Грегорион Нокс хорошо знал местность, по которой проходил их с Дэйном и Мерайей путь. Регион Хартланда, владения лорда Одеринга подходили к концу. Где-то впереди должна быть переправа через великую реку Эрберин, а за ней наливные луга, тёплые речные долины и обширные равнины сменятся каменистыми землями Нагорья. Инквизитор надеялся, что путь после переправы окажется не таким опасным: всё-таки владения Таммаренов издавна оставались местом спокойным. Там вряд ли будут сжигать ведьм и охотиться на магов.
Но то будет впереди. Пока что тяжёлые сапоги Грегориона ступали по земле Хартланда, а на его руках мирно дремала та, кому эта самая земля до недавних пор была домом. Несмотря ни на что, лицо Мерайи оставалось таким же миловидным, только брови слегка хмурились. «Должно быть, снится что-то дурное, — подумалось инквизитору, — ну, оно и не мудрено. Столько пришлось перенести…»
Грегорион вспомнил Марту, и на глаза навернулись слёзы. Поначалу он собирался их смахнуть, но передумал. Его уже покинули чувства усталости и голода, пропала необходимость во сне. Быть может, со временем, он вовсе потеряет способность плакать, и эти слёзы по утраченной любви станут последними в его жизни.
Дэйн Кавигер, что брёл рядом, предложил устроить привал, и инквизитор, не раздумывая, согласился. С утра они успели пройти приличное расстояние, но сам он в отдыхе не нуждался, а потому всецело полагался на Дэйна в этом вопросе.
Грегорион осторожно положил Мерайю на мягкую траву и отправился за хворостом в ближайшую рощицу. Когда же он вернулся, то увидел Дэйна, несущегося к нему со всех ног.
— Принцесса… Ей плохо… Она…
Дэйн говорил сбивчиво, а его голос дрожал. Рыцарь ещё ни разу не выглядел настолько испуганным. Он схватил Грегориона за рукав и потащил к Мерайе. Девушка лежала на боку, согнувшись пополам, и тихо стонала, обхватив руками живот.
— Наверное, зараза в еде или воде! Я такое в войну видел, — обречённо сказал Дэйн. — Боль в животе, кровавый понос, а потом… О боги, только не это!
Грегорион сохранил хладнокровие и решил проверить самую очевидную версию. Он провёл ладонью по монашескому одеянию, на котором лежала принцесса, и посмотрел на пальцы. Всё стало ясно.
— Быть может, поблизости есть поселение? — не унимался рыцарь. — Случалось, солдаты выздоравливали, только нужен покой и побольше питья… Или же принцесса просто отравилась?
— Ни то и ни другое, Дэйн, — с лёгкой улыбкой проговорил инквизитор. — Просто принцесса — девушка. А с девушками такое случается.
— Что ты имеешь в виду?
— У неё лунная кровь. Та, что идёт каждый месяц, если боги не дали женщине дитя.
Рыцарь смущённо потупил взгляд.
— Ты что, никогда не слышал об этом? — спросил Грегорион.
— Слышал… Но в среде гвардейцев о таком говорить было не принято. И сам никогда не видел…
— Не мудрено. Принцессе нужно приложить к животу что-нибудь тёплое и несколько дней лежать. Придётся прервать путь, пока ей не станет лучше.
— Откуда ты столько знаешь?
— Марта рассказывала. Послушницы и сёстры дают обет воздержания, а потому регулярно сталкиваются с этим явлением.
— И Марта давала такой обет?
— Да, — ответил Грегорион и смущённо добавил: — Вот только соблюдать его нам было непросто…
Он поглядел на небо и увидел собирающиеся вдалеке тучи.
— На постоялом дворе нам лучше не показываться. Сплетни оттуда разлетаются, как мухи. Помнится, к востоку от переправы через Эрберин был женский монастырь, правда, не помню его названия. Обитель живёт уединённо, там у нас куда меньше шансов попасть на глаза случайному путнику. Попросим приюта у них.
— Это далеко отсюда? — спросил Дэйн, опасливо глядя на принцессу.
— Если отправимся на юг, а потом пойдём вдоль реки, никак не пропустим, но идти лучше сейчас, — ответил инквизитор. — Мерайя, ты слышишь меня? Я отнесу тебя в безопасное место. Там будет легче, но придётся потерпеть.
— Угу… — послышался слабый голос принцессы.
Грегорион осторожно взял девушку на руки, и путь продолжился под её тихие стоны. Дэйн не знал, куда себя деть. Он то нервно поглядывал то на небо, то бросал полный сочувствия взгляд на принцессу, то внимательно вглядывался в горизонт. Когда добрались до берега, рыцарь вздохнул с облегчением. Он беспокоился, верной ли они идут верной дорогой.
Мерное журчание великой реки Эрберин вселяло спокойствие. Её водам предстояло обогнуть Нагорье по Эльфовой низине, восточному краю этих земель. Там великая река почти встречалась с великим лесом, потом огибала Факельную рощу, сливалась с речушкой Звёздной, а после и с речкой Среброокой, чтобы, наконец, выплеснуться в Залив трёх сестёр, где встречались три великие водные артерии Севера: энгатская Эрберин, эльфийская Фаладрин и пограничная Альба, которую остроухие звали Мегин Майр.
Всё это Грегорион помнил из подробнейшего атласа за авторством мастера Бейглина из Мерцбурга. Когда-то, в годы обучения, его заставляли выучивать её наизусть, потому как «будущему инквизитору следует знать устройство земель», и юный Грегор ещё удивлялся, что ригенский автор так подробно описал его родной край. Теперь же, хоть он уже давно успел позабыть содержание тех книг, перед глазами стояла глава «О реках Энгаты» с красивой украшенной буквицей в начале строки.
И всё же на душе инквизитора было неспокойно. С этим монастырём его связывало что-то недоброе, что-то мрачное. Буквы, книги… Кажется, сёстры в том монастыре занимались переписыванием книг? Нет, дело не в том… Быть может, он знал кого-то отсюда? Вот только кого?.. После перерождения с помощью Великой матери память инквизитора работала куда хуже, чем раньше. Должно быть, что-то в тот день всё-таки умерло в нём безвозвратно.
Наконец, вдалеке показалась то, что Дэйн счёл небольшой крепостью. Грегорион сказал, что они на верном пути, и по мере приближения всё сильнее в этом убеждался. Монастырь оказался даже не крепостью, а, скорее, большим домом, к которому вплотную стояли здания поменьше. Через стены из побеленного кирпича проглядывали узкие, едва заметные окошки, а на коньке покатой крыши красовался знак Троих, водружённый на шпиль.
Монастырь окружали плодовые деревья и множество грядок, где усердно трудились женщины всех возрастов в одеяниях из белой, серой и бурой шерсти. Кто-то собирал в подол спелые красные яблоки, упавшие на траву, кто-то дёргал за ботву корнеплоды, а кто-то орудовал острым серпом за деревянной оградой. Когда путники подошли совсем близко, к ним вышла одна из сестёр, облачённая в серое.
— Мир вам, путники. Вы пришли за благословением Холара и Аминеи?
— Мы паломники, — ответил Грегорион, — следуем в монастырь Белого крыла, что близ Эрбера. Нашему другу стало плохо, нужно пару дней отлежаться. Я слышал, монахини не отказывают путникам в помощи.
Девушка внимательно оглядела всех троих, и на её лице появилась тень сомнения.
— Вижу, путь ваш был непростым. Мы готовы дать вам пищу и воду, но, чтобы остаться на несколько дней — такие решения принимает настоятельница. Я её позову.
Сестра отправилась в самое большое из зданий монастыря, а Грегорион услышал голос Дэйна:
— Ты будто бы обеспокоен.
— Я пытаюсь вспомнить, чем мне знакомо это место.
— Ты здесь был?
— Нет. Но от этого монастыря в памяти будто тянется нить… Вот только никак не найду, куда она ведёт.
Во двор вышла женщина. Её одеяние отличалось от одежды белых сестёр только серебряным поясом и серебряным же знаком Троих, вышитом на клобуке. Хоть лицо настоятельницы и успели тронуть морщины, но годы ещё не согнули её спину, а когда она проходила мимо, ступая неторопливо и с достоинством, каждая монахиня почтительно кланялась.
— Да благословят вас Холар и Аминея, путники, — произнесла она мягким красивым голосом. — Я матушка Ферлисса. Мне сказали, вы ищете крова. Кто вы и откуда?
— Я Грег, — ответил инквизитор. — Это Дерил, друг старинный, а на руках у меня Мерибальд, племянник. Солонина в корчме оказалась с душком. Мы с Дерилом оклемались, а вот мальцу совсем сплохело, живот, говорит, точно ножом режет. Мы паломники, держим путь в Белое крыло, но, боюсь, как бы парнишку по пути не потерять. Многого не просим, нам бы ночлег на пару деньков, да Мерибальда отпоить. Слыхал, белые сёстры много снадобий знают, вдруг не откажут…
Настоятельница сочувственно посмотрела на скрючившуюся на руках инквизитора Мерайю и вздохнула.
— Вы можете ночевать в больнице, там сейчас как раз пусто, — она указала на маленькую одиночную постройку в стороне от основного здания. — Но за ночлег придётся заплатить трудом. Рабочие руки нам пригодятся.
— Простите, но у моего друга увечье, — виновато проговорил Грегорион. — Я буду работать за двоих.
— Тогда решено. Добро пожаловать в обитель Владык милосердия. Сестра Абнетта отведёт вас…
— Постойте, — вырвалось у инквизитора. — Вы сказали «Владык милосердия»?
— Верно. Наш монастырь посвящён Холару и Аминее, Отцу милосердия и Матери сострадания.
— Нет ли среди выходцев из вашей обители кого-то известного? Быть может, в ваших стенах жила какая-нибудь святая?
Настоятельница смутилась и потупила взгляд.
— Хоть гордость монахине и непозволительна, но всё же я горжусь, что в этих стенах росла и проходила послушничество Агна. Та, что ныне зовётся Пречистой. Бывшая матриарх Церкви Троих, а ныне Железной церкви. А ведь я одобрила её перевод в столичный монастырь всего какой-то год назад…
От этих слов Грегориона будто поразило громом. Он вспомнил, как впервые увидел Агну год назад кроткой девушкой, и её беспощадный, исполненный жестокости взгляд во время казни на храмовой площади.
— Вижу, мои слова вас впечатлили, — покровительственно проговорила матушка Ферлисса. — Но представьте, какого было узнать об этом мне… Ну да ладно, сейчас не время болтать. Сестра Кейтлин, проводи наших гостей в больницу!
Послушница, что в этот момент отряхивала корень брюквы от земли, встала и учтиво склонила голову.
— А этот человек, — настоятельница указала на Грегориона, — пусть поможет выкорчевать засохшую яблоню у окон трапезной.
Больница оказалась совсем небольшим зданием с плоской крышей. Всё, что там было — это деревянное ведро для справления нужды и с десяток деревянных коек, покрытых соломой. На одну из них инквизитор осторожно уложил Мерайю.
— Вот так, — тихо сказал он и обратился к Дэйну. — Будь здесь с ней. Если принесут питьё от отравления, вылей украдкой. Сейчас его действие будет только во вред. В припасах осталось немного воды и еды.
Оставив Дэйна и Мерайю одних, Грегорион отправился помогать монахиням. Яблоня оказалась совсем маленьким деревцем толщиной едва ли в обхват двух ладоней. Её собирались сначала спилить, а после подкопать оставшийся пенёк, но инквизитор велел всем отойти. Под изумлёнными взглядами Грегорион присел и крепко обхватил ствол дерева, после чего изо всех сил потянул вверх и выдернул его с корнями.
— Вас к нам сами боги послали, — прошептала одна из монахинь. — Иначе откуда бы такой силе взяться…
Выкорчевать яблоню оказалось просто. Куда труднее инквизитору было чувствовать агонию умирающего дерева, которую он ощутил, едва прикоснувшись к коре. Хоть оно и смирилось со своей судьбой, снедаемое болезнью, но эта печальная необходимость наполнила душу Грегориона печалью.
— О, вы уже справились, — послышался голос настоятельницы из-за спины. — Грустно зрелище, верно? Мало что так удручает, как вид мёртвого дерева. Раз вы так быстро справились, отдаю вас в распоряжение сестры-келариссы. Она следит, чтобы грядки были прополоты, а запасы полны. Уверен, вам ещё найдётся работа. Это место истосковалось по мужским рукам…
Весь день инквизитор восстанавливал покосившиеся ограды, носил воду и рубил дрова, словом, делал всё то, на что у монахинь ушло бы куда больше времени и сил. У берега реки Грегорион спрятал за пазуху нагревшийся на солнце округлый камень и украдкой принёс его в больницу, где предложил Мерайе в качестве этакой грелки.
— Послушницы делают так, чтобы унять боль в лунные дни, — сказал он. — Только спрячь, пусть никто не видит.
Вечером инквизитору выдали немного еды на троих. Монашеский паёк оказался весьма скромен: ломоть хлеба, кусок сыра величиной едва ли больше кулачка принцессы, и маленький кувшинчик разбавленного вина. В прежние годы Грегориону едва ли хватило этого, чтобы наесться одному, теперь же он и не думал просить большего: Дэйну и Мерайе этого вполне хватит. Открыв дверь в больницу, он первым делом почуял терпкий запах крови.
— К вам никто не заходил? — обеспокоенно спросил инквизитор.
— Кроме тебя — только одна монахиня, — ответил Дэйн. — Она принесла пару овчинных одеял. Сказала, ночи сейчас прохладные.
— Тогда будем надеяться, что у неё не такой острый нос, как у меня. Как себя чувствует Мерайя?
— Я… В порядке, — отозвалась принцесса. — Готова даже… Немного поесть…
Когда Дэйн помог девушке сесть, инквизитор увидел красные пятна на соломе.
— Нужно перебрать подстилку, — выдохнул он. — И выстирать накидку, чтобы не пачкала кровью.
— Я схожу, — предложил рыцарь. — Устал сидеть здесь целый день, да и…
— Стирать одной рукой? — укоризненно спросил Грегорион, и Дэйну ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Вернулся инквизитор уже когда совсем стемнело, а его спутники крепко спали. Развесив мокрые монашеские одёжки на спинки кроватей, он сел на пол и стал размышлять под звуки начавшегося дождя.
Так значит здесь росла Агна? Эти камни, эта земля и деревья помнят её ещё совсем девочкой. Наверняка такой помнит её и настоятельница Ферлисса. Быть может, стоит с ней поговорить? Узнать, почему Агна стала… такой.
Грегорион усмехнулся про себя. Если что и умерло в нём безвозвратно после встречи с архимагом, то точно не любопытство.