженным почтеньем

Узнал того, кому обязан пораженьем.

Спасенного лечить он повелел врачам

И лично наблюдал за излеченьем сам.

Севера он мечтал привлечь к себе на службу,

Суля ему дары и собственную дружбу,

Но тщетно ожидал, что блеск его щедрот

На сторону врага героя привлечет.

Отказ его почтив высокой похвалою,

Отчизне возвратить задумал он героя,

И Децию велел отдать его в обмен

За знатных персиан, попавших в римский плен.

Наш император был обрадован отменно.

Он брата царского освободил из плена

И сотню знатных лиц, Север вернулся в Рим,

Богато награжден, прославлен и любим.

Вновь началась война, и новые сраженья

Могли нам принести внезапно пораженье,

Но доблестный Север величье Рима спас,

Победу одержав блестящую для нас.

Нам предложили мир, враг был обложен данью,

Всем будущим векам в пример и в назиданье,

И Деций, чтоб развлечь любимца своего,

В Армению прислал на празднества его.

Весть о победе он объявит населенью

И жертвы принесет богам в благодаренье.

Увы! Куда завел меня коварный рок!

Вот все, что я узнать успел в короткий срок,

И поспешил сюда доставить эти вести!

Увы! К тебе сюда спешит он, как к невесте!

Что празднества ему, восторги и почет!

Любовь, одна любовь сюда его влечет!

Возможно! Он пылал когда-то страстью нежной!

Что может совершить порыв его мятежный!

О боги! Что сулит ревнивой мести страсть,

Когда в союзе с ней и правый гнев и власть!

Он нас погубит всех!

Нет! Он душой прекрасен!

Не утешай меня! Я глубоко несчастен!

Он нас погубит всех! Как горек мой удел!

Я добродетелей его не разглядел!

А ты зачем отцу так робко подчинилась?

Ты смелостью своей для долга поступилась!

Где был твой бунт и гнев? Твой непокорный пыл

От участи моей меня бы оградил!

Надежда мне теперь последняя осталась,

Чтоб власть его любви к тебе не умалялась.

Воспользуйся же ей, и по твоей вине

Источник зол моих спасеньем станет мне!

Как! Мне увидеть вновь прекрасного героя,

Чей взор меня пронзит любовью и тоскою?

Отец мой, я слаба! Как женщина слаба!

В душе моей горит тревожная борьба!

Увы! Один мой вздох — простая дань страданью —

И верности моей и чести поруганье!

Нельзя встречаться нам!

Крепись! Не будь слаба!

Увы! Он — мой кумир, а я — его раба!

От власти глаз его, навеки сердцу милых,

Ни долг, ни честь моя спасти меня не в силах!

Нельзя встречаться нам!

Так надо, дочь моя!

Погибнет твой отец и вся твоя семья!

Я исполнять должна все ваши приказанья.

Но вдумались ли вы в опасность испытанья?

В тебе уверен я!

Не страх владеет мной,

Я все исполню, но, увы, какой ценой!

Я втайне трепещу грядущего сраженья,

Я чую буйство чувств, мой дух уже в смятенье!

Идя на смертный бой с возлюбленным врагом,

Должна я быть сильна и сердцем и умом!

Страх увидать его еще владеет мною!

Иду встречать его за городской стеною!

Все силы собери, все помыслы свои

И знай — в твоих руках судьба твоей семьи!

Да! Снова подавив тоску сердечной боли,

Покорно становлюсь я жертвой вашей воли!

Пока для торжества еще готовят храм,

Я поклоненья дань, пристойную богам,

Успею принести прекрасной Паулине,

В чьей власти и судьба и жизнь моя отныне.

Чего я здесь ищу, я от тебя не скрыл —

Лишь поводом к тому наш пышный праздник был,

Да, я спешил сюда для жертвоприношенья!

Я жду прекрасных глаз веленья и решенья!

Вы свидитесь!

Ужель! О счастья дивный час!

Она согласна? Да? Она придет сейчас?

Имею ль я над ней еще немного власти?

Заметны ль в ней следы былой любви и страсти?

Как мой приезд, ее смутил и взволновал?

Найду ли снова то, чего так страстно ждал?

Я принуждать ее не стану и не смею

Во имя прошлых дней супругой стать моею.

Все письма как залог я нежно берегу,

Но лишь ее отцу их предъявить могу,

А если злой мой рок сменил ее решенье,

Я усмирю в себе и страсть и раздраженье!

Вы свидитесь! Вот все, что смею я сказать…

Но что тебя могло так сильно взволновать?

Скажи! Ты что-то скрыл? Не бойся мне признаться!

Поверьте мне! Нельзя! Не нужно вам встречаться!

Другим отдайте честь любовных ласк своих —

Не мало в Риме есть красавиц молодых,

В таком зените вы богатства, славы, власти,

Что лучшие сочтут такой союз за счастье!

Столь низкие слова претят душе моей!

Посмею ль славой я гордиться перед ней,

С которою ничто на свете не сравнится?

Я счастьем дорожу, чтоб с нею им делиться!

Ты рассердил меня, мой верный Фабиан!

Спешу к ее ногам сложить высокий сан,

Который заслужил, когда искал в сраженье

Венца, достойного любимой одобренья!

И сан мой и почет лишь ей принадлежат —

Ей я обязан всем, чем славен и богат!

И все ж, поверьте мне, не нужно вам встречаться!

Ты что-то утаил! Не бойся мне признаться!

Ты видел, что она сурова? Холодна?

Не смею отвечать…

Что?

Замужем она…

О, поддержи меня! Какой удар нежданный!

Я сразу ослабел от этой страшной раны!

Все ваш геройский дух способен победить!

Геройства здесь, увы, никак не применить!

Отважнейшим страшны подобные раненья,

Внушая смельчакам страданье и смятенье!

Когда такой огонь в груди у нас горит,

Измена, а не смерть любовника страшит!

От жутких слов твоих я вне себя. Ужели

Повенчана она? Давно ль?

Уж две недели.

Почтенный Полиевкт, достойный армянин,

Отныне для нее супруг и господин.

Что ж, выбор не плохой, достойный одобренья,

Но в горести моей — плохое утешенье!

Пусть царской крови он, но он владеет ей,

Он тот, кто мужем стал возлюбленной моей.

О небо! Для чего ты жизнь мою продлило!

О рок! Зачем мечта любовь мою манила!

Все милости богов судьбе я отдаю

И одного прошу — верните смерть мою!

Но все же я хочу последнего свиданья,

Хочу сказать слова печального прощанья,

А после воздыхать в обители теней

И вечно вспоминать и тосковать о ней!

Обдумайте ваш шаг!

Я все обдумал здраво —

В отчаянье своем ни смерти, ни отравы

Я больше не боюсь…

Но все-таки…

Увы!..

Еще сильнее боль почувствуете вы!

А разве я ищу спасенья от страданья?

Мне нужно лишь одно предсмертное свиданье!

Но сможете ли вы, любимую узрев,

При разговоре с ней сдержать свой правый гнев?

Обманутый в любви не знает снисхожденья —

Он может оскорбить в порыве раздраженья!

Нет, ты не прав! Пускай печаль моя сильна,

Почтенья моего не тронула она —

И в чем я упрекнуть любимую посмею,

Несчастный наш удел оплакав вместе с нею?

Кто погубил союз двух любящих сердец?

Ее покорный нрав? Мой рок? Ее отец?

Она права, как дочь, отец был прав по праву!

Всему виной мой рок — он дал мне блеск и славу,

Которые могли б сломить отцовский нрав,

Когда я духом пал, все в жизни потеряв.

Теперь не утолит ничто мои страданья —

Мне нужно лишь одно предсмертное свиданье.

Да, я скажу ей все: скажу, что как герой

Вы в этот грозный час владеете собой,

Пусть не страшат ее упреки раздраженья —

Отвергнутой любви и скорби выраженье.

Жестокие слова несут страданье нам

И ранят лишь того, кто в сердце ранен сам.

Она идет!

Молю! Противьтесь чувству злому!

Увы! Другой любим! Она жена другому!

Да, я его люблю! Прощенья не прошу —

Открыто вам свое признанье приношу.

Теперь вам часто льстят, к вам дружбы не питая,

Но я не клевещу, не льщу, не осуждаю.

О вашей смерти весть могла меня убить,

Но не мою любовь и верность истребить!

Когда бы выбор мне судьба предоставляла,

Лишь одному я жизнь и сердце завещала.

Будь ваш удел суров, будь с вами рок жесток —

Преградою любви он сделаться б не мог!

Я так была горда избранником любимым,

Что предпочла б его царям высокочтимым.

Но долг дочерний мой мне диктовал закон —

По выбору отца другой вам предпочтен!

Когда б вам небеса в знак гордости законной

Украсили чело блистающей короной,

Будь ненавистны мне и блеск, и власть, и честь,

Я не посмела б вам другого предпочесть.

Смирить и страсть и боль во мне достало б силы —

Я ненависть свою б рассудком истребила!

Что ж! Излечились вы, немного повздыхав,

От всех своих невзгод! Какой счастливый нрав!

Вы, властвуя легко над чувством и волненьем,

Спокойны вопреки сильнейшим потрясеньям!

От страсти разум вас способен уводить

К бесстрастию, а там — к презренью, может быть.

Вы стойкостью своей, достойной удивленья,

Любовь преобразить могли в пренебреженье.

Имей бы нрав такой и добродетель я,

Давно б утихла боль и злая скорбь моя.

Один красивый вздох, одна слеза печали

Потери злую боль сперва бы облегчали,

И смог бы разум страсть, угасшую почти,

От равнодушия к забвенью увести.

Достойный ваш пример решаюсь перенять я —

Спасут меня другой любовные объятья!

Я вас боготворил — напрасно, может быть,

А вы? Любили ль вы? И можно ль так любить?

Я чувства своего от вас не утаила,

И если бы любви во мне угасла сила,

О боги! скольких мук могла б избегнуть я!

Рассудок — чувств моих суровый судия,

Смиряет власть его порывы их живые,

Но эта власть, увы, не власть, а тирания!

Спокойна я на вид, бесстрастна, холодна,

Но в глубине души — тоска и скорбь одна.

Я этих чар боюсь, собою не владея, —

Рассудок мой силен, но образ ваш сильнее.

Он предо мною — тот, кто пламень мой зажег,

Ответа просит он — кумир и полубог!

И тем сильней его властительное право,

Что с ним его побед заслуженная слава,

Что он не обманул надежд моей мечты,

Что мой герой достиг достойной высоты!

Но долг, который нам внушил покорность в Риме,

Долг властвует опять над чувствами моими

И, затмевая блеск его заслуг больших,

Терзая душу мне, не лечит ран моих!

Не вы ли, бед моих участник и свидетель,

С проклятьями мою хвалили добродетель?

Сумейте ж пожалеть меня в последний раз,

Во имя долга лишь отринувшую вас!

Та, чей обет и честь вам не внушили б веры,

Не стоила б любви великого Севера!

Увы! Простите мне слепой тоски порыв —

Я вам нанес удар, себя же поразив!

Непостоянством я назвал и преступленьем

То, что всегда и все встречают с восхищеньем.

Чем лучше знаю вас, любя вас и ценя,

Тем тягостней моя потеря для меня!

Вы добродетелью сияете всечасно

И жар души моей терзаете напрасно.

Явите мне один какой-нибудь порок,

Чтоб охладить любовь хоть на короткий срок!

Увы! Хоть мой обет и честь непобедимы —

Душа моя слаба, ранима, уязвима!

Ни слез, ни вздохов скрыть от вас я не вольна

И разумом своим едва защищена.

Жестокие горят в груди воспоминанья,

Их снова разожгло желанное свиданье.

О, если честь мою хотите вы сберечь,

Гордитесь ей всегда и не ищите встреч!

Не причиняйте мне стыда и слез томленья,

Не причиняйте мне страданий сожаленья,

Не причиняйте мне мучительных минут —

Они и вам и мне напрасно сердце жгут!

Но я теряю все, чем дорожу на свете!

Но и меня и вас терзают встречи эти!

Так вот цена любви, надежд моих венец!

Вот средство излечить страданье двух сердец!

Меня убьет любовь огнем воспоминанья!

Меня спасет мой долг и правоты сознанье!

О, если вашу честь смогу я защитить,

Печаль моя должна, умолкнув, уступить!

Все в жертву приношу величью вашей славы,

Дающей мне любить и восторгаться право!

Прощайте! Возвращусь к тревогам прежних дней

Бессмертия просить у злой судьбы моей!

Да будет мне легка в роскошном шуме боя

Блистательная смерть, достойная героя!

Жестокий рок меня смертельно поразил —

Довольно пожил я и отдых заслужил!

Несчастный облик мой вам причинил страданья!

Но я останусь жить, храня воспоминанье!

Я затворюсь от всех, чтоб возносить богам

Обеты в вашу честь и восхваленья вам!

Пускай же небеса за все мои невзгоды

Ваш брак благословят на будущие годы!

Пускай найдет Север от горя своего

Забвение — судьбу, достойную его!

Вы были той судьбой!

Отцу мы подчинились!

Все чаянья мои отчаяньем явились!

Прощайте! Вам навек я сердце завещал,

Красы и чистоты плачевный идеал!

Прощайте навсегда! Возлюбленный, прекрасный,

Плачевный мой герой, счастливый и злосчастный!

Мне жаль обоих вас! Я вся еще в слезах!

Но победили вы тревоги смутный страх.

Вы видите, что лжет пустое сновиденье, —

Север вернулся к вам, не замышляя мщенья!

Зачем жалеть меня, напоминая мне

Все то, что разум мой смутило в страшном сне?

Дай мне передохнуть! Оставь меня в покое,

Не истязай меня удвоенной тоскою!

Как? Все страшитесь вы?

Увы! Я вся дрожу!

Пусть смысла в этом сне и я не нахожу,

Но странный ужас мой в больном воображенье

Рисует мне беды жестокое виденье.

Север вам все простил!

Да, он не станет лгать…

Но мертвый Полиевкт мне видится опять.

Сопернику желал он радости и счастья!

Он выказать готов и дружбу и участье.

Я знаю, нет причин для страха моего,

Но помню: здесь Север, и я боюсь его!

Великодушен он, но он пылает страстью,

Обманут он судьбой, но обладает властью!

Довольно слез, мой друг! Не нужно больше слез!

Забудь печаль и страх — наследье сонных грез,

Напрасно злой конец твои вещали боги —

Я жив, я вновь с тобой! Забудь свои тревоги!

Увы! Не кончен день! И — что страшней всего —

Уже свершилась часть виденья моего —

Север не умер… я… его сейчас видала.

Я знаю. Эта весть меня тревожит мало.

Ведь в Мелитене здесь и твой отец и я.

Пускай Север велик, но здесь мои друзья.

Не думаю, что он доверья недостоин, —

Коварства слишком чужд такой отважный воин.

О вашей встрече с ним я был предупрежден,

И знаю — добрых чувств заслуживает он.

Печальный он ушел, покорно дав мне слово,

Что больше никогда не встретимся мы снова!

Не в ревности ль меня подозреваешь ты?

Я не хочу сойти с привычной высоты —

Спокойствие свое оберегать должна я,

Превратности судьбы заране упреждая.

Кто подвергать себя опасности спешит,

Того уже давно погибель не страшит.

Достоинств и заслуг имеет он немало,

И много есть причин, чтоб сердце запылало.

Я не хочу пред ним смущенно замолчать —

Я буду свой покой разумно защищать.

Пусть разум победит, но в горестном сраженье

Победы горький плод — плохое утешенье!

Какой высокий дух! Какой разумный нрав!

Как доблестный Север в своей печали прав!

Как счастлив я тобой! Твой образ просветленный

Сияет красотой в моей душе влюбленной!

Чем больше сознаю, насколько плох я сам,

Тем более дивлюсь…

Вас пригласить во храм

Я прибыл. Там народ в молитвенном волненье,

И только вас и ждут для жертвоприношенья!

Сейчас мы будем там. Пойдешь ли ты, мой друг?

Северу причинять не надо новых мук —

Навек расстаться с ним дала я обещанье,

И я его сдержу. Иди же! До свиданья!

Но ты не забывай, что смел он и силен.

Я знаю хорошо, что мне не страшен он!

Великодушного не следует бояться —

Лишь вежливостью с ним пристойно состязаться!

Куда ты, Полиевкт?

Меня зовут во храм!

Как? Снова ты спешишь к язычникам-слепцам?

Ты позабыл о том, что стал христианином?

Знай, богу твоему я буду верным сыном.

Мне идолы гнусны!

Мне гадок их закон!

Мне мерзок этот культ!

А мне ужасен он!

Так не ходи туда!

Их сокрушить хочу я

И в храме умереть, победу торжествуя!

Идем, покажем всем, что духом мы сильны,

Что нам кумиры их противны и смешны!

Я слышу божий глас — приказ его суровый

Исполнить должен я, служить ему готовый.

Ты научил меня чтить бога своего,

Я жертву принесу на алтаре его.

По благости своей он испытать желает

Ту веру, что во мне восторженно пылает!

Но усмири свой пыл — он чересчур силен!

За бога пострадать — наш долг и наш закон!

Ты смерть свою найдешь!

Ее давно желаю!

А если дрогнешь ты?

На бога уповаю!

Стремиться умереть господь нам не велит!

Но доблестная смерть его не оскорбит!

Наш долг — страданий ждать, смиряясь пред судьбою!

Но горестно страдать, не жертвуя собою!

Но ты во храме смерть найдешь наверняка!

Готовит мне венец всевышнего рука!

И праведная жизнь венец дарует тоже!

При жизни согрешив — его теряем все же!

А смерть дарует нам венец и благодать,

Которых никому за гробом не отнять!

Да, я — христианин, и сила веры новой

Меня зовет свершить отважно долг суровый.

Кто, веруя, не смел, в том вера не жива!

Имеет лишь господь на жизнь твою права!

Живу для христиан заступником надежным!

Им будет смерть моя примером непреложным!

Ты жаждешь умереть?

А ты так жаждешь жить?

Геройство не по мне — я не хочу таить!

Не так я смел, как ты, меня страшат мученья!

Кто верит в цель свою — не мыслит о паденье!

Я верою силен и господом своим!

Сомнений у боясь, мы поддаемся им!

Кто верит лишь в себя, тот в вере усомнился!

Кто презирает страх, тот слишком возгордился!

От слабости своей не жду я ничего,

Я верю одному — величию его!

Но что тебя страшит?

Сам бог боялся казни!

Но предал он себя на муки без боязни!

Пойдем же сокрушать кумиры в гордый храм!

Ты говорил, что бог повелевает нам

Забыть семью, друзей и сан ему во славу,

И кровь свою пролить любой имеет право!

Скажи мне, что с тобой? Ты так был чист и смел!

Так пылко призывал к свершенью славных дел!

Ревнивое тебе внушает огорченье

Тобою же самим воспитанное рвенье!

Ты принял благодать! Ты только что крещен,

И ни одним грехом твой дух не отягчен.

Он пламенем объят и смел неосторожно,

Все для него легко, все для него возможно!

Во мне, увы, давно святую благодать

Вседневные грехи успели запятнать,

И в самый грозный час, не осененный ею,

Пред трудностями я в бессилье цепенею.

Наказан я за то, что недостойно слаб,

Проступков небольших уже трусливый раб,

Но вижу я, господь — источник снисхожденья —

Мне гордый твой пример послал для подкрепленья!

Идем! Покажем всем, что духом мы сильны,

Что нам кумиры их противны и смешны,

Я стойкости своей явлю тебе примеры,

Тебе, кто всем сумел пожертвовать для веры!

Господь тебе вернул восторженность твою!

Я радуюсь, Неарк! Я слезы счастья лью!

Идем! Нас в храме ждут для жертвоприношенья

Величия творца узрим мы подтвержденье!

Идем втоптать во прах богов ничтожных их,

Доверчивой толпы кумиров площадных!

Идем сорвать с очей незрячих покрывало!

Идем разбить богов из камня и металла!

Да возликует дух! Да пострадает плоть!

Пожертвуем собой, как повелел господь!

Да воссияет всем его святое слово!

Идем! Он так велел! И мы на все готовы!

Какой тревожный рой причудливых теней

Мелькает предо мной предвестьем черных дней!

Не смею верить я, что добрый луч покоя

Осветит жизнь мою, смущенную тоскою.

Волненье и печаль в груди моей кипят,

Мой дух изнеможден, зловещей тьмой объят.

То брезжит предо мной надежда на спасенье,

То ужасы меня теснят, как привиденья,

И бедный разум мой, мятущийся в бреду,

Мне в будущем сулит то счастье, то беду.

В нем чувства острота от боли ослабела —

Страшится смутно он, надеется несмело.

Мне бредится Север, то нежен, то строптив,

Он честен — верю я! — но знаю, он ревнив!

И трепетная мысль меня всегда тревожит,

Что Полиевкт любить соперника не может.

Их ненависть, увы, естественна вполне,

Их будущий раздор терзает сердце мне.

Любой, в чужих руках свое блаженство видя,

Способен все забыть, покорствуя обиде!

И как ни велика разумность их и честь,

В одном — обиды боль, в другом — тоска и месть!

Им трудно подавить недобрых дум броженье,

Обоих не страшит возможность униженья,

И каждый, пред судьбой смириться не сумев,

Таит в своей груди отчаянье и гнев.

Любовник и супруг от этой вечной боли

К раздору и вражде придут помимо воли.

Но вдруг, иной мечтой на миг озарена,

Я просыпаюсь вновь, как от дурного сна,

И Полиевкта честь и доброта Севера

Внушают мне опять восторженную веру:

Соперников таких не ослепит вражда —

От низменных страстей свободные всегда,

Их души и сердца самим себе подвластны,

Ни злоба, ни вражда их чести не опасны,

И встретятся они во храме как друзья!

Да… встретятся они… и снова в страхе я!

На родине своей супруг мой честно правит,

Но римского орла Север на нас натравит.

Я вижу, мой отец встревожен и смущен —

О выборе своем уже жалеет он!

Я вижу все! И луч надежды обретенной,

Забрезжив, гаснет вновь, смятеньем угнетенный.

Предчувствия томят, и снова тьма в очах!

О боги! Пусть хоть раз меня обманет страх!

Стратоника моя! Я слушаю в смятенье —

Скажи, что было там при жертвоприношенье?

Как встретились они, когда пришли во храм?

О боги!

Что и как происходило там?

Ты смущена? Мой страх имеет основанья?

Поссорились они? Ответь же!

Христиане…

Неарк и Полиевкт…

Что с ним?

Не в силах я…

Отчаяньем опять горит душа моя!

И утешать теперь я больше вас не смею!

Его убили там?

Увы! Еще страшнее!

Ваш сон был вещим сном! Да, Полиевкта нет!

Он умер?

Нет, он жив, но мыслей ясный свет

Померк в его очах. Противник высшей воли,

Ни вас, ни права жить он недостоин боле…

Уж он давно не тот, кто был любим и чтим, —

Он государству враг и враг богам своим,

Он лицемер, злодей, предатель, развратитель,

Мятежник, негодяй, изменник, трус, губитель,

Презренный лицемер, убийца, блудный сын,

Он святотатец, враг, он… он — христианин!

Последним словом все сказала ты. Довольно!

Брань — лесть для христиан, им от нее не больно!

Он заслужил и брань, коль принял веру их,

Но чувств не оскорбляй супружеских моих!

Подумайте о том, кого он чтит, как бога!

По долгу полюбив, верна я долгу строго!

Но вы его теперь вольны и позабыть —

Он и богам и вам способен изменить!

Пусть он изменит мне — его любить должна я!

И если удивит тебя любовь такая —

Пойми: обет и долг я для себя храню.

Пусть их нарушит он, но я не изменю!

Ведь если б он к другой пылал греховной страстью,

Не увлекли б меня разврат и сладострастье!

Пусть он христианин — меня не отвратил

Любимый тем, что он ошибку совершил.

Но что сказал отец? Об этом знать должна я.

Он яростью кипит, с трудом ее скрывая,

Но зятя погубить еще не хочет он,

И будет лишь Неарк заслуженно казнен.

Как, значит, и Неарк?

Неарк — его губитель!

Он — лицемерный друг, презренный совратитель!

Из ваших рук тогда супруга вырвал он,

Спеша, чтоб в тот же день несчастный был крещен.

Вот темный сговор их, вот тайна злого дела,

Которой власть любви дознаться не сумела!

Не нравилась тебе настойчивость моя,

Несчастья не могла тогда предвидеть я!

Но, прежде чем навек решусь предаться горю,

Я силой женских слез с обоими поспорю!

Как дочь и как жена, смогу я, может быть,

Супруга победить, отца уговорить.

Пускай они сейчас собою не владеют —

Отчаянье мое их покорить сумеет!

Но расскажи мне все, что совершилось там!

Кощунство из кощунств! Они пришли во храм!

Не в силах вспомнить я всего без содроганья —

Мне кажется грехом само воспоминанье!

Кощунственна и зла слепая дерзость их!

К народу вышел жрец, огромный храм затих,

С минуту жрец молчал в спокойствии великом,

Вдруг эту тишину они прервали криком

И стали нарушать торжественный обряд,

Вопя, как лишь одни безумные вопят.

Над таинством святым они смеялись шумно

И оскорбить богов старались скудоумно.

Народ уже роптал; разгневан и суров,

Отец ваш созерцал крикливых наглецов.

Но Полиевкт к нему рванулся: «Поглядите!

Вы каменных богов и деревянных чтите!»

И стал произносить в присутствии его

Ужасные хулы на Зевса самого!

Всего, что он вопил, я повторить не смею:

Развратник и злодей — всех остальных скромнее!

«Внемлите! — он кричал. — Внемлите, люди, нам!

Наш бог — глава всему, земле и небесам!

Он — сам себе закон, он нам дает законы.

Начало всех начал, никем не сотворенный,

Он — христианский бог, владыка высших сил —

И Децию в бою победу подарил!

Решает он один любой исход сраженья,

Он может вознести и ввергнуть в искушенье,

Безмерна мудрость в нем, и доброта, и власть

Казнить, вознаградить, возвысить и проклясть!

Зачем же чтите вы бессильных истуканов?»

Тут опрокинул он, как вепрь из чащи прянув,

Сосуды с жертвенным елеем и вином,

Без страха, что сразит его небесный гром,

Пред обезумевшей и ропщущей толпою —

О небо! видано ль и слыхано ль такое! —

Они в святилище, в присутствии жрецов,

Повергли статую владыки всех богов!

Народ, чудовищным глумленьем потрясенный,

Из храма побежал. Мольбы его и стоны

Неслись, о милости взывая к небесам…

Но вот и ваш отец — он все расскажет вам!

Увы! В его лице жестокость и страданье!

Оно таит и грусть и пыл негодованья.

Такое сотворить, не постыдясь людей!

Он должен умереть, и он умрет, злодей!

Позвольте мне, отец, молить о состраданье!

Неарку одному не будет оправданья!

Как ни безумен был мой недостойный зять,

Его не в силах я сурово наказать.

Как я ни возмущен сейчас его виною,

Я не забыл, за что он был отмечен мною.

Иного от отца я ждать и не могла!

Он смерти заслужил за дерзкие дела!

Неистовства его кощунственная сила

Ужаснейших бесчинств немало породила,

Но виноват Неарк, и пострадает он.

А муж мой смерть его увидеть обречен?

Он совратителя увидит наказанье,

И собственной вины проснется в нем сознанье.

Кровавым зрелищем смущен и потрясен,

Страх смерти ощутить острее сможет он,

И жажда жизни в нем столь ярко возгорится,

Что он, увидев казнь, не станет к ней стремиться.

Живой пример порой сильней любых угроз —

Страх действует на пыл надежней, чем мороз.

Быть может, наконец, смирив души волненье,

За дикий свой порыв попросит он прощенья.

Ужель геройский дух в нем будет побежден?

Он должен стать умней, смириться должен он!

Он должен, но, увы, что станется со мною?

Как буду я тому печальною женою,

Кто, чести изменив, мне б счастье возвратил,

Когда родной отец меня не пощадил!

Я дал тебе понять, что только покаянье

Поможет мне спасти его от наказанья.

За равную вину и кара всем равна,

Виновных различать Фемида не должна,

Я, долг судьи для чувств отцовских нарушая,

Преступника щадя, проступок совершаю!

И, горький свой удел напрасно не кляня,

Должна бы ты, как дочь, благодарить меня!

А что вы дали мне? Пустые уверенья!

Я знаю христиан упорство, пыл и рвенье!

Желая от него раскаянья, увы,

Отважно умереть ему велите вы!

Он может быть спасен по своему желанью!

Спасите же его!

Нельзя без покаянья!

Расправе секты злой он будет обречен!

Иначе римский с ним расправится закон!

Он ослеплен!

Ему приятно ослепленье!

Он своего признать не хочет заблужденья!

Во имя всех богов!

Не призывай богов —

Их приговор ему не менее суров!

Но боги внемлют нам!

Пусть он к богам взывает!

Во имя Деция, чья власть вас возвышает!

Да, я имею власть, и я всегда готов

Ее употребить, чтоб истребить врагов!

Но враг ли Полиевкт?

Враги все христиане!

Не слушайте пустых и злобных нареканий!

Он муж мой и навек по крови вам родной!

Одна его вина всечасно предо мной!

Преступник, отягчив измену святотатством,

Не вправе быть храним ни дружбою, ни братством!

О, как велик ваш гнев!

Не больше, чем вина!

О ужас моего пророческого сна!

Его губя, и дочь теряете вы тоже!

Мне боги, Рим и честь семьи моей дороже!

И гибель нас двоих не остановит вас?

Я слышу глас богов и Деция приказ!

Но почему нам ждать печального исхода?

Ужель не ценит он ни жизни, ни свободы?

Он жаждет пострадать, как пылкий неофит,

Но будет час — и смерть безумца устрашит!

Но, зная нрав его, не думайте напрасно,

Что вере изменять он может ежечасно,

Ведь он христианин, он только что крещен, —

Ужели мните вы, что легкомыслен он?

Ведь он не с молоком усвоил эту веру,

Которую иной приемлет по примеру

Отцов и матерей. Он веру выбрал сам

И, как христианин, как враг, пришел во храм!

Он, как и все они, не ведает боязни,

Им пытки не страшны и не постыдны казни,

Ниспровергать богов — обет и подвиг их,

Небесных чают благ, не зная благ земных,

И, веря, будто смерть их в небо призывает,

Не ощущая мук, кончину воспевают.

Приятны пытки им, как наслажденья — нам,

Им кажется, что бог их посылает сам!

Страданьем во Христе зовут они страданье.

Ну что же, Полиевкт получит по желанью!

Все решено!

Отец!

Ну что? Злодей казнен?

Да, за свою вину страданье принял он!

И видел Полиевкт его в минуту смерти?

Да, видел — и ему завидовал, поверьте!

Страданье претерпеть он жаждет вслед за ним,

В нем укрепился дух, и он неукротим!

Еще один удар! Я это говорила!

По вашей воле я супруга полюбила;

Его хвалили вы — вам покорилась я!

Безумца и слепца ты любишь, дочь моя!

Вы так велели мне — моя любовь законна!

Ваш выбор сделан был разумно, непреклонно,

И погасила я любовь свою к тому,

Кто дорог был душе и сердцу моему.

Припомните ж и вы слепое послушанье,

С которым ваше я исполнила желанье!

Я покорилась вам, насилья не кляня,

Так сделайте и вы хоть что-то для меня!

Во имя чувств моих дочерних я решилась

Смирить свою любовь — я долгу покорилась,

Не отнимайте же того, кого, увы,

Принять из ваших рук мне повелели вы!

Ты докучаешь мне! Я добр, таить не буду,

Но даром доброту не расточаю всюду.

Напрасно тратишь ты и слезы и слова,

Доказывая мне мольбы своей права.

Не жалость правит мной — я ею управляю

И силой мне ее внушать не позволяю!

Попробуй повлиять на мужа, дочь моя,

Попробуй сделать то, что не сумею я.

Иди! Не искушай отцовского терпенья

И мужа убеди в разумности спасенья.

Иди, его сюда мне приведут сейчас —

Я с ним поговорить хочу в последний раз!

Отец, позвольте мне…

Оставь нас, повторяю!

Гневят меня мольбы, мне сердце раздирая!

Не раздражай меня! Разубеждай его —

И, может быть, спасешь супруга своего!

Альбин! Как умер он?

Упрямо, нечестиво!

Он жизнью в страшный час пренебрегал строптиво,

В неистовстве своем он так закоренел,

Что ни о чем земном ничуть не сожалел

И, как христианин, был гордо непокорен.

Ну, а второй?

И тот не менее упорен.

Он видел друга смерть, но с места казни он

Насильно только был в темницу уведен.

Я видел, как он смел и пылок безрассудно, —

Такого покорить вам будет очень трудно!

О, как несчастен я!

И все жалеют вас!

Кто знает, как болит душа моя сейчас!

За думой дума в ней, сомненье за сомненьем

Спешат, порождены тревогой и волненьем.

То горем разум мой, то радостью объят,

Надежда, страх, любовь и злоба в нем кипят,

Ужасная гроза слепит меня, бушуя,

То слаб и жалок я, то буйно негодую,

То благородству чувств я уступить боюсь,

То самых низких чувств робею и стыжусь,

То мне злосчастный зять опять внушает жалость,

То слепота его во мне рождает ярость,

То я хочу его спасти и сохранить,

То за своих богов я жажду отомстить.

Мне кара их страшна и Дециева кара,

Мой сан и жизнь моя всечасно ждут удара!

То я готов на казнь, за жизнь его скорбя,

То рад его сгубить, чтоб не губить себя.

Но Полиевкт из тех, чью знатность уважают,

Притом ему вы тесть, и Деций это знает…

Но против христиан суров его закон!

Преступник тем вредней, чем благородней он.

А если стало всем известно преступленье,

Ни в дружбе, ни в родстве не может быть спасенья.

Законность соблюдать способен только тот,

Кто и в своем дому виновного найдет!

Но если пощадить вы зятя не решитесь,

К защите Деция бесстрашно обратитесь!

За это мне Север жестоко отомстит —

И ненависть его и власть меня страшит,

Великодушен он и честен — это верно,

Но зятя моего провинность непомерна,

Да и моей вины Север не позабыл,

Его не понял я, отринул, оскорбил,

Он мне попомнит брак несчастной Паулины,

Он Децием любим, он — воин, он — мужчина!

За оскорбленье мстить предписывает честь,

Тем паче, ежели отличный повод есть.

Недоброе во мне возникло подозренье:

Мечту лелеет он — любимой возвращенье!

От вести, что теперь соперник может пасть,

В нем изгнанной любви опять воскресла власть.

Ты можешь посудить, насколько будет кстати

Намеренье мое спасти от казни зятя!

И как простит Север мне приступ доброты,

Который истребит опять его мечты!

Презреннейшую мысль в душе я удушаю —

Она и льстит и злит, упорно искушая;

Мне честолюбие стремится навязать

Мысль, о которой я стыжусь тебе сказать:

Мне Полиевкта жаль как зятя и как сына,

Но может и другой стать мужем Паулины,

И брак такой меня стократно вознесет,

Мне обеспечив вновь и славу и почет!

Позорную в душе я радость ощущаю,

Но с нею я борюсь, я сам себе внушаю,

Что честен сердцем я, что верен я богам,

Что совратить себя предательству не дам!

Вы чересчур добры! Высок ваш дух прекрасный!

Но как же наказать проступок столь опасный?

В темницу я спешу — удастся, может быть,

Мне гордый дух его угрозой победить!

А после дочь моя его увидит тоже…

А если будет он упрям и стоек все же?

Ты досаждаешь мне! В тревоге я опять —

Не знаю, что решить, не знаю, что сказать…

Как верный ваш слуга, я вас предупреждаю:

Волнуется народ, судьбы его не зная,

Он в городе любим, и царской крови он —

Нельзя, чтоб римский с ним расправился закон!

Боюсь, его спасти пытаться будут даже,

Я окружил тюрьму удвоенною стражей.

Немедленно его перевести сюда,

Охрана у меня надежная всегда!

Попробуйте его заставить выйти сами!

Сдержите гнев толпы, бушующий, как пламя!

Идем! И если он еще неукротим,

Без ведома толпы расправимся мы с ним!

Что нужно от меня?

Вас просит Паулина!

Вот страха моего сильнейшая причина!

В тюрьме я был силен и был непобедим,

Мне Феликс угрожал — смеялся я над ним.

Оружье выбрал он для новых истязаний,

Не палачей боюсь — боюсь ее рыданий!

О боже! Видишь ты, как трудно мне сейчас,

Защиты у тебя молю я в первый раз!

И ты, мой добрый друг, в сиянье божьей славы

Взирающий на путь тернистый и кровавый,

Ты видишь, мой Неарк: сильны мои враги!

Ты руку мне подай, утешь и помоги!

Солдаты! Кто дерзнет — открыто вас прошу я —

Мне оказать сейчас услугу небольшую?

Я не хочу бежать — я смерти буду рад,

И охранять меня довольно трех солдат.

Четвертый пусть пойдет и пусть любой ценою

Севера умолит увидеться со мною.

Мы с ним поговорим спокойно, как друзья,

Чтоб жил он счастливо и мирно умер я!

Исполнить ваш приказ я рад без промедленья!

Север тебя, мой друг, вознаградит за рвенье!

Иди же, торопись! Тебя с волненьем ждут!

Иду и возвращусь чрез несколько минут!

О страсти нежные! Зачем вы душу жжете!

Источник сладостный блаженства бытия!

Постыдная любовь к земной красе и плоти!

Зачем вы вновь со мной — ведь вас отринул я!

Что почести людей? Пристрастья? Развлеченья?

Их радостный наряд —

Как яблоневый сад.

Навек исчезнуть им легко в одно мгновенье,

Им свойственно стекла блистанье и горенье,

Но хрупкостью стекла они блестят!

Так не надейтесь же, что я о вас вздыхаю,

Напрасна ваших чар бессильных красота,

Пусть, в роскоши своей тщеславной утопая,

В стране живут враги спасителя Христа!

Но и на них господь свой мудрый меч подъемлет,

Страшат превратности владык!

Он — судия, чей грозный лик

Счастливцев ужасом объемлет!

Неотвратимый рок не дремлет,

И близится нежданный страшный миг!

О кровожадный тигр! О Деций нечестивый!

Господь тебя терпел — твой жребий был сокрыт,

Но близится к концу твой гордый век счастливый —

Вам скиф за христиан и персов отомстит!^{118}

Намечен час, и он наступит, неминучий.

Ничто владыку не спасет!

Гром на главу его падет!

Уже нависла кара тучей —

Не отвести удар могучий!

Готово все — возмездие идет!

Пусть гневный Феликс мне расправой угрожает,

Велик соперник мой, а я отныне слаб!

Пускай, меня убив, ему он угождает,

Он любит власть свою, но властвует, как раб!

Погибнуть я готов — мне радостна кончина,

Я не жалею благ земных,

Давно отрекся я от них,

Я дал обет христианина,

И мне отныне Паулина —

Препятствие во всех намереньях моих!

О радости святых, небесных наслаждений!

Восторг живых сердец, способных их принять!

О дивный трепет душ! Блаженство просветлений!

Спасенье от страстей! Святая благодать!

Вы обещаете, что, позабыв невзгоды,

Мы благо вечное найдем,

Как счастья, мы кончины ждем,

Как рокового перехода

Туда, где не хотят свободы

И не жалеют ни о чем!

Гори во мне, огонь святой, неугасимый!

Теперь не страшно мне увидеться с любимой —

Я вижу милый лик, но в сердце новый свет,

И прежних чар любви в свиданье этом нет!

Мой просветленный взор в ее прекрасном взоре

Не видит повода для страсти и для горя!

Зачем явилась ты? Любя или кляня?

Меня разубеждать иль поддержать меня?

Великодушие любви твоей высокой

Мне будет помощью иль хитростью жестокой?

Ты ненависть ко мне иль дружбу принесла?

Как враг иль как жена ты к пленнику пришла?

Нет у тебя врагов, но, всем народом чтимый,

Для самого себя ты враг неумолимый!

Ты можешь воплотить мой страшный, темный сон,

Но только пожелай — и будешь ты спасен!

Как ни было твое безумно преступленье,

Раскаянье тебе дарует отпущенье,

Народ к тебе хранит почтенье и любовь,

Он знает: кровь твоя — царей армянских кровь.

Сам Деций ценит нрав и разум твой прекрасный,

Твой тесть — провинции правитель полновластный,

О том, что есть и я, — не стоит говорить,

Не ты, а я богов должна благодарить!

Блеск подвигов твоих, твое происхождение —

Все укрепляет в нас надежду на спасенье!

Зачем же отдаешь ты в руки палача

И жизнь свою, и честь, и славу сгоряча?

Об этом думал я — всему я цену знаю

И никаких надежд безумных не питаю,

И преходящих благ я не ценю земных —

Опасности всегда подстерегают их,

Нас похищает смерть, играет случай нами:

Сейчас на троне ты, а завтра — в грязной яме,

А цезарей успех так много зла плодит,

Что долго ни один на троне не сидит!

И я честолюбив, мне тоже слава снится,

Но слава смертных — миг, а божья — вечно длится,

Блаженству светлых душ земной не страшен срок —

Их зависть не страшит, их не пугает рок.

Ужель такой удел не стоит жизни бледной,

В которой только миг ласкает нас бесследный,

Которую легко внезапно потерять,

В которой ничему не нужно доверять?

Вот — бредни христиан восторженно-смешные,

Вот как морочат их мечтанья неземные,

Им кровь не жаль пролить за эту благодать!

Но кто вам право дал всю кровь свою отдать?

Ты получаешь кровь от предков, по наследству,

Перед отчизной долг тебя связует с детства —

Народу и стране кровь отдавать свою!

И я готов за них отдать ее в бою!

Я знаю, что герой любим страной по праву,

Что предки Деция ему даруют славу,^{119}

Шесть сотен лет уже гордится ими Рим,

И, как потомок их, народом Деций чтим!

Народу жизнь моя принадлежит, я знаю!

Правителя я чту, но бога — почитаю,

Я за свою страну геройской смерти рад,

Но смерть за господа — превыше всех наград.

А кто твой бог?

Молчи! Он всех нас слышит, строгий,

Не то что ваши те, бессмысленные боги:

Из мрамора они и злата, но мертвы —

Порочные, как вы, бессильные, как вы!

Мой бог — единый бог! Он всем повелевает —

И небо и земля иных богов не знает!

Так чти его в душе, зачем открыто чтить?

Язычником нельзя христианину быть!

Север вернется в Рим — тогда без промедленья

По милости отца получишь ты спасенье!

Мне милости отца небесного нужней —

Он указует мне вернейший из путей,

От благости его я получаю право

Восторженно идти к венцу небесной славы!

Его дыханья вихрь несет меня вперед,

Я только что крещен, а смерть уже зовет!

О, если б знала ты, как жизнь мелка и бренна

И как дары, что смерть несет, — благословенны!

Но стоит ли твердить о тайнах высших сил

Сердцам, которых бог еще не просветил?

Как буря, скорбь моя поднимется, жестокий,

Обрушив на тебя печальные упреки!

Где клятвы? Где любовь? Где твой восторг и пыл?

Какие чувства ты к супруге сохранил?

Ты вспомнил ли, что, смерть приняв по доброй воле,

Мне, беззащитной, ты готовишь злую долю?

Я думала — любовь твоя еще сильна

И жалость пробудить в душе твоей должна,

Но где твоя любовь, упорная когда-то,

Которую хранить я обещала свято?

Как можешь ты уйти, не плача, не стеня,

Смертельно поразив несчастную меня?

Неблагодарный! Ты навек меня бросаешь

И радости своей не прячешь, не скрываешь!

Навеки разлучен со мной, мечтаешь ты

Быть счастлив без моей злосчастной красоты!

Я — жалкая раба по воле Гименея

И власти над тобой уж больше не имею!

Увы!

Свое «увы» ты вымолвил с трудом —

Раскаянье твое не отразилось в нем!

Но что же вижу я? О миг неповторимый!

Он тронут! Он смущен! Он плачет, мой любимый!

Да, плачу я! Господь, владыка высших сил,

По милости своей мне сердце растворил —

Печальный твой удел, судьбою предрешенный,

Достоин этих слез любви моей законной!

И если в небесах не стихнет боль моя,

Отчаянье твое и там оплачу я!

Но если, всеблагой во славе и сиянье,

Всевышний снизойдет к мольбе моих страданий,

Он слепоте твоей дарует новый свет,

Супружеской любви благословив обет.

О господи! К твоей я доброте взываю —

Взгляни, как хороша душа ее живая!

Не христианкою нельзя остаться ей,

Не зная дел твоих и благости твоей!

Не до´лжно, чтоб в аду рабынею покорной

Ей было суждено погибнуть в скорби черной!

Что говоришь! Чего посмел ты пожелать?

Всю кровь свою готов за это я отдать!

Пусть лучше…

Не ищи от господа спасенья,

Нежданно он сердцам дарует просветленье!

Прекрасный этот миг настанет, верю я,

И сбудется мечта священная моя!

Люби меня! Оставь химеры!

Дорогая!

Лишь господа тебя превыше почитаю!

Ты любишь? Так молю — меня не покидай!

Ты любишь? Так за мной на верный путь вступай!

Меня бросаешь ты и соблазняешь тоже!

Тебя веду с собой, и нам господь поможет!

Безумные мечты!

Небесной правды свет!

Ты странно ослеплен!

Иной дороги нет!

Кончину предпочел ты брачному обету!

А ты греховный мир — божественному свету!

Иди же! Умирай! Меня ты не любил!

Будь счастлива! Забудь, что я когда-то жил!

Да, я уйду, уйду! И о тебе забуду!

Я ухожу!

Зачем пришли вы и откуда?

Север! Как мог ваш дух столь беспощадным быть,

Чтоб узника прийти в несчастье оскорбить?

Напрасно говоришь ты злые эти речи.

Поверь, я сам его просил об этой встрече.

Я, доблестный Север, возможности лишен

Достойно вас принять, поскольку заточен.

Сокровище свое — владелец недостойный —

Я перед смертью вам вручу с душой спокойной!

Я оставляю ту, в ком соединены

Все добродетели редчайшие жены,

Тому, чья прямота и честь неоспоримы,

Ценнейшему из всех сынов земли и Рима!

Ее достойны вы, достойна вас она,

И ваша честь мой дар отвергнуть не должна!

Я вас разъединил — по смерти все исправлю

И пламя ваших чувств опять гореть заставлю.

Сердца соединив, желаю вам, друзья,

И счастливо прожить и умереть, как я!

Теперь я все сказал, исполнил все желанья,

Теперь могу на смерть идти без колебанья!

Пусть уведут меня!

О боги! Я смущен!

Мне жаль, что гибнет он, безумьем ослеплен!

Так странно мне его чудесное решенье,

Что я своим ушам не верю от волненья!

Он нежно любит вас! (А разве может быть,

Чтоб видеть вас и знать — и не боготворить?)

Он любит! Он любим! Он вами обладает,

И он бросает вас — вернее, уступает,

Вас, как фатальный дар, он отдает тому,

Кто волей неба был соперником ему!

Огромна христиан неистовая вера

В то, что блаженству их нет ни границ, ни меры,

И отдают они безропотно почти

То, что ценою царств нельзя приобрести!

Но я, будь жребий мой счастливей и полнее,

И мне достались вы во храме Гименея —

Сиянье ваших глаз я был бы чтить готов,

Как волю всех владык и волю всех богов!

И будь я втоптан в прах — ни ужас, ни страданье,

Ничто…

Довольно слов! Былых страстей пыланье

В сердцах еще горит, и я страшусь, что вновь

Разбудит в нас теперь преступную любовь.

Вы знаете меня, и мне сейчас поверьте —

Несчастный Полиевкт уж на пороге смерти,

Вот-вот он навсегда расстанется со мной —

И были вы всему невольною виной.

Не знаю, может быть, покорны зову страсти,

Несчастья ждете вы с надеждою на счастье?

Но помните: мой дух ничем не устрашим —

Я на любую казнь последую за ним.

Уж лучше мне в аду переносить страданья,

Чем другу изменить в минуту испытанья

И после казни злой супругой стать тому,

Кто как-то повредил иль мог вредить ему!

Пришлось бы мне, свершив проступок столь позорный,

Любовь сменить стыдом и ненавистью черной!

Великодушны вы! Я верю вам без слов!

Я знаю — мой отец для вас на все готов,

Он ваш покорный раб и, обуян боязнью,

Вам мыслит угодить ужасной этой казнью.

Остановите ж казнь! Короткий ваш приказ

Супруга мне вернет и возвеличит вас!

Просить об этом вас я не имею права!

Чем подвиг ваш трудней, тем выше будет слава!

Сопернику и жизнь и счастье возвратить —

Все это только вы способны совершить!

Но если вам такой высокой славы мало,

Вас тронет мысль о том, что вас благословляла

Любимая за то, что вы вернули ей

Ценнейший дар богов по милости своей!

А если вы не тот, каким я вас любила, —

Позвольте мне, чтоб я об этом позабыла!

Вновь громовой удар, мой верный Фабиан!

Рассеян, как мираж, надежд моих туман.

Чем ближе мнился он, тем дальше оказался.

Все потерял я вновь, чем в грезах наслаждался,

Упрямая судьба стремится мне вредить,

Опять ей удалось надежду задушить!

Отказы слышу я, не высказав признанья,

Печален и смущен упорством осмеянья.

Как горестно, увы, как стыдно мне признать,

Что жалкую мечту не в силах я прогнать!

А та, кого люблю, мне в этот час жестокий

Великодушия преподает уроки!

Прекрасен ум ее, судьба ее грустна,

Но холодна в своем величии она…

Любимая! Печаль жестокой вашей боли

Меня, несчастного, терзает поневоле.

Не только потерять — я должен вас отдать,

Соперника прося вас полюбить опять!

Безжалостный к себе, покорно, не ревнуя,

У смерти отниму и вам его верну я!

Пора бы вам забыть злосчастную семью —

Пускай их судит рок, щадите жизнь свою!

Кого спасете вы? Зачем вам их спасенье?

Какая будет вам награда в утешенье?

Я жажду доказать возлюбленной моей,

Что благородством чувств я все же равен ей,

Что друг для друга нас предназначали боги

И, нас разъединив, к нам были слишком строги!

Не надо докучать упреками богам,

Поступков ваших пыл сейчас опасен вам.

Вы, собственной судьбой рискуя без причины,

Хотите от суда спасти христианина,

Забыв, что Деций наш об этой секте злой

Всем говорит всегда с презреньем и хулой!

Проступок дерзкий ваш его разгневать может

И милости его мгновенно уничтожит!

Для заурядных душ подходит твой совет!

Я Децию слуга, но быть рабом — о нет!

Судьбой и жизнью он моей повелевает,

Но честь моя ему подвластна не бывает.

Я слышу чести зов — ему покорен я,

И пусть потом судьба изменится моя,

У каждого из нас судьба непостоянна,

Но доблестная смерть для каждого желанна!

Притом скажу тебе, мой верный Фабиан:

Клевещут часто зря на секту христиан.

Причин тому отнюдь не зная и не видя.

Наш Деций сам не прав, их слепо ненавидя.

Из любопытства я приглядывался к ним —

В деяньях колдовских мы часто их виним,

И часто их казнит народа воля злая,

Обрядов тайных их пока не понимая.

Но Элевсинские обряды все же чтим,^{120}

Хотя не знают их ни Греция, ни Рим,

Притом в чести у нас не только наши боги,^{121}

Лишь к богу христиан мы почему-то строги!

Египетским смешным, чудовищным богам

Построил гордый Рим великолепный храм,

Уже давно людей мы делаем богами,^{122}

Наполнив небеса царями и вождями,

Но как ни пышен их имен апофеоз —

Сомнителен эффект таких метаморфоз!

Бог секты христиан — единый, неизменный,

Все волею его творится во вселенной,

А наши, как-никак, по чести говоря,

И ссорятся, как мы, и часто спорят зря!

Пусть за мои слова я понесу расплату —

У нас богов, сказать по правде, многовато.

Поверь мне: хороши и нравы христиан —

Все чтут они закон, который богом дан,

Их гонят, их клеймят, поносят, истязают,

Но молятся они за тех, кто их терзает.

Солдат надежней их не знает гордый Рим —

Христианин везде, всегда неустрашим!

Отчаянны в бою, пред казнью не строптивы —

Они смелы, как львы, как агнцы, незлобивы!

Я так жалею их, что должен защищать!

Мы с Феликса начнем: его злосчастный зять

Не должен быть казнен! Его спасти хочу я,

И чести и любви победу торжествуя!

Ты видел, мой Альбин, как был Север жесток?

Как пышет ярость в нем, как мой плачевен рок?

Лишь благородство в нем я видел, восхищаясь

И вашей строгости отцовской изумляясь!

Ты чувств его понять не в силах до конца —

Он презирает дочь несчастного отца.

Да, он ее любил, но, став женой другого,

Она рождает в нем порывы чувства злого.

Соперника спасти от казни он велит,

Он просит за него, он местью мне грозит.

Великодушие — отличная личина,

Но доброты его понятна мне причина —

Я при дворе давно и зла людских интриг

Немало повидал, до тонкости постиг.

Притворно грозен он, притворно строг со мною,

Но императору он говорит иное.

Я, подчинясь ему, переступлю закон;

Казнив его врага, им буду обвинен.

Поставлены силки искусно и умело,

Но тут не с новичком Север имеет дело.

Я опытен и стар, не верю я словам

И обмануть себя, играть собой не дам!

Коварства я встречал такие проявленья,

Что каждому давать способен наставленья!

Не веря никому — как жить и как дышать?

Науку я постиг врагов разоблачать.

Кто ненавидеть нас имеет основанья,

Тот может нас предать без тени колебанья.

Севера доброта — не боле чем обман,

И если Полиевкт не бросит христиан,

Что б мне ни приказал его защитник ярый,

Я выполню закон, ему грозящий карой!

Но пощадите дочь несчастную свою!

Лишь императора я волю признаю!

Ненужной добротой безумца не спасу я.

Но вместе с ним себя я погубить рискую!

Но обещал Север!

Не верю я ему!

Я Децию сейчас покорен одному!

Я больше, чем Север, привык его страшиться —

Ужасно гнев его способен разразиться.

Как ни любим Север, но он рискует пасть,

Преступника щадя и послабляя власть.

Но есть последний шаг.

Введите Полиевкта!

Я с ним поговорю, и если мерзкой секты

По просьбе всех друзей не сможет бросить он —

Он будет в тот же день немедленно казнен!

Ваш приговор суров!

Он должен быть суровым,

Чтоб смутам помешать и беспорядкам новым.

Я знаю, что толпа в пылу своих страстей

Способна забывать о строгости властей;

Я знаю — он любим! И в случае волненья

Не просто удержать в руках бразды правленья!

Быть может, нынче иль с приходом только дня

Мы все увидим то, что так страшит меня,

И добрый наш Север тогда, пылая местью,

Направит прямо в Рим жестокое известье!

Но я опережу завистников моих!

Вас вечно мучит страх каких-то козней злых!

Вам чудятся враги, коварства, ухищренья, —

Но эта смерть народ повергнет в исступленье!

Отчаянье толпы вредит ее вождям!

Когда свершится казнь — не страшен ропот нам!

Пускай народ шумит, пускай восстать решится —

Неистовство его не больше дня продлится!

Я выполню свой долг и буду невредим,

Но Полиевкт идет — поговорю я с ним!

Солдатам выйти прочь и ждать распоряженья!

Ужели жизнь тебе внушает лишь презренье,

Несчастный Полиевкт? Ужели ваш закон

Повелевает вам бросать отцов и жен?

Я ненависти чужд, я цену жизни знаю,

Но власти личных чувств, как рабства, избегаю!

Всечасно рад я жизнь за господа отдать,

И в этом христиан закон и благодать.

Я только дал пример, как верой жить одною,

И те, кто сердцем чист, последуют за мною.

Чтоб в бездну сгоряча бросаться, как и ты?

Нет! Чтобы неземной достигнуть высоты!

Так дай же мне постичь суть вашего ученья,

Решенье принял я — веди меня к спасенью!

Ты должен обратить меня и просветить —

Ведь может бог тебя и за меня спросить!

Здесь неуместен смех! Господь нас всех рассудит,

И от него нигде спасенья вам не будет,

Цари и пастухи — все перед ним равны,

За пролитую кровь ответить все должны.

Я больше проливать невинных кровь не стану,

Я веру христиан порочить перестану,

Я буду другом им!

Нет, будьте уж врагом!

Терзанья к богу нас ведут прямым путем,

Блаженство христиан — тягчайшие страданья,

За них получим мы от бога воздаянья,

Премудрый, он ведет учет мирским делам,

Гонения и смерть дает в награду нам,

Но этих дивных тайн ваш ум не понимает —

Лишь избранным своим господь их открывает!

Поверь мне: я бы рад христианином стать!

Что ж может столь благим намереньям мешать?

Присутствие лица…

Кого? Ужель Севера?

Да, притворялся я суровым свыше меры,

Но притворись и ты, пока он здесь у нас!

Так вот зачем со мной хитрили вы сейчас!

Нет! Ядовитый мед своей приманки льстивой

Языческим богам несите, нечестивый!

Христианин не лжет! Он верой укреплен!

Нигде, ни перед кем не знает страха он!

Но смерти жаждешь ты — греховно это рвенье.

Ужель ты моего не хочешь обращенья?

Вас к богу обращать не стоило б хлопот:

Ведь вера — божий дар, а не рассудка плод,

И этот дар для вас скорее испрошу я,

Представ перед лицом того, кому служу я!

Но потерять тебя мне будет тяжело!

О, вам весьма легко исправить это зло:

Вы, зятя потеряв, другого обретете;

Коль скоро новый зять у Деция в почете,

Потеря первого вам выгодна вдвойне!

Зачем так плохо ты относишься ко мне?

Твои заслуги я ценю и уважаю,

Но, доброту мою всечасно раздражая,

Ты дерзостью своих неосторожных слов

И мой пробудишь гнев и даже гнев богов!

Как вам легко сменить язык и настроенье —

Уже к былым богам я вижу уваженье!

Уже угас порыв христианином стать,

И без личины вы передо мной опять!

Неужто думал ты, что доверять я стану

Твоих учителей безумному обману?

Я только льстил тебе, надеясь чем-нибудь

От пропасти тебя постыдной оттолкнуть,

Законный приговор я отложить старался,

Любимца Деция разумно опасался,

Но мягкостью своей я прогневил богов —

Признай же их опять иль к смерти будь готов!

Я сделал выбор свой! Но, боже, Паулина!

О небо!

Кто из вас готовит мне кончину?

Вы оба мне враги иль каждый в свой черед?

Кто — муж или отец — мне гибель принесет?

Кто скажет мне одно врачующее слово?

Вот муж — спроси его!

Вернись к Северу снова!

Злодей! Убей меня, но оскорблять не смей!

Любовь моя скорбит об участи твоей!

Когда терзает нас такой тоски мученье,

Лишь новая любовь приносит излеченье.

За доблести свои он был тобой любим,

Не можешь ты сейчас не восторгаться им.

Его любила ты, он любит, он у власти…

Зачем же упрекать меня в минувшей страсти,

Которую, тебя безропотно любя,

Сумела я смирить, чтоб не гневить тебя?

Взгляни, как был силен противник твой опасный,

Победой только мне обязан ты, злосчастный.

Решив тебя любить, я не щадила сил,

Чтоб победитель мой тебя не победил.

Ужель настолько ты неблагодарен ныне,

Что не вернешь себя печальной Паулине?

Сумей смирить себя покорно, как она.

Ты слеп — тебе рука ведущая нужна!

Верни ей жизнь свою, поверь — беспрекословно

Всю жизнь свою тебе отдаст она любовно!

Но если все мольбы ты оттолкнуть готов,

Поверь ее слезам, не веря силе слов,

Не доставляй душе влюбленной огорченья!

Есть только два пути и только два решенья —

К Северу возвратись или умри со мной,

Язычницею будь иль верною женой.

Как ни люблю тебя и как ни уважаю —

Не христианкою тебя не принимаю.

Довольно! Что же, тесть! Пора! Зови солдат,

Пускай за всех богов мне палачи отмстят!

Отец! Он виноват! Мне горестно и жутко!

Отец! Разумны вы, а он лишен рассудка!

Но по природе чист и благороден он,

В нем образ доброты навек запечатлен.

Вы мой родной отец, и я поверить смею,

Что сжалится отец над дочерью своею!

Виновен мой супруг, но мною он любим,

И, если он умрет, умру я вместе с ним!

Все боги, убедясь в невинности мученья,

Сочтут, что эта казнь преступней преступленья.

Осудят смерть мою и столь жестокий суд

И праведный закон неправым назовут.

Вы наши две судьбы навек связали властно,

Мы счастливы вдвоем или вдвоем несчастны!

Ужель отцовский гнев так зло несправедлив,

Что вновь разъединит, навек соединив?

Срастаются сердца по воле Гименея,

Их можно только рвать, разрознить не умея,

Но к горестям моим вы сердцем не мертвы,

И, как отец, мой стон должны услышать вы!

Да, дочь моя! Отец всегда родитель нежный,

Силен в сердцах закон природы неизбежный.

Твои тоска и боль пронзили сердце мне,

С тем, что безумен он, согласен я вполне!

Несчастный Полиевкт! В жестоком исступленье

Ты жаждешь доказать весь ужас преступленья —

Ужель не узнаешь ты тестя и жены?

Ужель тебе ни страсть, ни дружба не нужны?

Такие слезы зреть ты можешь без вниманья,

Такой любви тоску встречать без содроганья!

Ужели мы должны тебе, супруг и зять,

Моля вернуться к нам, колени лобызать?

Как мне противны вы и ваши ухищренья!

Всё пробовали вы — угрозы и моленья,

Заставили меня Неарка смерть узреть,

Хотели страсть в груди остывшей разогреть,

Притворно предо мной вы жаждали крещенья,

Всевышнего ввести пытались в заблужденье!

О мерзостный союз! О козни адских сил!

Как торжествую я, что все же победил!

Уж слишком часто вы меняли поведение,

Я с вами не хитрю — я тверд в своем решенье!

Мой бог — единый бог, творец, пред кем дрожат

И небо, и земля, и даже черный ад!

А он, любя людей, за наши прегрешенья

Принять решился смерть и лютые мученья,

По милости своей он мир от смерти спас

И ныне отдает себя за грешных нас!

Я сознаю: слепцам вещаю я напрасно,

И заблужденье их нелепо и ужасно.

Смотрите, как богов черните вы своих —

Преступникам пример явит любой из них.

Прелюбодейство, блуд, разврат, кровосмешение,

Убийство, воровство — любое преступленье

Вы небожителям прощаете своим.

Да, осквернил я храм, где вы молились им!

Я это повторю во славу нашей веры

В присутствии отца, в присутствии Севера!

Не страшен мне сенат, не страшен Деций сам!

Нет! Больше над собой глумиться я не дам!

Ты должен чтить богов, иль ты умрешь, строптивый!

Нет, я христианин!

Безумец нечестивый!

Ты должен чтить богов, иль будешь ты казнен!

Нет! Я христианин!

Достоин смерти он!

Солдаты! Взять его!

Куда?

На казнь!

К спасенью!

Прощай, мой друг, не плачь, я не боюсь мученья!

Нет! Я пойду с тобой! Умрешь — умру и я!

Сумей прозреть, как я, любимая моя!

Убрать его! Убрать! Приказ мой стража знает!

Погибнуть жаждет он — так пусть он погибает!

Мне над собою власть пришлось употребить,

Иначе доброта могла б меня сгубить.

Конец! Теперь пускай народа гнев пылает,

Пускай Север горит, сверкает, громыхает!

Усилие сумел я сделать над собой!

Ты удивлен, мой друг, суровостью такой?

В сердца таких, как он, проникнуть невозможно,

И кроется в них все, что низко и безбожно!

Спокоен я душой — я не был зол и строг!

Я, чтоб его смягчить, ничем не пренебрег,

Притворством я хотел смирить его безумства,

И если б не его последние кощунства,

Которые во мне зажгли и страх и гнев, —

Как жалок был бы я, стать грозным не успев!

Вы проклянете день победы этой черной,

Вам, римскому вождю, постыдный и позорный!

Как вы могли свершить поступок злой такой,

Чтоб собственную кровь пролить своей рукой?

И Брут и Манлий так однажды поступили,^{123}

Но славы дел своих отнюдь не умалили.

Свою дурную кровь геройски невзлюбя,

Они могли порой разить самих себя!

Усердие, увы, ваш разум искушает,

И жаль, что сердце вам оно порой смущает,

Но, дочери своей отчаянье узрев,

Забудете вы все — усердие и гнев!

Да, ты напомнил мне — с изменником злосчастным

Она сейчас ушла в отчаянье опасном

И может моему приказу помешать!

Иди туда! Спеши! Беги и все уладь!

Не нужно, чтоб она супруга смерть видала!

Веди ее сюда во что бы то ни стало!

Утешь ее, чтоб нам с ней не было хлопот!

Ну, что же медлишь ты?

Она сюда идет!

Отец-злодей, свершай, свершай свое деянье!

Свою вторую казнь — несчастных поруганье!

Что медлишь ты? Узнай — и зять и дочь твоя

Виновны! Я тебе признаюсь, не тая.

Соедини же нас — супруг мой, умирая,

Мне душу просветил, открыв дорогу к раю!

От палачей твоих он пролил кровь свою,

Но я прозрела! Я блаженство познаю!

Да, да, я крещена, я верую, я знаю!

Он просветил меня, и кровь его — святая!

Да, христианка я, бери меня, казни

И свой высокий сан усердьем сохрани!

Ты, Деция страшась, Севера опасаясь,

Обязан дочь свою казнить, не сомневаясь!

На радостную смерть супруг меня зовет,

Я вижу, что Неарк мне руку подает!

Теперь к твоим богам я чувствую презренье,

Теперь и я, как он, хочу их истребленья

И громко крикну я, что идолы мертвы,

Я не боюсь их стрел — их выдумали вы!

Впервые, вопреки дочернему почтенью,

Не проявляю я к отцу повиновенья.

Не горе мне велит так смело поступать,

Не злой тоски порыв, а божья благодать!

Что мне еще сказать? Я христианка, знайте!

Радея о себе, меня на смерть отдайте!

Обоим эта смерть сулит не боль, не страх.

Вам — счастье на земле, мне — счастье в небесах!

Безнравственный отец! Злодей! Хитрец злосчастный!

Честолюбивый раб трусливости ужасной!

Убит ваш славный зять! И полагали вы

Себя спасти ценой ценнейшей головы!

А я, безумный, я, несчастного жалея,

Вступившись за него, сгубил его вернее!

Я угрожал, молил, но я не тронул вас —

Себя унизил я, но тем его не спас!

Но помните: мой гнев вас скоро уничтожит.

Не хвалится Север тем, что свершить не может,

И, погибая, вы поймете, может быть,

Что тот, кто погубил, тот мог и защитить!

Служите же богам, забыв о милосердье,

Явите им свое старанье и усердье!

Прощайте! Но когда над вами грянет гром,

Запомните, что я, ваш враг, радел о том!

Послушайте меня, постойте, умоляю!

Возможность отомстить я вам предоставляю!

Увы! Напрасно я жестокостью хотел

Надежно укрепить счастливый мой удел!

Фальшивый этот блеск у ваших ног сложу я,

На жалкое свое безумье негодуя!

Неведомой теперь я силой укреплен —

Диктует волю мне таинственный закон,

Ведет меня души чудесное волненье

От ярости былой к блаженному прозренью.

Пред господом представ, мой убиенный зять

Мне, палачу, молил прощенье ниспослать.

Его святой любви высокое горенье

Меня и дочь мою влечет на путь спасенья!

Я стал ему отцом — он спас меня, как сын,

Он — мученик теперь, а я — христианин!

Вот мщенье христиан — любви святая сила,

Она и гнев, и боль, и злобу победила!

Идем же, дочь моя! Теперь хочу я сам

Быть в жертву принесен языческим богам!

Да! Христиане мы! Пускай враги нас судят!

Я обрела отца! Отец со мною будет!

О чудо из чудес! О счастья дивный свет!

Величию творца границ и меры нет!

Кто может созерцать такие превращенья,

Не веря в чудеса, не чувствуя смущенья!

Напрасно христиан мы мучим и казним —

Они наделены величьем неземным.

Так целомудренны их добрые законы,

Что небеса дают им силы неуклонно!

Чем доля их трудней, тем выше доблесть их,

В них добродетелей сиянье не простых.

Я их всегда любил, хоть их молва чернила,

Когда казнили их, всегда мне грустно было,

Хотелось мне всегда поближе их узнать.

Мне кажется, нельзя за веру презирать.

Любого бога чтить я позволял бы людям —

Отныне христиан мы угнетать не будем!

Я их люблю, как друг, и вовсе не хочу

Уподобляться их врагу и палачу.

Вам, Феликс, вашу власть я ныне оставляю,

Служите господу, монарху угождая!

А я его любви и милостей лишусь,

Но прекращенья зла творимого добьюсь.

Он сам себе вредит своею злобой гневной.

Да будет вам господь опорой повседневной

И да откроет вам хотя б на склоне дней,

Великий свет любви и милости своей!

А мы, воздав хвалу великому Северу,

Пойдем предать земле принявших смерть за веру

И удостоенных пресветлого венца

И будем всюду чтить и величать творца!

он, даже на войне,

Посланья пылкие шлет с вестниками мне.