Он припал к ее затвердевшим соскам, принялся целовать ее грудь, живот, пупок и понял, что большего блаженства в жизни не испытывал. Однако настоящее блаженство у него было впереди…
— Донован, любимый, — простонала она.
Он не откликался. Близость с ней заставила его совсем потерять голову, он знал, что не в силах остановиться, не в силах ответить ей. И звук ее голоса был лишь одной из партий, которую исполнял в его душе невидимый оркестр. Эта музыка полностью подчинила его, захватила его душу и увлекла за собой без остатка.
Его пальцы коснулись горячей мягкости между ногами, он стал ласкать ее сладкую плоть, продолжая слышать эту великолепную музыку. Она хватала ртом воздух и он понял, что пора приступать к самому главному, пора вспомнить старые ласки и приступить наконец…
— Сэм! Сэм!
Это же Синди! Он тряхнул головой и понял, что стоит на кухне. На кухне своей сестры! Что за наваждение! Ему привиделось, будто он и Нэнси… Господи, неужели ее тело, которое на протяжении всего разговора он угадывал под одеждой, никогда не оставит его в покое. Неужели до конца дней он будет мучиться теми воспоминаниями. Но ведь у нее есть сын, она сама сказала об этом! Это его ребенок!
А он ее прогнал…
— Сэм, я вижу, ты сам не свой. — Синди внимательно посмотрела на него, затем принялась размазывать по тосту кусочек масла. — На, держи. — Она передала ему тост. — Что-то случилось?
— Да нет. А что?
Сэм следил за ее ловкими движениями, облокотившись о разделочный стол. Синди вечно колдовала у плиты, и на кухне у нее пахло как в старые добрые времена, когда еще была жива их мать.
Взглянув на них, любой бы понял: они брат и сестра. Такие же волнистые каштановые волосы, блестящие серые глаза, светлая кожа. И ничего удивительного: ведь Сэм с Синди близнецы.
— Неужели ты воображаешь, что можешь меня провести? — сказала Синди. — Я же отлично вижу: что-то не так.
Сэм понял, что жизнерадостное выражение лица, которое он нацепил на себя, едва войдя в дом, явно изобличает в нем полное отсутствие актерских способностей. Сестра сразу же его раскусила.
Сэм не любил рождественских праздников, и Синди это знала. Ведь именно он обнаружил тогда под рождественской елкой их мать. И воспоминания об этом страшном событии преследуют его всю жизнь.
Но еще хуже другое. То, что он прочитал в том письме. Правда, об этом он и не подумает ей сказать.
— Помнишь ту девушку? Я познакомился с ней год назад. Тогда тоже была зима и шел снег.
— Джеки, Джеки Хардгрейв, так, ты сказал, ее зовут? Как же не помнить, конечно помню. — Синди нахмурилась. — И помню, как ты рвал на себе волосы, когда она исчезла.
— Ну так вот, догадайся, кто вплыл ко мне в кабинет сегодня вечером?
— Она?! — Синди на секунду остановилась и внимательно взглянула на него.
Интересно, понимает ли Синди, что значит для него эта женщина? — подумал он.
— Выходит, она жива? У нее все нормально? — продолжила сестра.
Может, у нее-то все и нормально, только она сама ненормальная.
Сэм пожал плечами.
— Черт его знает. Так сразу и не разберешь. Все время думаю о ее деле.
— О деле? Или о теле?
— И о том и о другом, — ухмыльнулся Сэм.
Сестра, довольная шуткой, снова принялась за стряпню. Украсив торт кремом, она повернулась к нему.
— Ты не отнесешь его в гостиную? Что-то Вилма и ее муженек опаздывают.
— Надеюсь, они все-таки появятся, — сказал Сэм.
Он и вправду надеялся, что шеф полиции все-таки придет. Рождество он любил еще меньше, чем Сэм. Вечно сидел за праздничным столом надутый и что-то бурчал себе под нос. Но Сэму совершенно необходимо показать ему это письмо.
— Не волнуйся, придут как миленькие, — рассмеялась Синди. — Разве мы можем отмечать Рождество без них?
Сэм вошел в гостиную, где сверкала и переливалась елка. Уже много лет они вместе с Синди наряжали под Рождество елку и неизменно приглашали в гости семейство Крампов. Со временем этот обычай перерос в настоящую традицию.
А пошло все с тех пор, как умерла Маргарет Донован. Хуже всего близнецам пришлось через год после ее смерти. Не было в живых ни ее, ни Билла Донована, и, если бы не Джек и Вилма Крампы, кто знает, что с ними произошло бы?
Синди нравились старые добрые традиции. Она часто вспоминала свое детство, вспоминала, что для нее и брата сделали шеф полиции и его жена. Сэму за эти годы все уже порядком надоело, он был бы не прочь провести Рождество где-нибудь еще, все равно праздничного настроения у него никогда не было, но ради Синди неизменно соглашался приехать к ней и провести остаток сочельника и рождественскую ночь в обществе супругов Крамп.
— Мне он тоже нравится, — раздался рядом голос сестры.
Заждавшись брата, она тоже пришла в гостиную. Он и не заметил, что стоит, уставившись на фарфоровую игрушку — разрисованного яркими красками Санта-Клауса.
— Этого Санта-Клауса мама подарила мне еще в детстве, — добавила Синди.
Фамильная черта. Их мать была без ума от рождественских игрушек, собирала их, а когда наряжала елку, рассказывала, откуда взялась розовенькая собачка с отломанным хвостом и кто подарил ей этот миленький блестящий шарик. Каждая игрушка для нее что-то значила.
А Сэм смотрел на Санта-Клауса и вспоминал про ряженого, которого видел сегодня. И которого ему не удалось поймать. Вернувшись в кабинет, он позвонил в справочную, чтобы узнать номер телефона Нэнси Баркер, проживающей в Лонгфилде. Однако никого с таким именем в городе зарегистрировано не было.
Ничего удивительного. Наверняка она снова солгала. Впрочем, это не имеет значения. Что бы он ей сказал, даже если бы дозвонился? Что рядом с его конторой целый вечер ошивался Санта-Клаус? Что он, скорее всего, был там не случайно и следил за нею? Глупости! Послушать его, так он такой же ненормальный, как и она.
И все-таки Сэм не мог не волноваться. Ведь не исключено, что Нэнси и вправду попала в беду, а он даже не захотел выслушать ее. Как ни крути, приятного мало. Больше всего его сегодня заботят две вещи: письмо матери и невероятная история, которую поведала ему Нэнси. А он стоит здесь и как ни в чем не бывало разглядывает фарфорового Санта-Клауса, а у него на душе кошки скребут!
Раздался звонок.
— Это, наверное, Вилма с Джеком пришли!
Сэм поплелся открывать дверь.
— Сэм, ты не предложишь гостям чего-нибудь выпить? — произнесла Синди после радушных приветствий. — На таком холоде вы наверняка заледенели.
— Ну что ты! Какое же Рождество без снега! — защебетала Вилма Крамп. — Ах, Джек, посмотри, какая прелестная елочка!
— Ты мне не поможешь? — Сэм в упор взглянул на Джека, намекая на обещание, которое тот дал по телефону.
Крамп вздохнул, но понял, что другого выхода у него нет. Что-то бурча себе под нос, он направился в кухню. Сэм последовал за ним.
Больше всего Джек Крамп напоминал постаревшего боксера-тяжеловеса, таким мощным телосложением его наградила мать-природа. Правда, уже не только мускулы бугрились под его белоснежной рубашкой, а волосы на макушке поредели. И все-таки все в управлении полиции знали: Джек Крамп — человек принципов, честности ему не занимать, но и упрямства тоже. Уж если он что-то вбил себе в голову, никто и ничто его не остановит.
Но для Сэма было важно его мнение, поэтому он так и настаивал на том, чтобы Джек познакомился с письмом. Протянув ему пожелтевший от времени конверт, он достал с полки бутылку вина, откупорил ее и наполнил бокалы. Иначе женщины забеспокоятся, что это их так долго нет.
— Неужели обязательно заниматься этим сейчас? — пробурчал Крамп. — Сэм, побойся Бога, сегодня же сочельник.
— Обязательно. Ты должен знать, что я был прав. Кен Оскальски не убивал мою мать. И я знаю, что в ее жизни был кое-кто, мужчина, о существовании которого я и не подозревал. Тайный любовник. Который не захотел раскрывать свое инкогнито. И ради этого он был готов на все.
Джек мрачно посмотрел на него.
— Ты правда во все это веришь? И не желаешь успокоиться?
— Ни за что! И зная, как к тебе относились мама и отец, думаю, что и ты не должен сидеть сложа руки.
Крамп бросил на Донована очередной мрачный взгляд и открыл конверт. Вытащив оттуда пожелтевшие листочки бумаги, он мед; ленно развернул их толстыми пальцами и принялся читать.
— Ну, что скажешь? — спросил Сэм, когда тот закончил чтение.
— Ерунда все это, — ответил Крамп в своей обычной манере.
Но от Сэма не укрылось, как дрожали его руки, когда он складывал странички и убирал их в конверт. Письмо явно произвело на шефа полиции впечатление.
— Она признается, что тайком встречается с кем-то и не хочет, чтобы отец об этом знал. И просит тетю Викки не выдавать ее. Разве это ерунда? — Сэм засунул письмо обратно в карман и испытующе посмотрел на Джека.
— Да, она говорит, что общается тайно от Билла с каким-то мужчиной. Но ведь здесь ни слова не сказано, что у нее с этим мужчиной был роман, — заметил Крамп, понизив голос, чтобы женщины не услышали.
— Естественно. Так или иначе, мне нужно узнать, с кем это она встречалась. — Сэм подал Джеку бокал. — Ты что, не хочешь мне помочь? Наверняка кто-то об этом знал. Если не ты, то твоя жена. Или другие ее подружки. А может, парикмахерша. Или черт знает кто еще.
— То-то и оно, что черт знает кто. Черт знает что — правильнее сказать. Да, запутанное дело. И потом: ну найдешь ты этого парня, но это же отнюдь не означает, что он ее задушил.
— Не означает, конечно, но это может пролить свет на истину. У нее кто-то был, из письма это ясно как дважды два. И если убил ее не Оскальски…
Крамп вздохнул:
— А почему не он? Зачем же тогда он накропал это дурацкое признание?
— Откуда мне знать? Этот парень всегда был со странностями. Кто знает, что взбрело ему в голову. Это, кстати, подтверждает мою мысль: мама знала, что Кен Оскальски с приветом, и ни за что не впустила бы его в дом. И не предложила бы ему выпить. А ты же помнишь, что на столе стояло два бокала и в одном еще оставалось вино.
— Я помню и то, что на обоих бокалах были отпечатки только твоей матери. Господи, Сэм, мы обсуждали с тобой и это проклятое вино, и этого ненормального Оскальски, будь он тысячу раз неладен. Признай, я прав.
— Нет, ты не прав! Из этого следует только, что на убийце были перчатки. Чего тут странного? Стоит декабрь, холодрыга жуткий. Он вполне мог быть в перчатках. А может, он так и не притронулся к напитку.
Крамп сокрушенно покачал головой.
— Зря я тогда позволил тебе взять домой копию дела. Теперь ты, видно, читаешь его по ночам.
— Мне не нужно его читать. Я его и так наизусть знаю.
Сэм утаил от шефа, что у него уже целый год как нет папки с делом. Оно пропало вместе с остальными делами, которые утащила Нэнси Баркер. Так она себя теперь называет. А тогда ее звали Джеки Хардгрейв. Но зачем она их взяла, он не понимает до сих пор. Ведь среди них не было ни одного дела, над которым он в тот момент работал бы. Наоборот, она стянула старые дела, которые не могли представлять для нее интереса. Да черт ее разберет, все-таки, видно, она сумасшедшая!
— Твой отец досконально проштудировал дело. Заподозри он хоть на секунду, что Кен Оскальски непричастен к убийству, он бы…
— Возможно, он догадывался о том, что у моей матери роман! Может, он даже подозревал кого-то.
Да, теперь Сэм вряд ли узнает, что было известно его отцу. Не прошло и полугода после смерти Маргарет Донован, как у него случился инфаркт. А ведь у Билла здоровье было богатырское и на сердце он никогда не жаловался.
— И что, думаешь, такой отличный полицейский, каким был твой отец, спустил бы дело на тормозах?
— Наверное, была причина, почему отец не стал преследовать убийцу. Может, он просто был не в состоянии до него добраться.
В чем-то Крамп прав: у него нет никаких доказательств. Но какое-то шестое чувство подсказывает ему: Кен Оскальски не виновен в убийстве его матери, да и с его самоубийством тоже нечисто.
— Ты сам не уверен, что прав. А о сестре ты подумал? Каково ей будет услышать, что у ее матери был любовник?
— Ты знаешь, как я люблю Синди. И нечего об этом говорить! — бросил Сэм.
Из гостиной раздался ее голос.
— Эй, вы двое, что там застряли? Бросьте хоть ради Рождества свои дела, идите к нам!
Крамп взял бокал, намереваясь отнести его своей жене.
— Разве недостаточно уже того, что твою мать убили? Ты похоронил ее, а теперь хочешь похоронить и ее доброе имя? А все ради чего? Вбей себе в башку: ее убил Кен Оскальски.
— Ага, — проговорил Сэм, — значит, ты все-таки думаешь, что она и впрямь изменяла отцу.
— Черт побери, если и так, я не хочу об этом ничего слышать!
Сэм молча последовал за ним в гостиную. Но он не переставал думать о том, что сказал шеф полиции.
Разговоры тут же зашли о праздниках, о том, как трудно купить подходящий подарок, о том, кто был недавно в гостях и у кого.
Сэм молчал. Он невидящим взором глядел на огонь, но веселые язычки пламени, пустившиеся в камине в пляс, его совершенно не занимали. Он никак не мог отвлечься от гложущих его мыслей о том, кто убил его мать. А еще о Нэнси Баркер, молодой женщине, которая сегодня вечером пришла к нему. Зачем? Где она была все это время? И что с ней сейчас?
На него накатили воспоминания о том, что между ними было… И о ребенке, отцом которого, возможно, является он. Но ведь она воровка, сказал он себе, и лгунья, а это еще хуже. Она украла не только его деньги, не только старые папки с ненужными ей бумагами. Она навсегда забрала его сердце.
И, возможно, именно поэтому из головы у него никак не выходит тот Санта-Клаус, который следил за ней. Поэтому он волнуется и думает, не случилось ли с ней чего-нибудь плохого. И поэтому о ней он сейчас думает даже больше, чем о письме, которое лежит у него в нагрудном кармане.
— Верно, Сэм?
Он дернулся.
— Что?
— Я спрашиваю, — сказала Синди, — ты согласен, что наша елка просто загляденье? Мы с Сэмом сами ее срубили, — добавила она с гордостью.
Он кивнул.
— Лучше не бывает! — буркнул он и почувствовал на себе ее обеспокоенный взгляд.
Сестра видит его насквозь. Разве от нее скроешь мысли, которые его тревожат? А теперь ему придется расспрашивать в округе об их матери, и сразу же поползут слухи. Синди наверняка об этом узнает.
Джек Крамп кряхтя встал и сказал:
— Не суетись, Синди, я вымою тарелки.
— Я с тобой! — тут же проговорил Сэм. Крамп метнул на него недружелюбный взгляд, но ничего не сказал.
— Чего тебе? — спросил он, когда они были на уже кухне.
— Мне нужно узнать, кому принадлежит одна машина. У меня есть номер. Как думаешь, сегодня в управлении кто-нибудь мне поможет?
— Что, так срочно?
— Я тут работаю над одним делом. И мне нужно разузнать что к чему. Пока у меня есть только этот номер. — Он продиктовал Джеку номер машины Нэнси Баркер, который разглядел, когда она уезжала. — Дело непростое, и что-то мне подсказывает — срочное.
— Вечно ты со своей срочностью! Ладно. — Крамп засунул в карман блокнот. — Позвоню завтра ребятам. А пока, сделай милость, оставь меня в покое. Мы же все-таки на празднике!
Как Крамп ни ворчал, Сэм понял: шеф полиции доволен, что он заговорил с ним не об убийстве матери, а о каком-то другом, явно не связанном с прошлым деле. Что делать, приходится заниматься сразу всем на свете. С момента убийства его матери прошло уже двадцать лет. Значит, лишний день ничего не решит. А Нэнси Баркер, возможно, и впрямь нужна помощь, и очень срочно.