Это случилось шесть месяцев назад. «Весенний лесной пожар 2006-го», как его называли, уничтожил больше пятисот акров лесного массива, в том числе лощину Ле Хорна вместе с домом и надворными постройками. Ничего не осталось. Следователи не раз заявляли, что возможен поджог, но точную причину определить так и не смогли. В конце концов всё свели к непотушенной сигарете или костру. Заголовки национальных газет пестрели яркими предупреждениями, а округу наводнило вдвое больше журналистов, чем прежде. Пожар затмил недавние исчезновения.
По этому поводу СМИ и власти скормили общественности надежную старую байку про сатанинский культ. Дейл, Рамирес и я знали правду, но, конечно, молчали. Рамирес знал, что никто не поверит в историю про сатира и ожившие деревья, хотя он видел их и теперь верил по-настоящему. Не помню, как это началось, но к концу месяца пошли слухи о том, что Шелли Карпентер и Легерски возглавляли ковен, который поклонялся Нельсону Ле Хорну и занимался черной магией где-то в лесу.
По правде говоря, официальная версия не выдерживала критики: слишком много вопросов без ответов. Но власти это мало заботило. Огонь уничтожил все доказательства, кроме тела Кори, машины Майкла Джитлсона и его безголового трупа, нескольких следов копыт у домов Шелли и Легерски, а также пучка меха, найденного в машине Джитлсона. Тара, Клодин и Антониетта Уоллес ничего не помнили ни о похищении, ни об оргии. Конечно, смерти Пола, Майкла, Кори, Клиффа и Мерла расследовали, но, полагаю, властям было проще взять ту информацию, что не укладывалась в теорию культа, и замести ее под ковер. Совсем не как в кино, где правда в конце торжествует. Мир жил дальше, совершались новые преступления, и уже о них рассказывали в газетах. Этот случай был аккуратно упакован и перевязан ленточкой. Никто и не собирался дотошно во всём разбираться. Национальные СМИ забыли о нас уже через неделю: на повестке дня были новые стихийные бедствия и террористические атаки, войны и корпоративные скандалы.
По большей части нам удалось избежать упоминания в газетах. Тару никогда не называли по имени, а самое крупное, о чем сообщалось в новостях, было то, что тело Кори было найдено в моем доме, или, как они выразились: «В доме местного писателя обнаружено тело». Это вызвало шквал вопросов и спекуляций, но, как я уже сказал, спустя пару недель интерес сошел на нет, люди переключились на другие события, происходящие в других местах.
Рамирес ушел в отставку. Я слышал, что его вынудили сделать это из-за нарушений устава. Точь в точь как тогда, после провала дела с ограблением банка в Ганновере. Мне было жаль его, но я не собирался рассказывать правду его начальству. Рамирес держал язык за зубами, и я следовал его примеру. Я слышал, что он работает в частной охранной фирме где-то на юге. Надеюсь, он нашел то, что искал.
Антониетта Уоллес и ее муж уехали во Флориду несколько недель назад. Ребенок Лесли переехал жить к ее родителям. Они живут на севере, недалеко от Аллентауна. Я больше не хожу на бензоколонку, а сигареты покупаю в «Уолмарте». Дом Пола и Шеннон Легерски продали красивой молодой паре из Мэриленда. Они ждут ребенка. Я встретил их как-то раз и с тех пор стараюсь избегать.
Дом Мерла выставили на аукцион. Он оставил всё Пегги. Мы с Дейлом видели ее, когда она разбирала вещи бывшего мужа, и рассказали ей о том, как сильно он любил ее, и о том, что его последние мысли были о ней. Она плакала. Пегги спросила нас, как он умер. Пришлось солгать. Аукцион будет в следующем месяце. Продадут всё: антиквариат, дом, даже мастерскую. Единственное, чего там не будет, — книг Ле Хорна. Я забрал их той же ночью, когда вернулся из леса.
Новые арендаторы въехали в квартиры Клиффа и Кори: молодая пара внизу и пожилая женщина на втором этаже. Дейл и я почти не общаемся с ними. Иногда здороваемся или обмениваемся ничего не значащими любезностями. Порой лучше не знать своих соседей.
Я не писал с той ночи, хотя и пытался. Прошел через ежедневный ритуал, мое личное пау-вау, но слова так и не пришли. Кое-чего недоставало, основного ингредиента. Моей музы.
Большого Стива.
Его ошейник и поводок всё еще висят на двери. Я не могу заставить себя снять их.
Я больше не гуляю и потому, наверное, прибавил в весе.
Ночью я лежу в темноте рядом с Тарой и чувствую пустоту в нашей постели, которой раньше не было. С утра я жду, что вот-вот почувствую его холодный нос своей рукой или услышу храп, хлопки ушей, похожие на стрекот вертолета, но вместо этого тишину нарушают только мои сдавленные всхлипы.
Кажется, я всё время плачу.
Большой Стив — не единственная трещина между мной и Тарой. Мы превратились в двух незнакомцев, которые просто делят дом. Я беспокоюсь о ней, беспокоюсь о нас. Не думаю, что она всё еще любит меня, и эта мысль пугает до смерти, потому что она всё, что у меня осталось. Я помню, какой она была. Теперь она другая. Холодная. Бесстрастная. Мы не держимся за руки. Мы не разговариваем. Мы не занимаемся любовью. Сначала я думал, что это из-за изнасилования, и решил, что мы пройдем через это точно так же, как преодолевали всё остальное. Оказалось, нет. Дело было не в этом…
Она беременна.
Мы узнали через полтора месяца после инцидента. Месячные задержались. Я списал это на эмоциональную и физическую травму, через которую она прошла. Но затем тест… и визит к врачу подтвердил результаты. Мы не занимались любовью с весны, прямо перед тем, как Хайлиниус похитил ее. Да, мы предохранялись и не довели дело до конца, но ведь бывают случайности? Радостные случайности?!
Сначала мы были осторожны. Но месяцы шли, и всё складывалось прекрасно. Это должно было быть самым счастливым временем в нашей жизни. Нам не угрожал третий выкидыш: ребенок был здоровым.
Так мне, по крайней мере, сказали.
Я не пошел с ней на последнее УЗИ. Я обещал Дейлу, что помогу пристроить пандус к его крыльцу. В последнее время он всё чаще пользуется креслом. Старик сильно сдал за последние полгода.
Я помог ему и пропустил визит к врачу. Тара пошла одна. Она пообещала, что принесет домой фотографию ребенка, чтобы я мог его увидеть. Она казалась тихой и отстраненной, когда вернулась. Сказала, что они не могут определить пол, потому что аппарат работал неправильно. Фотографию тоже сделать не удалось. Жалуясь на головную боль, она легла спать и спала до следующего утра.
Пропасть между нами стала шире и глубже. Теперь я знаю, почему. Сегодня утром я нашел лист бумаги, скомканный и убранный в ящик для нижнего белья. Снимок с ультразвука. Фотография нашего ребенка.
Ребенка…
У него есть рога. И, кажется, копыта.
И это определенно мальчик. Судя по размеру, он весь в отца.
Тара наверху снова плачет. Я пришел к ней с фотографией, сказал что-то, чего не должен был. Обвинил в том, что она помнит больше, чем говорит. Упомянул аборт. Да куда уж там, я потребовал его. Она была в ярости. Заявила, что я хочу убить ребенка.
Она убежала на чердак и заперла дверь.
Я сидел здесь весь день, читал книги Ле Хорна, пытаясь понять, что же делать. Она осталась на чердаке. Иногда я слышу плач. Кажется, я нашел зелье, которое может помочь. Всё, что ей нужно сделать — выпить его. Я поднимался на чердак и пытался поговорить с ней. Я люблю свою жену. Я хочу семью. Но не так. Всё, что я делаю сейчас, я делаю для нее. Может быть, мне удастся убедить в этом Тару, и тогда всё может наладиться. Может быть, у нас даже будет ребенок.
Я хочу, чтобы она любила меня. Как раньше.
Допишу позже. Я собираюсь сохранить этот файл, записать его на диск и скрыть от посторонних с помощью заклинаний из книг Ле Хорна.
Сейчас я поднимусь на чердак и вновь попробую сделать то, что должен.
Я был на этом чердаке миллион раз, и еще никогда лестница не казалась мне такой крутой.
Я очень устал.