Глава 43. Размолвка

АЛЕК ТЕРЯЛСЯ В ДОГАДКАХ, какое число могло быть теперь на календаре, но ветер с каждым днем становился все более суровым, и в воздухе пахло зимой. Ночью земля под ногами искрилась легким морозцем. Экономя запасы еды, и благодаря тому, что ему иногда везло на охоте, им удалось продержаться две прошлые ночи на продовольствии, полученном от Тиель, однако теперь холод становился их главным врагом. Когда наступало время отдыха, им не оставалось ничего иного, как тесно прижавшись друг к другу, пытаться сохранить тепло своих тел.

Даже через три дня пути от дома козопаса они не только не достигли побережья океана, но ещё и угодили под дождь. К рассвету он стал таким сильным, что Алек и Серегил плюнули на охрану и присоединились к Илару в их жалком убежище, которое они нашли в каком-то развалившемся доме.

— По крайней мере, сегодня не будет проблем с водой, — пошутил Серегил, стуча зубами.

Во время их прошлого ночного перехода все были жутко голодны и испытывали потребность хотя бы умыться, воды в редких ручейках, что текли в прежде сухих оврагах, теперь оказалось достаточно, чтобы наполнить ею кожаные мехи.

С тех пор, как он исцелил девушку, Себранн вернулся к своему обычному тихому и безучастному состоянию, больше не проявляя никакого интереса, если им случалось в очередной раз отклоняться от ночного маршрута. Алек, хоть сам почти постоянно испытывал чувство голода, кормил его по нескольку раз в день, и рекаро казался весьма довольным таким усиленным питанием. Когда Алек укладывался спать, он всегда пристраивался к нему поближе, впрочем, это уже никого не удивляло.

Однако, вглядываясь в его светлые глаза, когда умывал его или отрезал ему волосы, Алек почти с уверенностью мог сказать, что с каждым днем видит в них всё больше разума. То, как рекаро почувствовал больную девушку и настаивал на том, чтобы они пошли туда, было достаточным тому доказательством. И Серегил, к великому облегчению Алека, тоже начал относиться к нему граздо ласковей.

Единственным признаком того, что местность, которую они проходили за последние пару ночей, не совсем безлюдна, были редкие хижины пастухов. Они задерживались возле них лишь для того, чтобы раздобыть немного еды: только то, что можно было украсть, не рискуя попасться на глаза хозяевам.

Вопрос о том, чтобы избавиться от Илара или Себранна за время пути отпал сам собой. Серегил вынужден был признать, что ему всё же было смириться с этим легче. Сначала он сделал над собой усилие и ради Алека стал говорить о рекаро "он" и "Себранн". Но с той ночи в доме козопаса, он и сам не заметил, как стал думать о нем, как о живом существе. Безмолвный и сам по себе весьма необычный, Себранн каким-то образом узнал о больной девушке и сделал всё, чтобы помочь ей. Однако видеть каждый раз, как он пьёт кровь Алека, и чувствовать прикосновение к себе его ледяных пальчиков было все еще не очень комфортно.

Алек и Илар, кажется, заключили своего рода перемирие, которого правда хватало лишь на то, чтобы спать рядом, не убивая друг друга. Серегил никогда не видел, чтобы Алек так долго держал на кого-то зло: обычно он легко прощал, а потому Серегил не удивился бы, окажись, что Алек не всё рассказал ему о времени, проведенном с Иларом в доме алхимика.

Чувства самого Серегила к Илару были ещё более сложны. У него по-прежнему было достаточно причин его ненавидеть, начиная с той годами взлелеянной обиды, но все же всякий раз, когда он смотрел на Илара, все, что он видел — это его шрамы и его взгляд побитой собаки. Это был не тот человек, о котором он вспоминал.

Несколько дней назад, когда они впервые были вынуждены вот так сидеть бок о бок, пока Алек стоял на часах, Илар долго молчал и заметно нервничал. Но потихоньку он завел разговор об Ауренене и об их прошлом, как тогда, когда Серегил изображал послушного раба. Теперь он спрашивал новости о тех, кого помнил, и вспоминал их общих друзей. Серегил, поначалу очень неохотно шедший на такие разговоры, вдруг обнаружил, что спокойно беседует обо всём с Иларом. И будь на его месте кто-то другой, это могло быть даже приятно. То, что Алек, не желавший во время их ночных переходов сказать Илару ни одного доброго слова, теперь засыпал, прижавшись к нему при свете дня, заставил Серегила задуматься: может и он тоже подобрел к Илару.

Однако как только он попробовал спросить об этом в один из редких моментов, когда они остались наедине, Алек удивленно уставился на него.

— Я пользуюсь им для тепла, как походным костром. Вот и всё.

Он подозрительно глянул на Серегила.

— А ты?

— И я, — ответил Серегил, хотя в глубине души вовсе не был так уж уверен. И Алек наверняка это сразу уловил.

— Я не могу объяснить этого, тали. Я не хочу его. И не люблю! Только я, кажется, больше не испытываю к нему ненависти. Сразу, как выберемся из Пленимара, наши дорожки разойдутся, обещаю.

— Точно?

— Да. Не сомневайся.

Алек сделал вид, что поверил, однако всё же бросил на Серегила такой скептический взгляд, что у того защемило сердце.

Поутру, когда только-только забрезжил рассвет, Алек, учуявший запах легкого бриза, смог с уверенностью сказать, что они наконец достигли океана. Он подождал, пока небо на горизонте приобретет более яркий оттенок, и указал вдаль на юго-запад.

— Вон он. Пролив!

Между все еще темной землей и золотой кромкой горизонта изогнутой туманной полосой расстилался океан. Где-то там, куда не достигал взгляд, был Ауренен, а в нём — спасение.

— Не верю! — прошептал Илар. — Мы и в самом деле готовы это сделать.

Серегил ответил ему своей кривой усмешкой.

— Через две ночи. Самое большее, через три. Надеюсь, твой желудок выдержит плаванье под парусом, друг мой.

Друг?! Улыбка мгновенно исчезла с губ Алека… ну ладно — пусть всё это время Серегил преспокойно спал возле Илара, пусть даже Илар предал Алека в доме Ихакобина. Но вот теперь он таким тоном назвал Илара "другом"… Это прозвучало так, будто Серегил и в самом деле так считает!

— Вперед! — воскликнул Серегил, ничего не заметив.

Они наткнулись на изрытую колеями грунтовую дорогу, идущую на юг, и по ней добрались до широкой гавани. Обойдя кругом небольшую деревеньку они, наконец, укрылись в одинокой рощице возле ручья. Место было далеко не идеальным, но уже светило солнце, и они не могли рисковать оказаться пойманными на открытом пространстве.

Вокруг было много сушняка, и немного посовещавшись, Алек с Серегилом решили развести небольшой костер. На завтрак у них троих был кипяток и кусочки сырой репы. Конечно, этого было слишком мало, однако благодатное тепло разлилось в их желудках, согревая их изнутри. Из скудных запасов еды в тряпичном мешке оставалось ещё несколько реп, пара сморщенных яблок и толика жареного мяса худосочного кролика, которого Алек убил пару дней назад. На этом они надеялись продержаться ещё хотя бы сутки.

Алек с Серегилом весь день стояли на часах, сменяя друг друга. Место, что они выбрали, было вполне укромным, и когда наконец взошло солнце, Илара снова оставили спать одного.

Поздно вечером, когда на часах был Серегил, прижигавший клещей у себя на руках и ногах кончиком зажженной палочки, проснулся Илар и принялся ожесточенно чесать свою грязную одежду и волосы. Стараясь не потревожить Алека, все еще спавшего в обнимку с Себранном, он осторожно выбрался, подошел к Серегилу и прошептал:

— Ты должен потом показать мне, как это делается. У меня всё тело зудит. А ещё мне нужно помочиться. Можно я отойду в укромное местечко?

Илар всегда, когда ему было нужно справить нужду, отходил куда-нибудь подальше, где никто не мог его видеть, даже если была ночь. Серегил хотел было возразить, но подумал о шрамах от кастрации, которые однажды показал ему Илар.

— Ну давай, только не выходи из-за деревьев.

Илар спрятался за большим стволом и мгновение спустя Серегил увидел его голое колено, выглянувшее оттуда. Конечно, ему же приходится садиться на корточки. Он отвел взгляд, тронутый зрелищем гораздо больше, чем ему хотелось бы. Он же помнил, каким было это тело — сильное и ещё целое — и как оно когда-то прижималось к нему…

Серегил бросил палку в огонь и отправился осматривать окрестности их убежища на предмет признаков жизни: что угодно, только не думать об Иларе.

Однако тот потащился за ним.

— Я хочу есть.

— Поедим, когда проснется Алек. Пока можешь вдоволь напиться воды. Ручей чистый.

Илар жадно напился и смочил кожу. Затем обернулся и посмотрел в сторону Алека, спавшего на земле.

— Так это тот единственный, кого ты по-настоящему полюбил, мм? Не скажу, чтобы я так уж осуждал тебя. У него доброе сердце.

— Не для тех, кто его предал, — мягко возразил Серегил.

— Мне жаль, что так получилось. Однако ты же не думаешь, что у меня был какой-то выбор? Илбан приказал, я должен был повиноваться.

— Прекрати называть его так! Теперь ты свободен. У ауренфейе не может быть хозяина.

Тихий смех Илара был горек.

— Разве мы всё ещё можем так себя называть?

— Так говорит кровь, которая течет в наших жилах, что бы кто ни сказал, и что бы с нами ни делал.

— Понятно. Что ж, попробую следовать твоему совету, пока кто-нибудь не увидит меня голым. Бани станут моим любимым местом, тебе не кажется?

— Жалость к себе, знаешь ли, не слишком конструктивное чувство. И уж точно не слишком привлекательное.

— Простите, илбан, — горький сарказм возвратился к Илару.

Серегил воздержался от ехидного замечания, не желая разбудить Алека. Даже во сне у юноши не исчезали из-под глаз темные круги, выдававшие его крайнюю усталость. Он лежал, свернувшись на боку, и положив голову на узел с вещами, с Себранном, как обычно уютно пристроившимся возле его груди.

— Поначалу, когда меня сослали, мне очень хотелось умереть, но я был слишком молод и не решился осуществить это желание, — тихим голосом признался Серегил. — Потом это прошло, хотя позор, конечно, остался… Что бы ты себе ни думал, а идти на суд Идрилейн, будучи покрытым позором, вещь далеко не из приятных. Каждый знает, почему ты там, и что ты натворил. Но один мудрый друг сказал мне: когда ведешь себя, как побитая собака, то и люди воспринимают тебя таковым, а если хочешь когда-нибудь снова добиться уважения, следует научиться гордо держать голову.

— Легко сказать, — Илар отвернулся и уставился на закатное солнце:- Я такой грязный.

Серегил сначала подумал, что он говорит о своем душевном состоянии, но тот добавил:

— Плеск этого ручья сводит меня с ума. Прошу тебя, дозволь мне помыться.

Серегил засомневался, хотя сама идея ему понравилась. За весь день они не услышали и не увидели ни одного человека, а ручей, извивавшийся между деревьев, бежал прямо под горкой, на которой они сидели сейчас. Солнце почти село, и наверху, сквозь ветки, уже виднелись первые звездочки.

— Ладно. Покараулим друг друга.

Первым пошел Серегил. Оставив свой меч в пределах легкой досягаемости, он снял с себя грязную одежду и присел на корточки на глинистом берегу, пытаясь смыть пот и дурной запах. Он оглядел правую руку — то место, где когда-то было клеймо — и остался доволен, что не придется ходить весь остаток жизни с этим живым напоминанием о случившемся. Уже и то было ужасно, что он позволил им с Алеком вот так вот попасться: и особенно виноватым он чувствовал себя из-за того, что так долго им приходится выбираться обратно к свободе.

Слишком долго, даже если такова цена за то существо, созданное из его плоти. И которое он любит так, будто это действительно его ребенок.

Серегил наклонился к ручью промыть волосы, снова думая о пророчестве оракула. Если это не свершение пророчества, то всё же чертовски похоже на то.

Он с удовольствием ощутил, как холодная вода ласкает кожу головы. Он чуть-чуть помедлил, потом сел и как собака потряс головой, разбрызгивая вокруг себя капельки воды.

— Ну, дай же и мне сполоснуться.

Серегил глянул через плечо и с удивлением обнаружил Илара прямо возле себя. "Он же фейе, в конце концов", — подумалось ему, хотя Серегилу по-прежнему не нравилось, когда тот вот так к нему подкрадывался.

Илар утер лицо рукавом, размазав по щеке полоску грязи.

— Мне-то нужно мыть меньше, а, хаба?

— Не называй меня так, — вспыхнул Серегил, больше по привычке, чем гневаясь на самом деле.

— Прости. Но я всегда думал о тебе только так.

— И всё равно, не смей, — прорычал Серегил, продолжив своё занятие.

— Мне жаль, что Алек никак не сможет простить меня. Знаешь, мне он и в самом деле нравится. Было нелегко поступать с ним так, но я не мог иначе.

— Это ты так говоришь всё время, — фыркнул Серегил, умываясь.

Легкое прикосновение к своему плечу его испугало. Он отбросил руку Илара и вскочил. Ручейки воды побежали с его груди, намочив спереди его штаны.

— Будь ты проклят! Чего тебе надо?

Илар шагнул ближе.

— Чтобы ты простил меня, наконец, Серегил. Я не могу понять: ты спас мою жизнь, но по-прежнему бежишь от меня, как от чумной крысы. Почему тогда ты не убил меня или не оставил, когда была такая возможность?

— Я и сам сто раз спрашивал себя об этом.

Илар пригладил рукой подол своей грязной одежды.

— Ты же и правда не знал, что случилось со мной? Ты считал, что я, как и ты, наслаждаюсь свободой?

И снова, подумалось Серегилу: его сердце словно потянули на маленьком рыболовном крючке.

Не сводя с него глаз, Илар развязал шнурки на шее и стянул тунику через голову, обнажая своё израненное тело — со всеми шрамами, рубцами и ужасающей пустотой между ногами.

Когда Илар снова коснулся его плеча, Серегил не шелохнулся, глядя прямо в его грустные ореховые глаза и видя в их глубине столько боли.

— Хаба, — прошептал Илар, наклоняясь к нему ещё ближе: — Неужели мы не имеем права даже на один единственный раз? Мы сломали друг другу жизни, и вот теперь снова вернули их. Без меня разве смог бы ты вытащить этих двоих?

— Я справился бы!

Однако Серегил, действительно, не представлял, как бы он сделал это.

Рука Илара скользнула к его затылку, и Серегил совершенно не понимал, почему, черт возьми, позволяет ему делать это. Илар вдруг склонился так близко, что его губы оказались совсем рядом и Серегил смог почувствовать его дыхание.

Он отшатнулся:

— Что, черт возьми…?

Но прежде, чем они смогли выяснить это, из-за деревьев выскочил Алек и бросился на Илара, опрокинувшись вместе с ним в поток с яростным всплеском.

Серегил стоял, как вкопанный, и наблюдал за их потасовкой. "Ещё немного и он поцеловал бы меня. И я почти позволил ему сделать это!"

Алек быстро одержал верх и теперь топил голову Илара, не давая тому подняться. Серегил кинулся в ручей и оттащил его прочь, пытаясь поставить его на ноги. Оба они вымокли до нитки. Алек отмахнулся, и его кулак угодил Серегилу прямо в челюсть, заставив Серегила грохнуться на задницу посередине ручья. Юноша был мертвенно бледен.

— Так вот значит как? — крикнул он, стискивая кулаки, и готовый броситься в битву снова: — Вот почему ты потащил его за собою?

Серегил уставился на него. Половина его лица пульсировала от боли, а рот наполнился кровью.

— Конечно же, нет!

— Я всё видел! Он — голый. И он целовал тебя!

— Он не целовал!

Обвинение так больно ужалило его, что боль тут же сменилась возмущением:

— А ты-то сам? Я тоже не раз видел вас с ним в саду! И он обнимал тебя.

— Я тебе говорил, что он пытался меня соблазнить, но я не поддался!

— Я тоже!

— Ага, он просто что-то искал у тебя в глазу, наверное!

— Твою мать, Алек!

Он просмотрел на Илара, все еще сидевшего в воде там, где упал. Вода струилась по его лицу вместе с кровью. Илар выглядел таким побитым, несчастным, беспомощным. Жалким.

Серегил с трудом поднялся на ноги.

— Ударь меня ещё раз. Посильнее.

— Что?

— Пожалуйста, тали. Еще раз.

Алек снова удивленно глянул на него, потом размахнулся и, преодолевая сопротивление, шлепнул его по щеке.

Илар, пошатываясь, поднялся, глянул на них как на двух сумасшедших и старательно обошел их стороной, направившись к своей одежде.

— Я не хотел ничего дурного, Алек, — дрожа, пробормотал он.

— Чёрта с два! Ты с самого начала подбивал к нему клинья.

Алек осуждающе глянул на Серегила.

— И ты позволил ему?

С таким же успехом Алек мог ещё раз ударить его. Серегил рывком натянул на себя камзол и взлетел на холм к их стоянке, даже не утруждая себя ответом. Он не знал, на кого ему больше злиться. Наверное, на самого себя.

Алек приставил меч к горлу Илара.

— Сначала я — там, в доме, а теперь значит вот это? Когда ты оставишь его в покое, черт тебя подери?!

— Пожалуйста, не надо! Ты же обещал, — взмолился Илар, и ноги его подкосились.

— Не искушай меня, — Алек, почувствовав отвращение, вложил свой меч в ножны. — Ты надел на него рабский ошейник, но он всё равно спас тебя. Зачем же теперь ты вредишь ему?

Илар обхватил свои колени, подтянув их к груди, и слегка покачиваясь взад и вперед, расстроено прошептал:

— Я не всегда был таким. Все эти годы, переходя от одного хозяина к другому… Да разве ты сможешь понять, и он тоже! Я так долго был этим "Кениром".

— Так это не Ихакобин так назвал тебя?

— Конечно, нет. Когда работорговцы спросили, как моё имя, я сказал первое пришедшее мне в голову, только бы не навлечь на свой клан ещё больше позора, чем я уже сделал.

Как ни противно было признать, Алек почувствовал, что верит Илару, уж больно было похоже на правду.

— Ну и как же ты впервые очутился в рабстве?

— Тогда давно, когда я не справился с заданием Улана-и-Сатхила, тот, чтобы быть уверенным, что правда о его роли в этом деле не всплывет наружу, отдал приказ, чтобы меня поймали и продали в рабство.

Алек фыркнул:

— И это потому, что ауренфейе так не любят убивать друг друга?

— Смейся, твоё право. Он же не мог взять и просто так объявить тетсаг мне и моему клану. И рисковать он тоже не мог. Хаманцы сразу же предъявили бы свои права, скажи я хоть слово. Если бы ему пришлось убить меня, это было бы обычным убийством и вовлекло бы во вражду с моим кланом и нашими союзниками.

Теперь Илара трясло ещё сильнее:

— Кроме того, это наказание куда как хуже, не так ли?

— И ты решил в ответ наказать Серегила?

— Когда я несколько лет назад подслушал, как один из гостей илбана говорил о тебе и о Серегиле, что-то такое произошло… — он запнулся, неподвижным взглядом уставившись на свои грязные ноги. — Какая-то часть меня, словно бы, ожила. Я хотел мести. Я не мог думать ни о чем другом. К тому же илбан доверял мне настолько, что позволил заняться этим, едва услышав о твоей смешанной крови.

Он собрался с духом и поднял глаза:

— Серегил был прав, когда говорил, что всё случившееся с вами, моих рук дело, однако, он тоже несет часть ответственности.

— Не начинай этого снова. Я не верю тебе и мне без разницы.

Илар медленно поднялся и накинул сброшенный плащ.

— Так что же мешает тебе убить меня теперь же?

"Я сам не дал Серегилу сделать этого, а теперь он мешает сделать это мне", — обреченно подумал Алек.

Илар прижал руку к сердцу и отвесил ему легкий поклон.

— Какова бы ни была причина, я благодарю тебя. Если бы ты только знал, каково это, снова встретиться с ним…. Но я постараюсь держаться от него подальше, клянусь!

— Это будет лучше для тебя же.

Серегил нашел Себранна сидящим на корточках в пятнистой тени сучковатого дерева. Он сидел спиной к Серегилу, но обернулся, едва заслышав его шаги, и длинные серебристые волосы всколыхнулись вокруг его плеч. Серегил отчаялся то и дело отстригать их ему. К тому же, было слишком чудно наблюдать, как они каждый раз отрастали снова. Отвлекшись на его волосы, Серегил не сразу заметил, что у Себранна в руках чашка. Рекаро встал и протянул её ему. Огромный синий лотос заполнил всю чашу.

— Зачем это?

Себранн указал на пораненное лицо Серегила.

— Ах, это? Да…

В предплечье Себранна была глубокая рана. Его странная бледная кровь всё ещё вытекала из неё, а темные пятна в пыли вели к развязанному узлу с вещами, возле которого валялся нож.

— Как ты узнал? — прошептал Серегил. — И что ты с собой сотворил? Я вовсе не нуждаюсь в этом.

Он выхватил влажный цветок из чашки и приложил его к ране Себранна. Цветок испарился, как струйка тумана сквозь пальцы, но глубокая рана осталась открытой и по-прежнему кровоточила.

— Ты не можешь лечить сам себя?

Руки Серегила были теперь все перепачканы этой чудной кровью. Она была прохладной и скользкой, и было несколько мерзко ощущать её на своей коже, но он не мог удержаться от жалости к рекаро. И что за жизнь ожидала Себранна, если он вот такой?

Рекаро шатаясь, вернулся к упавшей чашке, наверное решив сделать ещё цветок заживления для Серегила, но закачался и упал прежде, чем успел сделать это.

— Алек, скорее сюда! — закричал Серегил, позабыв про всякую осторожность. Подойдя к Себранну, он попытался перевязать рану лоскутом, который достал из узла. Себранн обмяк и скатился набок, прикрыв глаза.

— Что такое? — спросил Алек, примчавшийся к нему сквозь деревья и выхватив меч.

Серегил поднял на руки небольшое тельце.

— Он порезал себя. Думаю, ему нужен ты.

Алек опустился на колени и осмотрел рану.

— Он сам сделал это?

— Алек, я бы не стал…

Алек остановил его кроткой улыбкой:

— Я знаю. Я просто не думал, что он мог… впрочем, не важно. Дай мне этот нож, поскорее.

Алек глубоко надрезал свой палец и сделал так, чтобы кровь потекла в раскрытые губы Себранна. Долгое время ничего не происходило. Красная кровь вытекала из безвольного рта и струилась по бледному подбородку, который теперь выглядел еще белее, чем обычно. Но потом белесые ресницы затрепетали, показался кончик серого языка, как у котенка, и слизнул кровь.

— Смотри на его руку, — сказал Серегилу Алек.

На глазах изумленного Серегила кожа начала затягиваться, слипаясь в тонкий белый шрам, подобный тем, что были на пальцах Себранна и на его запястье. Теперь глаза рекаро были открыты, и он сильнее присосался к пальцу Алека.

— Может, дать ему побольше? Он упал в обморок, или типа того, потеряв совсем немного крови.

— Мы же не знаем, сколько для него много или мало, — Алек покачивал голову Себранна, уложив его себе на руку. — Бедняжка. Может, я морил его голодом.

На сей раз Алек позволил Себранну напиться вдоволь. Он всегда чувствовал странное напряжение внутри себя, когда кормил его, но сейчас это проявилось гораздо сильнее, вроде того, как тогда, когда Ихакобин заставил его кормить первого рекаро после одного из своих самых жестоких экспериментов. К тому времени, когда Серегил потянулся и отобрал руку Алека, он и сам ощутиль дрожь слабости.

— Довольно, тали. Ты уже весь бледный.

— У меня слегка кружится голова, — признался Алек. — Однако ты только глянь!

Впервые, лицо рекаро и основания его ногтей окрасились в слабый розовый оттенок. Его глаза теперь тоже отливали более темным серебром и были почти стального цвета.

Серегил взял Алека за подбородок и пригляделся к нему.

— Ты тоже немного изменился. Больше похож на себя прежнего.

— Кажется, он высасывает из меня кровь хазадриелфейе, — прошептал Алек, обхватив себя руками и дрожа всё сильнее.

Серегил принес мехи с водой и дал Алеку напиться, затем уселся позади него, притянув Алека к своей груди и согревая своим теплом. Себранн вскарабкался Алеку на колени и тоже обхватил его.

Алек прижал рекаро к себе.

— И на ощупь он не кажется теперь таким холодным.

Серегила накрутил на палец один серебристый локон.

— Хотелось бы мне, чтоб ты смог разговаривать, малыш. И так достаточно всего, чем привлечь к себе внимание, но мне было бы куда приятнее знать, что с тобой происходит.

— Быть может, есть что-то ещё, помимо того, о чём рассказал Илар, — промолвил Алек.

— Возможно.

Серегил прижался здоровой щекой к голове Алека.

Тот откинулся к нему, в кои-то веки ощущая покой. Если он и злился на Серегила когда-то, то теперь это прошло. Просто все они оказались в ужасной ситуации.

— А что там были за крики?

— Я всего лишь сказал Илару, чтоб держался подальше от тебя.

— Пригрозил ему?

— Просто велел оставить тебя в покое.

— Отлично.

Алек обернулся и посмотрел на него.

— Ты не шутишь?

— Ох, Алек.

— Это не я называл его "друг мой".

— Когда-то я любил его. Тебе же это известно. Потом я его ненавидел.

— А теперь тебе его жалко.

— Хотел бы я, чтобы было иначе. Но я клянусь тебе, тали, тебе незачем ревновать.

— Я не ревную к нему!

Серегил ответил ему с печальной улыбкой:

— Также, как я не ревную к Себранну?

— Да ты и не… погоди, а где Илар?

— Я здесь.

Илар присоединился к ним и присел возле костерка, вытянув над огнем руки.

— Я слышал о чём вы тут говорили, — устало произнес он. — Я рассказал вам о рекаро всё, что мне было известно. Мне без разницы, верите вы мне или нет. Но это правда. Зачем бы я стал теперь лгать? Ты был прав, Алек. Только благодаря вам я жив, и я действительно очень ценю это. Просто заберите меня из этой проклятой страны. А там я сам о себе позабочусь.

При этих словах Алек пристально посмотрел на него, всё ещё сомневаясь, не кроется ли за ними очередная ложь. Но все, что он увидел в покрасневших глазах Илара, было смирение, и ещё страх — когда он говорил о том, чтобы оказаться предоставленным самому себе.

К закату все они согрелись, высушили одежду и немного отдохнули. Алеку даже удалось вздремнуть в обнимку с Себранном, устроившимся под его защитой. Он проснулся, улыбаясь во сне Серегилу, чьи длинные пальцы ласкали его затылок, но это длилось лишь пару мгновений. Илар разрушил всё, прежде, чем между ними что-нибудь произошло, и вот теперь Серегил и вправду сидел по ту сторону от костра и казался угрюмым.

Заметив, что Алек проснулся, он поспешно отвел взгляд.

А Алек — такой несчастный — сел и принялся кормить Себранна.

— Вы и впрямь думаете, что мы сможем уже ночью добраться до побережья?

— Если не этой, то завтра наверняка, — отозвался Серегил, разделив на троих остатки кроличьего мяса и яблоки. Алек ел свою порцию очень медленно, отлично зная, что кроется за молчанием Серегила.

Ему очень хотелось бы прижать к себе его и сказать ему, что понимает, что всё, что испытывает Серегил к Илару — это жалость, однако слова застревали у него в горле, едва Алек вспоминал их там, возле ручья.

Он ведь и в самом деле верит Серегилу. Но почему же так трудно перестать думать об этом?

— Пойду посмотрю, не попадется ли кролик. Здесь самое подходящее для них место, — произнес он, надеясь хоть на какой-то ответ, но его тали продолжал смотреть на огонь, как будто догадывался, о чём на самом деле думал Алек.

— Всё лучше, чем змея, — Илар слегка улыбнулся.

— Для змей сейчас слишком холодно, — сказал ему Серегил, поднимаясь на ноги. — Лучше давайте поищем какую-нибудь деревню, или хотя бы приличную ферму. Голод — лучший стимул для моего воровского мастерства.

Едва стемнело, они свернули свой лагерь, разулись и спустившись к ручью, пошли вброд, пока ноги их не закоченели от ледяной воды. Когда Серегил решил, что они отошли достаточно далеко, чтобы запутать следы, и они для верности прошли ещё немного на северо-восток. Конечно, это были лишние мили и лишнее время, но теперь у них была надежда, что преследователи наверняка собьются с пути.

Время шло, а Серегил так и продолжал хранить молчание. Его прошлое снова нависло над ними непрошенной тенью, да и сам он словно бы превратился лишь в смутное очертание в темноте возле Алека, и узы, связывавшие их, теперь безмолвствовали.

Они несколько раз останавливались отдохнуть и покормить Себранна. Возможно рекаро уловил напряженность, повисшую между ними, ибо как только его выпускали из петли, он льнул к Алеку и его невозможно было сдвинуть с места. Когда Серегил предложил понести его, он как белка, вцепился в Алека мертвой хваткой. И прежде, чем тот успел сказать хоть слово, Серегил повернулся и был уже далеко, торопливо зашагав прочь.

"Как будто пытается убежать от чего-то", — печально подумал Алек. А поскольку он слишком хорошо знал Серегила, то скорее всего, так и было: и бежал тот от собственных чувств.

Загрузка...