Тельняшка математика

Город Дубна

За первый день плавания мы прошли весь канал имени Москвы и под вечер вошли в Волгу. Ночевать должны были в Дубне. Я собирался побродить по городу, а может и забрести к сокурснику, который здесь работал. Но, когда мы в сумерках подошли к городу и среди леса возникли высокие дома, многоцветные огни рекламы, караванный капитан приказал в мегафон, чтоб швартовались не к Дубне, а к противоположному темному берегу. Многие ребята, хватив лишнего в канун отхода, весь день мечтали о дубненском пиве. На берегу капитана осадила толпа недовольных моряков. Караванный был высоченный молодой парень. Он стоял перед ребятами в тенниске, обтянувшей могучую грудь, поигрывая бицепсами, шутил, теребил короткие, стриженные ежиком волосы. Разговора Караванный всерьез не принимал. Наконец, кто-то из ребят обиженно пробубнил:

– Что это? Словно коров гонят! Город рядом, а нас где погрязнее ставят. Вот какое нам уважение.

Капитан и на это ответил по-прежнему весело:

– А если мне из экспедиции приказ: в Дубну не заходить, тогда как?

Вряд ли кто ему поверил. Москва обычно места стоянок не устанавливает. И Караванный, скорее всего, распорядился не заходить в Дубну, чтобы избежать ЧП. Опасался, что ребята на пиве не остановятся, приложатся к жидкости покрепче, и пойдет чертоплясия в известном на весь мир городе.

Но, услышав, что капитан ссылается на более высокое начальство, все поняли, что Дубны нам не видать, и стали от нечего делать разбредаться по берегу. Я тоже не знал, куда себя деть. Приткнулся на палубе нашего «омика», разглядывая манящие дубненские огни, отражения которых пересекали от берега до берега всю Волгу. Здесь меня и нашел Герка.

– Эй, расхлебай! У тебя тугрики еще завалялись?

– Трояк.

– Так что же ты стоишь? Ребята лавку на берегу нашли. Чего существенного нет, а сухачом торгуют. У меня тоже есть трояк, у старпома мелочь.

Все в его изложении выглядело столь логично, что я действительно удивился, почему стою, хотя минуту назад ни расставаться с трояком, ни выпивать не собирался. Я спешно скатился по трапу вслед за Гариным. Трояка мне стало жалко – не из скопидомства, а потому что был он последний. Нам тонко намекали, что перед отплытием дадут аванс, но потом об этом как-то забыли. А так как сам отход переносили со дня на день, то в последний я, будто нарочно, не пополнил кошелек. Дорога же предстояла дальняя, и мало ли что понадобится – мыло, одеколон, зубная паста – где их взять? Но я быстро осадил себя. Может, оттого и не слепливаются у меня с ребятами отношения, не умею жить вот так бесшабашно. Герка тоже последнее выкладывает, а надо мной вечно груз тягостных раздумий. Подумаешь, в конце концов, что такое мыло? Пустяк.

На берегу нас поджидал Халин.

– Есть мани? – спросил он у меня.

– Порядок! – опередил меня Герка. – Не растеряй мелочь – и три пузыря наши.

Халин посмотрел на часы:

– Через пятнадцать минут – аут.

– Вперед, расхлебаи! – закричал Герка, и мы помчались за ним по разбитой лесной дороге, спотыкаясь в полутьме о колдобины.

Где находится магазин, Герка знал весьма приблизительно, но вел нас уверенно, будто на запах шел, и привел вовремя – за пять минут до закрытия. Магазинчик помещался в деревянном бревенчатом доме на краю села, которое лишь угадывалось по неяркой цепочке огней.

Халин в магазин не пошел, сказал:

– Топайте, а я здесь постою, может, чего подвернется.

Что он имел в виду, я не понял, а спрашивать было некогда.

У прилавка стояли два мужика из местных и человек пять наших морячков. Спросом пользовался один товар – сухое вино по два двенадцать, и потому очередь двигалась быстро. Продавщица, расторопная толстуха лет сорока, левой рукой ловко швыряла на прилавок парами бутылки, а правой хватала деньги и откидывала сдачу. Одновременно она успевала кокетничать с нашими ребятами, которые звали ее выпить. Герка тоже шепнул мне:

– Ничего кадра!

Но я с ним не был согласен и только плечами пожал. Выбросив нам с Геркой бутылки, продавщица заявила:

– Все. Торговля закрыта. Очистить помещение!

И, выйдя из-за прилавка, проворно выставила нас за дверь.

Кто-то из матросиков, на ходу продолжая уговаривать продавщицу, сказал фразочку про то, что жизнь требует разнообразия.

– Точно, мальчики! – торопливо согласилась продавщица. – Мой мужик то левый глаз мне подобьет, то правый – вот и разнообразие, не соскучишься. Ну, бывайте! Заходите еще за товаром.

Так мы и вывалились на крыльцо – всей гурьбой. Один из местных мужиков неодобрительно потряс перед глазами бутылкой.

– Дрянь, – сказал он с чувством. – Кислятина! А что делать? Добавить-то надо.

– Самогон варить надо, отец! – сказал Герка наставительно.

– Самогон! – обиделся мужик. – А то мы сами недогадливые. Выпили самогон! О том и речь.

– Ну раз выпили, то и говорить нечего, – отозвался Герка. – А то бы в гости напросился.

– А чего? – ответил мужик охотно. – Через неделю новый поспеет – захаживайте!

– Зайдем, – сказал Герка уверенно, – жди!

И он, к моему удивлению, стал подробно расспрашивать мужика, как найти его дом. Когда мужики ушли, я спросил Герку, зачем это ему понадобилось.

– А на всякий случай, – сказал он спокойно, – мало ли как сложится. Вдруг завтра двигатель не заведется, на ремонт станем.

Я подумал, что столь предусмотрительному человеку трудно пропасть в жизни.

Халина у магазина не было. Мы подождали его несколько минут на крыльце. С опушки леса донеслись женский смех и басовитое бурчание.

– Старпом! – сказал Герка. – Точно тебе говорю. Ну, расхлебай! Не теряет времени. Мы за вином, а он уж с кадрами.

Мы пошли на голоса. И действительно скоро различили в темноте фигуру Халина. Он увивался вокруг молоденькой пышной блондинки. Увидев нас, старпом сказал торжественно:

– Знакомьтесь, Леночка, – великие мариманы: механик Герасим Гарин и штурман Юрий Булавин. Без них судно ни тпру ни ну. Достойнейшие люди, Леночка, будут вашими попутчиками в жизни нынешним вечером. Весь мир облазили. Им что Лондон, что Гонконг, что Пятихатка – как свои пять пальцев.

Блондинка опять засмеялась, протянула нам по очереди ладонь лодочкой. Как только ладонь Леночки освободилась, Халин схватил ее двумя руками, прижал к губам и громко чмокнул. Леночка недовольно вырвала руку.

– Чего это вы! – сказала она строго.

– Залог будущего! – ответил Халин с откровенно наигранным волнением. – Так мы через час явимся в парадной форме. Чтоб все было люкс, Леночка. Флот надеется на вас.

Девица неопределенно повела головой – то ли просто так кокетливо ее наклонила, то ли кивнула в знак согласия – в темноте было не разобрать.

– Быстрее, братцы! – прикрикнул на нас старпом. – Я умру от долгой разлуки с Леночкой.

И мы потопали восвояси.

– О нас позаботился? – немного погодя спросил Герка.

– А ты про то, как судно в Плимут пришло, знаешь? – сказал старпом тем же тоном, каким говорил с Леночкой.

– Ну?

– Что «ну»? Знаешь или нет?

– Не знаю.

– Так и отвечай начальству. Не знаешь – так слушай. Приходит судно в Плимут. Один морячок, красавец-парень, у зеркала лоск наводит. Тут к нему ханыга подкатывается. «Куда, моряга, мылишься?» Парню лишь бы от ханыги отвязаться, через плечо бросает: «С английской королевой в любовь перекинуться». Ханыга заторопился: «А подруга есть?»

– Намек поняла, – ответил Герка. – Так есть подруга?

– Обещала! Но дело зыбкое, как фундамент из волн морских. Здесь, сам видишь, глушь, по месяцу надо женихаться.

– Так, может, пятки зря не топтать?

– Вот фраер! – возмутился Халин. – Сходим, конечно! У тебя, помнится, про запас нигде дамы не заказаны.

Не только обещанные подруги, даже сама Леночка на свидание не явилась. Мы вернулись на судно, поужинали, распили вино и пошли гулять вдоль Волги, благо здесь дорогу освещали с того берега огни Дубны.

Как бы возмещая ущерб, нанесенный нынешним поражением, старпом без остановки рассказывал о прежних своих победах над женским полом – чем дальше, тем более детально, вино забирало его все сильнее.

Иногда это была краткая информация. Вроде такой:

– Эх, сколько же я дамочек в Архангельске на свою лайбу перетаскал!

Иногда развернутая история:

– Раз шли из Англии. Должны были прямо в Питер. В последний момент приказ – в Ригу, там и разгружаться. А до того нас долго гоняли по морям. Баб три месяца не видели. В Питере меня невеста ждала – красотка. Обидно, что в Ригу завернули. Ну ладно. И там женская порода найдется. Два дня на рейде стояли. Потом разгрузка – тальманить заставили. Я тогда матросом еще ходил. Только на пятый день меня с корешом на берег отпустили. Злости до баб мы за эти дни нагуляли, может, больше, чем за весь рейс. Выходим из порта – навстречу четыре бабы – сорт не первый, не второй, а как раз, что надо. Я подкатываюсь и сходу на абордаж – мол, так и так, девочки, имеются лондоночки. Это кепки такие. На них в то время мода была. С руками отрывали. Мы с другом по сотне их провезли. Шмональщики не заметили – наша добыча, значит. Девицы портовые, про товар осведомлены. «Лондоночки, – говорят, – хорошо, а что вам взамен надо?» Я так и режу: «Вас, красотки!» Они хмыкнули. А потом та, что постарше, спрашивает: «По сколько лондоночек на сестрицу?» – «По паре, – говорю, но насчет хаты сами позаботьтесь». – «Заметано, – отвечает. – Пошли за водкой». Привели они нас в какой-то подвал, склад вроде. Но несколько коек есть. «А где еще двое?» – спрашивают. «А нет, – говорю, – сами справимся». Они опять хмыкнули. А вышло и того интересней. Друг мой выпил и отключился. Я вышел один на четверых.

– Ну и как? – выдохнул Герка. – Справился?

– Не поднимай волну, салага. Говорю ж тебе – три месяца и пять дней страсть копил.

– Да тебе приз должны были дать! – взвизгнул Герка.

– Дали! – сказал Халин мрачно. – Дали приз девицы. Через три дня я ихний приз почувствовал. Месяц потом лечился у частника. Десять лондонок как отрезало. И невеста узнала – отреклась. Жалко – такой красотки больше на моем пути не попалось.

Халин замолчал, а потом добавил с неожиданным оптимизмом:

– Но мы к любви от этого доверья не теряем, за девочками-милками во всех портах шмаляем.

Герка вдруг сказал в каком-то странном порыве:

– Хочешь, расхлебай, я для тебя Есенина заделаю?

– Ага, – сказал Халин, – заделай. Самое время.

И Герка «со слезой» стал выдавать «Я хотел, чтоб сердце билось меньше».

Хотя смысл стихов был диаметрально противоположен заявлению старпома, он почему-то растрогался:

– Ну и молоток! А еще можешь?

И Герка «заделал»: «Что ты смотришь синими брызгами или в морду хошь».

Старпом был в восторге:

– Ну, молоток! Талант, за душу хапает! – Он явно пьянел все сильнее. – С чувством выдал. – И Халин сам неожиданно перешел на стихи. – Нет, он не Байрон, он другой, еще неведомый избранник, по должности – второй механик, но с поэтической душой.

– Спасибо, друг, – сказал Герка. – В самую точку. Как раз про меня.

Мы повернули обратно к нашим судам. За всю прогулку, я, насколько помню, не сказал ни слова. Смешно, признаться, но в тот вечер я настолько был поглощен желанием стать своим в этой компании, что и все рассказы старпома воспринимал просто как забавные морские байки.