Тёмное солнце

Перед лавовой рекой

На следующее утро, когда все проснулись и начали сборы, Морстен заметил, что Лаитан непривычно молчалива и немного рассеяна. Она старательно избегала его взгляда, прячась за Киоми или Ветрисом, тут же отходя подальше, едва он делал шаг в ее сторону. «Неужели, я так напугал ее своим вопросом? Или чем-то еще?» — сдвинул брови Гравейн, когда Лаитан в очередной раз отошла подальше, оказавшись по другую сторону уккуна, когда самостоятельно стелила на него подстилку, отказавшись от помощи служанок. Она вообще понемногу начала выполнять их обязанности, не желая, видимо, выделяться из группы остальных, чем несказанно удивила и насторожила своих людей. Жрицы неодобрительно переглядывались, а Киоми то и дело бросала взгляды на варвара, казавшегося страшно довольным таким поведением Медноликой. Встретившись с ним взглядом, Лаитан поняла, кто застал их с Морстеном на мостках. Прямой и самодовольный взгляд варвара просто кричал о том, что он все видел и теперь у него появился весомый аргумент для воздействия на решения Лаитан. Это неимоверно злило и раздражало Медноликую, выбивая из колеи и постоянно отвлекая мысленно от прочих занятий. Не привыкшая самостоятельно седлать ездовых животных, она и так делала это медленней других, а постоянные попытки Морстена встретиться с ней взглядом, как и напыщенный вид царя Долины, приводили к ошибкам и расстройству. Лаитан едва не плакала от досады и разочарования за себя саму. Только в этот раз она в полной мере осознала, насколько не приспособлена к жизни вне дворца и Империи, где рядом с ней в тенях всегда находились те, кому поручалось обеспечивать ее всем необходимым. И кому можно было отдать любой приказ в любое время.

Покончив со сборами, все двинулись в путь. Дварф то и дело кряхтел и скулил, но в этот раз, кажется, исключительно по причине жесточайшей головной боли. Он даже не заметил, как оказался в седле, с обреченным видом усевшись на своего уккуна и хмуро вглядываясь вдаль.

Почти целый день дороги слился для всех в один сплошной пейзаж. Без людей и прочих живых существ. Только однажды они заметили в стороне движение, но разведчики не принесли дурных новостей, а лишь сослались на огромные кучи помета какого-то животного, которое с треском мелкого кустарника скрылось от них.

Песчаные прогалины, плешивыми пятнами выглядовавшие из растительности все чаще, оказывались пусты. Медноликая слышала ворчание за спиной, когда охранительницы перебрасывались фразами с варварами, обсуждая, куда подевались из этих мест немногочисленные племена шакрасов. Полулюди или полуживотные, они долгое время жили небольшими группами в этих землях, но теперь от их многолетних стоянок остались только песчаные пятна среди редеющих к предгорьям земель.

— Госпожа, ты чем-то встревожена? — обратилась к ней Киоми, оказавшись рядом, когда день снова начал клониться к закату. В глазах служанки билась тревога и готовность к действиям. Лаитан едва заметно улыбнулась. Ей нечего было ответить Киоми, которая за последние несколько дней утратила право знать мысли своей госпожи больше, чем необходимо для ее безопасности. Слишком уж часто и долго она переглядывалась с Ветрисом, будто они были старыми закадычными друзьями или любовниками. И потому признаться Киоми, что она постоянно размышляет о том, что узнал о ней Морстен, было немыслимо. К тому же, об этом узнал только он, а не Киоми. И тогда пришлось бы рассказать ей, что явно не сыграет в пользу ее и так зашатавшегося авторитета. Власть Лаитан держалась на трех столпах: страх, безжалостность и сила Мастера Мастеров. И если она теряла последнее, первые два пункта становились сомнительными сами по себе.

— Думаю, владетельница просто устала и она тревожится за судьбы своих людей и своей Империи, — высказался Ветрис, оказавшись по другую сторону от ехавшей шагом Лаитан. Киоми с сомнением посмотрела на варвара, но в его позе и взгляде было столько уверенности и убежденностив своей правоте, что она не нашлась, что ответить.

— Ей незачем тревожиться за нас, — надменно произнесла Киоми. — Мы рождены, чтобы служить нашей госпоже, как и твои Безымянные.

— Мои люди ничуть не хуже меня могут позаботиться о себе, и мне не нужны слуги для этого. Мы все братья по оружию, и каждый из нас способен справиться с превосходящими силами противника и защитить тех, кто слабее, — выпятил грудь и раздул ноздри Ветрис, вскинув подбородок.

— И кого же ты хочешь защищать, царь Долины? Кто тут не способен постоять за себя? — скрывая за вызовом страх, спросила Лаитан. Она знала, что он мог слышать то, о чем она говорила с Морстеном вчера ночью. Варвар только многозначительно улыбнулся, и Лаитан поняла совершенно отчетливо: он не слышал разговора. Возможно, видел, как Гравейн держал ее в объятиях, но не более. Это приободрило Лаитан и она улыбнулась, чувствуя, как с сердца спал тяжелый груз и страх отпустил ее. Киоми отъехала вперед, и на ее месте оказался Морстен, дождавшийся, когда служанка окажется подальше от Лаитан и Ветриса.

— Всем народам свойственно хвастовство и бахвальство, — сказал он скучным голосом, — Но каждый народ стремится выжить. Потому они громко объявляют о своих победах, чтобы вызвать уважение и страх. Мне вызывать страх незачем. Скорее уж наоборот… Вон, ты тоже поначалу опасалась даже сесть рядом.

Ветрис тихонько фыркнул, отгоняя комара, врезавшегося ему в лицо с порывом вечернего ветра.

— Госпожа никогда не опасалась приближаться к Тьме! — взорвалась Киоми, снова подъехавшая поближе. — Мать матерей ничего не боится! И я могу доказать свои слова делом, а не пустым хвастовством, — сказала она, запальчиво приподнявшись над спиной уккуна в стременах. Лаитан предпочла не вмешиваться. Посвящать свою, не в меру прыткую и спорую на расправу служанку в свои мысли Медноликая не спешила. Больно уж странно они то и дело переглядывались с варваром, отводя взгляды, едва их замечал кто-либо.

Лаитан порядком устала. Целый день в седле, жёстком и явно приспособленном под железный зад властелина севера, утомили её и вымотали. А нескончаемые споры о том, кто главное зло в их компании уже порядочно приелись. Медноликая подумала, что тут и без Посмертника можно было обойтись. Достаточно просто оставить всех в одном месте, и они сами назначат виноватого.

— Успокойся и помолчи, — спокойно ответил Киоми Повелитель Севера, и в его словах послышалось дыхание льда, которым так обильны были его владения. — Я не вправе приказывать тебе, для того у тебя есть хозяйка. Потому прошу — не надо ничего доказывать. Просто умолкни.

Он сдержал порыв, и не стал говорить ничего, что могло бы уязвить молодую служанку Лаитан. Он ясно видел, что можно было упомянуть, и как именно, чтобы та замолчала, переживая обиду. Или бросилась бы в бой, что тоже было возможно. Но ссориться со своими спутниками, вольными или невольными, ему было не с руки — Морстен, пожалуй, был единственным, кто не имел никакого интереса в визите к Отцу. Если не считать борьбы с Посмертником или…

«Я слукавил, говоря, что не испытываю никакой заинтересованности, — признал он. — Мне интересна Лаитан. И её тайны. Которые имеют и прямое отношение к моей памяти, и одновременно являются совершенно новыми. Потому дразнить Киоми и Ветриса больше необходимого глупо. С остальным они справятся сами».

Поправив движением поводьев уккуна, отклонившегося в сторону с дороги, уже начавшей круто забирать вверх, он помолчал, ожидая ответа. Но Киоми тоже молчала. Может быть, потому, что для удачного удара она находилась слишком далеко, и любой выпад перекрывала её госпожа, ехавшая ближе к Морстену.

Сам Владыка Тьмы вспомнил случившийся прошлой ночью странный разговор, сумбурный и короткий, в котором он спросил у Лаитан прямо, не теряет ли она силы. Фраза: «Сколько тебе осталось?» до сих пор казалась ему слишком тяжёлой, но там, где Свет юлит, Тьма говорит прямо.

Лаитан перехватила взгляд служанки, посмотрела на властелина и кивнула Киоми, указывая на Ветриса.

— Кажется, он ждёт тебя для обсуждения дальнейшей стратегии разведки, не доверяя дороге и её проводнику.

В голосе Лаитан послышалось явное намерение послать Киоми в дозор, чтобы та больше не поддевала властелина. Он был слугой тьмы, а она не любит шуток, если не шутит их сама. Медноликая, чья жизнь почти полных три сотни лет прошла во дворце, была настолько искушена в интригах, что могла понять настроение собеседника по одному лишь взгляду. И то, что она успела уловить из поступков и слов властелина, явно говорило о его чудовищных усилиях, чтобы не сбросить отряд в очередную яму Посмертника. И если Киоми продолжит в том же духе, Лаитан сама ему поможет. Медноликая никак не могла понять причин, которые двигали её служанкой. Зачем она старалась задеть слугу тьмы больше обычного? Ревность, неудобство союзничества, нервозность? Но Киоми была опытным и проверенным воином, чтобы проявлять хоть что-то из перечисленного. Значит, её госпожа не знала всего. А незнание приводит к краху даже самых продуманных планов. Лаитан сощурилась, глядя в спину дёрнувшейся вперёд на своём животном Киоми. Светлая голова варвара склонилась к ней, они о чём-то заговорили, возможно, обсуждая дела разведки. Лаитан посмотрела на Морстена. Властелин выглядел спокойным, видимо, привык и не к таким раздражающим мелочам, как доставучие имперцы.

Лаитан поравнялась с ним и быстро произнесла:

— Ты спрашивал, сколько мне осталось? Пара схваток в полную силу, три-четыре если не так тратиться. Потом меня не станет. Надеюсь, моя тайна порадует твою чёрную душу, но хочу напомнить тебе, что, если ты расскажешь про это остальным, тебе не дожить до конца пути тоже.

Лаитан дала шпоры, и вскоре оказалась рядом с Киоми и варваром, не желая слушать ответные слова Морстена.

Гравейн посмотрел ей вслед, покачав головой. Что-то подобное он подозревал с того момента, как нашёл первую чешуйку, упавшую с тела Медной Змеи. Приученный к экономному расходованию силы, Владыка Севера поначалу был в недоумении по поводу расточительности Лаитан, но теперь понял причину. И необходимость такой спешки тоже. Лаитан не знала, что ей не удастся пополнять силы в походе, пользуясь светом солнца каждый раз, когда оно было над головой. И поняла она это слишком поздно, истратив приличный запас. Это и вызвало такую горячность решений и желание поскорее добраться до цели.

«Вряд ли я расскажу это кому-то, — подумал Морстен, окинув критическим взглядом едущих впереди. Варвар с Киоми смотрелись почти состоявшейся парой, что бы Ветрис там не заявлял по поводу брака с Медноликой. Тащившийся с авангардом их растянувшегося каравана Гуррун, судя по напряжённой спине, старался не упасть и не захлебнуться в собственной рвоте от укачивавшей тряски уккунов. Варвары и жрицы Гравейна беспокоили мало, он их почти не замечал. — Здесь нет никого, кто бы правильно распорядился таким знанием. Что же до радости… Вряд ли меня так возвеселит небытие единственного достойного противника. Пусть даже женщины и Матери Матерей, но противостояние с которой доставило бы больше приятных моментов, чем неприятных. Лаитан…»

Дорога впереди переваливала через гребень скалистого холма, и уккуны едущих впереди уже должны были скоро достичь водораздела. Карта драконьего взгляда не грешила подробностями, но Морстен помнил, что спокойный путь уже остался позади. Теперь начались предгорья, и скоро тропа сузится, превратившись в тонкую, вьющуюся по подолу скал нитку. А там недалеко и до пронзающего сердце гор туннеля, построенного ещё до создания Империи.

«Два полноценных боя, или четыре схватки, — подумал он. — Мало. Тьма, как же мало!»

От первого уккуна, скрывшегося за гребнем, донеслись едва слышимые возгласы удивления, и, кажется, ругань одного из варваров.

Медноликая слушала варвара и служанку, убеждающих друг друга в правильности своих тактик по отношению к дальнейшему. Киоми готова была прыгнуть выше головы, лишь бы доказать долинцу своё превосходство. Спокойный и какой-то отрешённый Ветрис молча кивал, но его люди ожидали слов и приказов. Казалось, их вождь слушает Киоми просто для того, чтобы та выговорилась и замолчала.

Ехавшая рядом Лаитан поняла из разговора только то, что её служанка тихо убеждала варвара в предательстве Морстена. Лаитан даже поморщилась. «И чего ей так неймётся избавиться от слуги Тьмы? Мне он тоже не по сердцу, но пока что мы союзники, и без него ехали бы сюда достаточно долго для того, чтобы я умерла на середине пути».

— В чем спор? — спросила Лаитан. Киоми посмотрела на неё.

— Впереди что-то не так. Жрицы-разведчицы донесли о странном мороке, чей жар заставил их повернуть раньше, чем они поняли, в чем дело.

— Дорога должна была быть довольно прямой, — сдвинула брови Лаитан. Она оглянулась, чтобы поискать взглядом Морстена и его людей.

Но властелин, к которому уже спешил один из его тхади, был занят тем, чтобы не столкнуться с разгорячённым всадником, явно принёсшим ему плохие новости. Лаитан двинула было своего уккуна к властелину, но тот, отмахнувшись от подоспевшего слуги, сам вырвался вперёд, исчезая за странной дымкой, похожей на дрожащее марево в самый жаркий месяц имперского календаря.

— Ты чувствуешь запах? — спросила Лаитан. Ветрис принюхался, пожимая плечами. Киоми тоже повела носом, неуверенно кивнул в ответ.

— Расплавленный камень и пепел, — сказала Лаитан. — Такой запах бывает в Мастерской Земли, когда они объединяются с Огнём. Что с дорогой? — обратилась она к варвару и служанке. Те неуверенно переглянулись.

— Разведчики донесли только о сером тумане и падающим с неба седом снеге, который не тает, — высказался варвар.

— Там должна была быть река, мост через которую привёл бы дальше по дороге.

— Я не чувствую воду, Киоми, — сказала Лаитан. Ответом ей был громкий гул, будто по земле прокатился дождевой шторм, разбивающий о камни случайные ветхие домишки и глупых людей в них. На глазах Лаитан впереди поднялось зарево, огненным алым кольцом вспыхнувшее в воздухе, чтобы упасть вниз сотнями каменных градин, способных размозжить череп даже уккуну. Животные забеспокоились, показывая свой не такой уж и кроткий характер.

Вместо ущелья и текущей далеко внизу, между каменных клыков, бурной реки, взгляду Морстена открылась картина, к которой он, по сложившемуся мнению, должен был быть привычен. Почему-то все остальные представляли его царство, как место, где вулканы извергают в небеса пепел и подземные газы, а красноглазые слуги тьмы варят в медных котлах провинившихся и невиновных жителей земель света.

При такой мысли Повелитель Темных сил громко выругался, благо поблизости был только тхади из оставшегося при нём десятка. «Тьма, мать, и откуда нам взять столько меди для проклятых котлов? Гораздо экономнее скидывать людей в лаву, но в таком случае жерло моего вулкана переполнилось бы и потухло ещё много сотен лет назад, — мрачно подумал он. — Но, земля меня забери, что здесь случилось?»

Перед его уккуном был обрыв, блестевший свежей землёй и не успевшими потемнеть камнями, откалывавшимися едва ли не под ногами. А снизу, сопровождаемый знакомой вонью отравленных газов и опаляющим жаром земной крови, доносились бульканье и стоны скал. Под провисшим мостом, державшимся только благодаря непревзойдённому мастерству забытых строителей прошлого и крепким скалам, в которые упирались вытесанные из огромных камней несущие балки, просыпался вулкан.

Морстен дёрнул поводья, успокаивая уккуна, с опаской втягивавшего ноздрями воздух, и трясшего головой.

— Почти как дома, — тихо сказал тхади, державшийся немного позади. — Только здесь скалы трухлявые. Долго не выдержат.

— Твою подземную мать, — донёсся от левого стремени Морстена голос Гурруна. Дварф спокойной походкой подошёл к краю разлома и принюхался, после чего звучно харкнул в провал, и сдвинул шлем на лоб. — Вот сколько лет прожил на земле и под скалами, никогда бы не подумал, что здесь так близко к поверхности лава. Ни одного признака, но течёт же, предотцы меня вразуми своими большими… э, молотами!

— То есть, это случилось недавно, — заключил Морстен. — И почему я не удивлён?

Поймав вопросительный взгляд подгорного жителя, он пояснил:

— Значит, мы на верном пути, и кто-то очень не хочет, чтобы мы его прошли до конца, — Гравейн развернул уккуна. — Ты зря слез со своего животного, Гуррун. Он сейчас очень тебе пригодится.

Властелин тьмы поскакал обратно, а за его спиной вверх взмывали крупные камни, оставляющие за собой дымный след. Серый жирный пепел падал с небес, словно клочки свалявшейся шерсти с тела больного животного.

— Внизу ущелья разлом, в котором плещется лава, — доскакав обратно до Лаитан и окруживших её жриц, сообщил он, вытирая лоб, и оставляя на нем грязные разводы. — Скоро стены теснины рухнут вниз вместе с мостом. Нам нужно как можно быстрее перейти на ту сторону, владетельница, иначе можно будет бросаться на свои мечи, или прыгать прямиком в лаву. Не знаю, как у вас принято сводить счёты с жизнью при полном и бесповоротном поражении.

— При полном поражении мы гибнем в бою, — мрачно сказал варвар. Лаитан поджала губы. Жар, который волнами докатывался до неё, заставлял долинцев обмахиваться чем попало, зато для Медноликой он казался привычным. В Империи бывали засушливые годы, когда земля горела под ногами в прямом смысле слова, а грозные вулканы далеко на западе выстреливали облаками пепла вверх. После такого приходили месяцы грязных дождей, которые разъедали кожу людей и животных, а вместо жара наваливался холод. Империя могла продержаться на своих запасах довольно долго, но окрестные хозяйства гибли быстрее. Жрицы и Мастера помогали, чем могли, но они не всегда выигрывали у природы взятые взаймы силы и умения.

— Киоми, собирай отряды, мы должны успеть пройти.

Голос Лаитан был спокойный, она ещё не видела всего, что ждало её впереди…

Когда Медноликая подъехала к разлому, ей в лицо ударила волна жаркого воздуха, мороком повисшего над ущельем и расползавшегося по окрестностям все дальше. Лава, кипящая и пережевывающая камни далеко внизу, поднималась стремительно, словно её выталкивали снизу, заставляя ползти выше. Лаитан видела, как горные породы исчезают в прожорливой пасти разверзшегося ужаса. Красно-оранжевые волны с примесью черных камней и скальных пород, плавящихся в лужицы коричневатого субстрата, вылизывали ущелье, дрожащее от разгула лавы. Температура повышалась, и Лаитан, приказавшая остальным перебираться первыми, осталась с Гурруном, все ещё не решавшимся отправиться дальше. Дварф вцепился в гриву с опалённым мехом на своём уккуне, и его шлем почти прожёг на лбу упрямца красную полоску, нагревшись от окружающего жара.

— Иди с ними, они помогут, — кивнула Лаитан на своих жриц, начавших переход первыми. Дварф упрямо сдвинул брови.

— Слушай, я не люблю плавать. Но плавать в молоке земли, в молочном соке, из которого вышли все дварфы, это… кощунственно, — заключил он. — Для любого дварфа вернуться в лоно горы — значит быть облагороженным посмертно. Но эта красная кровь гор, это оранжевое пламя, в котором рождаются клинки и гибнут породы, из которой все мы однажды появились…

Лаитан склонилась к дварфу и шепнула ему на ухо:

— Гуррун, если ты сейчас не перейдёшь по мосту, я попрошу варваров нести тебя подмышкой.

Не стерпевший такого оскорбления дварф встопорщил усы, сдвинул горячий шлем на затылок и бодро вскочил в седло с таким рвением, что тут же перелетел через него и шмякнулся с другой стороны уккуна. Животное лениво проводило взглядом своего наездника, продолжив рыть копытом почву. Рядом с ним уже высилась приличная горка свежераскопанной земли. Лаитан присмотрелась. Влага из слоёв земли испарялась, дымком пара поднимаясь над ямкой, выкопанной животным. Если даже верхние слои почвы прогрелись, сколько им потребуется времени, чтобы высохнуть, сложиться, уменьшившись в объёме, и обвалиться вниз пластами?

Будто в ответ на её вопрос позади раздался бодрый клич варваров, которые въехали на мост следом за жрицами Лаитан. Дварф, завидев такое, поспешил к ним присоединиться и пропасть из вида. Первые отряды жриц уже ступили на твёрдую почву, поджидая своих подруг, чтобы отойти в безопасное место. Долинцы, проносясь по хлипкому помосту, раскачавшемуся из стороны в сторону, почти добрались до другого берега. За спиной Лаитан послышался ворчливый голос тхади. Она обернулась и упёрлась взглядом в жёлтые глаза воина. Ни слова не говоря, Медноликая въехала на мост, который шатался и трещал по швам. Добравшись до середины, она решила остановиться и посмотреть назад. Морстен уже отправлял своих людей, осторожно пробующих конструкцию на крепость. Лаитан погнала уккуна вперёд.

И в этот момент позади что-то сильно ухнуло, взметнув вверх облака пепла и гари. Жар окутал кожу Лаитан, заставляя её тратить силы на защитный воздушный пузырь, чтобы спастись от изжаривания заживо. Уккун запаниковал, дёрнулся влево, вправо, едва не ухнув с моста, одним копытом провалившись в новую дырку, скрытую теперь пепельной завесой. Лаитан чувствовала, как часто колотится сердце. Она спрыгнула с животного, взяла его под уздцы и повела за собой, закрыв его глаза ладонью. С двух сторон поднимались новые облака пепла, волны горячего воздуха и газов окутывали Медноликую, вынужденную тратить силы на возможности добраться до противоположного берега. Звуки разрывающихся далеко внизу лавовых пузырей, выбрасывающих вверх новые порции отравляющих миазмов, смешивались с хрустом и грохотом осыпающихся камней по берегам. Мост, провиснув и накренившись, едва не заставил Лаитан замереть на месте. Времени было мало, и ей пришлось слушать, как долго кричат животные и тхади, которым не посчастливилось упасть на середине дороги, когда мост почти развалился. Наконец, чьи-то руки втянули её на берег, оттаскивая подальше от края. Проморгавшись и откашлявшись, она обвела красными от жара глазами Киоми и Ветриса, втащивших её с моста.

— Властелин ещё на том берегу? — спросил варвар. Лаитан пожала плечами. Она действительно не знала ни того, пошёл ли он со своими людьми, ни того, добрался ли он хотя бы до середины моста.

— У них часть припасов и вода, — взяла варвара за рукав Лаитан. Долинец посмотрел на неё непонимающе.

— Мы должны были набрать воды тут, в реке, — пояснила Лаитан. — Реки нет. Воды не хватит на всех, если мы потеряем ещё хоть одно животное.

— Животные нам нужны, — согласился варвар. — А их наездники нам зачем? Владетельница, ты же сама сказала, что припасов на всех не хватит. Дождёмся уккунов, пойдём дальше.

В ответ на его слова из чада и пепла показалась потерянная морда обгоревшего уккуна, чья шерсть местами оплавилась до розовых волдырей на коже. Варвар втащил его с моста поближе. Киоми занялась остальными. Пока что не было ни тхади, ни Морстена. Лаитан прислушалась.

Кашель и стоны, донёсшиеся до неё сквозь гул помех от хлопков газа и каменной осыпи, стал сильнее и явственней. Варвар и её служанка уже сидели в сёдлах, ожидая её. Лаитан поднялась на ноги, и рядом с ней показались три тхади, буквально выпавшие из пузыря пепла и сажи.

Морстен оставался позади своих людей до последнего. Мост дрожал под ногами, извиваясь, как змея, с которой заживо снимают кожу, и, словно та же змея, старался сбросить вниз, в раскалённое лоно бывшей реки, людей и животных.

Да, Владыка Севера считал своих верных тхади, созданных когда-то давно Тьмой, людьми. И относился к ним соответственно, скрывая это от спутников, насколько возможно. «Какие мысли приходят порой, когда замираешь на грани, — усмехнулся он, привычным жестом погладив то место под кольчугой и темными одеждами, где продолжало перекачивать его мёртвую кровь сердце из черного металла. Замок рассказывал, что на изготовление этого механизма ушло пять черных клинков служанок Матери, и Гравейн верил древнему сооружению. — Я не могу терять сейчас никого, ни тхади, ни последнего вшивого варвара. Хотя их предводителя я бы с удовольствием куда-нибудь уронил, не насмерть, но больно. Но он тоже важен, а потому должен выжить. Но самое главное — Лаитан. Кажется, она уже в безопасности. В относительной безопасности», — поправился он, наблюдая, как лопается одна из балок, разбрасывая острые осколки камня.

— Вперёд, дети ночи! — крикнул он замешкавшимся тхади, чьи уккуны, почувствовав приближение скорой гибели, взбеленились, утратив свою всегдашнюю медлительность. — Вперёд, или ваше проклятие всегда пребудет с вами!

И он потянулся за ними, к темным сгусткам сознаний зверей и искрящимся созвездиям мыслей воинов. В этот момент Ветрис на той стороне разлома дёрнулся, ощутив странный болезненный укол, пришедший неизвестно откуда, но продолжил излагать свою точку зрения на утилизацию ресурсов слуг Тёмного. Морстен перехватил контроль над воинами и животными, направив их к цели. Спешившиеся тхади бежали впереди, испытывая, как он ощущал, неизбывное наслаждение от прикосновения Владыки к их душам. Уккуны, ревя, следовали за ними. Звери были напуганы до крайности, и переживали смертельный ужас.

Морстен, замерев, не ощущал ни жара, от которого краснели кольца его кольчуги, ни ожогов — он сосредоточился на задаче. Умения повелителей тьмы были подчас весьма странными, и его сторона, к которой Гравейн присоединился помимо своей воли, сочетала в себе качества всех остальных сил, не являясь ни одной из них. Он сделал шаг, потом ещё один, не ослабляя контроля. Середина моста качалась перед его глазами, и с увеличением расстояния слабело его влияние на тхади, но дальше они могли справиться сами. Если кто упадёт или умрёт — то такова его судьба. Он сделал, что мог.

Видимость снизилась. Впереди, на расстоянии вытянутой руки, медленно плавали хлопья пепла, и искры от каменной крошки, выгорающей в раскалённом воздухе. Лава, замершая в своей яростной круговерти, медленно переливалась всеми цветами пламени, отбрасывая отсветы на покрытые трещинами балки моста, и придавая окружению Морстена непередаваемо адский оттенок.

Владыка раздвигал своим непослушным телом тяжёлый воздух, волоча на себе груз сознаний и душ зверья и людей, которые стремились выжить, и которым он помогал это сделать. Вот первые из них вывалились из тучи забивавшего лёгкие пепла, чтобы упасть, хрипя, к ногам Лаитан и её слуг. Уккун, тряся обгоревшим рогом, рванулся вперёд, таща за собой Ветриса, вцепившегося в упряжь. Медноликая смотрела прямо в глаза десятника, который упал на одно колено перед ней, словно отдавая дань уважения коронованной Светом владычице.

Один из тхади все же сорвался вниз, медленно паря в оранжевой пелене, и Морстен, словно налетев на стену, разорвал с ним контакт. Мост под ногами дрогнул, сотрясся, и Гравейн почувствовал, что словно зависает в воздухе. Оттолкнувшись от рассыпающегося покрытия перехода над рекой пламени, он медленно побежал вперёд, понимая, что, скорее всего, не успеет добраться до спасительного уступа, где заканчивались в тёмном граните балки.

Властелин Севера, досадуя на собственную неловкость, зарычал, вкладывая в свой бег все оставшиеся силы. Они истаивали стремительнее, чем ему хотелось бы.

Лаитан, повинуясь внезапному порыву, наклонилась и помогла подняться тхади, упавшему перед ней. Из пепла посыпались, словно крупные бобы, остальные, включая и уккунов. Животные метались, разбегаясь в стороны, и тхади, только что едва не изжаренные заживо, бросились ловить животных. Другие уккуны, почуяв страх соплеменников, встали на задние ноги, брыкнули копытами передних и задрали морды вверх, угрожающе взревев. А затем все те, кто были в сёдлах, вынуждены были держаться покрепче, так как перепуганные животные бросились прочь, унося на спинах своих наездников. Киоми что-то кричала своей госпоже, пытаясь справиться с уккуном, но Лаитан не слышала. Десятник тоже побежал ловить животных, исчезнув в дымной пелене. Ветрис, продолжавший цепляться за седло, помедлил немного, но все же решил не рисковать своей жизнью, и вскочил в седло в самый последний момент, оставил Лаитан одну. Напоследок он наградил ее долгим презрительным взглядом, очевидно неодобряя порыва помогать подняться на ноги грязному выродку Тьмы. Голова варвара кружилась, а след от болезненного укола некоторое время назад заставил обеспокоиться непривычным ходом мыслей. О том, что он бросил Медноликую, Ветрис даже не думал. Треск ломающегося моста ни с чем было невозможно перепутать. Рядом с Медноликой не осталось никого, только её перепуганный уккун почему-то все ещё топтался неподалёку, переминаясь с ноги на ногу. Зрачки Лаитан стали вертикальными, глаза вспыхнули зеленью, и пепельный морок вокруг будто выцвел, раздвигаясь в новом зрении матери матерей.

Совсем рядом, буквально через десяток шагов, земля начала сползать вниз, обнажая балки моста и корни старых деревьев, уже сгоревших до черных костылей вокруг. Осыпаясь, оседая пластами породы и почвы, поверхность берега реки обнажала кривые болезненные десны скрытого в чреве земляного покрова. Вниз улетели чьи-то древние кости, почти не тронутые тлением и временем. Отдалённый всплеск и уханье подсказали Лаитан, что моста больше нет.

— Морстен! — крикнула она в пепел и газовые облака. Кожу щипало нещадно, глаза слезились, жара стояла такая, что можно было свариться в собственном соку заживо. Ей никто не ответил, и Лаитан, последний раз оглянувшись в ту сторону, куда пропали её спутники, быстрыми короткими шажками пошла к обрыву. Когда земля под ногами начала дрожать так, что она едва не упала, Лаитан опустилась на землю и поползла к обрыву, крикнув ещё раз, пытаясь перекричать ворчание подбирающейся лавы и гул осыпающихся камней:

— Морстен!

Даже тхади повелителя как-то исчезли из вида, стараясь поймать разбежавшихся животных. Медноликая понимала, что вряд ли они успеют вовремя. Лаитан внезапно поняла, что крикнула ей Киоми напоследок.

— Госпожа, властелин погибнет, ты должна спасаться!

Лаитан поняла — даже если бы Киоми и Ветрис были рядом, ползти за слугой Тьмы и хозяином Замка никто бы не подумал. Медноликой это казалось каким-то… неправильным. Стоило либо убедиться в его гибели, либо вытащить его останки, чтобы остальным было кого обвинить в западне с лавовой рекой на этот раз.

Мост рушился вниз, ускоряясь с каждым новым высвобожденным сознанием. Морстен спокойно отмечал траектории падения обломков, искрящихся на изломах кристаллами кварца, в то же самое время не прекращая попыток двигаться. Сначала он словно бы бежал вверх по небольшому склону, но с каждым шагом и каждым обжигающим вдохом уклон увеличивался, и вот уже усилий и импульса ноющих ног стало недостаточно.

Он посмотрел на рушащиеся вниз камни, и перевёл взгляд ниже, отталкиваясь изо всех сил. Он заметил уступ, образованный куском прочной скалы, выступающей в стороне от моста. Какой-то колючий кустик со свернувшимися и дымящимися листьями торчал там, словно отмечая границу жизни и смерти для конкретно взятого Тёмного Властелина. Удар был оглушающим. Скала, показавшаяся неимоверно твёрдой, выбила из его лёгких воздух, вместо этого заставив вдохнуть огненную вонь плавящегося внизу камня.

Сквозь нарастающий шум в ушах он услышал, что его кто-то окликнул. «Морок? Или правда?» Кто мог звать его здесь? Превозмогая внезапно навалившуюся боль в обожжённом и ушибленном теле, он раскрыл глаза, и попытался что-то разглядеть в окружающем мареве.

— Лаитан? — хотел крикнуть Гравейн, но вместо имени с губ сорвалось хриплое карканье. Он обессиленно упал лицом на камни, ощущая, как кожа начинает обгорать. — Лаитан.

«Не так я представлял свою кончину, — сардонически усмехнулся Морстен. Гордость и упрямство не позволяли ему просто так умереть, словно обычный человек, поддавшись давлению непревозмогаемых обстоятельств. Тёмный Властелин пошевелился, оставив на скале пласт кожи, и снова попытался встать.

Лаитан уже сползла под уклон, судорожно цепляясь пальцами за острые камни и обгорелые остовы кустарника вокруг. Корни какого-то мощного дерева, торчащие оголёнными пальцами из земли, дали ей возможность спуститься ещё ниже. Порода под ногами скользила, осыпаясь вниз, в бушующий океан лавы.

— Морстен, разорви тебя змеекрыл, где ты?! — крикнула Лаитан, и закашлялась от попавших в глотку газов и испарений. Медноликая уже не видела, откуда пришла, не слышала рёва уккунов и голосов тхади, наверняка уже подоспевших обратно, чтобы увидеть, как мост упал вниз вместе с их господином. Лаитан поставила ногу на выступ, тот соскользнул вниз комком спёкшейся земли, и она едва не покатилась вниз кубарем, успев в последний момент уцепиться за торчащие ветки упавшего дерева, прочно застрявшего на самом краю, где недавно высились опоры моста.

Лаитан было страшно. Кажется, ей ещё никогда в жизни не было так страшно. Проведя жизнь в Империи Маракаш, она знала и умела многое. Её не пугали схватки, бои и даже нападения убийц, случавшиеся в последние годы с завидной регулярностью. Она знала — с ней всегда её дар. Магия стихий, которые она подчиняла себе, трансформируя в то, чего ей хотелось. Лаитан управляла многим, но теперь, лишившись поддержки знакомых кузниц, почти потеряв силу, она боялась за свою жизнь. Сердце стучало так часто и громко, что она почти не понимала, что делает и куда идёт. Проклятый всеми светлыми богами Морстен будто пропал вовсе, и Лаитан как-то даже не подумала до сего момента, что это может быть действительно так.

Она, как и все остальные, не представляла себе, как властелин севера глупо и окончательно сгорает в кипящей лаве. Он должен был взмыть вверх на крыльях Тьмы, выбраться по головам своих тхади, восстать из пепла, соткавшись из него на другой стороне переправы.

Но его не было. Он не отзывался. И Лаитан так поразила мысль о человеческом теле властелина, способном так же, как и ее, просто сгореть без защиты и переправы, что она пропустила ветку под ногами, покатившись вниз.

Она закричала. Коротко и пронзительно, перекрывая гул и шум трескавшихся вокруг камней. Крик оборвался только тогда, когда Лаитан упала лицом на камень. В скуле что-то неприятно хрустнуло, и щеку облизнула дикая боль, а рот наполнился солёной кровью. Лаитан заплакала от боли, страха и потерянности. Слезы смыли пепел с лица, немного охладив горящие жаром щеки. Медноликая даже не представляла, что однажды сумеет испытать это, давно оставленное в детстве, чувство одиночества посреди незнакомой, опасной, угрожающе приближающейся действительности.

Прикоснувшись к щеке, она отдёрнула руку, когда от касания по лицу волной разошлась острая боль. Продолжая всхлипывать, она осторожно встала на колени, опираясь о землю ладонями, и поползла дальше, к светящемуся зеву пропасти, куда упал мост. Слезы сбили накал эмоций, подарив некое подобие отрешённости и покоя. Лаитан механически выполняла действия, перестав вздрагивать и трястись от каждого ссыпающегося рядом камешка.

— Морстен! — попыталась она в последний раз позвать мертвеца, но из-за разбитой скулы вместо крика получился какой-то сдавленный громкий стон. Лаитан решила, что если сейчас не отыщет следов властелина, как раз вон у той балки впереди, через пару шагов вниз, то повернёт обратно и попытается отыскать верный путь.

Все-таки кто-то его звал. Кто-то искал его в этом огненном аду, переносить который он мог только потому, что пять сотен лет прожил в жерле вулкана, и привык не обращать внимания ни на жар, ни на отупляющую из-за отсутствия свежего воздуха вонь. Морстен испытал сначала раздражение, потом удивление от осознания того, что кому-то из оставшихся наверху он был ещё нужен. Необходим настолько, что этот человек смог пересилить свою природу, и добровольно отправиться в пышущее огнём озеро лавы.

«Только Лаитан достаточно безумна для этого. Непохоже на всегда хладнокровную и расчётливую Мать Матерей, мать её, — пошатываясь, он оперся рукой на камень, но потом подумал, и опустился на карачки. Пусть это было недостойно, зато удобно и точно быстрее, чем терять сознание от недостатка воздуха. — Но она уже давно непохожа сама на себя. Буду считать, что это от потери силы». На губах у него против воли появилась легкая улыбка.

Он никому никогда не признавался в своей слабости. В том, что Чёрный Властелин, последний из владеющих замком, может испытывать боль, слабость, растерянность — все те качества и эмоции, что свойственны обычным людям. И по большей части он их не испытывал. Не выдавалось возможности показать их кому-то.

В самом деле, кто будет испытывать благоговение перед чудовищем, внезапно оказавшимся способным сопереживать и страдать?

Уцепившись за эту мысль, как за стальной крюк, он направился по уступу туда, откуда слышался шум оползня и какие-то звуки, которые с натяжкой можно было счесть издаваемыми человеком. Кажется, это был стон. За изгибом скалы, в небольшом углублении, он обнаружил то, что сначала счёл свёртком тряпок, которые уронил кто-то из варваров Ветриса, спасавшихся бегством. Но, уткнувшись лицом в гладкую ткань, и пощупав её обожжённой рукой, Морстен хрипло рассмеялся, вытолкнув из растрескавшихся губ:

— Владычица Лаитан… Вы проделали такой долгий путь. Чтобы погибнуть в лаве?

Лаитан едва не сбросила обратно Морстена, подкравшегося к ней так тихо. Первым порывом было ударить наотмашь, чтобы он улетел обратно в свою лаву и навсегда замолчал со своим бесценным мнением.

— Ты жив? — спросила она первое, что мучало её всю дорогу. Властелин смотрел на неё снизу вверх, стоя где-то ниже корней дерева, в которых запуталась Лаитан. Огненные всполохи подсвечивали светлые волосы Морстена и его заметную седину, придавая лицу властелина загробное выражение. Одежда на нем дымилась и была порвана, а чёрная кольчуга, казалось, светится красноватым отсветом.

— Стоило бы догадаться, что ты и сам справишься, бессмертный, — сказала Лаитан, которой стало обидно за зря потраченные усилия и разбитое лицо. И в этот момент Морстен пропал. Вниз полетели куски камня, Лаитан сунулась вслед за властелином, увидев, как он висит на руках, цепляясь за крошечный выступ камня. Он поднял голову, во взгляде читалась насмешка и ожидание логичных действий Лаитан. Он действительно ждал, когда Медноликая достанет из-за пазухи чёрный клинок и ударит по пальцам властелина Замка.

Лаитан, уцепившись ногами за корень дерева, протянула ему руку.

— Хватайся! — крикнула она, чувствуя, как поднимается рассерженная лава и дрожит измученная земля вокруг. — Ну же, хватайся!

— Ты уверена? Ты понимаешь, кому протянула руку? — спросил он, задыхаясь от жара. Слезящиеся от ядовитых испарений покрасневшие глаза властелина были широко открыты. Он настолько не ожидал этого жеста от кого-то, кроме своих тхади, что едва не разжал пальцы от удивления, лишив Лаитан возможности поймать его. На лице Морстена, выпачканном сажей и пеплом, красном от ожогов и едких паров, читалось несказанное удивление, какого он, кажется, давно не испытывал.

— Да, уверена! — рявкнула Лаитан. — Хватайся быстрее, если хочешь жить.

Времени, отведённого силой тяготения Морстену, как раз хватило, чтобы посмотреть в глаза Лаитан. Пальцы скользили по камню, оставляя на граните кровавые следы, но во взгляде Матери Матерей он смог прочесть гораздо больше, чем ранее. Слабость ли её силы, или что-то иное, но сейчас Владыка Севера смог увидеть намерения той, что владела Империей.

Она действительно хотела помочь. Не подтолкнуть, не разжать пальцы проклятого тьмой, не рубануть по ним мечом — но помочь. Спасти Тёмного Властелина. В ее глазах был ужас, страх, паника и еще кое-что — опасения за него.

В других обстоятельствах он бы долго, громко и со вкусом смеялся. Сейчас же пришлось отложить этот момент на отдалённое будущее. «Если оно наступит, — цинично отметил Гравейн, собирая в кулак свои телесные и духовные силы. Он рывком выбросил вперёд и вверх руку, вцепившись в тонкие, но неожиданно цепкие и крепкие пальцы владетельницы, и одновременно отдавая приказ своим тхади. — Если все получится…

Чтобы полностью овладеть чужими телами, он не имел ни возможности, ни желания, да и этот участок способностей Темных Властелинов он мог использовать очень слабо. Но обожжённые и обессилевшие орки поднялись, словно им засунули ледяной шип в штаны, и рванулись за верёвками, намотанными на шеи уккунов, отбрасывая с пути замешкавшихся варваров. Это Морстен почувствовал очень ярко.

Лаитан с неожиданной силой потянула его на себя, когда Тёмный уже ощутил, как жадная лава лизнула подошвы его сапог. Он помог ей, чем смог, отталкиваясь мысками обуви от трещин в скале, и спустя мгновение уже наполовину лежал на краю скалы.

Крошащийся камень под ним намекал, что неплохо было бы убраться отсюда. Лава, булькающая, словно варево в походном котле, вторила этому намёку.

Он сдавленно замычал от боли, когда острые камни проскребли по свежим ожогам, и перекатился вместе с Лаитан подальше, едва не переломав ей кости весом своего тела в тяжолой кольчуге.

Лаитан, которой потребовалась часть своей силы, чтобы вообще удержать Морстена, выдохнула с облегчением. От властелина исходил явственный запах жареного мяса, и его кольчуга, не остывшая и до сих пор красноватая, продолжала поджаривать своего владельца внутри себя. Медноликая испытала ни с чем не сравнимое чувство победы, которой ещё никогда не одерживала в жизни. Она нашла омерзительнейшего из всех живущих властелинов и вытащила его из лавового котла. И теперь не собиралась погибать рядом.

— Снимай свою кольчугу, пока ты в ней не пропёкся, как праздничный пирог, — сказала она, выталкивая слова через приступы кашля и пытаясь набрать в грудь побольше воздуха. Лаитан даже забыла о том, как сильно ударилась лицом о камень, подбираясь поближе к Морстену и пытаясь стащить с него нагретую броню. Она ожидала увидеть под ней змеиную шкуру, отсутствие плоти и кожи, мумию, шерстяное тело уккуна или кожу тхади. Морстен не то пытался ей помочь с раздеванием, не то хотел помешать, глядя на Лаитан весьма странно и растерянно. Если бы он был имперцем или долинцем, Лаитан предположила бы, что он подбирает слова благодарности. Но он был хозяином Замка, и конструкции с такой смысловой нагрузкой ему были неведомы.

— Да сними ты её уже, пока мы оба тут не сгорели, — повысила голос Медноликая, заставляя Морстена раздеться. — Она же тяжёлая, — как-то потерянно сказала Лаитан. Пласты земли под ногами снова начали уходить вниз, Медноликая шагнула к Морстену, который, казалось, опомнился от размышлений и начал стягивать кольчугу обгоревшими пальцами. Лаитан пыталась ему помочь, пока кольца не прижарились намертво к плоти властелина. Она до сих пор не могла поверить, что у Морстена самое обычное тело, а не хитиновый панцирь жука, к примеру.

И это тело уже находилось почти на той грани, когда резервы исчерпаны, и держишься только за счёт силы воли. Морстен, с трудом управляясь своими неловкими, больше похожими на разваренные сосиски пальцами смог ухватиться за воротник древней кольчуги, и с треском потянул её, срывая приплавившиеся к стёганному подкольчужнику кольца. Доспех с едва слышным укоризненным звоном упал на камень. Гравейн с облегчением вздохнул, понимая, что Лаитан оказалась права. Тяжесть действительно уменьшилась, и стало значительно прохладнее, если можно было сказать такое, находясь недалеко от потока огнистой тягучей лавы. Тлеющий подкольчужник тоже полетел наземь, и Морстен посмотрел в глаза Лаитан, которая уставилась на его торс, словно на теле Тёмного Властелина внезапно выросла чешуя или короста.

Он недоуменно посмотрел на себя. Шрамы, пересекающие тело поперёк, толстыми багровыми канатами отмечали места, где его разрубили и пронзили алебардами. Посреди грудной клетки четко выделялся символ, отмечающий то место, где когда-то билось живое сердце. Вырезанный знак позволял тому, что стучало за ребрами, поддерживать в теле Морстена жизнь, но навсегда, по его мнению, лишив его возможности ощущать эмоции. Свежие ожоги выделялись блестящими пятнами. «Ничего особенного. Обычный Тёмный Властелин», — подумал он.

Сверху посыпались камни, пыль и земля.

Увиденное Лаитан заставило бы её отшатнуться, если бы для того было пространство на скале. Но места не было, и Медноликой дорого стоило не зажать рот рукой. Вырезанный на коже черный знак на груди показал Лаитан, что Морстен действительно был лишён сердца, как она и предполагала. Но остальное… Остальное поразило её сильнее, чем она хотела показать.

У владыки севера оказалось самое обычное живое тело, шрамы на котором красноречиво говорили о смертности Морстена, а свежие ожоги подтверждали мысли властительницы лучше любых прочих доказательств.

— Ты смертный, — одними губами произнесла Лаитан, разглядывая знаки и символы на груди, — смертный, как и остальные. Тебя можно убить оружием. Нет, нет, не так, — она помотала головой, не желая соглашаться с очевидным, — не просто смертный. Ты человек. Обычный человек на троне Замка…

В голове кружились нелепые мысли. Перед ней стоял человек, едва не сгоревший в лаве на ее глазах. Не защищенный ничем, кроме раскаленной кольчуги. Но этот смертный управлял Замком, использовал Тьму и призывал ее себе на службу. Столпы мировоззрения дали широкую трещину, и она стремительно разошлась в разуме, напомнив Лаитан покрытые ледняками земли Гравейна, где иногда таилась под толстой коркой смертельно холодная вода. Медноликая физически ощутила, как зашаталось ее тело, стоя на одной ноге, под которой полз, змеясь, такой разлом. Теперь она не знала, кому верить, а кого опасаться. Её соратники и союзники твердили ей о бессмертии властелина, о том, что он не стоит помощи и чесной игры. Но сама Лаитан видела перед собой обычного человека, который, несомненно, сгорел бы заживо, если бы она за ним не вернулась. Взгляд, которым её наградил в ответ владыка Замка, вызвал у Лаитан лёгкую нервную улыбку. Так смотрят упрямцы, воины и достаточно честные наёмники, которым предлагают сомнительное дело за большую оплату.

Сверху упала верёвка, но только одна. Лаитан замешкалась, не зная, что делать дальше. Обрыв уменьшался на глазах, заставляя её и властелина подбираться ближе и ближе друг к другу, пока между ними не осталась лежать только кольчуга Морстена. Сверху послышался голос тхади, зовущий своего повелителя.

— Забирайся мне на спину, — треснувшие губы Морстена покрылись выступившей и сразу же запёкшейся кровью, но он не обратил на это внимания. — Верёвка выдержит, а тхади вытянут. Не впервой.

Видя, что Лаитан, несмотря на то, что их разделяло меньше метра стремительно таявшей скалы, все ещё не может преодолеть отвращение к нему, Гравейн смахнул кольчугу в лаву, подхватил владетельницу на закорки, и ухватился одной рукой за верёвку, обмотав тонкую бечеву вокруг запястья. Тхади, почувствовав рывок, подкреплённый отданным на последних крохах силы приказом, налегли и потянули, рванув Морстена с такой силой, что он против воли застонал от боли.

— Теперь и ты знаешь мою тайну, Владетельница, — проговорил он, чтобы скрыть вырвавшийся стон. Лаитан зашипела в ответ, обхватывая его руками за шею. — И что ты будешь с ней делать?

Лава затопила скалу под ними, слизнув последнее напоминание о том, что произошло между двумя владыками.

Лаитан вцепилась в шкуру властелина, чувствуя, как под её пальцами лопаются пузыри ожогов, сочась сукровицей вовсе не черного цвета. Тело Морстена было огненным, со следами прижаренных частей кольчуги, которые прожгли даже защиту под собой. Медноликая держалась за властелина, пока перед ней не появилось лицо тхади, едва не выпустившего верёвку от удивления. Не успела Лаитан сказать что-то, как Морстен что-то высказал нерасторопному подручному, и тот рывком втянул их наверх. Этого властелин уже спокойно не перенёс. Покатившись по земле, он тихо застонал, пытаясь не придавить собой Лаитан, упавшую рядом. Тут, где воздух казался после лавы обжигающе холодным, Лаитан почувствовала, словно в её жилах течет не кровь, а вязкая субстанция. Будто золото расплавилось, почуяв близость лавы, а теперь снова застывало прочными искорками в крови Медноликой. Она подождала, пока Морстен перестанет кататься по земле, отчитывая и откровенно понося всех вокруг, подозвала тхади, который их вытащил и, бросив тревожный взгляд в ту сторону, откуда уже слышался голос Ветриса, зовущего её служанку, сказала:

— Быстро снимай с себя рубаху и отдай повелителю. Иначе я высосу твою кровь за два удара сердца, — подкрепила свои слова угрозой Медноликая. Когда тхади подчинился, протянув одежду властелину, Лаитан тихо сказала ему:

— Я ответила на твой вопрос… Морстен.

— Да, Лаитан, — принимая одежду из её рук, ответил Гравейн. Он знал, что потом проклянёт все вокруг, включая этот мир, когда будет сдирать прикипевшую к ранам ткань, но с этим Владыка Севера мог справиться. — Как и я на твой. Это были очень… сложные ответы.

Он отвёл в сторону руку одного из мрачных тхади, протянувшего ему флягу с водой. Внутри Морстена поднималось волной странное ощущение. Забытое. Сначала он подумал, что это от перерасхода сил, полученных ожогов, но нет. Он был ошарашен, и не мог полностью справиться с этим. Принять помощь из рук своей противницы, противоположной стороны сил — такое случается не каждый день, и далеко не с каждым Темным Властелинам. Обычно из рук осиянных светом приходит гибель и разрушение, после которого Замок ищет нового хозяина, но сейчас…

— Сейчас нужно убраться подальше от разлома, — сказал он. — Потом можно будет отдохнуть.

Медноликая кивнула, с её головы осыпались сгоревшие пряди волос, заплетённых в множество косичек, переходящих друг в друга. Она провела ладонью по голове, сбрасывая с неё тошнотворно воняющие горелые волосы. Без кольчуги и без вечной холодности, на краткий миг, который ей удалось увидеть, Морстен выглядел замученным, уставшим и изрядно потрёпанным обстоятельствами человеком. Тхади сунул ей воду в руки, и Лаитан молча кивнула в ответ. Прозрачная жидкость прокатилась по иссохшей оцарапанной глотке, едва не заставив выплюнуть наружу глоток воды. Лаитан закашлялась, и не расслышала, куда делся властелин Замка, и почему вокруг стало шумно. Где-то рядом, наверняка, вскоре мелькнут светлые волосы Ветриса, одежда которого окажется чище, чем у царей Империи. Медноликая посмотрела на свой вымаранный кровью властелина севера наряд. Алые бусины на светлой ткани смотрелись бы чужеродно и даже напыщенно, если бы не смешались с грязью, размазанным пеплом, сажей и углём от горелых деревьев по дороге вниз и вверх.

Лаитан опустилась на землю, привалившись спиной к валуну, закрыла глаза и сидела так до тех пор, пока чья-то тень не заслонила ей светлое пятно пляшущей вспышки лавы внизу перехода.

Открыв глаза, она увидела дварфа. Гуррун стоял, уперев руки в бока и надвинув шлем на глаза. Он ничего не сказал, только согласно кивнул своим мыслям и ушёл прочь. Лаитан не поняла, что он хотел рассмотреть в ней, но сил выяснять у неё не было. А вслед за дварфом возник тхади, с размаху шлепнувший ей на лицо повязку с вонючей мазью. Скула тут же заныла болью, в глазах заплясали искры, и Лаитан на некоторое время была увлечена только тем, чтобы справиться с ней и прекратить подвывать, закрыв глаза.