Тёмные Воды. Зимний апокалипсис

Глава девятая

Ласковое весеннее солнышко водило своей тёплой ладонью по нашим спинам и макушкам. Это был один из первых дней, когда спустя пять с половиной лет жизни во мгле появилось ощущение тёпла и света, даримых нашим светилом. После почти шестилетних скитаний Земля возвращалась к своей звезде. Стояло начало мая по старому земному календарю, месяца два-три назад мы снова пересекли орбиту Марса, на этот раз его не встретив. Ещё через сотню дней Земля должна была пройти точку своей старой орбиты и устремиться на сближение с Солнцем.

Природа расцветала. Старая растительность большей частью погибла, и повсюду пробивалась свежая зелень, которой, впрочем, скорее всего была уготована участь сгореть в грядущем огненном лете. Но это будет дней через двести-двести пятьдесят, а пока мы радовались возвращавшимся к нам после долгих сумерек ярким краскам.

Насколько испепеляющим будет наше новое «лето», мы знать не могли, но приготовились к нему. Теперь у нас были подземные катакомбы, где мы надеялись пересидеть инфернальную жару, а если снова придётся, то и космический холод. Защитить Поляны полностью мы не могли, но над нашим небольшим хутором был возведён навес из стали, который накрывал наши постройки и продолжался ещё примерно на двадцать метров за них с каждой стороны. Он был установлен на высоких стальных штангах, которые мы стащили сюда из всех окрестных сёл и посёлков.

Не дожив месяца до этой весны, умер наш дед Мазай, и мы схоронили его на старом деревенском кладбище в километре от Полян. Таисия Прокофьевна уже почти не вставала, Катя с Полиной ухаживали за ней, как могли, но все понимали, что предстоящую жару она, скорее всего, не переживёт. Егорыч год назад отпраздновал семидесятилетний юбилей, крепился, храбрился и каждый день сообщал нам, что он ещё покоптит и без баньки нас не оставит.

В ста метрах от Полян мы приготовили большое поле, на котором собирались получить один, а если повезёт, то и два урожая разных культур. Вместе со следующим периодом благоприятной погоды мы рассчитывали запастись пищей на следующие пять-шесть лет путешествия Земли по просторам Солнечной системы. Мы очень надеялись, что наша планета закрепится на этой, хотя бы и негодной для жизни орбите, а мы уж как-нибудь приспособимся. Животный мир продемонстрировал великолепные способности к адаптации, пройдя суровую зиму без значительных потерь, вовремя откочёвывая туда, где условия способствовали выживаемости. Кроме того, мы надеялись, что наш биореактор продолжит работу, и суровые морозы, которые однажды нам пришлось перенести, не повторятся.

Надо сказать, что именно в Полянах разные странности происходили редко, но стоило отойти хотя бы на километр, а на охоте мы частенько уходили и дальше, как начинались невероятные вещи, к которым мы постепенно привыкали. В Полянах же единственной флуктуацией был грот, в котором лежала Томка. И проявлялась эта флуктуация в том, что прикоснуться к ней могла только Сюзанна. Остальных, включая и меня, при попытке её коснуться ждал сильный удар статического электричества. Непонятно было, почему на Томкином теле собирался электрический заряд, непонятно было и почему он не бил Сюзанну. Но постепенно все с этим смирились, и только Катя с Полиной иногда осмеливались провести какие-то медицинские манипуляции с телом Томки, да и то всё чаще поручали это Сюзанне.

Моё настойчивое желание устроить Томке пристанище возле родника было воспринято всеми как чудачество. Я объяснил, что таково было желание самой Томки, но и на это Стас тактично заметил, что она ведь говорила это, не вполне адекватно воспринимая действительность. Тем не менее, они помогли мне выстроить вокруг родника грот по плану, который я, действительно, нашёл дома на столе, и Томка уже больше года лежала там.

Только с Сюзанной я мог быть откровенным. У нас была общая тайна, которая связывала нас. К шестнадцати годам она превратилась в красивую девушку и приняла обязанности жрицы с какой-то даже, как мне казалось, благодарностью. Она воспринимала это как исключительное доверие и, похоже, знала что-то, чего не знал я, это было видно из непонятных мне действий у своей «госпожи», как она теперь называла Томку. У неё был чёткий режим дня, и каждый день она совершала в гроте одни и те же манипуляции. Однажды я заметил у неё на пальце чёрный камень со странным блеском. В голову сразу пришло, что это ещё один анх.

— Что это у тебя? — спросил я.

— Госпожа подарила, — ответила Сюзанна.

— Как? Когда? — удивился я.

— Давно, дядь Ген. — Много-много лет назад. Там… — она неопределённо махнула рукой.

Потом она помолчала и добавила:

— Дядь Ген, ты не обижайся. Я не могу всё тебе рассказать. Когда-нибудь сам всё узнаешь…

Игорь увидев как-то раз этот камень, словно завис, а когда я спросил его, в чём дело, он пробормотал: «Да так, Поморино… Поморино» и, явно не желая продолжать разговор, ушёл. Грот тоже наводил его на какие-то размышления, я это видел. Но делиться ими со мной Игорь не желал.

Сам я много месяцев размышлял о нашем с Томкой разговоре. Иногда мне казалось, что всё её поведение в тот день было искусной манипуляцией, целью которой было добиться моего добровольного согласия на следование плану, который был нам продиктован. На повестке дня стояло открытие школы для нашей малышни, и я сомневался: нужно ли передавать им знания человечества, если Тёмные воды добивались полного уничтожения этих знаний? Следовало ли нам восстать против диктата Тёмных вод, попытавшись, наоборот, сохранить для человечества хотя бы минимум технологий, помогающих выживать во враждебной среде, куда оно было помещено.

А среда эта была всё агрессивнее. Потепление вызвало бурный скачок жизни во всех её проявлениях, и теперь прямо в метрах от наших домов резвились опасные звери: волки, медведи, какие-то крупные хищные кошки, напоминающие рысей, а Артём однажды заявил, что во время прогулки встретил леопарда. Они никогда не проявляли агрессии и вели себя так, словно нас вовсе нет. Но несколько раз я замечал, что звери облюбовали грот. Их поведение там было таким, словно пространство вокруг грота было зоной мира: травоядные там ходили бок о бок с хищниками, птицы усаживались на голову диким кошкам, и те не пытались не то что поймать их, но даже согнать.

Тем не менее, я считал, что нам нужны средства защиты, потому что арсенал, который мы привезли из воинской части, был конечным, и по его опустошении нам и нашим потомкам нечем будет защищаться от диких зверей.

Тёмные воды намекали, что обо всём позаботятся, но не хотелось надеяться на что-то внешнее. То ли позаботятся, то ли нет… нам нужны были гарантии. Однако сразу после моего разговора с Томкой мы столкнулись с тем, что механизмы, которыми мы пользовались, стали отказывать один за другим. Даже арбалет Игоря, который был почти полностью сделан из металла, в один прекрасный день сломался. И нам было не из чего сделать подобный: мы остались без транспорта, а весь металл, который мы обнаружили в Полянах, после космических морозов стал хрупким и от лёгкого удара раскалывался.

Я пробовал поездить по окрестностям на мотоцикле, но столкнулся со сложностями. Во-первых, сам мотоцикл плохо перенёс зиму, часто ломался, и мне приходилось постоянно там что-нибудь при отсутствии запчастей шаманить. Во-вторых, за прошедшие годы топливо пришло в негодность, и во время поездок случалось, что не мотоцикл вёз меня, а я мотоцикл. По той же причине мы практически не пользовались больше нашими генераторами — заводились они с трудом и постоянно глохли. Поэтому мы постепенно лишались технических средств и даже знания, которые мы имели, не могли нам помочь обрести их назад.

А ещё оказалось, что Поляны окружены сплошной стеной небытия, граница которого находилась километрах в двадцати пяти-тридцати. На меня оно больше не действовало устрашающе, но я видел, что кольцо медленно смыкается вокруг Полян и с беспокойством ждал, когда оно подойдёт к нам вплотную. Впрочем, лет десять по моим прикидкам у нас ещё было. Кроме того, Томка говорила, что Поляны защищены нуминозной энергией родника, и это успокаивало. Но как люди отреагируют на небытие за околицей? Мы даже пополнять свои запасы в окрестностях больше не могли — прежде всего, потому что ни у кого, кроме меня и, возможно, Сюзанны, не было иммунитета к ужасу, который наводила демоническая сила, поражая волю.

Однажды я сидел с удочкой на берегу и складывал рыбу в ведро рядом. Рыба у нас клевала как бешеная — её в реке было как в ухе, а рыбаков в радиусе нескольких сотен километров, похоже, не было вовсе. Поэтому, чтобы наловить рыбы на нашу компанию, времени уходило меньше часа.

Ко мне тихо подошёл Стас. Я, не вставая, переставил ведро с рыбой на противоположную от себя сторону, и он присел на освободившееся место.

— Генка, — сказал он, — как ты понимаешь нашу конечную цель?

— Жить, — ответил я. — Какая тут ещё другая цель?

— У меня такое впечатление, что кто-то или что-то навязывает нам особый путь, по которому мы должны идти.

Я посмотрел на него.

— Почему ты так решил?

— А что бы я ни делал, происходит всегда не по-моему. Вот смотри: ветряки… Мы их сделали больше двух десятков. Их хватило бы, чтобы три таких поселения, как наше, снабжать электроэнергией. А что в итоге?

— Ну, Стас… в итоге природа распорядилась иначе.

Проблема была в том, что как только мы стали устанавливать ветряные электростанции, удивительным образом ветры в нашей местности стали явлением редким и очень слабым. Кроме того, ветряки постоянно подкапывались какими-то животными, обгрызались и очень быстро выходили из строя. К настоящему времени у нас было всего две рабочих электростанции, которых едва-едва хватало, чтобы изредка по вечерам включать ненадолго свет в наших домах.

— Тут, Генка, не просто природа, — возразил Стас. — Тут какая-то диверсия. Ну не могу я поверить в такие совпадения. Заборы они не трогают, а стоит ветряк воткнуть в землю, эти чёртовы «кроты» тут как тут. Сегодня упали последние два. И лопасти уже обгрызены!

«Кротами» мы обобщённо называли таинственных роющих существ, которые валили наши ветряки.

— Что предлагаешь? — спросил я.

— Ничего, — сказал Стас. — Руки опускаются. И ты смотри — мы постепенно теряем всё, что имели. Такое впечатление, что нам некто дал пережить морозы, а потом стал целенаправленно уничтожать всё, что человечество создало за несколько тысячелетий.

Я молчал. Стас был прав, но обсуждать это я не мог.

— Скажи что-нибудь… — потребовал Стас.

— Ну что сказать, Стас. Наверное, так и есть — нас хотят оставить без всех этих технических штучек.

— Кто хочет? — тут же вцепился в меня Стас.

Я снял с крючка очередную рыбину, поднялся и начал сматывать удочку. Мне нечего было ему ответить. Я хорошо изучил миф об Актеоне, и мне не хотелось превращаться в оленя. Даже фигурально.

Но Стас не отставал:

— Генка, я давно вижу, что ты что-то скрываешь. Вот это, например, зачем? — он указал рукой на ту сторону реки, где находился наш с Сюзанной «храм». Разве ей не лучше было лежать в тёплом доме, где Полина с Катей за ней наблюдали? И почему Сюзанна туда ушла? Ты же разумный человек, атеист — к чему это шаманство?!

Я собрал удочку, взял ведро с рыбой в правую руку и, не оглядываясь, пошёл по направлению к дому. Стас догнал меня и схватил за руку.

— Ген, — тихо сказал он, глядя мне в глаза. — Говори, что знаешь.

— Кстати, об атеизме, Стас… Зойка-то появляется ещё?

— Нет, — ответил он. — Давно уже. Вот сразу как Иришка с Максом родились, так всё и закончилось.

Деткам шёл третий год. Иришка была удивительно похожа на Аську. И всё бы ничего — отец-то у обоих Стас. Но вот черты у них обеих были Зойкины, а не Стасовы. А учитывая, что мамой Иришки была Алёна, а не Зойка… Ещё интереснее было то, что на Зойку был похож и Максим тоже.

— Я ничего не знаю, Стас, — ответил я. — Во всяком случае, ничего такого, что мог бы рассказать.

— Да я сам всё понял! — вдруг крикнул Стас. — Я знаю, что ты разговаривал с Томкой перед тем, как она… и девочки, Полина с Катей — они кое-что слышали из вашего разговора.

Я освободил руку и пошёл дальше.

— Гена! — крикнул мне вслед Стас. — Все давно заметили, что ты обособился и живёшь какой-то своей отдельной от всех нас жизнью. Ты и Сюзанна, вы сами по себе. Да скажи ты хотя бы, что нас дальше ждёт?! Ты ведь всё знаешь!

— Да тут нет секрета, Стас, — сказал я, снова остановившись. — Мы же все вместе сделали это, — я обвёл руками наш хутор. — Мы выкопали подземные ходы, разобрали вокруг дома́, свои дома накрыли. И ты прекрасно знаешь, для чего. Для защиты от огня, который сюда придёт меньше, чем через год. Что ещё я могу тебе сообщить?

— Ты знаешь, почему это всё, — сказал Стас. — Ты знаешь, кто этим всем управляет.

— Скорее, догадываюсь, — кивнул я. — Но толку-то? Изменить я всё равно ничего не могу. А вот оленем стать могу, чтобы вы меня сожрали.

— Оленем? — удивился Стас.

— Шучу, — буркнул я. — Хорошо, Стас. Я расскажу тебе, что знаю. Пойдём в дом.

Всего я, конечно, Стасу не рассказал — это было бы и долго, и не нужно, и я помнил запрет Томки и опасался. Всё-таки она была уже не совсем Томка, богиня, что ж тут! Эту часть истории я опустил. Но рассказал о Тёмных водах, о том, что цивилизация должна переродиться.

А про Томку я сказал только, что когда-то она должна проснуться.

Стас выслушал меня, ничего не сказал и ушёл. Потом, вечером, мы у костра ели уху всей коммуной и запивали остатками вина. Его у нас оставалось ещё бутылок тридцать. Игорь с Артёмом ходили на охоту и притащили живого оленя. Они отловили несколько подходящих собак в округе, приручили их и теперь ходили с ними на промысел. Этого оленя, как, смеясь, рассказывали они нам, им подарила… Напа — собака, которая была больше похожа на волчицу: дикого зверя в ней выдавали дурной нрав, вой по ночам и особая грация хищника.

— Слышим, возня какая-то — подбегаем, а они повалили его на землю и вот-вот загрызут, — рассказывал Игорь. — Особенно Напа старалась — ну что за прелесть эта псина! Напа, Напочка… — принялся он гладить и чесать зверюгу, тут же подбежавшую, услышав своё имя.

Олень лежал связанный на краю поляны, мы сидели весело, травили шуточки, дети бегали вокруг костра. Детей у нас становилось всё больше — недавно родила Полина, правда, их с Маратом дочь пока не бегала, Алёна снова ходила с пузом, к которому Стас иногда прижимался ухом, чтобы послушать, как он говорил, «пульс наследника».

— А когда мы будем запекать оленину? — спросила Полина.

Марат достал из кармана нож и протянул ей.

— Иди, перережь ему горло, — сказал он то ли в шутку, то ли всерьёз.

— Я? — удивилась Полина, но нож взяла и задумчиво посмотрела на него.

Марат молчал и выжидающе смотрел на неё. Полина повернулась и направилась к оленю, поигрывая ножом в правой руке.

— Помнишь, как я тебя учил? — сказал Марат, и Полина обернулась.

На той стороне поляны я заметил движение и вгляделся в пространство между кустами. Молодая красавица стояла там. Одна грудь её была обнажена, а другая закрыта подобием накидки, которая спадала на бёдра. В правой руке у неё был лук, а левая лежала на небольшом изящном животном, напоминающем оленёнка.

Почему-то я не удивился и не стал привлекать к незнакомке ничьего внимания. Как-то я мгновенно узнал, что делать это не следует. Но взгляд мой был прикован к ней…

В этот момент я почувствовал чьё-то прикосновение сзади. Оглянулся и увидел Люсю, которая с тревогой смотрела на меня.

— Нам показалось, что ты уснул, — сказала она.

— Просто задумался, — ответил я.

В последние месяцы всё чаще происходило вторжение в мою жизнь иной реальности. Меня словно уносило в какие-то неведомые миры, где могло происходить всё, что угодно. Случалось, что просто ни с того, ни с сего вокруг меня появлялись какие-то люди или животные. Они могли быть из разных эпох, из разных стран, а иногда я и просто узнавал в них персонажей мифов, которые активно штудировал уже много месяцев. Иногда они замечали меня и даже вступали в разговор, а бывало, что проходили мимо с отсутствующим видом.

Вот и сейчас я почувствовал наступление этой реальности и понял, что вот-вот водоворот Тёмных вод подхватит и понесёт меня… Вот-вот — вовсе не значит сию минуту, обычно это происходило в течение суток.

Насколько я мог судить, с остальными такого не случалось. Только Сюзанна иногда странно задумывалась, не реагируя на окружающее, а когда приходила в себя, отказывалась рассказывать, что ей привиделось.

Впрочем, со временем я заметил, что начинаю ощущать и мир вокруг Сюзанны. Разница была в том, что свой я видел, слышал, даже ощущал запахи. А мир Сюзанны я улавливал каким-то новым, не существовавшим у меня ранее чувством. Например, я иногда понимал, что она с кем-то разговаривает. Не видел, не слышал, а именно понимал. При этом внешне Сюзанна вела себя совершенно обычно: готовила с Машей обед или читала. Она словно вела две жизни одновременно: одну — видимую для всех и вторую — скрытую, о которой я догадывался, а остальные даже представления не имели.

Я не стал дожидаться печёной оленины и ушёл домой. Ещё до меня ушла Сюзанна, она теперь почти постоянно жила в гроте за рекой, рядом с Томкой. Через час ко мне заявились Стас с Игорем. Оба хмельные, они принесли с собой несколько бутылок вина. У Игоря на плече дремал Ванька. За ними вошли Алёна и слегка накидавшаяся Люся. Люся тут же уложила Ваньку на мою кровать и присоединилась к нам.

— Заканчивается, — сказал Игорь, открывая первую бутылку.

— Ничего, — ответил Стас. — Урожай соберём, поставим новое.

Я понимал, что они пришли ко мне не вина выпить и ждал.

— Вот ты, Гена, говоришь, что мы должны перестать бороться… — начал Игорь.

— Да! — поддакнул Стас. — Давай с этим разберёмся. Я вот помню, как-то мы обсуждали, что боги на нас гневаются и раз за разом уничтожают человечество. Ну Томка ещё рассказывала — какой-то шумерский бог… — он защёлкал пальцами, вспоминая.

— Энлиль, — подсказал я.

— Да! Энлиль! Люди сильно шумят, сказал он, давайте их уничтожим, — Стас начал руками изображать процесс уничтожения.

Потом он посмотрел на меня мутным взглядом:

— А что это значит? Это же алла… алло… аллегория, — с трудом выговорил он.

— Томка считала, что речь идёт о том, что люди, обретя разум, стали создавать вокруг себя индивидуальные ментальные миры, они начали влиять друг на друга и образовался хаос, который в шумерском мифе назван шумом, — сказал я.

— Вот именно! — ткнул в меня пальцем Стас, попытался встать из-за стола и едва не упал.

— Стас, ты лучше сиди, — попросила Алёна.

Он обернулся к ней:

— Алёнушка, спокуха… я всё хорошо соображаю.

Потом он повернулся ко мне:

— Люди создают миры, понимаешь? Люди стали как боги! — он показал пальцем в потолок.

— И что? — спросил я. Мне не нравилось, что Стас так назюзюкался.

— И то! — ответил он. — Отведали плод от дерева познания Добра и Зла! И раз уж мы создаём новые миры, то мы же можем создать такой мир, где нет никаких богов… ну как ты не понимаешь-то… это же так просто! — и он попытался посмотреть на меня, но взгляд уже не фокусировался. Он положил руки на стол, уронил на них голову и уснул.

Игорь был намного трезвее. Мы вдвоём взяли Стаса под руки и перетащили на кровать в соседней комнате. Оттуда моментально раздался могучий храп.

Потом мы сели и налили по стакану вина себе и на донышке Люсе, которая несильно отличалась от Стаса.

— Ты понял, что он сказал? — спросил Игорь. — Создать миры, в которых нет богов. то есть раз уж мы оказались в такой ситуации, когда от цивилизации ничего не осталось, воспользоваться этим и воспитывать детей в духе атеизма. Исключить религию и любую мифологию вообще!

— В такой концепции богом станет человек, — ответил я. — Движение в эту сторону и есть причина катаклизмов. Так, во всяком случае, мне было сказано.

— Кем сказано? — спросила Люся.

— Стас не всё успел разболтать? — удивился я.

И я в двух словах рассказал им о том, что видел «на том свете».

— Интересно… — хмыкнул Игорь. — И ты во всё это веришь?

— Какая разница, во что верить, Игорь? Вот Стас верит, что если воспитать поколение безбожников, то наступит счастливая безбожная жизнь. Проверить-то мы всё равно не можем.

— И всё-таки в этом что-то есть, — настаивал Игорь. — Если твои эти… Тёмные воды формируются из наших мыслей, а наши дети не будут иметь всех этих предрассудков с богами, то…

— Они не формируются из наших мыслей, — оборвал его я. — Они существуют отдельно от нас и влияют на каждого из нас. Не наоборот. Мы только вносим лёгкое волнение в эти воды.

Вскоре Алёна устала и ушла к Стасу, а мы с Люсей и Игорем вышли во двор вдохнуть чистого весеннего воздуха. Ночи стояли тёплые, близость Солнца уже ощущалась. Высоко в небе сияла Немезида, и мне она показалась крупнее обычного.

— Гляньте-ка, она подросла, — сказал Игорь, как будто подслушав мои мысли.

— Странно, — сказала Люся. — А Стас говорил, что она через пять тысяч лет прилетит…

— Так почти шесть лет уже прошло, — ответил Игорь. — Тысячная часть. Вот и растёт, — он подмигнул красной звезде и даже помахал ей рукой.

— Да, Ивану уже скоро полтора, — задумчиво сказала Люся.

— А Аське — пять, Иришка с Максом подрастают… — сказал я. — Кстати, где они?

— Егорыч их на сегодня к себе взял, — ответила Люся. — Он же как дед им, я понянчусь, говорит, идите, отдыхайте…

— Думаю, параметры атмосферы меняются, — возвращаясь к Немезиде, сказал я. — Поэтому кажется, что она стала больше. А на самом деле — просто чётче.

— Ну а почему, Гена, нам не сделать так, как говорит Стас? — спросил Игорь. — Ведь интересная идея. Если, кроме нас на планете никого нет…

— Есть ещё места… — сказал я.

— Откуда знаешь? — спросил Игорь.

— Томка сказала, — брякнул я.

Игорь с Люсей посмотрели на меня как на умалишённого.

— Так она же умер… — Игорь осёкся. — Она же уснула. Во сне, что ли приходила?

— Тогда ещё, Игорь… когда очнулась ненадолго.

— Аааа… — протянул Игорь. — Так ты меня дослушай. Если на планете никого больше нет, то мы можем сформировать новое ментальное поле, в котором будет всё так, как мы хотим. И никаких богов, никаких героев, никаких там всяких… я не знаю — русалок, чертей, понимаешь? Будет мир чистой науки. Золотой век человечества. Человек станет управлять Вселенной!

— А говоришь, богов не будет, — посмотрел я на него. — Ты просто одних богов предлагаешь заменить на других. А кончится тем же. Томка…

— Да что твоя Томка, — разгорячился Игорь. — Забудь ты про Томку, забудь. Она уже не проснётся! Вообще давно пора положить её в гроб и отнести на кладбище! Она же мёртвая, как ты не поймёшь — уже полтора года мёр-тва-я!

Люся укоризненно посмотрела на него, взяла под руку и повела за угол.

— Всё в порядке, Люся… — сказал я. — Это логично, я бы на вашем месте тоже так думал. Вы не уходи́те, а то Ванька проснётся и испугается.

Я вернулся в дом. Прошёл к себе в комнату. На моей кровати разметались Алёна со Стасом. Я достал из шкафчика стёганое одеяло и бросил его на пол. В коридоре раздались тихие шаги и шёпот — Люся по пути что-то начитывала Игорю.

Через десять минут наступила тишина, все, наконец улеглись. А мне не спалось. Я ворочался, слова Игоря меня задели. Я понимал, что все давно считают Томку умершей, даже Катя с Полиной, хотя они и знали, что она очень медленно, но дышит, что сердце её хоть и редко, но бьётся. Но впервые мне это было вот так высказано, обычно эту тему обходили стороной, а наши с Сюзанной занятия у родника считали с моей стороны чудачеством, а с её — игрой.

И тут нахлынули на меня Тёмные воды. Окровавленный олень со стрелой в боку лежал, привязанный копытами к жерди, и Егорыч с Игорем освежёвывали его. Они уже сняли шкуру с туши, Стас расстилал её на земле. В руке его был каменный скребок, которым он собирался почистить шкуру перед выделкой. Егорыч топором рубил копыта, а Игорь вырезал куски мяса с филейных частей тела.

В двух шагах от происходящего спиной ко мне на бревне сидели две девушки. Они были одеты в лёгкие льняные рубашки из грубовато вытканного полотна. Волосы их прямо спадали на бёдра и кончиками касались земли.

«Русалки какие-то, — подумал я. — Мара, что ли в гости зашла?»

Игорь вырезал очередной кусок, бросил нож на землю, вытер руки полотенцем и перешёл на десяток метров в сторону, где в костровой яме уже дымились красновато-жёлтые угли.

Егорыч в это время раздвинул у оленя рёбра и, пошуровав во внутренностях ножом, вынул оттуда сердце. К моему удивлению, оно ещё билось. Он встал и подал сердце девушке, которая подошла к нему. Та взяла его, прижалась щекой и, повернувшись, понесла к брёвнышку. Волосы закрывали её лицо. Вторая девушка протянула руки навстречу, чтобы принять сердце оленя. Первая резким движением откинула волосы назад и лицо её открылось. Это было лицо Сюзанны. Она смотрела прямо на меня и улыбалась. Вторая девушка взяла сердце двумя руками и, поднеся к лицу, вонзила в него свои зубы.

Резкая боль пронзила левое подреберье, и я снова очутился в комнате. Я полежал немного с открытыми глазами, дождавшись, когда боль стихнет, а затем встал и вышел на улицу. Олень стоял возле калитки и смотрел на меня. Я быстро заскочил домой и схватил арбалет, откуда-то взявшийся и висевший на стене. На ходу натягивая тетиву, я выскочил на улицу и увидел оленя стоявшим у последнего дома нашего хутора. Я медленно пошёл к нему, стараясь не спугнуть. Когда я уже поднял арбалет, чтобы выстрелить, зверь одним скачком оказался за углом. Выбежав из-за угла, я обнаружил, что оленя нигде нет, а на мостике через реку стоит девушка. Увидев меня, она повернулась и направилась на другой берег. Я пошёл за ней.

Девушка шла к лесу. Мы избегали туда ходить, так как оттуда часто раздавался волчий вой. С собой у меня был только арбалет, я не собирался гнаться за оленем дальше, чем до реки. Но человек — другое дело. Кто эта девушка и как сюда попала? Возможно, это снова чужая реальность смешивается с моей. Или опять меня влечёт в какую-нибудь легенду.

Девушка дошла до опушки и оглянулась. Убедившись, что я иду следом, она скрылась между деревьями. Я бегом преодолел оставшееся до леса расстояние и вошёл в него. Как-то сразу потемнело. Я огляделся. Наш лес был лиственным, а здесь вокруг стояли могучие ели.

— Снова угодил куда-то, — сказал я вслух.

— Куда-то… — раздалось совсем рядом. Я резко повернулся. Седой Бес, ухмыляясь, стоял на бугорке из сухой хвои.

— Штоль опять заблудимшись? — спросил он. — Немудрено в ентаком-то лесе.

— А ты чего тут? — спросил я. — Ты же степовой, как в лес попал?

— Да я и леший тож, — ответил Седой Бес. — Домой-то показать как выйти? Аль сам поплутаешь?

— Тут девушка была, ты не видел её? — вместо ответа спросил я.

— За девкой прибёг? — засмеялся Бес. — Девка была, как же… Да вон она, — он показал рукой мне за спину, и я тут же оглянулся, — ждёт тобе.

Но позади никого не было. Однако оставалось странное чувство, что кто-то есть. Старый Бес засмеялся.

— Охо-хо, — выдохнул он и стёр бисеринки пота со лба. — Ну пошли, что ли. Приведу тобе к девке-то.

И проходя мимо меня, махнул мне рукой. Я молча пошёл за ним. Мы углублялись в чащу, и я испытывал двоякое чувство: с одной стороны мне казалось, что мы идём уже час, два, три, день, второй, а с другой — было ощущение остановки времени.

В конце концов, я устал и крикнул:

— Седой Бес! Дай отдохнуть.

И, не дожидаясь ответа, присел на бугорок рядом. Едва я к нему прикоснулся, как земля зашевелилась, и я провалился. Провалился и полетел, кажется, к центру Земли. Но довольно быстро падение прекратилось, и я вылетел из норы на поверхность… Осмотревшись, я убедился, что местность мне незнакома. Это была ярко освещённая лесная поляна. Теперь лес вокруг был лиственным. Ласково грело солнышко, нежный ветерок приятно обдувал лицо. Чистый свежий воздух, напомнивший мне детство, входил в лёгкие. Я почувствовал прилив сил, бодрость наполнила моё тело, а разум прояснился, мышление стало чётким, внимание концентрированным.

На другой стороне поляны под массивной кроной старого дуба прямо на земле сидели мужчина и женщина, занятые друг другом. Я всем своим существом ощущал светлую любовь, которая исходила от них. Внешняя и внутренняя красота этих людей была не похожа ни на что, с чем я когда-либо встречался. Присмотревшись, я узнал в женщине девушку, которая стояла на мостике. Только там на ней было яркое платье, а теперь только веер зелёных листьев составлял некое подобие юбки, а грудь прикрывала тонкая полупрозрачная ткань.

Я поборол стеснение и решил подойти к ним, чтобы узнать, куда попал. Но едва я подумал об этом, как мужчина повернулся в мою сторону и раздался приказ не двигаться. Это были не слова, а просто ощущение того, что мне запрещено шевелиться.

Вслед за этим мужчина встал и сам направился ко мне. Женщина, поднявшись, отряхнула с себя прилипшие травинки и скрылась в лесу. Мужчина подошёл ко мне вплотную и некоторое время разглядывал меня, ничего не говоря. Это был белокурый, идеально сложенный молодой человек с лицом, не имеющим никаких признаков щетины. Физически он был абсолютно без изъянов. Ум его был открыт для меня, и я не нашёл в нём ни одной мысли. Это было чистое созерцание. Оно проникло внутрь моего сознания и изучало, забираясь во все уголки моей памяти.

Затем мужчина повернулся и поднял руку. В тот же миг грациозное животное удивительной красоты вышло на поляну. Это был больших размеров конь с рогом на голове. Он был покрыт ослепительной снежно-белой шерстью. «Единорог», — подумал я, и человек возле меня едва заметно улыбнулся. За первым животным вышло второе. Оно было отдалённо похоже на первое, но без рога. Зато на спине были огромные белые крылья. Крылья эти создали словно колыбель, в которой полулежала та самая красавица, которая только что дарила свои ласки мужчине. Животное явно было мифическим пегасом.

Они приблизились. Женщина изучающе смотрела на меня, а я на неё. Она повела рукой, и я почувствовал, что могу встать. Неуклюже поднимаясь, я обнаружил, что арбалет стал настолько тяжёл, что мне не удалось оторвать его от земли. От моих усилий он треснул и развалился на части. Женщина счастливо засмеялась. Мужчина тоже улыбнулся и положил руку ей на талию.

Затем женщина мягко соскочила со спины пегаса, который при этом подставил ей своё крыло наподобие горки, и подошла ко мне. Она улыбнулась и прикоснулась к моему лицу. Бритвенные принадлежности у нас заканчивались, поэтому моё лицо было покрыто пятидневной щетиной. Девушка тут же отдёрнула руку и прикоснулась к пальцу языком. Тут пришла моя очередь засмеяться, впрочем, я тут же остановился, когда увидел, что из пальца девушки течёт кровь. Она проколола пальчик моей щетиной!

Некоторое время девушка смотрела на свой палец, и прямо на глазах кровотечение остановилось. Она снова посмотрела на меня и улыбнулась. Я почувствовал, что она исследует меня и внутренне напрягся.

— Ты чего такой колючий? — услышал я. — Расслабься.

Женский голос звучал не снаружи, а внутри меня. Тембр его был приятно обволакивающим. И я расслабился, позволив ей войти в меня. Мужчина больше не пытался меня «зондировать», и я понял, что они обмениваются полученными знаниями друг с другом.

Вскоре девушка снова влезла на пегаса. Я снова услышал голос в себе, на этот раз он был мужским:

— Садись сюда, гость.

И мужчина указал мне рукой на животное. Я всё детство скакал на совхозных лошадях, и почти всегда они были без упряжи. Поэтому залезть на единорога мне не составило бы труда. Но едва я приблизился к нему, как мужчина взял меня двумя руками за поясницу и лёгким движением усадил на спину единорога. Сложен он был превосходно, но та лёгкость, с которой он поднял мои восемьдесят с лишним килограммов, меня поразила.

Девушка убедилась, что я уселся и ударила коленями своего пегаса. Он поскакал медленной рысью, а следом за ним двинулся и мой единорог. Я оглянулся — мужчина, не торопясь, шёл за нами, с каждым шагом всё больше отставая. В детстве, когда мы с моими приятелями скакали на неосёдланных лошадях, особым шиком было держать руки за спиной, показывая, что не нуждаешься в дополнительной опоре. Удерживаться на спине при этом помогали бёдра, которые крепко сжимали бока лошади. Сейчас мне показалось несолидным прижиматься к животному, хватаясь за гриву, и я вспомнил детские навыки. Я очень хотел понравиться красавице на пегасе, и она, ощутив это, оглянулась и подбодрила меня нежной улыбкой.

Лес был довольно густым, но животные умело огибали все препятствия. Пегас легко перелетал невысокие кустики или пригорки, создавая крыльями небольшие шквалы, которые обрушивались на меня. Несмотря на наличие крыльев, летел он тяжело, быстро приземляясь. «Он с ношей», — появилось в голове, и я понял, что это девушка, услышав мои мысли, прокомментировала недооценку крылатого коня.

Было непривычно воспринимать в себе чужие мысли. Я внезапно много узнавал об окружающем. Это было удивительное ощущение, когда неожиданно, как бы само по себе, приходит полное знание.

«Это ещё не знание, а просто сведения», — услышал я.

Вдруг я услышал крик.

— Генка! — раздалось слева и я обернулся.

Среди зарослей мелькала чья-то фигура. Я присмотрелся, но ветви деревьев мешали мне различить детали. «Не останавливайся», — услышал я голос моей провожатой. Затем она посмотрела в сторону фигуры, и та замерла. Как раз в это время нас окружила сплошная стена деревьев, и я потерял из виду человека, который меня окликнул.

Вскоре мы выехали на другую поляну, у края которой стоял каменный грот. Женщина снова легко скатилась с пегаса, спрыгнул на землю и я. Девушка посмотрела на меня и с улыбкой указала на вход, который был прикрыт пологом. Снаружи постройка показалась мне смутно знакомой, и войдя внутрь, я сразу понял, почему: это была копия того грота, в котором сейчас лежала моя Томка. У дальней стены стояло точно такое же ложе, но оно было пустым. Женщина жестом пригласила меня прилечь на него, и я подчинился.

«Отдохни с дороги, путник», — услышал я. Из воздуха тут же сублимировались две красавицы, которые начали снимать с меня одежду. Мне стало неудобно. «Не волнуйся, — прозвучало снова в голове. — Они бесплотные и помогут тебе расслабиться». Похоже, она не понимала, что я стесняюсь своей наготы, потому что сама вела себя весьма вольно — сбросила с бёдер подобие юбки из листьев, а с груди ту едва заметную накидку словно сплетённую из паутины. Красота её тела поразила меня, но я не успел насладиться зрелищем, так как «бесплотные» девушки немедленно переключили моё внимание на себя, начав проделывать с моим телом манипуляции, которые мне даже сложно определить. Это чем-то походило на массаж, но им не являлось. Меня мгновенно охватила сладкая нега, и я потерял желание не только двигаться, но даже смотреть. Веки мои сомкнулись, и я как будто задремал. А когда пришёл в себя, то обнаружил, что красавица лежит рядом и смотрит прямо на меня, облокотивши голову на руку и повернувшись всем телом ко мне. Её левая грудь соском касалась моего запястья, но девушку, казалось, это совершенно не смущало.

«Этого только не хватало, — подумал я. — Сейчас придёт хозяин дома, застанет нас за этим и чёрт знает, что подумает!». Не успел я это подумать, как лицо красавицы исказилось то ли гневом, то ли страхом. «Не поминай беса!» — услышал я. Ту же в голове, как назло, закрутилось «чёрт-чёрт-чёрт-чёрт…», а затем внезапно сработало нечто, вроде блокировки, и мысли пришли в порядок.

По сигналу девушки, мои «массажистки» куда-то упорхнули, и это не фигура речи, они исчезли именно с какими-то полными изящества птичьими движениями, словно взлетая. Почти мгновенно одна из них вернулась с красивой амфорой из неизвестного материала и протянула её мне. «Выпей», — приказала мне красавица, и я, подчиняясь, привстал на постели и взял амфору в руки.

Одновременно в шатёр вошёл мужчина, который, наконец, догнал нас. По понятной причине я вздрогнул, однако хозяина, видимо, совершенно не взволновало, что его женщина делит со мной ложе. Он мгновенно скинул с себя лёгкую одежду, и те же бесплотные «феи» немедленно подскочили к нему, чтобы заняться уже его телом.

Я поднёс амфору к губам и почувствовал манящий аромат. Запах был настолько чарующим, что у меня приятно закружилась голова. Я сделал глоток жидкости из амфоры и ощутил… нет, это было не блаженство, это было блаженство в кубе и ещё раз в кубе, и ещё. Возможно именно это состояние индусы называют нирваной. После второго глотка моё тело стало невесомым, а после третьего остался лишь бесплотный дух, который нёсся через пространство-время…

Я ощущал полное бездействие и отсутствие вокруг какой-либо субстанции. В то же время, со мной явно что-то происходило. Меня переполняли неизвестные доселе ощущения, и я познавал нечто такое, о чём до сих пор не имел никакого представления. Казалось, что я погружён в некую пучину, которая обволакивала мой дух и пронизывала его насквозь. В языке нет слов, чтобы описать то, что я чувствовал в этой пучине, лишь три ассоциации отдалённо описывают это — блаженство, тепло и свет, но и они далеки от полноты. Это состояние длилось вечность и не длилось ни секунды…

Возврат в тело был похож на падение с крыши небоскрёба. От резкой боли, которая продолжалась лишь мгновение, я открыл глаза, приподнялся, и увидел себя в доме на полу. С кровати раздавалось мерное похрапывание Стаса и лёгкое дыхание Алёны. За окном светало.

Я чувствовал себя так, словно проспал целый год. Тело наполняла невероятная бодрость. Спать совсем не хотелось, хотелось кипучей деятельности. Я поднялся и посмотрел на Стаса. Вокруг него кружилось лёгкое облачко, и в нём я узнавал появлявшиеся и исчезающие образы Зойки, Аськи, Игоря и какие-то неизвестные мне. Я понял, что это его сон. Для меня он был настолько ясным, словно я сам видел его, но со стороны. Это было чем-то похоже на стереофильм. Я перевёл взгляд на Алёну. Ей снился я. Вот ведь, подумал я. Пять лет прошло с той мимолётной радости, а она всё ещё вспоминает…

Это подогрело моё самолюбие, но, посмотрев на Стаса, я устыдился. Вот он принял Алёну с не очень хорошей среди нас репутацией, сделал счастливой, и никто теперь не вспоминает её ненасытную нимфоманию…

Я прошёл на кухню и налил воды. Каждое утро уже лет двадцать я начинаю свой день со стакана воды. Это помогает мне взбодриться и настроить организм на… да на что угодно — на жизнь. Сейчас я не чувствовал в этом потребности, но привычка — вторая натура.

Прихлёбывая из стакана глоток за глотком, я открыл входную дверь и вышел на крыльцо. Ещё будучи в доме, я почувствовал чьё-то присутствие снаружи, поэтому фигура Седого Беса не вызвала у меня удивления.

Старик повернулся ко мне и растянул рот в щербатой улыбке.

— Одарили тебя щедро, путешественник… хе-хе… ну и мы им взамен оставили кой-чё. Спасибо, что позвал, добрый человек!

Он снова посмотрел на меня:

— Яяяблочко! — и захохотал.

До меня мгновенно дошло всё, и я уронил стакан на крыльцо. Вода, расплескавшись, намочила Бесу рубашку. Он коснулся её ладонью, и мокрое пятно исчезло.

— Так ты, бесятина этакая, весь человеческий род сгубил?! — взревел я и, вцепившись в ворот Бесовской рубахи, встряхнул его и приподнял к себе.

— Но-но, — неожиданно строго сказал вдруг нечистый дух. — Ты не дерись, добрый молодец, — он усмехнулся и неуловимым движением выскользнул из моих рук.

— Всё. В мире. Идёт. По плану, — сказал он с паузами, медленно отходя шаг за шагом назад. — Ежли оленю суждено быть запечённым, его запекут. А нет — встанет и уйдёт. — Отдаляясь, Седой Бес становился всё меньше и меньше, пока не юркнул как мышь под калитку и исчез вовсе.

Я посмотрел ему вслед и подумал о Томке, которая, как я теперь понимал, стала связующим звеном между Адамом с Евой и нами — между первыми шагами человечества и последними, которые ознаменуют собой его возрождение.

«Она уже не проснётся!» — сказал Игорь. А я промолчал.

Я знал, что проснётся.

Автор ждёт читателей, желающих задать вопросы, в своей группе в Telegram: Тёмные воды Алексея Черкасова (https://t.me/AlexCherckasov)