Тёмными тропами

Все тайное…

Потом Оби-Ван долго думал, что именно стало той последней соломинкой, сломавшей спину банты.

Поначалу он решил, что это был разговор, произошедший перед посвящением Энакина в рыцари.

Они шли по коридору в Зал Совета, медленно, потому что Кеноби еще не до конца оправился от нежного гостеприимства Вентресс. Энакин фонтанировал словами и эмоциями, не зная, что происходит, а Оби-Ван неторопливо ковылял, пытаясь представить это как исполненную достоинства походку, и слабо морщился от боли, разрывающей голову на части.

Энакин то и дело на него косился, разглагольствуя о том, что он не ребенок, что он уже давно заработал звание рыцаря. Что под руководством Квай-Гона он уже давно стал бы таковым…

Кеноби с трудом удерживался от покачивания головой. Квай-Гон… Как всегда, разговоры о его погибшем мастере причиняли боль и неудобство. Да, он Джинна уважал и практически боготворил, но Оби-Ван отлично помнил, каким упрямым и насаждающим только свое личное мнение мог быть мастер, как он отпихивал его в сторону в моменты нужды, даруя утешение кому угодно, но не своему падавану. Да, к концу ученичества их отношения более-менее наладились, у них была сильная учебная связь… Что не помешало Джинну отбросить своего нынешнего ученика в пользу будущего. А ведь это было не в первый раз… Достаточно вспомнить отказ от Фимора.

Энакин знал Джинна только несколько дней. Что не помешало ему возвести незнакомца на пьедестал. Как же! Джинн сказал, что он будет джедаем. Вот именно…

Сказал.

Иногда Кеноби размышлял, а что бы сделал его мастер, если бы выжил? Позволили бы ему тогда взять Энакина в Храм? Если честно, то Оби-Ван сильно сомневался. Это ему позволили, благодаря сочетанию множества условий: гибель мастера, убийство ситхов, угрозы самого Оби-Вана оставить Храм, да и еще по мелочи…

Так что, скорее всего, нет. Слишком разозлился тогда Совет на самоуправство Джинна. Да и демонстративное выпинывание падавана на рыцарские испытания тоже выглядело отвратительно: за две недели до этого Квай-Гон громко и недвусмысленно заявлял, что Оби-Ван не готов. Что ему надо многому научиться. И тут такой резкий разворот… Положение Энакина: не возраст и рабство отпугнули и насторожили Совет, люди попадали в Храм и в более позднем возрасте, да и зачастую с гораздо худшим багажом за плечами. Достаточно Рама Коту вспомнить.

Нет, Совет увидел повторение истории Ксанатоса. Тогда Джинн тоже орал, что вот это тот самый Избранный. Мальчишка тоже имел семью. Квай-Гон тоже просто жаждал его обучить. И чем все закончилось? Невзирая на многочисленные попытки достучатся до погрязшего в самоуверенности Джинна?

Вот то-то и оно.

Самому Оби-Вану тоже хватало. Шок от гибели мастера, непонимание падавана… Он сам был ребенком. Если бы Энакин вырос в Храме! Если бы он хотя бы хотел изучить все, что и остальные дети… Если бы он хотя бы слышал то, что ему говорят.

Если бы…

Множество «если» с двух сторон, ведь Оби-Ван постоянно сомневался в себе. Не перегнул ли он палку? Правильно ли поступил? Понимает ли он вообще желания и поступки своего падавана? Он воспитывал Энакина так же, как Джинн воспитывал его, но все равно мучился и переживал, что делает все неправильно – не лучше, а только хуже.

Ведь ему никто не помогал, только давили со всех сторон, а Кеноби слишком привык прятать свои слабости: его мастера они никогда не интересовали и в расчет никогда не принимались.

Все чаще Кеноби уныло думал о том, что он плохой мастер, а Квай-Гон был бы для Энакина гораздо лучшим наставником. Он слабо улыбнулся падавану, ответив что-то невпопад.

– Квай-Гон был бы лучшим мастером, чем ты! – неожиданно резко выкрикнул Скайуокер, и Оби-Ван едва не споткнулся, получив в очередной раз подтверждение своим сомнениям и страхам. В глазах Энакина сияла враждебность, тем более непонятная для мужчины, что он не мог четко сказать, чем это вызвано. Ведь еще недавно Скайуокер искал его, наплевав на запреты, Кеноби был так рад, что его падаван жив, что искал его, подыхающего в проклятой ситхской маске. Ему казалось, что между ними разбилась та невидимая стена, которая все росла и росла с начала войны…

Эта фраза проколола сердце, как стилет. Насквозь.

Кеноби машинально спрятал в рукава трясущиеся руки, от падавана пахнуло виноватым извинением… Мужчина на миг замер, чувствуя, что шатается и сейчас упадет, но привычно собрал волю в кулак, направившись к двери.

– Да, Энакин, – глухим голосом пробормотал джедай. – Ты прав. Мастер Джинн был бы гораздо более лучшим мастером, чем я.

Скайуокер, видимо, сообразил, что перешел все границы, и забормотал дежурные извинения – как всегда. Кеноби не отвечал, погрузившись в какое-то оцепенелое горе. Он действительно плохой мастер. Плохой.

Впрочем, эти пораженческие мысли не помешали мужчине встать в круг мастеров и начать церемонию посвящения в рыцари.

Скайуокер сиял самодовольством. Он схватил отрезанную косу, восхищенно пялясь на зримое свидетельство своего рыцарства. Кеноби улыбнулся, с теплотой, непонятно как найденной в глубине депрессивной души проговаривая положенные слова. Мастера наблюдали, вставляя свои пару кредитов, Йода кивал, тяжело опираясь на палку… Бывший падаван сунул косу за пазуху, гордо выпрямившись.

Зал неожиданно затих.

Кеноби смотрел в лицо Энакина, в сияющие голубые глаза, пытался что-то найти, понять… Ничего. Парень коротко поклонился и умчался прочь. Дверь закрылась. Оби-Ван выпрямился, развернув плечи и пряча руки в рукава. Никто не увидит его слабости. Никто.

– Что ж… Продолжим? Что у нас на повестке дня?

Душу кололи полные жалостливого сочувствия, легкого злорадства, уверенного «я же говорил» и равнодушия взгляды.

Тогда мужчина решил, что вот это была та самая последняя соломинка, но впоследствии оказалось, что он ошибся. Он погрузился в самокопание, мучился сомнениями, перебирая воспоминания, ища, где поступил не так. Месяц, отпущенный на восстановление, подходил к концу, Энакин в Храме практически не появлялся, пропадая непонятно где. Вернее, понятно, но джедай делал вид, что ни о чем не догадывается. Кеноби его не искал, дав свободу, о которой его бывший падаван так грезил. Совет все так же занимался рутиной, пытаясь хоть как-то минимизировать потери, им было не до страданий отдельного члена их нестройных рядов.

В последний день перед отлетом на фронт Кеноби наносил визиты. Бейлу… Падме. Сенатор приняла его, как всегда, вежливо, Оби-Ван улыбался и расточал комплименты, наслаждаясь дорогим чаем – роскошью, недоступной на фронте. Неожиданно зазвенел комлинк, Падме отошла поговорить, потом резко забегали служанки. Одна из них принесла шкатулку с драгоценностями, сидящий на диване джедай бросил внутрь мимолетный взгляд. И буквально замерз.

Сердце замерло, но снова забилось с огромным трудом.

Он допил чай, вежливо раскланялся с виновато улыбающейся Падме и вымелся прочь. Мужчина сам не знал, как попал в Храм. Он механически собирал скудные пожитки, попутно осмысливая виденное. Теперь многое предстало в новом свете. Кеноби вспоминал все то, от чего отмахивался, что старательно отодвигал в сторону, он заново размышлял над произошедшим, оставив свое бесконечное оправдание падавана. Он сравнивал Энакина с собой, решив, что тот поступит так же, как и он.

Пора было принять реальность, в которой Скайуокер поступит по-другому. Так, как это свойственно ему, а не тому идеальному джедаю, который существует лишь в воображении Оби-Вана.

Подхватив мешок, Кеноби бросил взгляд на почти голое помещение: отличная иллюстрация всей его жизни, – захлопнул дверь и направился прочь. Его ждала война.

Мужчина мчался по коридору, после очередного поворота едва не налетев на наблюдающего за юнлингами Йоду. Взгляд магистра Кеноби сразу не понравился. Он остановился, Йода завел разговор… Чем дальше, тем больше это беспокоило, пока джедай не понял, что происходит.

– Нет.

– Что? – недоуменно повел ухом старик.

– Нет. Я не буду брать еще одного падавана, – отрезал Кеноби. – И нет. Я не хочу, чтобы вы навязали рыцарю Скайуокеру кого-то. Пожалейте ребенка. Вы хотите его гибели?

Йода сощурился, внимательно изучая неожиданно непреклонного мужчину.

– Мало мастеров у нас… Дети страдают.

– Раньше вас это не беспокоило, – неожиданно резко даже для самого себя высказался Оби-Ван. – Пожалуйста, гроссмейстер, – с нажимом произнес он. – Не надо вашей воистину настойчивой помощи. Это должен решать каждый сам за себя.

– Когда-то, – Йода недобро нахмурился, – помог я тебе падаваном стать.

– И чем ваша помощь обернулась? – едко ухмыльнулся Оби-Ван, которого просто несло. – Напомнить? Еще раз. Очень вас прошу. Пожалейте юнлингов. Их гибель – на вашей совести.

Йода опустил глаза. Постоял, сгорбившись… Медленно побрел прочь.

Тихое «хорошо» донеслось до Оби-Вана.

– Что значит, меня направляют к Мастеру Куну? – недовольно нахмурился Скайуокер. Мейс брезгливо скривился.

– То и значит, Скайуокер. Ты теперь рыцарь, полностью самостоятельный, – в голосе коруна звучала издевка, – так что, будь добр, исполняй свои обязанности.

– Но я думал, я отправлюсь к Оби-Вану! – с подозрением уставился на пустое кресло парень. Взгляд Мейса стал жестким.

– Рыцарь Скайуокер, – тон коруна тоже не предвещал ничего хорошего. – Ты четко и недвусмысленно дал понять, что не желаешь иметь с Мастером Кеноби ничего общего. Мы выполнили твое пожелание. Поэтому хватит тут строить из себя невесть кого. Ты лишь один из многих молодых рыцарей. Будь добр, веди себя соответствующе. Свободен.

Под тяжелым взглядом черных глаз Скайуокеру не оставалось ничего, кроме как уйти.

Раздраженный джедай вылетел из Храма, отправившись туда, где его всегда могли утешить. К одному из двух мест. К Падме.

Сенатор оказалась дома, пересматривая какие-то документы, но отложила их ради разговора с супругом. Переполненный энергией Энакин бегал по гостиной, выплескивая наболевшее. Наконец он угомонился, Падме пожала плечами.

– Я не понимаю, Эни, чем ты недоволен, – женщина недоуменно подняла бровь. – Я только и слышала, что Кеноби тебя угнетает, не дает вздохнуть, что он тебя ограничивает, как и Совет. Что он тебя не понимает, в конце концов! Что мастер Джинн был бы лучшим учителем, чем он.

– Но… – озадаченно пролепетал парень. – Я не это имел в виду! Я…

– Ты это сказал, – пожала плечами женщина, вновь подхватывая деку. – Я слышала это постоянно. Твои жалобы. И не только я.

– Нет! – практически взвизгнул парень, пытаясь то ли оправдаться, то ли еще что. – Я не это имел в виду! Оби-Ван хороший мастер! Самый лучший! Он…

– Тогда почему ты этого не говорил? – рассеянно пробормотала женщина, вновь погрузившись в процесс законотворчества. Энакин замер, а потом выбежал прочь. Впрочем, на его уход практически не обратили внимания. Только Сабе и Рабе переглянулись, на миг позволив себе скривиться.

Присутствие Воса стало неожиданностью. Кеноби недовольно уставился на нагло ворвавшегося в его палатку джедая, сделав попытку спрятать стакан, который уже достал из ящичка. Не получилось: на роже киффара расплылась невероятно довольная улыбка до ушей.

– Вос, – кисло произнес Оби-Ван, со вздохом доставая второй стакан и бутылку объемом не меньше литра, на которую Квинлан едва не облизнулся. – Как неприятно тебя видеть!

– Я тоже очень рад, Оби! – Вос присел, потянувшись к бутылке, и получил по наглой загребущей лапе. – Что происходит? И не говори, что все в порядке. Не поверю.

Кеноби обмяк, мрачно уставившись на наполняющийся стакан.

– Давай, Оби, – нажал киффар. – Я же вижу. Мы друг друга с детства знаем.

– Хорошо, Квин, – сдался джедай. – Только давай сначала напьемся? Видит Сила, я об этом месяц мечтаю.

Темные глаза киффара впились в друга, отмечая мешки и круги под глазами, осунувшийся вид, бледную кожу, слегка трясущиеся руки и опущенные плечи.

– Как скажешь, – покладисто согласился Вос. – Но не думай, что сможешь отмолчаться. Не выйдет.

Коди, нахмурясь, смотрел на палатку, где засели генералы. С самого начала происходящее вызвало тревогу. Во-первых, генерал прибыл один. Без Скайуокера. Во-вторых, Скайуокера с пятьсот первым легионом отослали на противоположный конец галактики в помощь генералу Пло Куну. В-третьих, его генерал выглядел отвратительно, а тут еще и генерал Вос нарисовался, а где он, там и неприятности. В-четвертых, Армада перемещалась на самый тяжелый участок фронта, про двести двенадцатый и говорить не приходилось. Ну и еще по мелочи.

Генералы прятались в палатке уже неизвестно сколько времени. Спать давно пора, пока возможность есть, а они и не думают отдыхать. Недовольный Джуниор остановился рядом с Коди, к нему присоединился Джок.

– Опять? – упер руки в бока медик. Коди молча дернул плечом.

– Мне это надоело! – Джуниор решительно направился к палатке, Коди и Джок рванули за ним. – Сколько можно! Генерал себя не бережет, а…

– Давай, Оби, колись! – громкий голос киффара с легкостью просочился сквозь стенки. – Ты обещал! И где Скайуокер?

– Нет его, – буркнул Кеноби, до резко остановившихся клонов донеслось бульканье.

– То есть как это нет? – опешил киффар. – Я точно знаю, что есть! Где-то возле Рилота, если мне память не изменяет. А она мне не изменяет. Она у меня верная! Твой падаван…

– У меня нет падавана, – неожиданно отрезал Кеноби. Об стол ударился стакан. – Он теперь рыцарь Скайуокер.

– И что в этом такого? – озадаченно протянул киффар, потянувшись за бутылкой. – Когда Эйла стала рыцарем, я так радовался! Так что падаван у тебя есть! Ну, то есть не падаван, рыцарь… – запутался пьяный джедай.

– У тебя есть, – поправил друга Кеноби, доставая следующую бутылку. – А у меня нет. И не было.

– Не понял, – потряс головой киффар. – Как это не было? А кого ты учил все эти годы?

– Не знаю, – положил голову на руки Кеноби. – Я ничего не знаю.

– Оби… – прошептал Квинлан, с тревогой ощущая, как сквозь треснувшие щиты друга просачивается полная безнадежность. – Что случилось? Не молчи. Говори. Иначе ты просто сдохнешь. Ты таким был только после смерти этого старого говнюка и скотины Джинна.

– Он не говнюк, – автоматически буркнул джедай.

– Но что скотина – согласен, – ухмыльнулся киффар. – Передо мной не надо его честь защищать. Я тебе не Скайуокер. Кстати! Так что с ним?

– Ничего, – неожиданно пожал плечами Кеноби. – Он теперь рыцарь, никакой старый мастер на мозги не капает, – сарказм выплескивался ядом, клоны переглянулись. – Может делать, что хочет… И забыть эту позорную прическу, как страшный сон.

Киффар нахмурился, озадаченно уставившись на друга, пытаясь разобраться в пьяных откровениях. Однако он недаром дружил с Кеноби, а также годами работал под прикрытием. Даже в почти невменяемом состоянии он мог обрабатывать информацию.

– Прическу? Ну да, ежик, коса… Помню этот кошмар, – Вос любовно поправил заботливо заплетенные волосы, достигающие поясницы. – Так что? Отдал косичку…

– Нет.

– Что – нет? – не понял киффар.

– То и нет, – Кеноби закрыл глаза, твердо вознамерившись заснуть на столе. – Он оставил косу себе.

Клоны, внимательно слушающие разговор, вздрогнули, когда Вос выронил стакан и грязно выругался.

– Да, Квин, – мертвым голосом тихо произнес Кеноби. – Та же история, что и с Фимором. Только наоборот.

– Кто-то что-то понял? – Джуниор решительно оттащил братьев от палатки. Коди покачал головой. – Надо разузнать.

– Не у генералов Воса и Кеноби, – нахмурился Джок. Коди задумчиво пожевал губу.

– Я знаю, у кого.

Проснулся на следующий день Оби-Ван опухшим, с раскалывающейся на части головой. Рядом показательно мучился похмельем Вос, стеная и причитая, явно пытаясь вызвать у друга улыбку. Как ни странно, Кеноби чувствовал себя так, словно гора с плеч упала. Он признательно обнял друга, на что получил легкий тычок в плечо, и занялся текущими обязанностями. Депрессия словно выпустила его из своих удушающих объятий. С каждым днем дышалось все легче, что только одобрительно отмечал Вос, поддерживая друга. Пьянки и того разговора они больше не касались. Пару раз заговорили об Энакине, и Кеноби с удивлением заметил, что тема его бывшего падавана больше не вызывает острой боли и потока сожалений. Он сумел принять произошедшее и отбросить причиняющее боль прошлое.

Прошлое – это прошлое. К нему возврата нет. Пора смотреть в будущее. А еще клоны стали опекать гораздо больше. Шагу ступить нельзя было без сопровождения. Поначалу Кеноби пытался привычно отказываться, но Коди не хотел ничего слушать, Вос их поддерживал, забота оказалась очень приятной вещью… Кеноби жил, сам не заметив, как клоны превратились из солдат в друзей, он даже научился демонстрировать хоть какие-то чувства. Вос хихикал, говоря, что не пройдет и года, и Оби-Ван превратиться в нормального человека, а не джедая с обложки. Они много разговаривали, Кеноби стал разъяснять многие мелочи из жизни Ордена и его членов.

Про Скайуокера он теперь вспоминал с обезличенным теплом, как про любого из джедаев. Но и только.

А еще Кеноби стал настаивать на своем.

– Итак, vod,[7] – Рекс уставился на Коди, – что происходит?

– А вы не знаете? – клоны общались по комлинку, используя редкие моменты передышки.

– Понятия не имеем, – пожал бронированными плечами блондин. – Как только Скайуокер стал рыцарем, нас тут же отправили на усиление к генералу Куну. Он хорош, но…

– Он не генерал Кеноби, – закончил речь Коди. Рекс кивнул.

– А теперь мы с генералом Таркином.

– И как?

– Большие потери, – опустил глаза Рекс. – Братья… Блестящие. Они же совсем дети, Коди. Когда нас вернут к генералу Кеноби?

Маршал помолчал, изучая измученного Рекса.

– Vod, – с трудом произнес Коди. – Я не знаю, возможно ли это.

– Что?! – вскинулся капитан. – То есть как это? Но они всегда вместе работали! Они же…

– Рекс, – тяжело вздохнул клон. – Ты ведь знаешь, что генерал Скайуокер теперь рыцарь?

– Естественно! – нахмурился капитан. – Мы все знаем. Неоднократно слышали.

– Ну так вот… – опустил глаза клон, начав делиться сведениями. Рекс слушал, и его лицо постепенно каменело.

Скайуокер бесился. Происходило что-то непонятное. После того, как он стал рыцарем, он ни разу не видел Оби-Вана вживую. Пару раз они общались по комлинку, но это все. Поначалу легион перебросили к Рилоту, на помощь Куну. Потом к Умбаре, в усиление Таркина, который ни в грош не ставил ни мнение, ни способности свежеиспеченного рыцаря. Таркин был отличным тактиком и стратегом, он разрабатывал великолепные планы, вот только жизни клонов не жалел. Потери были огромными, а на вопли Энакина эриадец лишь презрительно фыркал.

Энакин пытался действовать, как привык – импровизируя, – Таркин наорал на него, не стесняясь в выражениях, презрительно выплюнув, что героизмом обычно увлекаются личности, понятия не имеющие о разработке правильных планов и их осуществлении, а также ведать не ведающие о дисциплине.

И вообще, шел бы рыцарь Скайуокер со своей Силой куда подальше, армия – не место для нытиков, истериков и соплежуев.

В тот день парень особенно долго жаловался Падме, пока его за этим не поймал Таркин, лишь презрительно сплюнувший и тихо уронивший: «Сопляк».

Попытки нажаловаться Палпатину ничего не дали: канцлер покивал, посочувствовал, и на этом дело закончилось – как всегда, просто обещания, что неожиданно с неприятным чувством отметил для себя парень, привычно отогнав такие мысли прочь.

Чем дальше, тем хуже все становилось, но самое мерзкое, парень совершенно не понимал, чем это вызвано. А ведь и клоны как-то странно на него поглядывали, совершенно перестав проявлять хоть какое-то сочувствие при жалобах на жизненную несправедливость и Совет. Когда через полгода его отозвали на Корусант, Скайуокер с ополовиненным легионом летел туда, как на крыльях.

Он горел желанием увидеть жену, с которой практически не общался, наведаться к Оби-Вану, желая узнать, что вообще происходит, всласть побеседовать с канцлером – тот всегда голов выслушать и посочувствовать.

Легион направился в казармы, парень рванул на Республиканскую, 500, но Падме дома не было. Как всегда, в Сенате – очередное заседание. Сделав вывод, что визит к Палпатину тоже отменяется, Скайуокер направился в Храм, с удовлетворением отметив гуляющих неподалеку нескольких клонов в броне с оранжевыми полосами.

Дверь его общей с мастером квартиры распахнулась сразу же, заставив Скайуокера улыбнуться тому факту, что кода доступа Оби-Ван не изменил. Скайуокер привычно пристроил сапоги на подставку, повесил плащ. В гостиной чувствовалось присутствие Кеноби – ровное мягкое сияние, теплое и утешительное. Парень улыбнулся, громко приветствуя мужчину.

– Энакин, – кивнул джедай, на миг оторвав взгляд от деки. На столе перед ним лежала целая груда таких же. – Добро пожаловать. Рад тебя видеть.

– Оби-Ван! – заулыбался Скайуокер, присаживаясь. – Наконец-то! Я только прилетел. Представляешь, я был…

Рыцарь громко и с выражением повествовал о своей жизни, Кеноби кивал, практически не отрываясь от деки. Наконец советник отложил датапад, дослушивая экспрессивную речь.

– И почему меня отослали?! – возмущался Скайуокер. – Кто будет рядом с тобой? Я хочу, чтобы мы снова вместе были! Ты должен что-то сделать!

– Что именно? – совершенно спокойно спросил Кеноби, встав и принявшись готовить чай.

– Как что?! – удивился Энакин. – Вернуть меня в Армаду! Ты же член Совета!

– Простите, рыцарь Скайуокер, – неожиданно заговорил более формальным тоном Кеноби, – но это не в моей компетенции. Кроме того, вы ясно, четко и недвусмысленно выразили свое желание не иметь со мной ничего общего. Поэтому вас с легионом, находящимся под вашим командованием, и направили работать с другими генералами.

– Желание?! – Энакин искренне не понимал, что говорит его бывший мастер. – Какое желание?! Когда?!

Оби-Ван моргнул, всматриваясь в его полное недоумения лицо.

– Энакин… – вздохнул Оби-Ван. – Ты сам сказал, что мастер Квай-Гон был бы для тебя лучшим мастером. Это мнение ты высказывал неоднократно, как мне лично, так и в присутствии других членов Совета и мастеров.

– Но… Нет! – яростно запротестовал под совершенно пустым взглядом джедая Скайуокер. – Я не это имел в виду! Ты просто отличный мастер! Это я так! Я просто рассердился! Знаю, это недостойно джедая…

Кеноби сидел совершенно спокойно, внимательно смотря на пытающегося что-то объяснить Энакина.

– В общем, это не так! – бодро завершил речь Скайуокер. – И когда я высказал желание не иметь с тобой ничего общего? – фыркнул он.

– На церемонии принятия тебя в рыцари, – терпеливо пояснил Кеноби.

– Но я ничего не говорил! – взорвался Энакин.

– Да, – согласился Оби-Ван. – Но ты сделал. Дела говорят красноречивее слов.

Скайуокер затих, понимая, что ничего не понимает. Что происходит? Что произошло? В чем его обвиняют?! Он ничего не говорил такого и не делал!

– Я понимаю, что ты ожидал другого, – тем временем заговорил Кеноби, – но я не управляю Орденом единолично. Я лишь один из членов Совета. Это было коллективное решение, принятое после долгой дискуссии. Мы понимаем, что ты хотел бы работать в одиночестве, как все рыцари, но сейчас идет война, мы не можем выделить тебе положенные пять лет на адаптацию, поэтому ты и пятьсот первый будут пока отправляться на усиление кого-то более опытного. Однако я приложу все усилия, чтобы при возможности дать тебе хотя бы одну одиночную миссию. Как и любому рыцарю, нуждающемуся в наработке опыта.

Скайуокер замер. Ему казалось, что идет разговор слепого с глухим.

Кеноби ждал. Энакин встал, молча поклонился и вышел. Ему срочно надо было прояснить один вопрос: что же он сделал на церемонии такого?

Однако простым хватанием первого попавшегося джедая за шиворот отделаться было нельзя. На его церемонии присутствовало семь магистров. По идее, их и необходимо было спрашивать, как свидетелей, однако кого именно? Йоду? С гроссмейстером отношения у Энакина были так себе. Винду? Они друг друга терпеть не могут. Пло Куна? Отсутствует. Ки-Ади-Мунди? Тоже отсутствует. Депа Биллаба?

Размышления забредшего в Комнату тысячи фонтанов Скайуокера прервало занимательное зрелище. Два клона, в которых рыцарь с огромным изумлением узнал Коди и Рекса, увлеченно беседовали с рослым блондином, которого джедай смутно помнил. Пару раз он видел его с мастером, но редко… Кто же это?

– Добрый день! – поздоровался Скайуокер, клоны вздрогнули. Блондин кивнул:

– Здравствуй, Энакин.

– Вы меня знаете?

– Конечно, – усмехнулся мужчина. – Как я могу не знать своего почти племянника!

Скайуокер изумленно уставился на блондина. Племянник? В голову ничего не лезло.

– Не старайся, – понял его затруднения джедай. – Я был когда-то падаваном Квай-Гона Джинна. Первым. А ты падаван его третьего падавана. Хотя теперь я технически не вхожу в линию Йоды, считаясь рыцарем-одиночкой.

Скайуокер моргнул.

– Один момент, пожалуйста… – медленно произнес рыцарь. – Вы… Фимор, не так ли?

– Он самый.

– Я помню, Оби-Ван мне рассказывал! – обрадовался парень. – Вы первый падаван Джинна, потом был Ксанатос, потом Оби-Ван.

– Можно сказать и так, – согласился Фимор. Неожиданно до Скайуокера дошло.

– А почему «технически не являетесь»? – напрягся Энакин. Фимор пожал могучими плечами:

– Потому что Квай-Гон от меня отказался. При всех. Поэтому официально я не вхожу в линию, и считается, что рыцарства я достиг самостоятельно. Без помощи мастера.

– Как – отказался? – прошептал Скайуокер, клоны замерли, стараясь казаться совершенно незаметными.

– Просто, – развел руками Фимор. – После ухода из Ордена и Падения Ксанатоса Квай-Гон был не в себе. Он заявил, что не считает мое рыцарство своим достижением, и отказался от меня как от своего падавана. Вот и все. Впрочем, привычное для него отношение, – невозмутимо продолжил рыцарь, откусив кусок от яблока. – От Оби он тоже отказался, правда, не успел соблюсти все формальности.

– Когда? – тупо спросил Скайуокер, у которого голова шла кругом.

– Как когда? – изумился Фимор. – Ты же свидетель! В Зале Совета, когда заявил, что берет тебя в качестве своего падавана, хотя таковой у него уже, ну или еще, имелся. Впрочем, это был не первый раз. Бедный Оби… Не повезло ему с мастером.

Скайуокер сидел ни жив ни мертв. С такой точки зрения он эту ситуацию не рассматривал. Он помнил первую встречу с Советом, но вот понять подоплеку происходящего… Неожиданно он вскинулся.

– А как происходит отказ?

– Мастер вручил мне мою косу, – спокойно ответил Фимор. Энакин моргнул.

– Когда падавану отрезают косу, – пояснил Фимор, с интересом разглядывая зависшего Энакина, – обычно он отдает ее своему мастеру. Как символ закончившегося обучения. И как символ того, что именно благодаря этому конкретному мастеру падаван закончил обучение. Иногда отдают другому – если считают, что другой мастер приложил больше усилий. Если же косу оставляют себе… Значит, мастер не стоит упоминания. Значит, он не мастер. Ну а если мастер при всех возвращает символ ученичества… Сам понимаешь.

Энакин понимал. Даже слишком. И взгляды магистров на Оби-Вана, и то, почему осунулся Кеноби, когда ученик сунул косу за пазуху, и почему все магистры теперь называют его только рыцарем Скайуокером, и почему Оби-Ван стал держаться так формально, а Йода даже не смотрит на него.

– Но… А если отдать?

– Что именно?

– Косу. Ну, которую падаван забрал себе? – Скайуокер приложил титанические усилия, чтобы не покраснеть.

– А что это изменит? – философски пожал плечами Фимор. – Мастер будет знать, что ее он не заработал.

Перед глазами Энакина стоял погребальный костер и коса, которую Оби-Ван вложил в руку мертвого Квай-Гона.

– Странно, что ты этого не знаешь, – продолжил Фимор. – Стандартный курс традиций Ордена. Всем падаванам читают.

Вот только не все падаваны слушают, со стыдом вспомнил Скайуокер. А некоторые и вовсе сбегают со скучных уроков в мастерские.

Скомканно попрощавшись, парень понесся домой к жене, горя желанием все исправить. Он извинится, Кеноби простит, и все будет как прежде. Как обычно.

В квартире были только служанки, от которых джедай привычно отмахнулся. Он перерыл шкатулку, нашел то, что искал, и рванул назад в Храм. Время поджимало, кто знает, сколько еще Кеноби будет на планете.

Подбежав к двери, Скайуокер потрясенно остановился. Кеноби молча собирал вещи. Он осмотрелся, пытаясь понять, не забыл ли чего, и отдал команду дроиду-носильщику, забравшему скудные пожитки мастера. Оби-Ван уставился на растение, помирающее от недостатка полива – наследие Квай-Гона, – задумчиво поглаживая бородку.

– Оби-Ван! – выпалил Скайуокер. – Ты что делаешь?

Кеноби вздрогнул, очнувшись.

– Добрый вечер, Энакин. Я переезжаю. Прости, что забыл, надеюсь, ты меня извинишь. Я слишком устал вчера и не подумал. Еще раз извини. Я забрал свои вещи, теперь квартира в твоем полном распоряжении.

Подлетевший дроид оторвал от двери табличку, налепив новую – с именем Скайуокера. Оби-Ван еще раз посмотрел на растение, но решительно отвернулся. Энакин торопливо сунул руку за пазуху.

– Мастер! Мастер Кеноби! Вот. Возьмите! – на ладони свернулась кольцами коса. Оби-Ван вздрогнул, пряча руки. Он с тоской посмотрел на косу, опустил глаза… Выпрямился. Лицо стало пустым.

– Простите, рыцарь Скайуокер, – мягко ответил джедай. – Я не могу это принять.

– Но почему?

– Потому что не заработал.

Он проскользнул в дверь и пошел прочь, закутавшись в плащ, словно от холода.

Скайуокер сполз на пол, бездумно уставившись на обстановку гостиной. Все как обычно: растения, по всем углам запчасти и дроиды в разном состоянии, на столике валяется забытая черная туника. Вроде и живет кто, а с другой стороны – разруха. Как его жизнь.

Зазвенел комлинк. Энакин нажал на кнопку, появилось изображение канцлера.

– Энакин! – радушно заулыбался Палпатин. – Как я рад тебя видеть! Навестишь старика? Я, конечно, занят, но для тебя найду время. Слышал, у тебя были проблемы с Советом? Тебя отправили одного? Но я уверен, ты справился и сам. И твой мастер, о, прости, бывший мастер, больше не будет тебя ограничивать.

Энакину стало неприятно. Неожиданно вспомнились слова Падме о постоянных жалобах, что так лучше…

– Говорят, у тебя непонимание с Таркином? Что ж ты хочешь, обычный служака…

Перед глазами возник Таркин, презрительно цедящий: «Сопляк».

– Но мне можешь рассказать, я всегда поддержу…

Жалобы. Он будет жаловаться, словно сопливый мальчишка, канцлер будет кивать, гладить по головке… Стало противно.

– Простите, Ваше превосходительство, – неожиданно для самого себя выдавил Энакин. – Меня вызывают. Долг зовет.

– Разумеется, разумеется, – приторно улыбнулся старик, но Скайуокера не покидало ощущение какой-то фальши.

– До встречи, Ваше превосходительство.

Связь прервалась, Скайуокер устало потер ладонью лицо. Что делать? Как все исправить? Он ведь не хотел… Хотел – ядовито прошипело что-то в глубине разума. Хотел. Тыкал палкой в рану, намеренно причиняя боль. Игрался. Вот и доигрался.

Можно себя поздравить, теперь он действительно не имеет мастера. Никакого. Ни бывшего, ни настоящего… Теперь он совсем один.

И у кого спросить совета?

Мысль пожаловаться Падме или Палпатину неожиданно вызвала отторжение. Они не джедаи. Они не понимают и не могут понять. Что он у них может спросить? Какой совет получить?

Нет. Надо спрашивать того, кто знает. К примеру, того же Фимора. И нужно залезть в архив. Фимор говорил, это не в первый раз Кеноби отбрасывают. Надо разузнать…

Неожиданно Скайуокер понял, что ничего о своем мастере не знает. Точнее, знает некоторые общие сведения, но и только. Да и про Квай-Гона тоже… Хотя без конца орал, что Джинн – лучший мастер. Но ведь отказался… Почему?

И надо почитать про традиции и обычаи Ордена. Тоже ни черта не знает. Вот и влип… Придурок. Хотел бы намеренно унизить – и то лучше бы не получилось.

Встав, Энакин свистнул своего дроида, закрыл дверь и твердым шагом направился в архив. Пора было с чего-то начинать исправлять причиненный ущерб.

…становится явным

Приняв решение, Скайуокер уже от него не отступал. За неделю, проведенную в Храме – отдых между боевыми действиями, который ему милостиво выделили, – он успел многое.

Первым делом Энакин полез в архив, решив разузнать наконец о жизни Квай-Гона, и был неприятно удивлен скудостью информации. Это нельзя было назвать правкой данных – в Храме таким не увлекались, предпочитая исправлениям полное изъятие в закрытые архивы. Просто целый период жизни Джинна, начиная с ухода Ксанатоса из Храма и заканчивая примерно пятнадцатилетием Кеноби, был похож на краткий пересказ событий. Полетел туда-то, сделал то-то, прилетел обратно. Подробностей или минимум, или совсем нет.

И только после пятнадцатилетия Оби-Вана пошли отчеты. Подробные, качественные… Зачастую – ужасающие своим наивным цинизмом. Сразу становилось ясно, в каких условиях выковывался знаменитый сарказм Кеноби.

Прочитанное не принесло ясности, разве что по незначительным вопросам, а вот недоумения прибавило. Лакуны требовалось заполнять, и тогда Скайуокер сделал то, чего не делал никогда: пошел расспрашивать друзей своего бывшего мастера.

В Храме как раз присутствовали Бент и Вос, еще можно было расспросить Фимора, но Скайуокер предпочел поначалу навестить киффара. Квинлан был очень своеобразной личностью, однако с Кеноби он был на короткой ноге, они дружили, хотя такое положение дел татуинца изумляло.

Он при всем желании не мог понять, что связывает образцового магистра, которого можно было считать эталоном джедая, и занимающегося операциями под прикрытием пьяницу, повесу и раздолбая.

На счастье Энакина, Вос оказался дома, и даже не спал. Темное лицо открывшего дверь киффара стало нечитаемым.

– Рыцарь Скайуокер, – неожиданно сухо поприветствовал он, и Энакин понял: знает. Вос знает. – Чем обязан?

– Прошу прощения, мастер Вос, – Энакин взял под контроль свой взрывной характер, хотя ему дико хотелось нахамить. Вот непонятно почему. – Мне нужна ваша помощь.

– Помощь? – неопределенно хмыкнул Квинлан. – Ну-ну. Выкладывай, зачем пришел.

– Я читал отчеты мастера Джинна, – медленно начал Энакин, – и заметил, что есть период, когда он их просто не писал. Вы не можете объяснить, почему? И почему их стал писать мастер Кеноби?

Киффар махнул рукой на мягкое обшарпанное кресло и сам развалился в точно таком же.

– Джинн не писал ничего, потому что не мог же он написать, что лазит Сила знает где. А в перерывах они с Ксанатосом пытаются угробить друг друга, – темное лицо Воса приобрело какое-то странное выражение. – Депрессия у него была, понимаешь ли. Он и так был… своеобразным, а Падение падавана и вовсе чуть не свело его с ума. М-да… – пожал плечами киффар. – Ну а после испытательного срока отчеты писал уже Оби.

– Какого срока? – опешил Энакин.

– Обычного, – непонятно ухмыльнулся Квинлан. – Оби-Вану разрешили вновь вернуться в Орден и снова стать падаваном Джинна, но он должен был пройти испытательный срок. После Мелиды-Даан.

Вернуться? Значит, Оби-Ван покинул Орден? Но… У Скайуокера в голове такая мысль не укладывалась.

– Мастер Вос… Вы можете рассказать подробнее?

Киффар оценивающе взглянул на Энакина и начал рассказ, приведший рыцаря в состояние шока. Бросить падавана, которому не исполнилось и четырнадцати, на планете, охваченной войной, идущей там годами? И при этом заявить, что это – предательство мастера и Ордена?

У Кеноби было много недостатков, но Скайуокер твердо знал: если бы Энакин заикнулся о помощи кому-то, то его мастер тут же остался бы с ним. Да, он бы бурчал, читал нотации, прогрызал дырку в голове лекциями о поведении правильного джедая, но никогда и не подумал оставить падавана без присмотра. Для Оби-Вана это было просто немыслимо.

Что говорить, он до последнего считал, что Энакину необходимы присмотр и забота. Тогда Скайуокер считал это навязчивостью и покушением на его самостоятельность. Он же взрослый и почти рыцарь!

Теперь он мог о такой заботе только тоскливо мечтать, о чем недвусмысленно напоминала висящая в маленьком мешочке на шее коса.

Поблагодарив Воса за информацию, Скайуокер принялся за скачанные в библиотеке лекции по тем самым традициям, которые он когда-то считал нудятиной, прогуливая с огромным удовольствием, и был неприятно удивлен количеством неизвестных ему мелочей.

В Ордене была прорва традиций. Какие-то давным-давно вышли из употребления, превратившись в занятные или не очень курьезы, какие-то практиковали до сих пор, бережно сохраняя дошедшие из глубины веков ритуалы и церемонии.

Скайуокер читал и вспоминал годы ученичества, понимая, почему раз в год Оби-Ван обязательно проводит чайную церемонию с совершенно определенным сортом напитка и почему чашек две, а не одна. Почему падаванская коса состоит из трех прядей и начинается и заканчивается белыми бусинами. Почему члены Совета носят плащи совершенно особого оттенка коричневого, а одежда джедаев имеет строго определенный покрой.

Все те мелочи, которые он принимал как данность, не вникая в содержание.

Неделя пролетела молниеносно. Скайуокер только пару раз навестил супругу, неожиданно с неприятным чувством отметив, что Падме возврат косички к владельцу не слишком-то и взволновал. Женщина лишь вежливо покивала, переключившись на гораздо более понятные ей записи каких-то дебатов, а Скайуокеру почему-то вспомнилось, как странно сиротливо смотрелась среди дорогих драгоценностей его супруги тонкая падаванская косичка, лежавшая на богатом черном бархате обивки.

Воспоминание мелькнуло и ушло, но в душе что-то шевельнулось.

Канцлер звонил постоянно, зазывая в гости, но Скайуокер каждый раз отказывался, отговариваясь занятостью. Палпатин понимающе кивал, однако во всей его фигуре сквозила такая укоризна, что пару раз Энакин чуть не принял приглашение. Передумывать помогал сам канцлер, ласково намекающий, что он не прочь выслушать жалобы рыцаря на произвол Совета, на ущемляющего его права мастера… Ой, простите, бывшего мастера.

Канцлер с таким неприкрытым наслаждением произносил «бывшего», что Энакин тут же рефлекторно ощетинивался.

Одно дело самому бурчать на мастера и совсем другое – позволять кому-то плевать ему вслед. Мешочек с косичкой жег грудь, а в голове крутились презрительные реплики Таркина и детские воспоминания. Он никогда не жаловался своей матери, невзирая на кошмар рабства, так почему же, став джедаем, начал распускать сопли?

И на дурной пример мастера пожаловаться нельзя при всем желании: Оби-Ван всегда демонстрировал только одно состояние. Он заявлял, что в полном порядке, даже валяясь в грязи и истекая кровью на какой-то помойке.

Зато Энакину было о чем побурчать… Пожаловаться. Он стонал и с удовольствием принимал чужие утешения и уверения в том, какой он замечательный. Все остальные его не понимают, такого нежного душой и хрупкого.

Когда до Скайуокера дошла эта мысль – совершенно неожиданно, прямо на поле боя, под обстрелом вражеской артиллерии, рыцарь так и замер, ошарашенный неожиданным откровением, и только рев Рекса практически в ухо привел его в себя. Остаток боя прошел как в тумане. Скайуокер автоматически командовал, вытаскивал клонов из завалов, крушил напирающих дроидов.

В тот день даже Рекс смотрел дружелюбнее, и Кикс не приставал со шприцами наперевес.

Операция прошла успешно, Скайуокера с легионом переместили на следующий участок фронта, к Ки-Ади-Мунди. Они летели в другой сектор, а Энакин угрюмо сидел в каюте, нахохлившись, постоянно теребя и перебирая косичку. Он пробегал пальцами по туго сплетенным прядям, касался бусинок, отмечающих его достижения: механика, пилотирование, навигация, фехтование… С какой гордостью Оби-Ван нанизывал каждую!

Энакин тогда буквально купался в том особом тепле, которое было присуще только его мастеру, потерянному по собственной дурости.

Иногда Энакин пытался вспомнить, какого цвета бусинки украшали длинную косу Оби-Вана. Белая – символ начавшегося обучения. Пилотирование – как ни странно. Механика… Неожиданно вспомнилось, что именно Кеноби чинил полетевший гипердрайв. И… Там были еще бусины, но вот какие? К сожалению, в памяти мало что сохранилось.

Редкие отчеты в Совет позволяли увидеть, что Оби-Ван жив и еще не загнал себя в могилу постоянным стрессом, работой и стремлением к совершенству, но и только.

Говорить им пока что было не о чем – как отлично понимал Скайуокер, слишком уж нейтральным становилось лицо Кеноби при виде бывшего падавана. Йода, тот вообще молчал, и рыцарь поразился, насколько сдал гранд-магистр.

И его можно было понять: из родословной Йоды остались только двое: сам старик, и Оби-Ван.

Да, Дуку и Скайуокер живы… Но они оба отказались быть частью последней линии преемственности, основанной магистром.

Иногда Энакину даже хотелось, чтобы Йода ворчал, как прежде, кряхтел и лупил по голеням своей палкой, чтобы Кеноби вздыхал и закатывал глаза. Сила! Да даже чтобы Винду наорал, грозя всеми карами, какие мог придумать.

Он годами жаловался на пристрастность и особое к себе отношение, а став как все – тут же захотел вновь быть особенным. Для Совета, для Падме… Для Оби-Вана. Особенно для последнего.

Однако все не так просто. Скайуокер прошерстил архивы, даже пару раз крайне обтекаемо поговорил с обычными людьми – теми, кого он никогда больше не увидит, – и так и не смог найти ответа на занимающий все мысли вопрос: как исправить случившееся.

Ведь простым «извините» не отделаешься. Не тот вариант.

В полном отчаянии Энакин почти решился принести публичные извинения – Ритуал Раскаяния, но даже обдумывая этот шаг, рыцарь прекрасно понимал, что ничего не добьется. Ну встанет он на колени посреди Храма. Ну громко и с выражением попросит прощения… Ну побьется лбом об узорчатый каменный пол.

И что?

Да, Оби-Ван его простит. Вслух. Но и все. Энакин отлично помнил отношение Кеноби к публичности – знаменитый дипломат и переговорщик терпеть не мог выставлять личное напоказ. После этого спектакля Скайуокер сможет только развернуться и свалить обратно на Татуин – Оби-Ван никогда больше не станет с ним общаться. Для него это будет позором. Несмываемым.

Поэтому самый простой, легкий и глупый вариант действий, идеально подходящий Энакину, пришлось отбросить в сторону и забыть. Он должен показать, что изменился, что больше не ребенок. Надо действовать взвешенно и наверняка.

Вот только как?

Голова шла кругом, а тут еще и кошмары начались. Падме умирала, и Энакин просыпался в поту, закусывая одеяло, чтобы не перебудить своими воплями весь крейсер.

Возвращение на Корусант воспринялось как ответ на молитвы о помощи. Скайуокер плюнул на все, и первым делом навестил жену – здоровую и бодрую, правда, немного замученную очередным творящимся в Сенате дурдомом. Она рассказывала о том, что канцлер прибирает власть к рукам так, словно решил умереть на посту, оставив после себя развалины демократии и Республики, а Энакин не знал, за что хвататься – от отчаяния и непонимания происходящего у него опускались руки.

Отчет был воспринят благосклонно, Винду даже расщедрился на скупую улыбку, а Скайуокера поразил висящий на поясе голографического Кеноби сейбер очень древнего вида: рукоять практически копировала эфесы вибромечей. Да и сам Оби-Ван выглядел изможденным, но одновременно светящимся внутренним светом – словно совершил что-то такое, что давно хотел.

Мельница слухов в Храме работала безупречно, и первое, что Скайуокер узнал, наведавшись в столовую – что мастер Кеноби прикончил двух ситхов: Мола, каким-то неведомым способом вновь выкопавшегося из могилы, и его не менее сумасшедшего брата.

И произошло это на Мандалоре.

Внутри вновь зашевелился червячок чего-то похожего на ревность. Оказывается, мастер решил навестить свою давнюю возлюбленную… Хотя раньше постоянно долбал лекциями о привязанностях. Однако темные мысли были привычно отброшены. Хватит ныть, надо думать о своей проблеме, но сделать это было неимоверно тяжело: перед глазами стояло лицо умирающей жены, а ладони жгли бусинки косички. Падме уверяла, что это все просто кошмары, вызванные войной, что она совершенно здорова, что у нее есть охрана, что все будет хорошо, но вновь погрузившийся в трясину отчаяния рыцарь не знал, что и делать. И обратиться за помощью было не к кому – все немногочисленные друзья или находятся неизвестно где, или погибли, а мастер… Он теперь недосягаем.

Когда-то Энакин так хотел вырваться на свободу, а оказалось, что заполучив ее, он остался в гордом одиночестве.

Не знающий, что и предпринять Энакин уже даже решил принять предложение Палпатина, и сходить с канцлером в Оперу – опять давали какую-то нудятину, которую татуинец считал даром потраченным временем.

Однако планы пришлось изменить: Падме устраивала небольшой прием, и одолеваемый паранойей Скайуокер не смог оставить ее одну.

Среди приглашенных неожиданно оказался и вернувшийся с фронта Оби-Ван – и Скайуокер вновь поразился, увидев его живьем, а не на голограмме. Кеноби пришел одетым в полный мандалорский доспех алого цвета с оранжевыми вставками, и клоны, сопровождающие его почетным караулом, смотрели на джедая, как на живое божество. Коди следил за всеми вокруг цепкими глазами, не снимая руки с бластера, а Скайуокеру вспомнилось, что говорили в Храме: в последние полгода на Кеноби так и сыпались покушения, апофеозом которых являлось нападение ситхов.

А самого Энакина только Вентресс изредка навещала, словно потеряв к нему интерес.

На приеме собрались те, кого Скайуокер знал, благодаря Падме или Оби-Вану, поэтому он мог более-менее поддерживать разговор. А в разгар неформальной беседы на комлинк Кеноби неожиданно пришел сигнал. Скайуокер решил, что это что-то срочное, поэтому вид явно страдающего Винду заставил изумиться.

– Оби-Ван, – тяжело вздохнул корун, – планы изменились. Завтра с утра… А! Что тут объяснять! Трасия вернулась. И она опять беременна!

Запись прервалась, присутствующие с огромным интересом уставились на закатывающего глаза магистра.

– Оби-Ван? – на правах близкого друга Бейл решил попробовать разузнать явно пикантные подробности происходящего. – Это что такое было?

Кеноби вздохнул, но отвертеться явно не получалось.

– Мастер-джедай Трасия Чо Лим вернулась из Неизведанных регионов. Судя по всему, опять с прибавлением.

Падме и Бейл переглянулись, Скайуокер очнулся от тягостных размышлений: видеть Кеноби и не иметь возможности с ним нормально пообщаться было мучительно.

– Еще раз? – решил уточнить Бейл. – Прибавление? Но ведь джедаям запрещено вступать в брак! За это изгоняют!

– Кто вам сказал? – неожиданно нахмурился Кеноби, и Органа растерянно пожал плечами.

– Всем известно. Джедаи не вступают в брак. Не так ли, рыцарь Скайуокер? – обратился за поддержкой сенатор. Рыцарь слегка покраснел, но кивнул. – И что с ней будет? Ее изгонят? – заинтересовался альдераанец, а у Скайуокера по спине потек холодный пот. Кеноби изумленно посмотрел на своего друга.

– Великая Сила! Бейл. С чего ты взял такую глупость?

– Но ведь браки запрещены… – неожиданно выпалил Энакин, и Кеноби выпрямил и так прямую спину. Вроде неуловимая мелочь, но Скайуокер рефлекторно подобрался: сейчас на него смотрел не Оби-Ван, не мастер Кеноби, а один из магистров Ордена и член Высшего Совета.

– Рыцарь Скайуокер, – голосом Оби-Вана можно было резать, как ножом, – произнесите третью строку Кодекса.

– Нет неведения, есть знание, – выпалил тот. Кеноби слегка кивнул.

– Что в Кодексе говорится о браках?

– Ничего… – медленно произнес Скайуокер, ничего не понимая.

– Что говорится в Уставе о браках и семьях? – продолжил допрос Кеноби, и Падме с Бейлом украдкой переглянулись: Скайуокер смотрел на своего бывшего мастера, как кролик на удава.

– Вступление в брак не одобряется, – напряг память Скайуокер.

– Не одобряется без чего? – поднял бровь джедай. Энакин беспомощно промолчал. – Я вам отвечу, рыцарь Скайуокер. Без разрешения.

– А почему джедаям вообще необходимо разрешение? – недоуменно поинтересовался Бейл. – Что в этом такого? И эти ваши непривязанности?

Кеноби неприятно усмехнулся.

– Бейл. Кто твоя супруга?

– Королева Альдераана, – пожал плечами Органа.

– И сам ты вице-король и сенатор. Не так ли? У вас есть общие интересы. Вы знакомы друг с другом. Вы знаете друг друга… Потому что общаетесь, живете вместе, работаете. Не так ли?

– Да, – с явной гордостью ответил сенатор.

– А теперь представь, что ты женился на рыцаре или мастере. Твоя супруга выросла в совершенно других условиях: ничего личного, вся ее жизнь посвящена служению другим. Она постоянно на миссиях, а они могут быть опасны – иногда нельзя даже весточку послать. И это тянется месяцами… Годами. К примеру, миссия на Мандалоре заняла год. Мы жили в канавах и ели подножный корм, а за нами шли отряды убийц. Твоя супруга будет подчинятся воле Сената, в котором ты работаешь – куда пошлют, туда и направится. Видеться будете редко. Знать что-то о друг друге? Для этого необходимо время, которого у вас не будет. И это так… Самый простой вариант.

Падме подалась вперед, напряженно слушая.

– Джедая могут убить. Искалечить, – ровный голос Кеноби звучал в полной тишине. – Продать в рабство. Использовать для целей, неприемлемых обществом. Он может пропасть без вести. Ты будешь ждать свою любимую месяцами, годами… зная о таких перспективах, что она может не вернуться? А теперь о непривязанностях. Представь, что кого-то из вас взяли в заложники. Что ты будешь делать? Ты сможешь пожертвовать одним разумным, чтобы спасти десяток? Или самому пойти на смерть? А ведь сейчас идет война. Поэтому браки… не одобряются. И касается это в первую очередь тех, кто постоянно в разъездах – то есть дипломатов. Мы должны быть беспристрастны. А брак – это прекрасный способ политического давления. В первую очередь.

Падме сидела, словно палку проглотив. Скайуокер застыл. Мешочек с косой казался раскаленным.

– Это, конечно, крайний вариант, – устало вздохнул Кеноби, – но и такое бывает. Трасия – прекрасный дипломат, целитель и исследователь. Она очень… неортодоксальна, хотя и является близким другом Мейса Винду.

– И в чем это выражается? – прокашлялся Органа.

– Она крайне неразборчива в связях, – махнул рукой джедай, – а еще несколько раз выходила замуж. Естественно, с последствиями в виде детей. Хорошо хоть, мозгов хватает развестись, и ей нельзя поставить в вину многомужество. А то и так головной боли хватает.

– И что с ней будет? – поинтересовалась Падме, бросив на своего супруга странный взгляд. Кеноби хихикнул.

– Да ничего такого. Винду будет долго распинаться о подобающем поведении, читать мораль… Назначит ей ясельный долг до конца беременности. Минимум. Будет долго возмущаться. Трасия похвастается успехами своих падаванов, возможно возьмет кого-то еще. И снова улетит неизвестно куда. Вот и все.

– А… Исключение? – пролепетал Скайуокер. Кеноби поджал губы.

– Рыцарь Скайуокер! Что вы делали на занятиях? Какое исключение? Целибат и прочие крайности отменили несколько веков назад. Если джедай хочет вступить в брак – он должен получить разрешение, только и всего! Чтобы политики не придирались! Как магистр Ки-Ади-Мунди. У него пять жен и восемь детей. Да, видит он их нечасто, но никто не жалуется. У нас Орден, а не… Не!

– Простите, – пролепетал выбитый из колеи рыцарь. – Я не знал.

Кеноби встал, осуждающе покачав головой.

– Нет неведения, есть знание, – наставительно произнес он. – Недостаток информации может быть опасен. Можно попасть в беду по незнанию…

Скайуокер покраснел. Уже. И сказать никому нельзя – такой позор.

– Поэтому спрашивайте. Узнавайте. Вам всегда помогут, рыцарь Скайуокер… Надо только спросить.

Кеноби откланялся и ушел в сопровождении целого отряда клонов, а Энакин остался, погрузившись в размышления.

Действительно. Почему он решил, что его непременно исключат? И вообще, почему он ни разу не спросил… А ведь Ки-Ади-Мунди постоянно перед глазами.

Почему?

Мог ведь задать вопрос. Но Оби-Ван никогда не лез в душу, а он никогда ничего о себе не говорил и почти ничего не спрашивал.

Зато постоянно жаловался.

Остаток вечера прошел как в тумане. Отвечающего невпопад Скайуокера перестали тормошить, оставив в покое, обсуждения завертелись вокруг исключительно политических тем.

Размышляющий Энакин слушал их, отмечая краем сознания, что вообще-то почти все понимает. Перед глазами встала Падме, небрежно от него отмахнувшаяся, когда он решил высказать свое мнение по какой-то политической проблеме. Дескать, он молод и ничего не понимает. А она сильно старше? Вспомнился Оби-Ван, пытавшийся вбить в не желающего учиться падавана хоть какие-то основы дипломатии. Бесчисленные миссии, на которых Кеноби приходилось идти на уступки и прогибаться – потому что Скайуокер даже не удосужился прочитать краткую справку о культурных особенностях обитателей очередной планеты, попросившей джедаев о помощи. Еще бы! А зачем? Не Избранного это дело – в мелкие дрязги вникать. Для этого мастер есть – вот он пусть и отдувается.

В очередной раз стало нестерпимо стыдно. И он еще орал, что готов стать рыцарем? А смог бы он как Оби-Ван: один, давление со всех сторон, на руках падаван и миссии одна другой сложнее. Свое прозвище Кеноби получил не зря. Это Скайуокер знал абсолютно точно.

Падме давно ушла спать, махнув на него рукой, а Энакин сидел в закутке, перебирая пальцами бусинки косички, и понимал, что они совсем друг друга не знают.

Элементарное: любимый цвет, любимое блюдо… Что вообще нравится или нет. А Кеноби постоянно поздравляет Сатин с Днем рождения… И дарит при оказии любимые цветы. И на Мандалор его послали, потому что и культуру знает, и язык… И знакомых с врагами полно.

Неожиданно с холодком подумалось, что лекция о браках произносилась специально для него. Что Кеноби знает, просто молчит, уважая его личный выбор. Что пытается помочь идиоту-ученику сделать все правильно – даже после отказа Скайуокера.

Энакин грустно смотрел на косичку в ладони, понимая, что выход всегда был перед глазами, только он не желал его видеть.

Что ж… Пресса называет его Героем без страха. Пора оправдать это прозвище.

Пора.

Энакин долго подбирал слова, искренне сожалея, что Сила не наградила его таким же хорошо подвешенным языком, как у его бывшего мастера. Процесс шел тяжело, но парень справился, и к назначенному сроку все было готово.

Разбирательство прошло именно так, как и предсказывал Кеноби. Трасия – привлекательная невысокая женщина – вышла из Зала совета веселая и ни капли не боящаяся наказания, которое ей назначили: полтора года ясельного долга.

Ее окружили разномастные падаваны – сразу трое, – и Трасия неторопливо засеменила прочь, провожаемая завистливым взглядом ждущего своей очереди Скайуокера.

Стражи кивнули, и Энакин, собравшись с духом, предстал перед изучающими взглядами магистров.

– Что привело тебя к нам, рыцарь Скайуокер? – в голосе Винду слышалось явное раздражение. Раньше Энакин обязательно принял бы это на свой счет, а теперь он ясно видел, что корун замучен войной и борьбой с Сенатом, что он только что всласть оторвался на смиренно выслушавшей его гневные нотации Трасии, пославшей своему другу воздушный поцелуй, и еще не остыл, что у него зверски болит голова, а это только начало дня…

– Уважаемые магистры, – поклонился Скайуокер, вызвав изумленные переглядывания. – Я прошу вас выслушать меня.

Он глубоко вздохнул и крепко сжал кулак, в котором была зажата косичка, источающая приятное тепло.

– Год назад вы посвятили меня в рыцари, хотя я даже не прошел испытания. Сейчас я понимаю, что в тот момент сложились особые обстоятельства, однако в гордыне своей в тот момент я решил, что готов. И совершил самую грандиозную ошибку в жизни – поставил свое эго выше учения и учителя.

Кеноби замер, превратившись в статую, остальные магистры – присутствующие во плоти и в виде голограмм – начали переглядываться. Винду изумленно уставился на Скайуокера, явно не веря своим глазам и ушам. Сгорбленный Йода, смотрящий куда-то вдаль, очнулся от размышлений, и Энакин почувствовал на себе пронизывающий взгляд гранд-магистра.

– Я был не готов, что и подтвердил своим воистину отвратительным поведением, в котором искренне раскаиваюсь. И считаю, что не заслуживаю звания рыцаря. Гранд-магистр… – Энакин поклонился Йоде. – Магистр Винду… – еще один поклон. – Мастера… Я прошу вас позволить мне продолжить свое обучение.

– Что ты имеешь в виду, рыцарь Скайуокер? – нахмурился Винду. Скайуокер сделал шаг вперед и опустился на колени перед креслом Оби-Вана.

– Мастер Кеноби. Годы назад вы взяли меня в падаваны, невзирая на перенесенное горе, исполняя данное мастеру Джинну слово. Я был глуп и не оценил вашу жертву, что вылилось в закономерный отвратительный итог. Сейчас, проведя время вдали, я вижу, скольким вещам вы меня обучили и сколько еще мне необходимо узнать. Мастер Кеноби… Прошу вас принять меня в падаваны. Это осознанный шаг, продиктованный Силой и моим сердцем.

В Зале установилась полная изумления тишина, пространство еле видимо колыхалось – настолько помещение наполнилось Силой. Кеноби встал, сделав шаг вперед на подкашивающихся ногах. Он осторожно протянул руки со слегка подрагивающими пальцами, отделил прядь волос на правом виске и принялся заплетать короткую косичку. Подошедший Пло Кун протянул на ладони белую бусинку, которой Кеноби скрепил волосы.

Он бережно поднял Энакина с колен и повернулся к мастерам.

– Уважаемый Совет… – голос Оби-Вана дрожал, но с каждым словом набирал силу. – Я, мастер Кеноби, беру Энакина Скайуокера в падаваны.

– Согласен я… – хрипло прокаркал Йода, в глазах которого Скайуокер с изумлением увидел слезы. – Радостно мне. Сегодня моя линия пополнилась еще один ростком.

Кеноби слабо улыбнулся, Скайуокер едва не заплакал от счастья, чувствуя, как вновь наполняется жизнью почти усохшая ученическая связь.

Винду покачал головой.

– Да… Умеешь ты удивить, падаван Скайуокер. Учти. Теперь спрос с тебя будет повышенный.

– Я понимаю, мастер Винду, и полностью согласен, – вновь поклонился Энакин.

– Хорошо. Что ж… Что у нас дальше? Мастер Кеноби?

– Уважаемые мастера, – пришедший в себя от потрясения Оби-Ван принял деловой вид. – Я получил крайне настораживающую информацию, напрямую подтверждающую данную некогда графом Дуку информацию.

Рука Кеноби нырнула за пазуху и вытащила стеклянную колбочку, наполненную прозрачным гелем, в котором что-то плавало.

– Этот чип был извлечен из одного из погибших клонов…

Скайуокер стоял чуть позади своего мастера и улыбался, чувствуя, как светлеет на душе. Он поговорит с Оби-Ваном и расскажет ему все. Начиная со случившегося на Татуине. И обязательно попросит разрешения на брак… Чтобы никто не смог ничего сказать против.

Больше он не пойдет на поводу у своего эгоизма. Хватит.

Интересно… Что скажут Падме и Палпатин, когда узнают?

Эпилог

Канцлер недоуменно моргнул, слегка наклонив голову к плечу. Посмотрел. Снова моргнул. Пожевал губами, видимо, решая: мерещится или нет.

Счастливый до невозможности Энакин терпеливо ждал.

Палпатин вздохнул, пытаясь подобрать разбегающиеся слова. Вид давно запланированного в ученики парня, гордо демонстрирующего свисающую с виска и немного прячущуюся в густых кудрях куцую падаванскую косичку, стал для ситха ударом в самое сердце.

Раннее рыцарство явно не готового к нему Скайуокера открыло перед Палпатином просто невероятные возможности для постепенного развращения парня. Уже были готовы схемы, подобраны подарки: с прицелом на будущее, вроде предоставления места в Совете. По душу ненавистного Кеноби отправлены орды убийц всех мастей: ситх отлично знал, что Скайуокер своего мастера очень любит и уважает, хотя и бурчит беспрестанно и зачастую ни в кредит не ставит – сочеталось все это весьма любопытно.

И что?

После церемонии Скайуокера словно подменили. Наглый и самоуверенный парень, прячущий под напускной бравадой заботливо выпестованные канцлером оставшиеся от рабского детства страхи и заблуждения, неожиданно прекратил визиты, которых всегда ждал с нетерпением.

Все попытки понять, что произошло, ничего не дали: советники молчали, Кеноби, который, к великой радости канцлера, постоянно торчал на фронте в гордом одиночестве, с Энакином не общался, а самого Скайуокера каждый раз отсылали в прямо противоположном направлении. По словам Винду, с которым ситх как-то побеседовал, – стандартная практика для вылетевших из гнезда молодых рыцарей. Одиночные миссии, миссии поддержки… Юный джедай набирается опыта.

Попыткам отозвать парня с фронта воспротивились, что стало неприятной неожиданностью, и ситх вплотную занялся Кеноби, остро надеясь, что мерзавца закопают в какой-нибудь канаве.

К сожалению, и тут ничего не вышло: квалификация у магистра оказалась высочайшая, а оставшись в одиночестве и рассчитывая только на себя, джедай стал прогрессировать еще стремительнее. И даже натравленные на него Мол с Саважем потерпели сокрушительное поражение.

Ладно, этот вариант развития событий тоже можно было использовать к своей выгоде. Но вот как это понимать?!

– Энакин… – проникновенным голосом начал Палпатин, вглядываясь в лучащиеся счастьем голубые глаза джедая. – Как же так? Мальчик мой…

Канцлер всплеснул руками, с трудом удерживаясь от гримасы. Скайуокер фонтанировал счастьем и гордостью собой так, что прошибало даже держащего щиты ситха.

– Тебя… – канцлер нахмурился, демонстрируя тревогу. – Тебя разжаловали? Но… Неужели такое возможно? Ты же рыцарь! Скажи… Это наказание Совета? Но за что?

– Вы зря беспокоитесь, Ваше превосходительство! – лучезарно улыбнулся парень, и кабинет, погруженный в багровый полумрак, буквально осветился. – Это я настоял.

Палпатин моргнул, пытаясь осмыслить неожиданное заявление.

– То есть? – осторожно поинтересовался он.

– Я слишком рано стал рыцарем, – неожиданно посуровел Энакин. – И к прискорбию своему, обнаружил, что неведение ведет к неправильному пониманию. Поэтому по моей просьбе Совет и мастер Кеноби согласились разрешить мне продолжить обучение.

Палпатин впервые за годы не нашелся, что сказать. Он смотрел на Скайуокера и не узнавал его. Что произошло? Что так изменило нуждающегося в постоянном подтверждении своей исключительности бывшего раба? Это явно не Совет. Они никогда не запрещали Энакину общаться с канцлером. Наоборот, отлично понимали выгоды… Политические. Значит…

– И я пришел, чтобы поделиться с вами этой новостью, – неожиданно смущенно покраснел джедай, и ситх с трудом подавил желание сплюнуть от злости.

Покивав, канцлер осел в кресле, разочарованно махнув рукой.

– Какая жалость… – словно про себя пробормотал он. – А я хотел предложить Совету твою кандидатуру…

– Простите? – недоуменно уставился Скайуокер, и ситх снова вяло махнул рукой.

– Я хотел предложить ввести тебя в состав Высшего Совета, – вздохнул Палпатин. – Ты ведь этого более чем заслуживаешь! Ты ведь был рыцарем… Из тебя выйдет прекрасный советник!

Скайуокер замер с открытым ртом, но тут же попытался взять себя в руки, хотя от всей его фигуры веяло потрясением.

– Член Совета? Я? – пролепетал парень. Канцлер закивал, обойдя стол, и дружески похлопав гостя по плечу.

– Конечно ты, Энакин! Друг мой! Ты этого заслуживаешь! Больше, чем другие!

– Но ведь сейчас все места заняты… – неожиданно нахмурился Скайуокер, и канцлер пожал плечами, словно намекая, что такие мелочи не стоят его внимания.

– Я поговорю с магистром Винду, – источая дружеское участие, продолжил Палпатин, – и тебя…

– Простите, ваше превосходительство, – неожиданно покачал головой парень. – Не надо. Не надо тратить на меня ваши усилия. Я…

Звякнул комлинк, Скайуокер бросил на него взгляд и тут же резко встал, начиная прощаться.

– Простите, ваше превосходительство. Мне надо идти. Мастер вызывает.

– Кстати, Энакин! – оживился Палпатин, подцепив Скайуокера под локоток и медленно провожая к двери. – Кто стал твоим мастером?

Ситх резко изменил тактику, уйдя от тревожного развития разговора.

– Кому достался Герой без страха в падаваны?

– Самому лучшему! – вновь зафонтанировал гордостью Скайуокер. – Мастеру…

– Кеноби, – сквозь зубы процедил канцлер, уставившийся сквозь открывшуюся дверь на самого ненавистного джедая.

– Ваше превосходительство, – изящно поклонился одетый в мандалорский доспех и джедайскую мантию мужчина. – Падаван. Нас ждут.

– Канцлер, – улыбнулся Скайуокер, тут же обращая все свое внимание на Оби-Вана. – Мастер Кеноби!

Джедаи повернулись, направившись прочь, и Энакин, против своего обыкновения, шел четко за левым плечом мастера на шаг позади. Выходя из приемной, Оби-Ван резко повернул голову, бросив взгляд на так и стоящего в дверях канцлера, в глазах которого явственно плескалась чудовищная зависть, тут же сменившаяся дружелюбным вниманием.

Энакин шагал за Кеноби, пытаясь обдумать разговор. Все так странно… Вроде и порадовался канцлер за своего друга, а вроде и нет. А вот Падме впервые посмотрела на своего мужа с уважением. И Скайуокер не только видел это в ее лице, но и чувствовал – и это было гораздо приятнее всех слов.

Как ни странно, Падме поняла, когда примчавшийся к ней Скайуокер путано объяснил, откуда на его виске вновь взялась косичка. И почему.

Испытывающего огромное облегчение после Церемонии Плетения джедая просто распирало. Слова текли неудержимым потоком, Скайуокер рассказывал, как долго он искал способ исправить ошибку. Какую – не уточнил, но, по его словам, ошибка была просто кошмарной.

Падме, внимательно выслушав, сделала вывод, что Энакин поссорился с Кеноби, непонятно по какому поводу, но явно значительному, раз забрал подаренную когда-то косу. И наладить отношения было тяжело, однако Скайуокер справился и теперь бегал по квартире, всплескивая руками, пытаясь донести до нее, насколько это было важно.

Падме не совсем уловила, в чем состояла вина Скайуокера, но идею возврата в ученики поняла, просто переведя все на привычный для себя язык. Энакин поссорился с семьей, уйдя из нее, а теперь нашел способ принести извинения и вернуться. Пусть не к отцу, к наставнику, так что? Наставничество в очень формальном и традиционном обществе Набу считалось крайне почетным и ответственным делом.

Иногда такие связи были даже сильнее семейных.

Вывалив самую животрепещущую новость, Скайуокер рухнул на диван и устало закрыл глаза. Падме перебралась поближе к нему, продолжая терпеливо ждать.

– Знаешь, Падме, – тихо проговорил джедай, повернув к супруге голову. – Мастер был прав. Нет неведения… Я обращусь в Совет.

– Зачем?

– Получить разрешение, – в голубых глазах сияла уверенность в принятом решении. Падме рефлекторно сжалась.

– Ты уверен?

– Мастер знает, скорее всего, – грустно улыбнулся парень. – Даже если не знает о браке, то знает, что мы вместе.

– Почему ты так в этом уверен? – вгляделась в его лицо набуанка.

– Потому что разговор о браках был не просто так, – вздохнул Энакин. – Оби-Ван никогда не рассказывает храмовых сплетен посторонним. Я это только потом сообразил.

Падме выпрямилась, внимательно разглядывая мужа. Энакин изменился. Действительно изменился. Но раньше он менялся под действием внешних обстоятельств, чьего-то мнения, а теперь…

– Меня называют Героем без страха, – неожиданно презрительно усмехнулся татуинец. – Без страха… Я решил, что расскажу своему мастеру все.

– И…

– И о том, что произошло на Татуине, – кивнул Скайуокер, потерев лицо ладонью.

– Почему?

– Я устал бояться, – пояснил джедай. – Я просто устал бояться.

Свое решение Энакин выполнил.

Не сразу… Ему понадобилось несколько недель, чтобы набраться храбрости открыть рот. Недели сомнений, переживаний и проигрывания в уме вариантов развития ситуаций. Оби-Ван, естественно, заметил метания падавана, но, как и всегда, не лез с расспросами.

Только один раз, поймав совершенно измученного переживаниями парня во время перелета с одной планеты на другую, Оби-Ван остановил его.

– Энакин… – проникновенно посмотрел Кеноби. – Я всегда готов выслушать и помочь.

– Я… – жалко улыбнулся Скайуокер, которого мысли и возобновившиеся кошмары совсем доконали, – я… подумаю.

– Разумеется, – кивнул Кеноби. – Запомни, падаван. Я всегда рядом.

Терпение Скайуокера лопнуло через два дня. Падме умирала, Оби-Ван качал головой, все погружалось во тьму… Энакин ворвался в каюту мастера и принялся говорить с порога. С трудом оторвавший голову от подушки Кеноби сел и принялся молча слушать.

Вывалив все, что только возможно, Энакин сел прямо на пол, привалившись к койке. Оби-Ван расчесал пятерней волосы, посмотрел на скукожившегося в ожидании неизвестно чего падавана… Подтянул его ближе.

– Знаешь, Энакин… – тихий голос Кеноби наполнил каюту. – Легко сказать: «Я джедай». Крайне тяжело быть джедаем. Не членом Ордена… Юридически, так сказать. А по факту. Каждый день мы боремся. С окружением. С обстоятельствами. С самими собой.

Энакин поднял голову, слушая и пытаясь понять, о чем говорит его мастер.

– Идти дорогой Света крайне тяжело, – задумчиво пригладил растрепанную бородку Оби-Ван. – И не потому, что окружение не слишком этому способствует, а потому, что это выбор. Наш личный. К своему глубокому стыду, вынужден признать, что не оказался рядом в нужный момент. Что не обратил внимания… Я должен был понять. Увидеть. Быть лучшим мастером.

– Ты отличный мастер, Оби-Ван, – вскинул голову Скайуокер. Кеноби покачал головой:

– Недостаточно. Моя слепота привела к трагедии. Не знаю, простишь ли ты меня, но могу пообещать одно: я больше не совершу такой ошибки, – голос Кеноби был тверд и полон уверенности. – И сейчас я должен сказать… Я крайне горжусь тобой.

– Мной? – изумился Энакин. – Почему? Я убил их… Всех. Я…

– Ты нашел в себе мужество рассказать, – пояснил Кеноби. – Ты признал свою вину. Не передо мной, кодексом или Орденом… Перед самим собой. А это уже первый шаг к Свету. Ведь это так тяжело, – тоскливо вздохнул он, – признать, что ты в чем-то не прав.

– Я… – Энакин уронил голову в ладони, – я жалею об этом каждый день.

– Что ты чувствовал, когда убивал?

– Гнев. Ненависть. Ярость.

– Каким ты себя чувствовал?

– Всемогущим… – прошептал парень.

– Смерть тускенов сделала тебя счастливым?

– Нет, – выдохнул Скайуокер. Кеноби понимающе кивнул:

– Когда я увидел, как падает Квай-Гон, когда я ощутил, что он умирает… Я практически упал. Было так легко поддаться гневу, ярости и боли… Они придали мне сил. Сделали быстрее и сильнее… Ослепили. В тот момент мне казалось, что вот сейчас я раздавлю этого ситха, отнявшего у меня мастера.

– Почему… – прокашлялся Скайуокер. – Как?

– Мол надо мной смеялся. Я видел это в его глазах, – пояснил Кеноби. – Он… гнев и ярость, ненависть… Они были словно плащ вокруг него. И я увидел себя. Кем я могу стать, если поддамся.

Скайуокер слушал, затаив дыхание: Кеноби никогда не говорил о том, что произошло в тот роковой день.

– Темная сторона… Легче. Она словно щедрый незнакомец. Уговаривает, соблазняет… Делает подарки. Снова и снова. Могущество так близко – только руку протяни. Вот и берут… А потом наступает момент, когда приходится платить. Потому что это был не щедрый меценат, а вербовщик… Или работорговец.

Скайуокер содрогнулся.

– И тогда раб, надевший ошейник, понимает, что поздно. Что долги надо возвращать… А не хочется. Проще сказать, что на шее не ошейник, а золотое ожерелье.

Кеноби помолчал, вспоминая тот день.

– Я понял, что если поддамся – стану таким, как этот ситх. Самодовольным рабом. Именно это дало мне силы успокоиться. Именно поэтому я смог победить. Иначе… – Оби-Ван покачал головой, – упиваясь растущей мощью, я мог проиграть, не заметив элементарную ловушку.

– А… Я…

– Ты не упал, Энакин… – улыбнулся Оби-Ван. – А даже если и так, то нашел в себе силы отступить. Каждый раз, когда ты делаешь выбор. Мы все их делаем… Или ты думаешь, что один такой?

Энакин потупился, радуясь, что темнота скрывает алые уши.

– Вос постоянно на грани. Но снова и снова выкарабкивается. Джинн практически падал несколько раз… Одна только Занна чего стоила… Да что говорить. У всех есть о чем вспомнить.

– Спасибо.

– Я рад, что ты мне сказал, – Кеноби сжал плечо парня. – Знаешь, вот теперь ты готов.

– Что? – изумленно выпалил Скайуокер.

– В тот момент, когда ты попросил меня вновь стать твоим мастером, – Силу затопили теплота и искренняя гордость, – я увидел, что ты стал рыцарем. Испытание Духа.

Энакин моргнул.

– Ученичество – это ведь не изучение наук в Храме… Хотя и это тоже. Быть учеником означает быть готовым идти по определенному пути. Соответствовать определенным моральным нормам. В тот момент… – Кеноби покачал головой, – мы все увидели рыцаря. Будущего мастера. – Пальцы джедая тронули косичку. – И теперь… Признав свою ошибку, желая исправить ее, сделать все, чтобы такое не повторилось… Думаю, ты готов. Это будет самое короткое падаванство в истории Ордена.

– Я… Канцлер сказал, – неожиданно вспомнил Скайуокер, – что хочет, чтобы мне дали место в Совете.

Кеноби изумленно уставился на него. Энакин торопливо объяснил:

– Сказал, что поговорит с Винду, что я достоин… Я отказался!

– Почему? – после продолжительного молчания спросил Оби-Ван. Скайуокер вскинул подбородок:

– Мне никто ничего не давал. Я все сам заработал! Это… Подарок, который придется отдавать.

– Я рад, что ты это понимаешь. Ложись спать, падаван… – улыбнулся Кеноби. Энакин замялся на пороге:

– А… Мастер. Брак?

– Да получишь ты разрешение, – зевнул Об-Ван. – Хотя ты меня этим удивил.

– Ты не… знал? – осторожно поинтересовался Энакин. Кеноби неожиданно хихикнул:

– Ох, падаван… Меньше надо на балконах обжиматься. Тебя не видел только слепой. А клоны те еще сплетники… Вообще-то. Готовься. Винду орать будет…

– А…

– В Храме самые лучшие целители. Твою жену проверят.

Скайуокер кивнул и вышел.

Через месяц они вновь стояли в круге мастеров, и на этот раз Скайуокер вручил Оби-Вану две косы, вызвав одобрительные переглядывания джедаев.

А еще черед две недели Энакин стоял перед коленопреклоненным Дуку, зажав его шею сейберами: своим и трофейным. Канцлер сидел, прикованный в кресле, требуя убить ситха, а Скайуокер смотрел на потрясенного графа, уставившегося на Палпатина так, словно у того выросли рога, и вспоминал слова Оби-Вана, в настоящий момент охотящегося на Гривуса на Утапау.

Выбор.

Убить?

Или оставить в живых?..