Оливье Клари расположился, как мог удобнее, в углу своей темницы и, положив оружие рядом на случай, если на него попытаются напасть во сне, уснул так же спокойно, как в пустыне.
Опасения канадца были совершенно лишены основания: он находился под охраной кастильского закона. Но он судил испанцев сообразно с американскими предрассудками и клеветой англичан, мстивших таким образом испанцам за свои колониальные поражения.
На следующий день, пробудившись, канадец поначалу удивился виду тюрьмы, но скоро память вернулась к нему, и он нетерпеливо стал ожидать, что будет.
Его ожидание было продолжительным, затем явился тюремщик, принесший завтрак.
— Ну! — сказал ему охотник с изумлением. — Зачем мне приносят есть вместо того, чтобы открыть дверь и выпустить отсюда?
— Не каждый день — праздник, — отвечал насмешливо тюремщик, — дверь так не открывается. Да и на что вы жалуетесь? Кажется, тюрьма вам нравится, так как вы имели случай покинуть ее и не захотели им воспользоваться!
Клари пожал плечами и повернулся к нему спиной, не желая спорить с таким негодяем.
Тот засмеялся, положил провизию на землю, вышел и тщательно запер дверь. Канадец снова очутился один.
— Черт возьми, — пробормотал он, — скверная шутка… Гм! Посмотрим, все-таки, что нам принесли поесть: плохо рассуждать, когда желудок пуст.
После такого утешительного решения он начал усердно потреблять провизию.
Едва окончил он завтракать, как услышал шум шагов и бряцанье оружия в коридоре. Дверь открылась и вошел офицер.
— Следуйте за мной! — сказал он.
— Куда ведете вы меня? — спросил канадец.
— Идите, идите, — отвечал грубо офицер, — скоро узнаете.
— Идем! — сказал Оливье и вышел.
За дверью ждал его отряд из дюжины солдат.
— Черт возьми! — сказал он. — Кажется, меня считают важным человеком.
И, не дожидаясь приказания, он сам подошел к солдатам, которые сомкнулись вокруг него.
Его провели в тот же салон, где он был накануне.
Там находился генерал. Он был один.
Офицер, толкнув канадца внутрь, удалился и закрыл за собой дверь.
Канадец сделал два или три шага вперед, почтительно поклонился генералу и ждал, когда тот к нему обратится.
Дон Лопес, в полной форме и со шляпой на голове, заложив руки за фалды своего платья, взволнованно шагал по салону с опущенной головой и нахмуренными бровями.
— Гм! Этот храбрый офицер, кажется, не в очень хорошем настроении сегодня утром, — подумал канадец. — Вчера вечером он мне больше нравился.
После нескольких минут молчания, генерал подошел к Оливье, остановился перед ним и посмотрел на него с угрожающим видом.
— А! А! — вскричал он, — вот и вы, сеньор picaro.
Вместо ответа канадец с удивлением осмотрелся.
— Чего вы ищете? — грубо спросил его генерал.
— Я ищу, ваша милость, того — отвечал тот спокойно, — к кому ваше превосходительство обращается в таких выражениях.
— А! А! — сказал тот. — Ты забавляешься. Увидим, долго ли ты выдержишь эту роль.
— Ваше превосходительство, — сказал серьезно охотник, — я не играю никакой роли. Нередко человек, пользуясь своей властью, обращается с другими, как кошка с мышью, — так вы поступаете со мной. Кто бы ни был этот человек, он поступает дурно, так как направляет свою силу на того, кто не может ему ответить.
Генерал продолжил свою нервную прогулку по комнате, но почти тотчас же вернулся к канадцу.
— Слушай, — сказал он грозным голосом, — когда я тебя увидел, ты произвел на меня хорошее впечатление. Твой отказ бежать, когда ты мог ожидать только виселицы, доказывает твою храбрость. Я нуждаюсь в таких людях! Хочешь мне служить? Ты не пожалеешь об этом.
Канадец выпрямился.
— На этот раз ваше превосходительство, — спросил он, — делает мне честь серьезно говорить?
— Да, серьезно, и жду ответа!
— Вот этот ответ, ваша милость. Я не убежал вчера, во-первых, потому, что спасаются только виновные, а я не принадлежу к ним, во-вторых, заключенный вами в тюрьму в момент дурного расположения духа, я хочу, чтобы, по справедливости, посадивший меня в заключение и освободил от него. Я помог бежать своему товарищу, чтобы показать, что если бы я хотел, то легко бы мог освободиться с ним вместе. Вы сказали, что я храбрый, это правда. Причина проста: мне нечего терять, а, следовательно, не о чем и жалеть. На мой взгляд жизнь не настолько выгодна, чтобы с ней трудно было расстаться. Вы предложили мне поступить к вам на службу. Я отказываюсь.
— А! — произнес генерал, кусая губы.
— Да, по двум причинам.
— Посмотрим.
— Хорошо! Первая: я на некоторое время соединился с вашими врагами, а дав слово, честный человек не может взять его обратно. Вторая причина, может быть, более важна. Однако, я должен вам ее сказать: если бы я и был свободен, то не стал бы вам служить, не из-за вас лично, ваше превосходительство, а из-за дела, которое вы защищаете, из-за абсолютизма: я по природе фанатичный поборник свободы.
— Очень хорошо, ты — философ. Знаешь, какая будет мораль из всего этого?
— Нет, ваше превосходительство, не знаю.
— Ты сейчас же будешь вздернут на виселицу.
— Вы думаете? — отвечал канадец, делая шаг вперед.
— Ты скоро убедишься в этом! — отвечал с насмешкой генерал.
Он подошел к столу, чтобы позвонить, но канадец прыжком тигра бросился к нему, опрокинул и, прежде чем застигнутый врасплох генерал успел настолько овладеть собой, чтобы защититься или позвать на помощь, он был крепко связан и ему старательно был заткнут рот.
С присутствием духа, которое могла дать единственно только полная приключений жизнь, которую он вел до сих пор, канадец, усмирив своего пленника, подошел к дверям и запер их.
Уверившись, таким образом, что ему не помешают, по крайней мере, некоторое время, канадец взял несколько связок бумаг, разбросанных по столу, бережно спрятал их в карманы, захватил пару богато украшенных пистолетов, осмотрел их и убедившись, что они заряжены, засунул за пояс. Затем он вернулся к пленнику, внимательно следившему за всеми его движениями.
— Теперь мы вдвоем, ваше превосходительство, — сказал он играя ножом. — Дайте честное слово благородного человека, что вы не закричите и не будете звать на помощь, и я немедленно выну кляп. Впрочем, замечу, что мы заперты, и прежде чем солдаты или слуги откроют двери, я вас убью. Ну, что скажете вы на мое предложение?
Генерал знаком показал, что принимает его.
Канадец сейчас же вынул кляп из его рта. Он сделал даже более: на руках отнес пленника в кресло и удобно усадил там.
— Вот так, — сказал он, — мы теперь можем поболтать! Видите, ваше превосходительство, вы не ошиблись на мой счет: я, по вашему собственному выражению, отчаянный негодяй.
— Да, — отвечал генерал с глухим гневом, — я поступил, как болван. Чего требуешь ты от меня теперь, когда я в твоих руках?
— Я не требую ничего, ваше превосходительство, а только желаю свободы.
Генерал думал с минуту.
— Нет! — сказал он, наконец, яростно. — Я не дам тебе ее. Убей меня, если хочешь, негодный!
— В добрый час! Вы храбрец. Ваше превосходительство, я вас не убью: я вовсе не убийца. Я хотел вам просто дать урок, чтобы вы научились уважать права людей. Теперь я перережу ваши узы.
— Ты не посмеешь! — вырвалось у генерала.
— Почему же? — спросил канадец.
— Потому, что знаешь хорошо, что освободившись…
— Освободившись, ваше превосходительство, вы поступите, как вам будет угодно, что до этого? Разве я не заявил, что не дорожу своей жизнью?
Генерал посмотрел на него.
— Тогда исполни свое обещание! — сказал он.
— Сию минуту, ваше превосходительство!
Действительно, с величайшим хладнокровием канадец развязал веревки, которыми так старательно скрутил генерала.
— А! — вскричал тот, вскакивая. — Теперь мы посмотрим!
— Подождите, ваше превосходительство, — сказал ему миролюбиво канадец, — двери еще не открыты.
Эта безумная и беспечная смелость смутила генерала, и в первый раз в жизни, может быть, сердце этого человека забилось чувством, незнакомым ему до сих пор.
— Хорошо, — сказал он, — открой!
Канадец не заставил повторять приказания и с таким же спокойным видом, какое он сохранял во все продолжение этой сцены, снял задвижку.
Генерал позвонил.
— Сейчас же оседланную лошадь! — сказал он вошедшему служителю. Потом, вернувшись к Клари, произнес: — уезжай, уезжай, не оглядываясь назад! Спеши, пока я не отменил данного приказания, так как я скоро, вероятно, раскаюсь в своей слабости.
— Я думаю, ваше превосходительство! — отвечал канадец с особенной улыбкой.
И, почтительно раскланявшись, он вышел.
Генерал с минуту думал.
— Какой странный характер! — произнес он.
Он сел в кресло, чтобы привести в порядок свои мысли, спутанные этими необычайными событиями. Его глаза случайно упали на стол.
— О! — вскричал он, гневно вскакивая, — мои бумаги!
Но напрасно пустились в погоню за охотником. Он в точности исполнил совет генерала и, пришпорив лошадь, помчался во весь дух.