Телестерион [Сборник сюит]

Благословенный остров Лесбос, славный

Рождением Алкея и Сапфо,

И Дафниса и Хлои, с Митиленой

Вдали от деревень по горным склонам,

С пещерой нимф и пастбищами коз,

А также и овец, приснился мне,

Как мир из детства, юности моей.

Большим казался остров, с городами,

Цветущая страна среди морей,

С названием столицы Митилена,

Где все звенело песней и пернатых,

И самых первых лириков Эллады,

А знать, и Рима, и Европы всей.

Алкей играл в войну, твердя Гомера,

Пел в Хоре мальчиков во время празднеств

Всегородских и свадеб, рос как воин,

К защите родины всегда готовый.

Он видел девушек во время празднеств,

Да только мельком и украдкой ту,

Чей облик нежный и веселый, чудный,

Всегда он помнил — с детства, как себя,

Из круга высшей знати государства.

Почти что сверстники, но мальчик юн,

А девочка-подросток уж невеста,

Блистающая грацией и счастьем,

Союзница Эрота, сладу нет!

Нет мочи мельком на нее взглянуть.

Ослепнув, шлепнешься, как в бездну с гор,

Сорвешься голосом, звучащим в Хоре, —

Ее уж нет, Хор девушек ведущей

Вкруг рощи к храму высоко над морем.

Товарищи все знают и смеются,

К Сапфо уж сватались; она не хочет

С замужеством спешить: свобода ей

Милей, хотя и любит петь на свадьбах

И собственные песни. Поэтесса,

Какой во всей Элладе не сыскать!

Алкей смеется, чтобы не заплакать;

Уходит, прячется от всех в горах;

К пещере нимф несет дары влюбленных,

Впервые пробуя слагать стихи,

Беспомощные, ну, так пишут все

И все, смеясь, читают свитки с веток.

«О боги!» — вслух вскричал Алкей от мысли,

Что если свиток мой прочтет Сапфо

И стих бездарный возмутит ее,

Сорвет и бросит, пожалевши нимф.

Алкей решил писать, так лучше всех,

Призвав Орфея и Гомера тоже,

Чтоб строками его зачитывались

Все у пещеры нимф, сюда примчалась

Сапфо из любопытства, кто такой

Из юношей поэтом объявился!

Стихи Алкея стали узнавать

И отвечать, поэта выследили

Его ж друзья, придав огласке имя,

Дошедшее до слуха и Сапфо.

«Алкей?!» — Сапфо с подружками в саду

Гуляла, с книжкою в руках, читая

То вслух, то про себя, забывшись словно,

Вся в трепете волнений и видений…

«Да это ж тот, в тебя влюбленный с детства, —

Кормилица сказала, рассмеявшись. —

Ребенком лет семи он здесь бывал,

И вы в саду, как на лужайке дикой,

Играли, забывая все на свете,

Нередко мужа и жену, ласкаясь,

И ты его учила целоваться…»

«Эй, замолчи! — вся вспыхнула Сапфо. —

Ну, что несешь? Да, разве это было?

Я думала, из снов моих девичьих

О старине еще времен Гомера,

Из сказок, где деяния героев

Вершатся свадьбой, или ночью сладкой,

Во славу Афродиты и Эрота,

О чем мне с детства слышать было стыдно,

А ныне сладостно до слез и муки

И снова до стыда — в руках Эрота».

«По-твоему, Алкей — Эрот, Сапфо?

Эрота ты учила целоваться?» —

Смеются девушки лукаво-звонко

В полупрозрачных туниках, слегка

Спадающих с нежнейших юных плеч.

«Эротом прилетал к тебе Алкей,

А ныне явится, смотри, поэтом,

Единственным соперником твоим,

Достойным в состязание вступить», —

Сказала юная жена буквально,

Уж выданная замуж, ей на горе,

За старого купца, с расчетом вскоре

Ей овдоветь, с приличным состояньем,

Чтоб молодость в веселье провести.

«Он приглашен на репетиций Хора

Не мной, а стороною жениха,

Как будто я для мальчиков не пела,

Как я пою для девочек сама.

И здесь не состязание, а дело,

Приятное с полезным сочетанье».

Алкей в дверь постучал не без волненья,

В ответ лишь тишина и пересвист

С подлетом ласточек к гнезду под крышей.

Стук повторил, впадая в нетерпенье,

И дверь ему кормилица открыла:

«Ну-ну, не опоздал, пришел ты рано,

В послеобеденное время сна.

Здесь выйди в двор и в сад пройди, в беседку;

Там отдохни, а можешь и вздремнуть,

Как в детстве на лугу, где сад разбит,

Какого ты не видел в Митилене».

Алкей проходит через двор с бассейном

И там, где прежде луг с кустами цвел,

С лазурью моря и небес вдали,

Он входит в сад, диковинно чудесный,

С деревьями, лианами увитых,

Что крыша, вся цветущая весной.

Алкей вошел в беседку из колонн

Под сенью дуба, с вазами цветов,

Благоуханных, в сон клонящих в зной.

Он в дрему погрузился; вдруг вошла

С воздушною стопой фигурка нимфы

«Сапфо! Иль это снится мне из детства

Пленительная нимфа, первообраз

Всех юных женщин, мне запавших в душу,

С тем я и рос, влюбленный в красоту».

«Алкей! Ты спишь и бредишь? Или это

Стихи для Хора мальчиков?» — Сапфо

Взглянула на него, как проглотила

Змея птенца, с усмешкой и с любовью,

С любовью, да, иначе не умела,

Вся нежность к жизни, женственность сама,

Хотя и смуглая, и даже очень,

С глазами — ярче ночи со звездами,

Невелика и ростом, вся движенье,

Как в танце, с грацией любви и неги.

«Стихи для Хора? Нет!» — Алкей взволнован,

Как никогда, ему почти что дурно,

Бросает в пот, в висках стучится дятел,

Сбежать бы без оглядки, а куда?

И он из свитка к нимфам произносит:

«Сапфо фиалкокудрая, чистая,

С улыбкой нежной! Очень мне хочется

Сказать тебе кой-что тихонько,

Только не смею: мне стыд мешает».

Сапфо, застыв на миг в раздумьях скорых,

С опущенной головкой удалилась.

На репетиции держалась скромно,

С Алкеем говорила, как со всеми,

И он притих, с надеждой на удачу

Со временем, и так ведь поспешил.

И вдруг, как гром средь неба ясного,

Услышал с уст других, ответ стоустный,

Стихи Сапфо с его признаньем вкупе.

«Когда б твой тайный помысл невинен был,

Язык не прятал слова постыдного, —

Тогда бы прямо с уст свободных

Речь полилась о святом и правом».

Алкей, снедаем грустью и тоскою,

Бродил в горах, охотой увлечен,

И рад бы был сразиться с кабаном

И пасть, растерзан зверем, как Адонис.

Друзья, предвидя помыслы такие

Или опасность, бросились искать

Поэта юного с чудесным даром,

Под стать Сапфо, прекрасной митиленки,

Чья слава пронеслась по всей Элладе,

Гомером пробужденной к новой жизни,

С явлением богов Олимпа в небе,

С рожденьем Афродиты и Эрота,

Когда любовь — стремленье к красоте,

Не Эрос буйный, как у кабана.

Алкей, снедаем грустью и тоскою,

С вершин предгорья видит Митилену,

Любимый город, с гаванью тишайшей

И в бурю в море с волнами до неба.

В саду укромном видит он Сапфо,

Среди цветов, с венком на голове,

Всю розовую, в белоснежном платье, —

Ее любить, с волненьем до озноба,

Как сметь признаться в том в ее глазах,

Чарующих, пленительных до счастья

Любви и неги, страсти и соблазна,

С предчувствием сплетенья юных тел

В невинности желаний — до стыда

Перед запретным, как «святым и правым».

В чем тут вина его? Эрот измучил,

Но о «постыдном» он не помышлял.

Остались бы одни, с сплетеньем тел, —

Ведь в том уже для юности — все счастье, —

В невинности объятий и лобзаний.

Алкея обвинить в постыдных мыслях,

Да в песне, что запели в Митилене,

Смеясь лукаво над самой Сапфо,

Да это же огреть его, как плетью,

С Эротом всемогущим заодно.

Ведь стрел его не избежать Сапфо,

Тогда-то запоет и о «постыдном»

С мольбою обращаясь к Афродите,

Слагая гимны ей, каких не пели

Еще нигде, ликуя и скорбя.

Весна живит Алкея, он слагает

Стихи как песни, песни как стихи,

Впервые, с голосом своим, без рифмы,

С мелодией стиха, как в песне стройной,

С созданьем лирики, с Сафо в союзе

И в спорах, в перекличках двух поэтов,

Как птиц пернатых по весне…

Лесбийскую любовь Сапфо воспела,

Но не она ее изобрела

И, не замкнувшись в ней, любила в жизни

Все высшее, прекрасное на свете,

Как солнца свет, как юность и цветы.

Прекрасному учила девушек,

А с ними юношество всей Эллады.

Десятой Музой назовет Платон

Фиалкокудрую Сапфо Алкея,

Земное воплощенье девяти,

Чудесный светоч века золотого.