— Позвольте, ваше величество… Вот так… Закрепим здесь и проденем вот тут… Готово. Прошу, полюбуйтесь.
Мастер Уоллес дал знак, и угрюмый помощник Людвиг поставил зеркало перед королём. В тусклом свете пыточной камеры на Эдвальда глядело его собственное отражение. Всё в нём оставалось прежним, кроме одной, но такой важной детали. На том месте, где прежде была гладкая культя, которую король когда-то стыдливо прятал в длинный рукав, теперь красовался сжатый кулак из блестящего железа.
Что скажете, ваше величество? — с надеждой спросил пыточных дел мастер.
Король взглянул на полированный металл, и воспоминания сделались яркими, точно это случилось вчера…
После битвы, где руку Эдвальда в латной перчатке растоптал собственный конь, минуло несколько дней. Всё это время он стойко терпел жуткие боли, дурно спал, потерял аппетит и, наконец, когда очередным вечером совсем не смог сомкнуть глаз, по совету своего телохранителя обратился за обезболивающим снадобьем. Тогда-то мастер Уоллес, полевой хирург, и спросил дозволения взглянуть на рану. Размотав почерневшую повязку, он увидел настолько жуткое зрелище, что настоял на немедленной ампутации. «Иначе ваша светлость не переживёт следующей ночи», — заявил он, и Эдвальд был вынужден согласиться.
Одурманенный обезболивающим снадобьем, он плохо помнил подробности операции, а когда она закончилась, провалился в глубокий сон без видений. Проснувшись поутру, Эдвальд собрался почесаться и впервые не ощутил собственных пальцев. Только увидев на месте кисти окровавленные бинты он действительно осознал, что произошло. И тогда-то он впервые задумался о протезе. Потом эти мысли отошли на второй план, а став королём Эдвальд и вовсе стал считать увечье платой за победу.
И вот, не так давно, после казни шута, он наконец, понял. Его правой рукой не должен быть ни Тилль, ни кто-либо ещё. Это должен быть символ. Нечто надёжное. То, что всегда будет при нём. Решение пришло само собой: раз Эдвальд теперь возглавляет церковь Железной длани, кто как не он достоин носить её главный символ?
С идеей сделать руку из железа король пришёл к мастеру Уоллесу. Тот вдохновился, как никогда, и стал предлагать самые разные варианты. Полезную в теории руку-крюк Эдвальд отверг сразу: ему был нужен символ, а управляться с повседневными делами он прекрасно научился и левой. Покровительственно раскрытая ладонь показалась королю чрезмерно мирной, а на предложенный вариант крепкой железной хватки, в которую можно было бы вставить рукоять меча, король снисходительно улыбнулся. «Нет такого оружия, что разило бы страшнее власти», — сказал он и задумчиво подпёр подбородок кулаком.
И тут Эдвальда осенило. Вот тот символ, что подойдёт ему. Лишь в железном кулаке можно удержать брады правления Энгатой в столь нелёгкое время. Объединить все усилия, сжать все пальцы ради единой цели — беспощадно сокрушить любого врага.
Мастер Уоллес был в восторге от такой идеи и немедленно приступил к делу. Сначала, используя глину и гипс, он сделал слепок левой руки короля, потом аккуратно перерисовал его при помощи зеркала, а после превратил рисунок в весьма точный чертёж. Этот чертёж передали лучшим кузнецам, а они изготовили то, чем по праву могли гордиться. У них получилась практически точная копия правой руки Эдвальда с той лишь разницей, что никакая сила не разожмёт этот кулак.
Надеваться на культю полая внутри железная рука должна была на манер латной рукавицы, но мастер Уоллес взял на себя смелость внести некоторые дополнения в готовую конструкцию. Он решил приладить кожаные ремни с застёжками у локтей, чтобы протез не свалился в самый неподходящий момент, и для этого пыточная на пару дней превратилась в мастерскую.
Результат действительно стоил того. Глядя в восторженные глаза короля, пыточных дел мастер испытывал ни с чем несравнимую гордость.
— Когда-то вы отняли у меня руку, мастер Уоллес… — проговорил король, заворожённо глядя в зеркало.
— Исключительно чтобы спасти вам жизнь, — поспешил заметить тот.
— … теперь же вы вернули мне нечто большее. Я наделю вас землёй в Хартланде. С правом наследования. Пусть потомки будут вам благодарны.
Мастер Уоллес низко поклонился, однако выглядел растерянным.
— Покорнейше благодарю, ваше величество, — негромко сказал он. — Да только нет у меня потомков, да и вряд ли предвидятся в мои-то годы. Мой скромный труд мне в радость, а если кого и стоит наградить, так это Людвига.
Помощник пыточника впервые сменил угрюмое выражение лица на удивлённое.
— Он парень работящий, — продолжал Уоллес. — Лишнего не болтает, а дело знает едва ли хуже меня. Достойная будет смена. Разрешите передать земельный надел ему?
Король смерил Людвига взглядом, от которого тот смутился.
— Делай, что хочешь, — наконец, сказал он. — Земля твоя.
Эдвальд шёл по коридору, ощущая приятную тяжесть новой руки при каждом шаге. Внутри металл был отделан мягким мехом, поэтому король собирался носить этот протез постоянно. Даже во сне. По пути в кабинет ему неожиданно встретился Бреон Ашербах.
— Они прибыли, ваше величество, — кастелян учтиво поклонился, едва завидев короля. — И принесли, помимо прочего, важную весть. Я счёл необходимым сообщить об этом лично.
— Так скоро? — король удивлённо вскинул брови. — Я ожидал, что гонец опередил их сильнее. О какой вести идёт речь?
— Император Густав Эркенвальд отбыл в мир иной. Трон Ригена занял его сын, Гюнтер.
— Действительно, весть важная… — задумчиво проговорил король. — Это может серьёзно изменить наши отношения с Ригеном.
— Велите разместить посланников в гостевых покоях? — перебил его мысли кастелян.
— Да. Пусть их накормят ужином, а завтра я желаю провести совет… — Эдвальд задумался и поправил сам себя: — Нет. Встречусь с ними один.
— Полагаю, мне всё же следует известить её святейшество?
— Вы правы, — улыбнулся король.
В Бреоне Ашербахе, невозмутимом уроженце северных предгорий, ему всегда нравилась столь редкое для людей качество: внимательность. С тех пор, как Эдвальд поставил Агну во главе церкви, она не пропускала почти ни одного собрания или встречи. Эдвальд на мгновение задумался и добавил:
— С другой стороны… Нет, будет достаточно только её святейшества. Нет нужды собирать тронный круг. Можете идти, Бреон.
— Даже если бы вы этого пожелали, собрать круг сейчас было бы непросто, — учтиво заметил кастелян и, откланявшись, зашагал прочь.
Прав он был и в этом. Даже если бы король захотел, он смог бы собрать на совет только двоих: матриарха и верховную советницу Агну да верховного книжника Илберна, обитателя замковой библиотеки. Хранитель клинка Джеррод Раурлинг ещё на пути к столице, а верховный маг Игнат пропал без вести после победы над некромантом. Явос Таммарен казнён за предательство, а призванный ему на замену казначей из Одерхолда, которого король знал с юношества, был слишком занят тем, что вникал в хитросплетения доходов и расходов короны. Наконец, бывшего командующего гвардией Дэйна Кавигера, до сих пор не нашли, как не нашли и похищенную им принцессу Мерайю.
Королевская гвардия издревле служила символом незыблемости и неприступности верховной власти в Энгате. Кто-то даже сравнивал короля с драгоценным камнем, а гвардейцев с оправой, прочно удерживающей самоцвет на месте. В свою очередь здоровый наследник или же, в крайнем случае, наследница служили доказательством того, что у династии есть будущее. И если новую дочь взять было неоткуда, то способ найти нового командующего имелся.
Вскоре после похищения Мерайи Эдвальд разослал приглашения на турнир, победитель которого и получит почётное место во главе гвардии. Турнир должен был состояться всего через несколько дней, и король был уверен, что это яркое событие отвлечёт людей от последних событий. Его величество распорядился пустить в народ слух, будто бы в энгатарской резне, как её метко прозвали горожане, повинны мятежники и еретики. Они замыслили покушение на короля и матриарха прямо на городской площади, но были побеждены орденом Железной руки, верными защитниками простого люда. Силой Калантара был побеждён и некромант, и его союзники, вероломные эльфы, ведь боги благоволят народу Энгаты, а длань железного владыки безжалостно сокрушит любого врага, что покусится на людей священного короля Эдвальда Одеринга!
В храме Калантара, как теперь звался бывший храм Троих, каждое утро, как и прежде, служили открытые молебны, однако теперь их содержание изменилось. Священники говорили о власти и превосходстве, о необходимости ожесточить сердца перед лицом общей угрозы и самопожертвовании во славу Железного владыки. Храм даже зазвучал иначе: с восходом солнца над столицей кроме звона утреннего колокола разносился низкий гул его могучего бронзового брата. А чтобы жители не забывали, кому они обязаны защитой от напастей, храму было велено изготовить множество железных кулонов в виде сжатого кулака на верёвочке и раздавать их прихожанам. И то был не только символ веры. Лишь носитель такой безделушки мог рассчитывать на помощь ордена Железной руки, который теперь патрулировал город, практически заменив собой стражу.
За последнее время Эдвальд так привык к голосу в голове, что вовсе перестал различать, какие мысли и желания приходят извне, а какие принадлежат ему самому. Это вселяло в душу короля спокойствие и уверенность: всё идёт, как нужно, и избранный им путь — единственно правильный и для него, и для всего королевства. Победа над некромантом должна была стать лишь началом. Необходимым стимулом для обновления страны на пути к могуществу и величию.
Его величество заканчивал последние на сегодня письма, которые предпочёл составить сам, не доверяя писцам. Последние лучи солнца перестали освещать кабинет ещё с час назад, и королю понадобилась свеча. За годы, прошедшие с потери правой руки, Эдвальд научился пользоваться левой почти с той же ловкостью, однако его почерк стал ещё более размашистым, чем прежде.
Когда-то отец велел учителям выбить из маленького Эдвальда привычку писать буквы крупно, изводя больше бумаги и чернил, чем следовало. Дом Одерингов прежде был не самым богатым семейством Энгаты, к тому же сам старый лорд Эдвин, что добрую часть молодости провёл в походах, во многом был человеком аскетичным и прижимистым, и детей своих воспитывал в том же духе. Одной из его «причуд» была экономия письменных принадлежностей. И его страшно раздражало, когда то, на что у Мерайи с её бисерным почерком уходила страница, у Эдвальда растягивалось на пять. Теперь всё это позади, старый лорд давно в усыпальнице, а Эдвальд мог тратить столько бумаги и чернил, сколько ему вздумается.
Мерайя… Король отложил перо и вздохнул. Как же он любил свою сестру. В порыве прохладного ночного ветра, ворвавшегося через открытое окно, Эдвальд словно учуял запах её волос, так давно позабытый. На мгновение ему даже показалось, что сестра где-то рядом, столь же учтивая и ласковая, какой он её запомнил. Но нет, то были лишь ветер и ночной морок, игра утомлённого разума.
Последнее письмо было окончено. Его надлежало отправить в Одерхолд, племяннику Эдвину Младшему, сыну покойного брата короля. Эдвальд вознамерился передать ему титул лорда Одерхолда, но с тем условием, что тот не покинет своих земель. На первый взгляд этот шаг не имел смысла, ведь в отсутствии Эдвальда племянник и так фактически управлял его вотчиной, поэтому передача казалась лишь формальностью. Но на самом деле это должно было погасить амбиции молодого Эдвина и отвадить его от борьбы за престол в случае, если Мерайю слишком долго не удастся найти.
Такое развитие событий не казалось королю совсем уж невероятным. Ведь Эдвин был старшим братом Эрвина Одеринга, того самого, которого имперцы в годы войны казнили в захваченном Одерхолде. Эдвину было семнадцать, он сражался вместе с будущим королём, его брату же всего двенадцать, и он остался в родовом замке. После победы на Руке лорда Эдвальд отказался повернуть к Одерхолду, предпочтя закончить войну, сразу выступив на столицу. После смерти Альберта Эркенвальда имперцы, державшие Одерхолд, казнили мальчика. Когда Эдвин узнал об этом, он лишь процедил сквозь зубы: «Зато ты выиграл войну, дядя».
Король встал из-за стола и уже направился к двери, но вдруг она, совсем без стука, открылась почти перед самым его носом. На пороге оказался запыхавшийся юноша из числа служащих кастеляна. Он глубоко поклонился и, стараясь, унять дыхание, заговорил:
— Ваше величество, меня послал господин Ашербах… Вы велели доложить… когда вернётся лорд Раурлинг.
— Благодарю. Он прибыл с тем самым гостем, о котором я говорил?
— Да, ваше величество… Он ждёт вас в темнице.
— Замечательно. Передай эти письма сокольничьему, пусть разошлёт в указанные места. А после отправляйся спать. За верную службу полагается хороший отдых.
— Вы бесконечно добры, ваше величество.
Сказав это, слуга быстрым шагом покинул кабинет, а король в сопровождении пары рыцарей гвардии направился в темницу. Путь туда лежал через тёмные, пропахшие сыростью и плесенью коридоры. Поговаривали, будто бы в подземелье существует выстроенный старыми лордами Чёрного замка тайный проход, что ведёт в горы. Эдвальд однажды даже заинтересовался этим сам, но его люди ничего не нашли, кроме каменных стен, холодных и прочных, как скалы, на которых стояла неприступная крепость.
Камера, дверь в которую гвардейцы отворили для его величества мало чем отличалась от любой тюремной камеры в любом большом замке. Такая же тёмная и неуютная, пропитанная отчаяньем и смертью. Вот только пленник, что оказался в её стенах совсем недавно, не был изменником или негодяем, а даже напротив — верным слугой королевства. Повинен он оказался лишь в том, что породил на свет того, кто осмелился сбежать с королевской дочерью.
— Лорд Аран Кавигер, — сказал король, заложив руки за спину. Пленник поднялся с табурета. На лице его не дрогнул ни один мускул, а во взгляде читалось спокойствие обречённого человека. Ответом его был лёгкий кивок головы. — Надеюсь, столь дальнее путешествие не отразилось на вашем здоровье. Думаю, вам известно, почему вы здесь?
— Да, ваше величество, — коротко ответил лорд. — Я готов понести наказание.
— Вас мне наказывать не за что, лорд Кавигер. Но вот сир Дэйн… Бывший сир Дэйн. Он поставил под угрозу будущее моей семьи и всего королевства. Кара постигнет лишь его.
— Зачем же тогда меня привезли в столицу?
— Можете считать себя гостем, не пленником. Я велю обставить эту камеру со всем возможным комфортом. У вас будет кровать, стол и книги. Даже женщины, если станет одиноко. Как отец, я вас понимаю. Горько осознавать, что юный Дэйн предал присягу и изменил короне, но он знал, на что шёл. В этом я уверен. Если же вы согласитесь мне помочь, то я могу сохранить ему жизнь. Судьба сына сейчас в ваших руках. Согласны ли вы облегчить его судьбу?
Аран Кавигер молчал не дольше трёх секунд. Лишь напряжённо пульсирующая на лбу вена выдавала ту бурю, что бушевала в его душе.
— Да, ваше величество, — наконец сказал он. — Я согласен.
— Хорошо, — король зашагал по камере. — Я полагал, что Дэйн поведёт мою дочь в Лейдеран в надежде на вашу защиту, однако моим людям пока не удалось найти их следов. Если он всё же доберётся до замка, его схватят. Но что, если это не так, и они направились в другое место? Я написал много писем, которые получат лорды по всей Энгате. От вас же потребуется только подпись. В них я поведаю о том, что сделал ваш сын и что ждёт того, кто укроет похитителя моей дочери у себя. Те же, кто поможет найти их, будут щедро вознаграждены…
Король говорил ещё некоторое время, лорд же не проронил ни слова. Когда его величество уже собрался уходить, то услышал глухой голос Арана Кавигера из-за спины.
— Вы верите в это? В то, что мой сын похитил и увёз вашу дочь против её воли?
— Понимаю, к чему вы клоните, но это не имеет значения. Принцесса покинула Чёрный замок без моего дозволения, а ваш сын помог ей в этом. Если вы считаете, что это пройдёт для бесследно для неё, то ошибаетесь, — спокойно произнёс король, после чего повернулся к лорду, вздохнул и добавил: — Я помню о твоей помощи во время войны, Аран. Твоей и твоего сына. Если бы я сомневался в вашей с Дэйном верности, то не сделал бы его командующим гвардией. Именно поэтому я готов сохранить ему жизнь, когда всё закончится. Но если в эти неспокойные времена с Мерайей что-то случится, то единственным возможным наказанием для Дэйна Кавигера станет смерть, — сказав это, король переступил порог камеры, и дверь захлопнулась за его спиной.
На следующий день, после полудня, когда Эдвальд готовился к переговорам, ему сообщили новость, которой он давно ожидал. Дунгар Велендгрим вернулся из Могримбара, выполнив данное ему поручение. За окнами шумел разразившийся утром ливень, но король шагал по коридору в приподнятом настроении. С гномами он увидится ближе к вечеру, теперь же следовало встретить иноземных гостей.