Тени возвращаются

Глава 2. Многовато, и всё же Недостаточно

ФОРИЯ СО СВОИМ ВОЙСКОМ вернулась в Римини в конце месяца ризин и до города добиралась верхом по дороге Гавани, сопровождаемая холодным осенним дождем и остатками осыпающихся красных с золотом листьев. Официальная Встреча должна была состояться лишь на следующий день, но сам её въезд в город был обставлен с такими церемониями и пышностью, словно праздновали окончание войны, а не короткое сезонное перемирие, вынужденное — из-за невозможности продолжения военных действий.

Достижение полного мира все ещё оставалось чем-то призрачным, но Фория, тем не менее, издала приказ, устанавливающий ещё один праздник в календаре — День Возвращения Героев. Суть его была в праздновании уже одержанных побед — конечно, безо всякого упоминания о поражениях — и почитании памяти павших. То же самое она уже сделала в прошлом году, когда надежды ещё были весьма радужными.

Намокшие под дождём знамёна и позолоченные щиты, развешанные по улицам, в этом году выглядели более жалкими, подумалось Алеку, когда он и Серегил стояли в толпе народа возле стены Морского Рынка, отлично защищавшей от ледяного и промозглого бриза. Отсюда им была хорошо видна королева, когда она проезжала — блистательная, несмотря на пасмурный день, в своих украшенных золотом шлеме и нагруднике, с огромным Мечом Герилейн, который она держала навытяжку перед собой. Этот древний клинок был самым могущественным символом ее власти — как правителя и как верховного главнокомандующего государства — гораздо более чем даже королевская корона. Когда Алек впервые увидел мать Фории, на Идрилейн были эти самые доспехи, и этот меч тоже принадлежал ей.

Брат-близнец Фории, Принц Коратан, ехал от неё по правую руку. Теперь он стал Наместником, и было странно видеть его, столь же достойного воина, что и она, одетым в гражданскую одежду и плоскую бархатную шляпу, а не в униформу главнокомандующего. Его тронутые сединой белокурые волосы были все еще длинны — этим он отличался от большинства придворных. Сидя на своём огромном вороном скакуне с непринужденностью истинного вояки, он выглядел очень изысканно и по-королевски. В отличие от Фории и их младшей сестры Аралэйн, он всегда был дружелюбен с Серегилом, а также с его сводной сестрой Клиа. Этим он Алеку и нравился.

Дождь сыпал всё сильнее, но они не уходили, пересчитывая полки и знамена. Ко времени, когда мимо них промаршировал последний солдат, Алек успел прикинуть, что она потеряла почти пятьсот человек, и это было только войско Римини, которое они видели своими собственными глазами. Повозки же с погребальными урнами в официальную часть церемонии никогда не входили.

— Пойдём, — наконец сказал Серегил, клацая зубами. — Кавиши должно быть уже прибыли.

Они незаметно пристроились на задок проезжавшей мимо повозки и так добрались обратно до Улицы Колеса, где обнаружили в своей расписной гостиной Микама и всё его семейство, с нетерпением дожидавшихся их.

Кари тут же схватила Алека в объятья, стараясь при этом не уронить со своего бедра трехлетнего рыжеволосого Герина. Ребенок потянулся и уцепился за косичку Алека.

— Тятя…Aрек! -

— Вот он, мой золотой мальчик! — закричала Кари, звонко целуя Алека в обе щеки. — И за всё восхитительное прошлое лето вы лишь дважды соизволили выбраться в Уотермид? Чем это, интересно, вы с Серегилом были так заняты?

— Незачем спрашивать, любовь моя, ты и сама прекрасно знаешь, — хохотнул Микам и захромал к Серегилу, чтобы обменяться с ним рукопожатиями. Для поездки в город он надел свой лучший наряд: красивый расшитый камзол, дорогую перевязь для меча, и опирался на полированную трость с рукояткой слоновой кости, вырезанной в форме рыбы — подарок Серегила.

Всё ещё больно было видеть его таким, с его негнущейся ногой — напоминанием о том роковом дне, четыре года назад. Тот день каждому оставил на память рану: рана Микама была самой очевидной, но рана Серегила — безусловно, самой глубокой. Единственный раз, когда он пожаловался на неё, была та ночь, когда он очнулся с криками и слезами, весь в холодном поту. И больше ни разу — когда уже пришёл в себя и мог держать свои чувства под контролем. Серегил сжал в объятьях своего старого друга, затем огляделся.

— А где это моя птичка?

— Я здесь, Дядюшка! — Илия легко спорхнула вниз по лестнице, сопровождаемая двумя огромными белыми зенгатскими собаками Серегила, Марагом и Зиром, и неся на спине своего молочного брата. Уже десяти лет от роду, Илия была смугла и симпатична, как и её мать и средняя сестра Элсбет, и старалась вести себя совсем по- взрослому.

— Лутас хотел снова посмотреть те книжки с картинками в библиотеке. Он запомнил их с нашего прошлого приезда. Хотя, погодите. Я же привезла Вам подарки!

Она спустила Лутаса на пол и побежала наверх.

— Дядя! — Лутас подбежал и обхватил колени Серегила. Серегил потрепал ребенка по волосам, но Алек не мог не заметить промелькнувшей печали во взгляде друга.

Хорошо ещё, что Лутас был слишком мал, чтобы помнить мать, бабушку и деда, и то, как Серегил спасал его из полыхающей гостиницы. Но как бы ни было, он всегда испытывал особую привязанность к Серегилу, и Серегил был всегда по-особенному добр к ребенку, хотя Алек и знал, что он с ужасом ожидает того дня, когда мальчику придётся рассказать всю правду о его прошлом.

Илия простучала каблучками обратно, спустившись к ним с двумя большими коричневыми свертками подмышками.

— Это вам. Я потратила на них все лето!

Алек развернул свой сверток, и встряхнул добротный шерстяной свитер. У Серегила был такой же, но из более темной шерсти.

— Ну ты глянь, — Серегил подмигнул Алеку. — И рукава одинаковой длины и вообще всё как надо. -

— Я заберу их обратно! — пригрозила Илия, улыбаясь слишком широко, для обиженной.

Серегил обнял ее.

— О нет, только не это! Обещаю надеть его, как только упадёт первая снежинка и не снимать до самой весны!

— Вы же сами рассказывали, как мерзли там, в старой хижине, где вы жили. Случись такое снова, вы всегда сможете воспользоваться ими!

Алек расцеловал ее.

— Спасибо. У нас, как всегда, есть и для вас кое-что интересное…

Он вышел в столовую и достал из верхнего сундука, украшенного росписью, два небольших обернутых шелком свертка. Вернувшись, он опустился на колено возле мальчиков.

— Сначала вам!

Две пары глаз широко распахнулись в ожидании — синих, как у Силии, — Лутаса, и ореховых, как у Микама, — Герина.

— Подалки? — прошепелявил Герин. Более застенчивый, он отодвинулся назад, в то время как Лутас смело взял свертки. Обертки были сняты и отброшены прочь, и оба мальчика радостно закричали, обнаружив двух расписных игрушечных драконов. В прошлый раз Алек хотел подарить им крошечные луки, но Кари мягко, но настойчиво придавила его ногу.

— Дайте мне ещё несколько лет спокойной жизни, прежде чем вы, приедете и вложите оружие в их руки! — возмущалась она. — Кроме того, они лишь повыкалывают друг другу глаза этими чёртовыми игрушками. Алек держал лук в руках столько, сколько помнил себя, но не стал возражать и поступил, как она хотела.

— По-моему, кто-то делает вид, что подарки его не интересуют, — поддразнил Илию Серегил. — Или ты, действительно, уже слишком взрослая для таких вещей?

Это была их давнишняя забава.

— Да мне всё равно! — ответила девочка со скромной улыбкой, теребя свою клетчатую юбку.

— Ну ладно, и что же мне теперь делать с этим? — задумался Серегил, с ловкостью фокусника выуживая прямо из воздуха шкатулочку. Темные глаза Илии загорелись.

— Там что-то волшебное?

— Боюсь, не в этот раз. Но если ты меня поцелуешь, я так и быть, покажу тебе, что там такое. Илия подскочила к Серегилу и запрыгнула ему на колени, чтобы поцеловать.

— Алек и я как-то пообещали тебе ожерелья из языков и глаз драконов. Помнишь?

— Да так и не привезли! — Она наморщила носик, смешно уставившись на шкатулку, всё ещё сомневаясь. — Скажете нет?

— Ну, надо посмотреть, чтоб узнать наверняка.

Илия открыла шкатулку и достала пару крошечных жемчужных сережек в форме капелек. — О, Дядюшка! — закричала она, душа его в радостных объятьях.

— Юная леди, достаточно взрослая, чтобы присутствовать на чествовании Королевы, должна иметь подходящие драгоценности, как считаешь? — спросил Серегил, захихикав. — К тому же, в наш прошлый приезд я заметил, что ты проколола уши. А у Алека тоже имеется для тебя подарок.

— Миледи. — Алек подарил ей ожерелье с жемчужинами — в комплект к сережкам — на небольшой золотой цепочке.

— Вы испортите мне детей, — сказал, смеясь, Микам. — Ну настоящие дядюшки, вы оба.

Алек нагнулся, чтобы застегнуть ожерелье.

— А ну не вертись!

— Я так волнуюсь! — воскликнула Илия. — Мы же увидим Королеву. И Беку, которая приедет домой на Ночь Скорби!

Цепочка выскользнула из пальцев Алека, и ожерелье упало на колени девочки.

— Она что — возвращается из Ауренена?

— Хочешь сказать, вы не знали? — спросил Микам. — В прошлом месяце мы получили от неё письмо. Ее турма Ургажи в данный момент находится на охране границ выше Цирны.

— А Теро?

— Последнее, что я слышал, это что он возвращается в город.

— Без Клиа? — спросил Алек.

— Пока что. Она — с вашей сестрой в Боктерсе на всю зиму. На смену турме Ургажи послан новый отряд.

— Кто командир?

— Вот это мне неизвестно. Хотите сказать, вы ничего не слыхали?

Алек обменялся с Серегилом тревожными взглядами.

— Может они хотели сделать вам сюрприз, — предположила Илия. — О боже, а теперь я всё испортила, да? Но я же не проговорилась ещё кое-о-чем, да, мама?

— Ещё? — спросил Алек.

— Бека вышла замуж, — сказал ему Микам. — Полагаю, Вы знаете этого парня. Фейе, с которым она встретилась там, его имя — Ниал.

— Наш переводчик. — Алек покачал головой, улыбаясь. — Что ж, можно было ожидать. Я думаю, вам он придётся по душе.

— Уверена, что мне да, — сказала Илия. — Бека говорит, что он очень красив!

Серегил подмигнул ей:

— Так и есть.

— Но вы должны хранить в тайне, что мы вам всё рассказали.

Серегил застегнул ожерелье, затем покружил ее, пока она не захихикала.

— Не беспокойся, птичка. Вот уж разыграем их, когда мы встретимся. Ну, пойдёмте, поглядим, что там приготовил на ужин наш повар.

За ужином Серегил с успехом хранил беззаботный и непринужденный вид, хотя в сознании его постоянно вертелись мысли о том, чего теперь ожидать, в связи с таким поворотом событий. Эта внезапная смена личной охраны не предвещала для Клиа ничего хорошего, и это не могло не обеспокоить Теро. Но почему он не послал им весточку — ни единого слова? Фория фактически отправила свою сводную сестру в неофициальное изгнание, и это в то время, когда каждый опытный командир был на счету, ведь в них так нуждались на поле боя! Теперь же она лишила ее и того окружения, которому та доверяла, и мага? Он начал подозревать, что "поездка" Клиа с его сестрой была стратегическим манёвром — поиском более дружественной территории.

После обеда они снова собрались вокруг очага в гостиной: Кари и Илия с вязанием, Микам — со своей трубкой.

— Дядя Серегил, почему Королева не любит свою сестру? — спросила Илия, оторвавшись от чулка, над которым трудилась.

— Ну, они же — сестры лишь наполовину, как тебе известно. Клиа и два ее умерших брата были детьми от второго брака Королевы Идрилейн. И, к тому же, не все сестры уживаются, подобно вам с Бекой и Элсбет.

— Но почему? — не унималась Илия.

— Судачить о делах Королевской семьи — неприлично, — сказала ей мать. — Лучше повнимательнее следи за петлями, не то упустишь. Если неправильно свяжешь пятку, бедная Бека натрёт мозоли.

Кари слишком долго вращалась в кругу наблюдателей, и мела достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что есть вещи, не предназначенные для юных ушей.

Тут Алек отвлёк внимание на себя, растянувшись на полу и позволив двум малышам с восторгом ползать по себе, тянуть за волосы и бороться. Какое-то время он поддавался, делая вид, что они побеждают, затем начал их щекотать, вызвав хохот, и Илия, забыв о напускной взрослости, бросилась на их защиту, присоединившись к потасовке. Собаки, положившие морды на лапы, наблюдали с почтительного расстояния, но всё же не спуская с дерущихся встревоженных желтых глаз. Сердце Алека всегда смягчалось, если рядом были дети, и это особенно проявлялось в отношении Кавишей. Серегил часто задавался вопросом, откуда это в нём: ведь у Алека не было ни сестер, ни братьев, его отец был скитальцем и никогда не задерживался в одном месте настолько, чтобы Алек успел с кем-нибудь по-настоящему подружиться.

Герин уже оседлал Алека, держа его за кончик косички, а Алек со смехом позволял ему это, как терпеливый старший брат. "Или отец", — подумалось Серегилу. Обычный человек, не полукровка, ровесник Алека, особенно последователь Далны, уже женился бы и теперь имел бы ребёнка или даже двух. Обычно Серегилу без труда удавалось прогонять мысли о вещах, которые были неприятны или беспокоили его: за свою жизнь у него было достаточно времени этому научиться. Но когда эти тревожные мысли касались Алека, справиться с ними было гораздо труднее. Это мешало и весьма раздражало его, ибо лишало обычного самообладания.

Кто-то тронул его за плечо, отвлекая от тяжких раздумий. Рядом стоял Микам, и во взгляде его было понимание — хотел того Серегил или нет. Однако все, что он сказал, соблюдая тактичность, как бывало всегда, это:

— Как ты смотришь на то, чтобы сыграть в карты? Давненько я не держал в руках твоих монет. Мой кошелек, кажется, стал слишком легким.

— Он станет ещё легче, коли я соглашусь, — предупредил Серегил.

— Да мы сегодня никак самонадеянны?!

Сначала Алек присоединился к ним, потом Кари, как только уложила детей спать. Серегил был рад возможности отвлечься и бросился в игру со всем азартом, и даже сумел выиграть, практически не прибегая к шулерству.

— Не могу поверить, что никто не написал нам ни слова! — проворчал Алек, когда они с Серегилом, наконец, добрались до постели.

— А кто сказал, что они не писали? — возразил Серегил, сидевший нагишом на их широкой кровати, и расчесывавший перед сном волосы. Комната была обставлена в стиле ауренфейе — воздушном и красочном. Тонкие занавеси на кровати лениво всколыхнулись, когда Алек снял свою рубаху и бросил её на одежный сундук посреди комнаты.

— Думаешь, кто — то крадёт наши письма?

— Скорее их перехватывают ещё по пути от Клиа и Теро.

— Но Бекины же доходят.

— Ее родителям — да, и не в Римини, — напомнил Серегил. — Не нам. Если бы Наблюдатели были все еще при делах…

Он ломал голову над новой загадкой, оставляя многое недосказанным. Снова и снова.

Алек скинул короткие штаны и шлепнулся возле него.

— И что это всё означает? Я полагал, что Фория забыла про нас. Непохоже, чтоб мы представляли для неё какую-то угрозу.

— Мы дружны с Клиа, мы помогли ей преуспеть в Ауренене, что не входило в планы Фории.

— Клиа всегда была лояльна к трону, к тому же она одна из лучших командующих!

— Королева Фория бездетна, Алек, и она уже не молода.

Серегил оставил попытки расчесать волосы и отбросил гребешок прочь.

— Нет ничего, что может помочь ей удержать трон, кроме ее собственной воли. Клиа может предъявить права на него, как дочь Идрилейн, пусть и младшая. Ее притязания, учитывая ее военные навыки, в глазах многих будут выглядеть более обоснованными, чем принцессы Арианы, и конечно гораздо более вескими, чем дочери Арианы.

Изо всех детей Идрилейн Ариана, которую с Форией и Коратаном связывал общий отец, была единственной, имевшей собственных детей. Самая старшая её дочь, Элани, считалась наиболее вероятным претендентом на трон.

— Клиа всегда была популярна в народе, — продолжал он. — Почему ты думаешь, Фория отослала её с глаз подальше, едва только скончалась их матушка? Фория никогда не думала о пользе кого бы то ни было, особенно если ей видится потенциальный соперник. Это хорошее качество для генерала, но не столь хорошее для сестры. Все представители знати разные, Алек. Никогда не забывай этого.

— Ты тоже знатен, — поддразнил его Алек.

— Самую малость, и только в представлении скаланцев. По-моему, лишь у моего народа есть правильное понимание того, что это означает — быть знатным. Но здесь всё сводится лишь к праву наследования, и для Фории, например, важнее всего удержать власть, чтобы продолжить род своего отца.

— Всё это звучит так, будто мы говорим о племенном коневодстве, — фыркнул Алек, забираясь под покрывала.

Серегил погасил лампу и присоединился к нему. Алек устроил голову на плече Серегила.

— Однако, всё это весьма странно, тебе не кажется: вот Фория бесплодна и что дальше? За что-то же Боги наказывают её?

— Ну, для неё лично — это всего лишь небольшая неприятность, не более. И я уверен, что это не волновало бы её вовсе, не будь она королевой.

— Хмм. Даже представить не могу её в роли матери, — согласился Алек, зевая.

— Некоторые предназначены для этого более, чем другие.

Серегил лениво погладил голое плечо Алека, наслаждаясь теплом прижавшегося к нему по всей длине тела. Это был один из лучших моментов за весь день. Уютный и сонный, он говорил не задумываясь, в то время как образ Алека, возящегося с детьми вновь витал перед его мысленным взором.

— Ты всё ещё размышляешь над этим? Над тем, что предсказал Оракул в Сарикали?

Он тут же пожалел о вырвавшихся словах, ибо почувствовал, как Алек сразу напрягся.

— Почему ты вдруг вспомнил?

— Ты же знаешь, пророчества всегда туманны. И я все еще склоняюсь к мысли, что, может, мы не совсем правильно истолковали их.

Сердце Серегила сжалось сильнее, когда Алек отодвинулся и упал на спину.

— Я — "странник, дом которого в его сердце". Я — "птица, что вьет гнездо на волнах". Я — "отец ребенка, которого не родит ни одна женщина". И это — благословение. Что из этого я мог понять не так?

— Прости. Забудь, что я сказал.

— До тех пор, пока ты мне вновь не напомнишь.

— Я не напомню!

— Напомнишь. Как в прошлый раз в Уотермиде. Иногда мне кажется, что это волнует тебя больше, чем меня самого.

— Я лишь хочу, чтобы ты был счастлив.

Он не мог видеть Алека в темноте, но вздох, которым тот ответил, сказал лучше всяких слов:

— Я уже счастлив. И пусть всё идёт, как идёт.

Легко сказать. Мысли, не поддающиеся никаким усилиям воли, так и витали рядом, лишая всякого сна.

— Знаешь, Алек, я не вижу причины, почему бы тебе не найти какую-нибудь подходящую девушку…

— Прекрати!

Несмотря на угрожающие нотки в голосе Алека, Серегил не остановился.

— Я лишь хочу сказать, что если тебе захочется завести с кем-то ребенка, то я не стану возражать.

На какое-то время повисла зловещая тишина, потом кровать покачнулась — это встал Алек. Он схватил свою одежду и вихрем вылетел вон. Мгновение спустя в нижнем холле хлопнула дверь библиотеки, закрытая твердой рукой. Серегил сидел ошеломленный. Ничего подобного никогда раньше не случалось. Конечно, бывали между ними разногласия, им даже приходилось драться, и не раз, в те долгие зимние дни в лачуге, но Алек никогда вот так не сбегал. Серегил натянул одежду и вышел в коридор. Света под дверьми комнат гостей не было видно, но он подозревал, что Микам и Кари всё же что-то слыхали.

Он обнаружил, что дверь библиотеки от него заперта. Открыть её для него не составляло труда, но он знал, что лучше этого не делать. Расстроенный, и с чувством глубокой вины, он поплелся обратно к своей кровати, надеясь, что утром всё вернется на свои места.

Но ничто не вернулось. Алек спустился лишь поздно к завтраку, и обменялся с Серегилом парой общих фраз. Микам лишь вопросительно поглядел на обоих, зато Кари, едва с едой было покончено, прижала Серегила в угол, настигнув его в саду.

— Что ты ему сделал? — требовательно спросила она, не сомневаясь в виновности Серегила.

— Ничего!

Она просверлила его темным взглядом.

— Я люблю этого мальчика как своего собственного сына, а только идиот не заметит, что он страдает. Что у вас стряслось?

— Мы всего лишь разошлись во мнениях, — ответил за него Алек, появившийся в дверях кухни. Подходя, он легонько коснулся руки Серегила. — Ничего, о чём следовало бы волноваться. Ведь правда, тали?

Облегчение Серегила было недолгим. Едва Кари ушла, Алек потащил его в дальний конец сада, под защиту высоких розовых кустов. Напускная его улыбка исчезла. Он все еще был зол.

— Если ты хоть когда-нибудь ещё предложишь мне такое, будешь спать один намного дольше, чем одну ночь!

— Я думал лишь о твоей пользе!

— Пользе?! — глаза Алека опасно сузились на миг, но затем в его взгляде появились зловещие огоньки. — Так ты, действительно, не видишь ничего дурного в том, чтобы позволить мне разделить постель с кем-то? Не то ли ты и сам делаешь, исчезая вечерами? Вернулся к своей давней привычке шляться по Улице Огней?

— Ну да, я бывал там, но…

— Нет! — Алек задохнулся.

— Что? О, нет, нет же! Всего лишь ради общения. С Эйруал и несколькими друзьями, но я не спал ни с кем! — поспешил заверить его Серегил, и он не лгал. Вряд ли он даже испытывал какой-либо соблазн.

— А тот зеленоглазый? Тириен, кажется?

— А… да. Прости, что не сказал тебе. Я просто не думал…

— Ты? Ты не мог предположить, что это для меня важно?

— Я никогда не причинял тебе боль, тали. Я не коснулся никого и никогда не коснусь! — зашептал Серегил, надеясь успокоить его прежде, чем их услышат в доме. — Ты же знаешь, у меня никого не было… никого, о ком бы я так волновался.

— Изо всех твоих прежних любовников?

— Одно название — любовники, Алек. Развлечение по обоюдному согласию, не более….

Алек выглядел очень печальным.

— Не понимаю, как это возможно: быть со столькими и никого не любить.

Серегил поколебался, всё ещё чувствуя, на каком скользком пути сейчас находятся оба. Наконец, он пожал плечами и сказал, как есть, как бы глупо это ни прозвучало:

— Мне было всё равно.

Иногда способность Алека видеть его насквозь была благословением. Остатки его гнева исчезли, оставив лишь налёт печали.

— И тебя это сильно угнетает — то, что ты более не свободен?

— Я свободен, Алек. Я с тобой, потому что таков мой выбор. И я обещаю, это — последний раз, когда мы обсуждаем это. Я клянусь Светом, и моей любовью.

И подняв к губам их сплетенные ладони, он стал целовать пальцы Алека. Алек притянул его, целуя в губы, затем отпустил и направился назад, к дому и гостям.

Серегил последовал за ним, чувствуя облегчение, омрачённое лишь сознанием того, что на самом деле это же ничего не меняло. По крайней мере, для Алека.