Так же как и в сердце Фармера был уголок, куда он никого не допускал, так и в его скромном доме было место, куда вход всем был заказан. В подвале своего дома он устроил гимнастический зал и мастерскую. И ремонтом в доме он занимался без чьей-либо помощи: он покрывал деревянными панелями оштукатуренные стены, выкладывал кафелем пол.
В одном углу гимнастического зала располагалась коллекция сверкающих, хромированных спортивных снарядов, стопка "блинов" для штанги, "груша" для бокса и велосипед.
В другом конце зала стоял верстак со множеством различных инструментов, которые были пронумерованы и лежали каждый на своем месте. Там также находились и более сложные приспособления: токарный и сверлильный станки, на них он работал по металлу, приводя в порядок оружие, которое являлось основным инструментом в его работе.
Особая часть подвала, отделенная от всего остального помещения, представляла собой узкий, звуконепроницаемый коридор вдоль всей стены. Это был его личный тир с мишенью в дальнем конце, укрепленной в мешках с песком. В этой комнате царил полный порядок, но вместе с тем все было просто и удобно, что вполне соответствовало характеру Фармера.
Он сидел на диване, потягивая коктейль из стакана, и наблюдал за ней. Рэчел ходила по комнате, рассматривала инструменты на верстаке и даже заглянула в тир.
— Здесь так тихо,— сказала она словно самой себе. Потом она подошла к стенке с книгами и спортивными трофеями, которая занимала значительную часть комнаты. Книги были довольно странно подобраны: романы стояли рядом с техническими справочниками. Толстые тома биографических и исторических исследований были сложены рядом с иллюстрированными альбомами птиц, диких цветов, оружия, японского кино и примитивного искусства.
Такой подбор книг очень о многом сказал Рэчел: во-первых, о том, что у Фармера живое воображение и интерес к большому количеству разнообразных предметов — но об этом она и так уже знала. Во-вторых,— и это гораздо больше занимало ее — у него было много различных вещей, которые говорили о его сентиментальности. Например, на полках лежали разные предметы, напоминавшие ему о прежних годах, людях и событиях.
Там были пыльные спортивные призы, грамоты и фотографии. Вот на одной Фрэнку вручают черный пояс, а вот еще совсем юный Фрэнк с поднятой бейсбольной битой. Там были и его фотографии с тремя президентами.
Рэчел взяла одну из них и повернула ее к свету. На этом групповом снимке была запечатлена футбольная команда. Игроки уставились прямо в объектив фотоаппарата с полной серьезностью. Так фотографируются только очень юные ребята. В самом низу была надпись:
"Футбольная команда Университета Западной Виржинии".
Рэчел внимательно разглядывала напряженные лица на фотографии, пока не обнаружила Фрэнка. Она взглянула на него и засмеялась.
— О, Боже, неужели это ты?
— Это было очень давно.
— Я не знала, что ты играешь в футбол.
— Я уже не играю.
— А где ты играл? Где стоял?
— В нападении.
— Ты был жестоким игроком?
— Нет, я хорошо бегал.
Над всеми этими сувенирами почти у самого потолка висел длинный и узкий японский меч в черных лакированных ножнах. Рэчел внимательно разглядывала его, осторожно прикасаясь к полированной поверхности.
— Ты тоже что-то типа самурая?
Фрэнк рассмеялся:
— Вот тут-то уж действительно нужна дисциплина.
— Мне сказали, что ты работал в службе безопасности. А почему же ушел оттуда?
— Из-за денег.
Рэчел оглядела строгую, скромно обставленную комнату и улыбнулась.
— Да, можно сказать, что ты любишь экстравагантные вещи.
Она снова повернулась к мечу.
— Можно?
Фрэнк кивнул, и она сняла оружие со стены и начала потихоньку вытягивать лезвие из ножен.
— Осторожно,— предупредил он.
Красота обнаженного лезвия захватывала дух. Сталь была отполирована до невероятного блеска. Мягкий изгиб рукоятки безупречно подходил к руке, и весь меч был изящен как солнечный луч. Она подняла его и, держа перед собой, пошла на Фрэнка.
— А ты не простой орешек, Фрэнк Фармер,— она подошла к нему так близко, что острие клинка было на уровне его глаз, всего в каких-то двадцати сантиметрах от лица.
— Мне кажется, что телохранитель должен немного расслабляться.
Фрэнк поднялся. Клинок теперь был в двух сантиметрах от его груди. Он поднял руку и развязал шелковый шарф на шее Рэчел. Одной рукой он стянул с нее шарф, а другая задержалась ненадолго на изящном изгибе ее шеи.
— Смотри,— прошептал он, поднял шарф над головой, двумя руками расправил его и затем отпустил. Медленно и плавно прозрачный шелк опускался на острие меча. При соприкосновении с острым как бритва лезвием тонкая ткань была рассечена на две части.
Фрэнк потянулся к Рэчел, отодвинул меч в сторону, и она растаяла в его объятиях и поцелуях.
Они любили друг друга отрешенно, с такой страстью, словно все, что копилось в них эти недели и искусственно сдерживалось, сейчас вырвалось наружу с неимоверной силой. Но постепенно ночь шла на убыль, как и их экстаз, который перешел в более спокойный ритм, превратился в нежные ласки.
Уютно устроившись в объятиях Фрэнка, прижавшись к нему всем телом, Рэчел прошептала:
— Я никогда не чувствовала себя так спокойно, в такой безопасности…
Фрэнк промолчал. Он лишь погладил ее по спутанным волосам.
— Тебе никто не страшен.
— Ну, сейчас со мной справиться, наверное, было бы не трудно.
Рэчел рассмеялась и поцеловала его, затем прижалась щекой к его плечу.
— Я ничего не боюсь.
И она заснула. А Фрэнк некоторое время прислушивался к ее ровному дыханию, вглядываясь в темноту.
Она проснулась от резкого звука открывшихся шторок. Просторная спальня наполнилась лучами солнца. Она села на кровати и заморгала, привыкая к свету.
— Что? Что такое? Что ты делаешь?
Фрэнк стоял перед зеркалом в брюках и белой рубашке и завязывал галстук. Вокруг его груди шли кожаные ремни от кобуры. Пистолета в ней не было. Только взглянув в его лицо, она поняла, что произошло что-то ужасное. Он казался очень сердитым, даже разгневанным, и ничего ей не ответил.
— Фрэнк?
Фармер, взглянув на нее в упор, сказал:
— Рэчел, я хочу четко представлять, что я здесь делаю.
Когда он открыл глаза утром, тяжесть содеянного навалилась на него непомерным грузом. Он проявил слабость, а это могло погубить их обоих. Он злился, но злился на самого себя, на свою глупость, а не на Рэчел.
— Тебя что-то смущает? Ты не понимаешь, что делаешь?— она казалась озадаченной этими резкими словами.— Но я-то прекрасно понимаю, что я делаю.
— Ты мне платишь за то, что я тебя охраняю. Этим я и намерен заниматься впредь.
— Постой! Я что-нибудь не так сделала? Ответь мне!
— Нет, дело не в тебе.
— Тогда в чем дело?— она откинула одеяло, приняв соблазнительную позу, призывно глядя на него и улыбаясь. Он отвернулся.
— Ты хочешь, чтобы я умоляла тебя?— спросила она.
— Нет,— резко бросил он,— я хочу, чтобы в этом вопросе ты обходилась без меня.
Она покачала головой и нахмурила брови.
— Что происходит, Фрэнк?
— Я хочу точно знать, какую работу я выполняю,— он говорил, уставившись в пол, тщательно подбирая каждое слово, словно стараясь запомнить все, что говорил.
— И в чем же она заключается, эта твоя работа? Тебе хочется, чтобы я чувствовала себя дерьмово наутро?
Фрэнк провел рукой по волосам. Он не хотел, чтобы она именно так поняла его слова. Меньше всего он стремился сделать ей больно, обидеть ее, особенно после того, что между ними произошло.
— Ты ни в чем не виновата. Это моя вина. Нельзя влюбляться в клиентку.
— В "клиентку"?— это безликое слово будто ужалило ее.— Значит, для тебя я — лишь "клиентка" и все?
— Я сделал ошибку,— ответил Фрэнк ровно, даже монотонно, но внутри он проклинал себя за свой необдуманный поступок. Телохранитель, влюбленный в женщину, которую он должен охранять, опасен почти так же, как сам убийца.
— Какую ошибку? Я тебе больше не нравлюсь, да?
Гнев Фрэнка вырвался наружу.
— О, Господи! Я же сказал тебе: я не могу тебя охранять таким образом.
— И что же это значит?— резко спросила она.— Что все кончено? Одна ночь — и все?
— Да,— кивнул Фрэнк.
Рэчел подняла глаза к потолку, словно призывая небеса объяснить ей причину такой резкой смены в его настроении.
— Я не верю тебе.
Он открыл ящик тумбочки, стоящей около кровати, вытащил оттуда пистолет, автоматически проверил его и опустил в кобуру под рукой.
— Тебе придется смириться с этим… Или ты можешь уволить меня.
— Но спать с тобой я не могу, верно?— спросила она.
Фрэнк повернулся и с болью посмотрел на нее: неужели она не понимает, что ему тоже тяжело все это.
— Прости меня,— тихо сказал он.
— Я не могу поверить в это.
Она помолчала немного, анализируя все, что с ней произошло. Несколько часов назад она была так счастлива, чувствовала себя в полной безопасности. А теперь он отнимал все это у нее так же внезапно, как и подарил.
— Я прошу тебя… ну, послушай…
Вдруг жалость к себе сменилась яростью: он отказывал ей!!! К такому обращению Рэчел Мэррон не привыкла.
— Что же это такое ты делаешь, черт тебя побери?
— Я делаю то, что считаю необходимым. Необходимым для нас обоих.
Рэчел смотрела на него несколько секунд, словно до нее все никак не доходил смысл сказанного. Затем резко соскочила с кровати и с рычанием, в котором слышался гнев, боль и унижение, схватила одежду. Фрэнк закрыл глаза, пытаясь перебороть волну горечи и отчаяния, нахлынувшую на него.