Эпилог
Этим вечером Эрниваль ждал у дверей купален монастыря Святого Беренгара дольше обычного. Агна любила принимать ванную. Она делала это всякий раз перед тем, как отправиться на важное мероприятие или встречу, но иногда могла пожелать этого безо всякого повода. Поэтому послушницы в любое время дня и ночи были готовы наполнить её личную серебряную купель тёплой, как парное молоко, водой.
Белые сёстры, специально отряжённые в свиту Пречистой Агны, проводили долгие часы, без устали пополняя запасы ароматных масел и кремов, чтобы та могла в любое время использовать их для омовения. Судя по запахам, доносившимся из-за двери, эти средства как раз пошли в ход.
«Чтобы прославлять богов, — говорила Агна, — следует очистить не только душу, но и тело». Поэтому монахини выливали на голову матриарха бальзамы, склянку за склянкой, чтобы добиться от её жестких волос мышиного цвета требуемой мягкости. Старательно втирали в кожу душистые мази, чтобы сделать её нежной, словно у младенца.
Каждый раз во время этих процедур в купальни не допускали никого, а Эрниваль, магистр ордена Железной руки и с недавних пор телохранитель Пречистой Агны, надёжно за этим следил. Всё таинство проходило за закрытыми дверями и порой могло затянуться не на один час, но однажды ему удалось увидеть своими глазами то, что оставило в его сердце след, словно раскалённым клеймом.
Матриарх тогда уже закончила омовение, когда послушница по ошибке принесла ещё горячей воды. Дверь в купальни открылась, и магистр почти случайно, всего на секунду, заглянул внутрь. Обычно в такие моменты он видел Агну сидящей в купели спиной к двери, пока девушки занимались её волосами — натирали их лосьонами, омывали зеленоватой водой травяных отваров или расчёсывали серебряными гребнями. В тот же раз Эрниваль узрел нечто необыкновенное. Прекраснейшее из зрелищ, что может открыться юноше.
Тонкие струйки воды стекали по изгибам юного стройного тела, обычно полностью скрытого под белоснежными одеждами. Крохотные капельки блестели на бархатной коже, подобно прозрачным жемчужинам. Всего на мгновение Пречистая Агна, матриарх Железной церкви предстала перед молодым магистром во всей красе. Но мгновение это показалось ему вечностью.
Агна шагнула из купели на расстеленное полотенце, и испуганная послушница поспешно прикрыла дверь. Но перед тем, как это произошло, Эрнивалю показалось, будто он поймал взгляд матриарха, мимолётный и насмешливый. Сердце, до того словно замершее, яростно заколотилось. Мысли юноши спутались, а тело бросило в жар. Так он и стоял, прислонившись к стене, пока раскрасневшаяся послушница, выглянув из-за двери, не сообщила ему, что они сами проводят матриарха в покои и что Агна желает Эрнивалю спокойного сна.
Но сон его в ту ночь спокоен не был. Почти до самого утра, стоило ему закрыть глаза, перед ним возникал чудесный образ Агны. С тех пор она не раз являлась ему во сне. Объятая светом, словно ангел, словно богиня, шагнувшая на грешную землю будто лишь ради него одного, она улыбалась, и улыбка эта наполняла сердце теплом и нежностью. После таких снов Эрниваль неизменно просыпался с жарким намерением посвятить матриарху всю оставшуюся жизнь, а душу его переполняло счастье от возможности быть рядом с безупречным творением богов.
Вот и теперь он нёс стражу у дверей купален, ожидая, пока матриарх закончит затянувшееся дольше обычного омовение. Запахи, доносившиеся оттуда, дразнили воображение, заставляя Эрниваля ощущать себя то в дивном саду, пронизанном уточнённым ароматом цветов и сладостью душистых фруктов, то посреди поля лаванды, колышущегося на ветру волнами, словно бескрайнее лиловое море. Магистр ждал, что с минуты на минуту его сладкая пытка закончится, и из дверей появится она, благоухающая, с чуть влажной от пара кожей. Эрниваль проводит Агну в покои, а после вернётся к себе и погрузится в сладкий сон, чтобы вновь увидеть её, свою единственную богиню.
Всё произошло так и на этот раз. Не проронив ни слова, одарив единственным мимолётным взглядом, Агна отправилась в покои в сопровождении нескольких монахинь в сером. На их фоне матриарх выглядела белоснежным лебедем среди сизых голубей. Эрниваль неотступно следовал за ними до самой двери, но вместо того, чтобы попрощаться, Агна велела ему ждать её здесь. Удивлённый магистр не смел спорить, смиренно ожидая, как верный пёс. Подобное сравнение нисколько не обидело бы Эрниваля, ведь он гордился своей преданностью матриарху и видел в служении ей единственную достойную для себя цель.
Наконец, дверь распахнулась, выпустив стайку монахинь, после чего за порог шагнула сама Пречистая Агна, облачённая в просторные белые одежды, расшитые жемчугом и серебром. Достаточно лёгкие, чтобы не сковывать движения, но плотные, чтобы не замёрзнуть осенними вечерами. Она одарила Эрниваля той самой улыбкой, что снилась ему ночами напролёт, заставив сердце биться чаще.
— Идём, Эрниваль, — спокойно сказала она, обратив на него взгляд серых, как полированная сталь, глаз.
— Я не ожидал, что у вас ещё есть планы на сегодня, — смутился тот. — Мне не сообщали.
— Это несколько неофициальная встреча. И кому, как не тебе, я могу доверить сопровождать меня?
Сердце вспыхнуло жаром, но Эрниваль не подал вида. Он ответил учтивым поклоном и отправился следом за Агной. Волосы матриарха покрывал полупрозрачный шёлковый платок с серебристой вышивкой, на руках были серые перчатки с изображением сжатого кулака, а с каждым её степенным шагом полы белой сутаны, почти касающиеся пола, ходили волнами. Перед выходом на улицу монахини набросили на плечи её святейшества простую серую накидку, и Эрниваля обдало волной ароматов.
В добавок к уже угасающему шлейфу купален теперь от неё веяло ещё и свежестью луговых трав. Сладковато-острый розмарин, нежная фиалка и терпкая свежесть мяты — гармония запахов воскресила воспоминания о беззаботном детстве Эрниваля. Тех временах, когда он, босоногий мальчишка, сын священника в посёлке близ Перекрёстка, бегал по полям, заросшим по самую его макушку. Ураган ароматных трав и цветов захватывал его тогда столь сильно, что даже теперь от одних лишь воспоминаний на душе становилось тепло и уютно.
Покинув монастырь, они продолжили путь вдвоём. Миновав храмовую площадь, столь же безлюдную и безмолвную, как и остальной город в это время, матриарх и её верный телохранитель отправились вдоль ночных улиц по дороге, освещённой светом фонарей. Эрниваль хорошо знал этот путь в замок, и сопровождал по нему матриарха столько раз, что мог бы пройти по нему с закрытыми глазами. Идти вдвоём им довелось впервые, но бояться было нечего: город неустанно патрулировали братья Железной руки. Мягкие туфли Агны неслышно ступали по брусчатке, шаги обутого в тяжёлые ботинки Эрниваля же, казалось, были слышны в каждом доме, мимо которого они проходили.
Энгатар изменился. Эрниваль хорошо помнил, какими были ночи в столице полгода назад, когда он только-только вернулся сюда. Из таверн доносились весёлые голоса и шутливая брань, а по улицам то и дело шатались пьяницы — сыновья богатых родителей или же просто праздные бездельники, чудом сводящие концы с концами, но всегда находившие марен-другой на выпивку.
Теперь же Церковь Железной руки надёжно сжимала город железной хваткой. Братья Эрниваля по ордену самолично очистили улицы от калек, преступников и недостойных — всех тех, кто пачкал город одним своим присутствием. В число последних попали также фокусники, гадалки и даже один заезжий гаруспик, вороживший на куриных потрохах. Их заподозрили в совращении умов горожан и обращении к тёмным силам, а потому заклеймили лоб калёным железом, а после прогнали голыми по улицам до самых предместий, запретив страже пускать обратно.
И если поначалу магистр сомневался в правильности своих действий, то после похода на Висельную улицу в поисках принцессы его взгляды изменились раз и навсегда.
Это место всегда было трущобами, где кое-как выстроенные хижины подпирали друг друга, под ногами то и дело сновали крысы и воняло гнилью. Стоило Серым судьям зайти туда, как Эрниваль тут же почуял застывшую в воздухе злобу. Десятки глаз с ненавистью глядели на них сквозь окна и щели. После других частей города, охваченных пожарами и беспорядками после казней на храмовой площади, эта улица казалась обманчиво тихой. Она выжидала.
Когда один из братьев постучал в дверь и спросил, не видели ли здесь рыцаря и молодую девушку, ему плюнули в лицо. Он огрел наглеца палицей, и тут же из окружающих домов повалили люди. Оборванные, грязные, злобные, вооружённые чем попало, они набросились на тогда ещё Серых судей, выкрикивая богохульные проклятья. В один момент Эрниваль потерял троих: одного оборванцы повалили на землю и забили насмерть, второго буквально разорвали в клочья на его глазах, третьему же просто размозжили голову кузнечным молотом.
Отступая из Висельной улицы, спасаясь от её разъярённых обитателей, Эрниваль перестал видеть в них людей. Лишь опасных чудовищ, от которых людей нужно защищать. Эту часть города наводняли не люди, а крысы, жалкие и отвратительные. Они творили беззаконие, скрывались здесь от света богов, и лишь кровь способна смыть эту грязь с лица столицы. Когда магистр Серых судей вернулся сюда с подкреплением, в его сердце уже не было ни капли жалости.
Висельная улица была очищена ценой жизней почти половины братьев ордена. Каждый её угол, каждый закоулок залила кровь, а тамошние жители с тех пор затаились в своих норах, не выказывая и носа. Эрниваль как-то упомянул в разговоре с королём о желании покончить с этим крысиным гнездом раз и навсегда, на что его величество ответил, что тоже думал об этом. Ответ короля поселил в душе магистра надежду, что когда-нибудь он вновь принесёт в трущобы наивысшую кару железного кулака и уничтожит даже воспоминания о них.
Миновав мост Святого Беренгара, отделявший верхний город от храмового района, Агна ускорила шаг. Здесь жили вельможи, судьи, золотых дел мастера и ювелиры, владельцы мастерских и цирюлен. Здесь находилась городская управа и красные дома для тех, кто брезгует уличными девками бедных районов столицы. Эрниваль втайне надеялся когда-нибудь покончить и с этими очагами разврата, но его величество, да и матриарх тоже, кажется, не имели ничего против подобных заведений, поэтому и ему приходилось мириться.
Вдруг на дорогу перед ними выбежала кошка, чёрная, точно ожившая чернильная клякса. При виде матриарха и её телохранителя она замерла и выгнула спину, но шага они не сбавили. Кошка отпрыгнула и растворилась в темноте переулка, откуда тут же раздалось угрожающее шипение. Эрниваль обернулся и увидел пару сверкнувших глаз.
— Не волнуйся, — усмехнулась Агна. — В этом городе никто не посмеет мне навредить, но твоя бдительность не останется без внимания.
Они приближались к мрачной громаде Чёрного замка, исполинской тени на фоне ночного неба, чьё непроглядную темноту разбавляли лишь редкие огоньки ещё не погасших окон. Стражники у врат вытянулись в струну, едва завидев матриарха, а Эрниваль даже слегка расстроился, что скоро придётся провожать её обратно. Пусть её образ всегда был в сердце, но вновь увидеть прекрасную Агну во плоти он сможет только завтра.
Они миновали мост через ров, врата замка и внутренний двор, поднялись по лестнице и прошли несколько коридоров, пока, наконец, не оказались у двери королевских покоев. Эрниваль недоумевал, зачем матриарху понадобилось навещать короля в столь поздний час. Его величество, конечно, ложился спать затемно, но никогда прежде не устраивал советов или встреч так поздно, к тому же в собственных покоях.
У двери нёс караул Гильям Фолтрейн, новый командующий королевской гвардией. Увидев Агну, он смерил её странным взглядом и улыбнулся.
— Ваше святейшество, — склонил он голову в знак почтения, — его величество ожидает вас.
— Благодарю, сир Гильям, — ответила матриарх и, сделав изящный повелительный жест рукой, добавила: — Можете быть свободны.
Эрниваль на мгновение встретился взглядом с командующим и увидел в его глазах снисходительную усмешку. Сир Гильям поклонился и зашагал прочь, а матриарх постучалась в королевские покои. Эрниваль насчитал семь ударов, и несколько секунд спустя дверь открылась.
Его величество предстал в просторном алом одеянии с золотой вышивкой на оторочке и рукавах. От него пахло вином.
— Ваше святейшество, — король благодушно улыбнулся, — вижу, вы уже отправили сира Гильяма. Ты тоже можешь быть свободен, Эрниваль.
— Но Эдв… — начала было матриарх, но тут же поправила себя, — Но ваше величество, нас могут потревожить.
— Никто в Чёрном замке не посмеет потревожить короля в собственных покоях посреди ночи. К тому же, дверь можно запереть изнутри.
— И всё же я настаиваю, — Агна посмотрела на своего телохранителя и коснулась его груди рукой в перчатке. Сердце под кольчугой заколотилось с новой силой, а кровь застучала в висках. — Эрниваль не раз доказал свою верность и вам, и мне. Кто, если не он достоин хранить наш покой в столь… поздний час?
— Но всё же… — король смерил магистра исполненным сомнения взглядом. — Полагаете, это разумно?
— Даже если нет… Пусть меня судят боги, — ответила Агна с лукавой улыбкой, переступая порог комнаты. — Идёмте, ваше величество, нам предстоит много важных дел.
Король закрыл дверь перед носом Эрниваля, оставив того наедине с роящимися в голове мыслями. Что это всё значит? В ночной тишине каменные стены замка могли задержать звук, но деревянная дверь, пусть и из толстого дерева, не была для него таким же надёжным препятствием. Эрниваль слышал, как король и матриарх называют друг друга по имени. Слышал её смех, а потом…
Нет. Он отказывался верить своим ушам. Молил, чтобы то, что он слышал, оказалось злой шуткой воспалённого разума. С каждым звуком, доносившимся из королевских покоев, его сердце словно пронзала раскалённая игла. Эрниваль отчаянно цеплялся за светлый образ Агны, юной и прекрасной, не раз одаривавшей его полным нежности взглядом. На глаза предательски наворачивались слёзы. Он изо всех сил пытался не дать этому светлому образу померкнуть, но тот темнел и обугливался, словно клочок бумаги, брошенный в огонь.
Эрниваль прислонился к стене, ощутил затылком холод камня. Ему хотелось сбежать. Куда угодно. Нестись, пока не иссякнут силы, и он не упадёт замертво… Но нет! Агна доверяет ему, и он не имеет права её предать. И никогда не предаст. Он не раз доказал, что достоин быть рядом, что вернее его нет в целом мире. На мгновение Эрниваль разозлился на матриарха и короля, но тут же начал презирать себя за подобные мысли.
Пусть сейчас его душа объята пламенем, а в глазах застыли слёзы. Пусть боль переполняет душу обжигающими потоками, а сердце судорожно бьётся, вырываясь из груди. Он выдержит это испытание и не выкажет слабости. Не ради Железного владыки, не ради себя самого, но ради неё. Завтра он пойдёт в храм и очистится от греховных мыслей, от злости и зависти, от презрения к самому себе…
Кто он такой, чтобы осуждать Агну? Она — безупречное творение богов, так пусть её судят боги. Из-за двери раздался протяжный стон, и сердце Эрниваля словно сжали тиски.
— Пусть… её судят… боги… — проговорил Эрниваль дрожащим голосом.
В ту ночь он не был единственным, кто не сомкнул глаз до утра.