Тень скандала

Глава 1 Лучшие умирают молодыми

Лондон, 1848 год

Кровь. Везде кровь. Глухая к перешептыванию и торопливым шагам людей, сновавших по коридору, Грейс Готье подняла свои руки, тупо уставившись на них в мерцающем свете газовых ламп. Она испытывала странное чувство, словно пальцы и ладони — и даже испачканные манжеты ее ночной рубашки — принадлежали кому-то другому.

Со стороны кабинета доносились приглушенные голоса.

— У нее шок?

— Очевидно. Этот бедняга умер, едва коснувшись ковра.

Грейс содрогнулась.

Он страдал? Она надеялась, что нет. Уронив руки, быстро закрыла глаза и прислонилась к стене в надежде унять дрожь, бившую ее тело. Но та сидела глубоко внутри и от нее было не так-то легко избавиться.

Где-то внизу рыдала женщина. Наверное, Грейс тоже должна плакать. Почему же она не плачет? Почему никак не может осознать случившееся?

— Мисс Готье?

Голос прозвучал как будто издалека, коверкая ее имя. Грейс не шелохнулась. У нее было такое ощущение, словно она стоит в туннеле далеко от всего этого хаоса. Но увы: она находится здесь, а Итана больше нет, и эта страшная правда скоро обретет реальность. Из опыта, приобретенного на полях сражений в Северной Африке, она знала, что бесчувственность перед лицом смерти не более чем временное болеутоляющее.

— Мисс? — снова произнес голос.

Говорил англичанин, скорее всего не слишком образованный. Однако не такой, как Итан, со свойственной тому самоуверенностью человека, который сделал себя сам.

— Oui? — Грейс открыла глаза.

Теплая крепкая ладонь взяла ее за локоть.

— Боюсь, вам придется пройти со мной в библиотеку, мисс.

Она отделилась от стены и, как сомнамбула, двинулась с ним по коридору не в силах вспомнить имя плотного краснолицего мужчины, который поддерживал ее под руку. Он представился, когда ворвался в кабинет Итана. И еще раз, когда оттащил ее от тела, увещевая тихим и ласковым голосом, словно говорил с ребенком.

Или с сумасшедшей.

Но его имя выскользнуло у Грейс из головы вместе с остатками надежды. Мужчина быстро провел ее мимо кабинета, где вполголоса переговаривались офицеры в синих мундирах с медными пуговицами, к широкой изогнутой лестнице. Там гулял сквозняк от распахнутой парадной двери, трепавший подол ее халата. Рыдание внизу перешло в стоны невыносимого страдания.

Грейс помедлила, держась за перила, такие же холодные, как тело Итана.

— Мне пора идти, — промолвила она. — Мне нужно найти Фенеллу, мисс Крейн.

Но мужчина проигнорировал ее просьбу.

— Всего несколько вопросов, мисс, — сказал он, не замедлив шагов, — а потом мы…

Его фразу прервало появление еще одного мужчины. Четвертого, подумала Грейс. А может, сорок четвертого. Она была слишком напугана и подавлена, чтобы считать.

Но, в отличие от остальных, тот был не в мундире, а в элегантном вечернем костюме, как будто собирался в театр. В черном шелковом плаще, развевавшемся вокруг его худощавой фигуры, он возник из лондонского тумана как привидение, поднявшись по парадным ступенькам, и вошел через открытую дверь с таким видом, словно владел этим домом со всем его содержимым.

Неуместность его присутствия чуть не стала последней каплей для Грейс, находившейся на грани истерики. Итан лежал мертвый в луже собственной крови, а остальной Лондон жил своей обычной жизнью.

Мужчина обошел кучу багажа, высившуюся в холле, и направился к ним, стягивая на ходу перчатки.

— Добрый вечер, комиссар. — Спутник Грейс почтительно вытянулся, сунув под мышку свой цилиндр.

Мужчина остановился в нескольких шагах от них, окинув девушку беглым взглядом.

— Добрый вечер, Минч. Это мадемуазель Готье? — осведомился он, произнеся ее имя без всякого акцента, словно французский был его родным языком.

— Да, сэр, — отозвался полицейский. — Капитан ввел вас в курс дела?

— В этом нет нужды. Сэр Джордж взял на себя труд лично вытащить меня из оперы. — Комиссар повернулся к Грейс. — Мадемуазель, я сожалею о вашей утрате. Покойный, как я понял, был вашим женихом?

Грейс постаралась выдержать его взгляд, холодный как лед.

— Oui, я… мы… — У нее перехватило горло от внезапно нахлынувших горя и ужаса. — Мы обручились.

Комиссар кивнул.

— Сержант Минч проводит нас в гостиную, где мы могли бы побеседовать без помех, — сказал он. — Не угодно ли проследовать за ним?

Это было первое приказание, полученное Грейс, и, хотя оно было сделано в вежливой форме, ей стало не по себе. Он взял ее под руку, и не успела она оглянуться, как оказалась сидящей в любимом кресле Фенеллы, у камина, с бокалом бренди в руке.

— Выпейте это, мадемуазель.

Подняв спустя несколько мгновений глаза, она обнаружила, что они остались одни. Мужчина снял плащ, бросив его вместе с перчатками в кресло, и теперь пристально смотрел на нее. У него были темные волосы и узкий орлиный нос.

— Где мисс Крейн? — прошептала Грейс, нервно поправляя свои окровавленные манжеты. — Мне следует переодеться и зайти к ней.

Комиссар отвел глаза.

— Сожалею о вашей утрате, мадемуазель, — снова сказал он. — Чемоданы и багаж в коридоре… как я понял, принадлежат вам?

Грейс облизнула губы, ощутив вкус бренди, который она не заметила, как выпила.

— Да, я собиралась перебраться к своей тетке завтра, — ответила она. — Чтобы Итан — мистер Холдинг — мог дать объявление о нашей помолвке в газетах.

— Вот как? — Его глаза сузились.

— Да. — У нее перехватило горло. — Его годичный траур… закончился.

А ее только начинается.

— Боюсь, мадемуазель, — сказал комиссар, — что я не могу разрешить вам забрать багаж сегодня.

— Сегодня? — Грейс удивленно моргнула. — Но я и не собиралась.

С минуту комиссар молча взирал на нее, постукивая пальцем по краешку кожаной папки, которую держал на коленях. И Грейс, начавшая приходить в себя, осознала, что происходит именно то, чего Итан боялся больше всего на свете. Скандал. Сплетни. Вульгарные атрибуты плебейства, которые бывший торговец с большими претензиями не посмел бы протащить через священные белые порталы Белгрейвии. Все усилия Итана вписаться, стать своим для обитателей этого фешенебельного района пошли бы прахом.

Но тут она вспомнила, что это больше не имеет значения.

Комиссар снова заговорил:

— Надо попросить одну из горничных, чтобы она распаковала вещи, которые могут вам понадобиться в ближайшие несколько дней. У вас есть родственники в Лондоне? Куда вы собирались перебраться завтра?

— К моей тете, — ответила Грейс. — Леди Абигайль Хайд, на Манчестер-сквер.

— Хайд, — задумчиво повторил он, но явно не припомнил ничего, связанного с этим именем. — В таком случае я попрошу вас, мэм, вспомнить события сегодняшнего вечера. А потом, когда вы переоденетесь и ваши вещи упакуют, сержант Минч проводит вас в дом вашей тети.

Только сейчас Грейс полностью осознала, что находится среди незнакомых мужчин в ночной одежде. Ей следовало бы смутиться, но тут до нее дошло, что предлагает комиссар.

— Уехать сегодня вечером? — резко отозвалась она. — Но это невозможно! Дети нуждаются во мне. И мисс Крейн тоже. Mon Dieu,[5] сэр, они потеряли своего отца, а мисс Крейн — брата. У меня и в мыслях нет оставить их в такую минуту, не говоря уже о моей собственной утрате.

Он склонил голову набок, сверля ее холодными серыми глазами, и Грейс ощутила трепет, пробежавший по ее спине как озноб.

Странно, но это придало ей храбрости. А возможно, это было негодование. Да, Итан умер. Но ей приходилось бывать в гораздо худших ситуациях. В конце концов, она дочь военного. И не позволит себя запугать — тем более какому-то чиновнику.

— Monsieur, — натянуто произнесла она. — Только что был хладнокровно убит прекрасный человек и верный друг правительства ее величества. Полагаю, у полиции есть более важные дела, чем беспокоиться о том, где приклонит свою голову сегодня ночью ничтожная гувернантка. Мне казалось, что вам следует бросить на поиски его убийцы все силы Скотленд-Ярда, чтобы прочесать окрестные улицы.

— О, мне хорошо известно, мэм, насколько высоко правительство ценило мистера Холдинга, — отозвался комиссар. — Но даже будь иначе, визит министра внутренних дел, которого я удостоился сегодня вечером, не оставил никаких сомнений в этом факте.

Грейс решительно встала.

— Отлично, — сказала она. — У вас полно дел. А мне нужно вымыться, переодеться и позаботиться о Фенелле с детьми. Право, сэр… простите, не расслышала ваше имя…

— Нейпир, — отозвался он, не вставая, что было непростительным нарушением правил приличия. — Комиссар Ройден Нейпир. А теперь прошу вас сесть, мадемуазель Готье.

Грейс выпрямилась во весь свой рост.

— Я отлучусь на несколько минут, — сказала она со всей галльской надменностью, на которую была способна. — Боюсь, что вынуждена настаивать.

Он на секунду замялся, словно взвешивая что-то в уме, прежде чем ответить:

— Сожалею, мадемуазель. Но я не могу позволить вам удалиться или повидаться с сестрой вашего жениха. Нам нужно опросить всех домочадцев и произвести обыск, чтобы найти улики.

— Улики? — переспросила Грейс. — В доме? Но разве преступник не мог вломиться снаружи? Какой-нибудь грабитель? И потом, кто утешит детей?

На лице комиссара отразилось что-то похожее на жалость.

— Полагаю, сестра их покойной матери, — он заглянул в свою папку, — миссис Лестер, уже направляется в Лондон, чтобы забрать их и отвезти в свое поместье под Ротерхитом. Так что, учитывая все обстоятельства, будет лучше, если вы, мадемуазель, переедете к своей тетке, как и планировали.

— Сегодня вечером?

— Да, мадемуазель. — Он закрыл папку.

Грейс поняла, что этот человек ей не доверяет. Что его не интересует ни ее горе, ни даже то, что она могла заметить. Что она, помоги ей Боже, в сущности, подозреваемая.

Дрожащей рукой она поднесла к губам бокал и допила остатки бренди, пытаясь заглушить страх.

Солнце уже высоко поднялось над Вестминстером, когда Эдриен Форсайт, лорд Рутвен, откинул назад голову, чтобы камердинер мог сбрить черную щетину с его подбородка — в тщетной надежде, что на сей раз рука верного слуги дрогнет и он перережет ему сонную артерию.

Но звон лезвия о край тазика возвестил, что Фрики успешно закончил бритье.

Увы, не сегодня.

Рутвен выпрямился на стуле и взял у слуги влажное полотенце, от которого шел пар.

— Ну что у тебя, Клейтор? — ворчливо обратился он к своему секретарю, стирая с лица остатки мыльной пены. — Что еще могло случиться за последние двенадцать часов, кроме пары разбитых окон, падения Тедди и небольшого затруднения с судебным приставом?

Клейтор стоял в дверях спальни, сжимая в руках шляпу.

— Что еще? — повторил он недоверчивым тоном. — Полагаю, этого достаточно.

— В таком случае можешь идти. — Рутвен отбросил полотенце и поднялся со стула. — Передай Анише, что я постараюсь вернуться к обеду. И загляну к Тедди.

— Хорошо. — Клейтор еще крепче вцепился в поля своей шляпы. — Н-но судебный пристав приходил вчера, сэр. А сегодня… сегодня…

Маркиз скинул халат и потянулся к постели, где камердинер разложил свежую рубашку. Он знал, на что намекает секретарь, и не собирался идти у него на поводу.

— Ты можешь выражаться яснее, Клейтор? — осведомился он наконец.

Глаза секретаря расширились.

— Я сделал все, что было в моих силах, сэр. Позаботился о стекольщике и ранах Тедди. Но что я могу сделать в отношении лорда Лукана?

— Позволить ему гнить, — предложил Рутвен, натягивая рубашку.

— В долговой тюрьме? — изумился Клейтор.

— Каждый молодой человек должен научиться жить по средствам, — отрезал маркиз, поправляя воротник и манжеты. — Я всего лишь предпочитаю, чтобы мой брат сделал это как можно раньше.

— Но, сэр, ваша сестра вне себя! Леди Аниша была в слезах! Вы не представляете себе, как это выглядело, сэр. Вас там не было.

«Вас там не было».

Фраза повисла в воздухе немым укором — тонким, но ясным намеком. Клейтор знал свое место. Рутвен хорошо платил, но был известен своим крутым нравом. К тому же в последнее время его почти никогда не было дома.

— Парень сам влез в долги, Клейтор, — заявил он. — Вот пусть сам и выкарабкивается.

Что было непросто, разумеется. Лорд Лукан Форсайт получал доход с поместья раз в квартал, и до очередного платежа было достаточно времени, чтобы усвоить урок. Но недостаточно, чтобы получить заражение крови от насекомых, подхватить дизентерию или, хуже того, обзавестись знакомыми еще менее приличными, чем те, с которыми он успел подружиться после прибытия в Лондон. Во всяком случае, Рутвен на это надеялся.

Он решительно заправил рубашку в брюки и застегнул пуговицы. Пожалуй, ему следовало тщательнее присматривать за Луканом, хотя сомнительно, что ему удалось бы предотвратить неизбежное. К тому же, как справедливо указал Клейтор, в последние шесть месяцев он практически переселился в свой клуб, захватив с собой камердинера и вызывая к себе всех, кто мог ему понадобиться, в любое время. Рутвен не терпел неудобств, даже в изгнании.

Клейтор признал поражение.

— Тогда до обеда, милорд, — сказал он, отвесив чопорный поклон. — Я передам леди Анише, что вы придете.

Он повернулся, собираясь уйти.

— Клейтор, — окликнул его Рутвен через плечо, взяв из рук камердинера галстук. — Извини, у меня раскалывается голова и неважное настроение. Но ты пойми: ни один молодой человек еще не умер от двух недель, проведенных в предварительном заключении. Смею надеяться, что это пойдет моему брату на пользу.

— Но вы намерены вытащить его оттуда? — поинтересовался Клейтор с горечью. — Или отправите прямиком в долговую тюрьму?

Рутвен резко обернулся.

— Полегче, старина, — обронил он с убийственным спокойствием. — Не путай объяснение с разрешением свободно высказывать твое мнение.

Клейтор опустил глаза.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Но я могу предсказать, если позволите, что будет дальше. Еще несколько посещений судебного пристава, и леди Аниша начнет продавать свои драгоценности. Вот чем все кончится.

Как ни досадно, Клейтор мог оказаться прав.

— Моя сестра не является пленницей в моем доме, — спокойно отозвался Рутвен. — Драгоценности принадлежат ей, и она может распоряжаться ими как пожелает. Я могу только надеяться и молиться, что она будет воспитывать Тома и Тедди более строго, чем наша мачеха воспитывала Лукана.

— Но, милорд, мне трудно об этом судить…

— Еще бы… — перебил его Рутвен. — Ведь тебя там не было.

Но, обернув слова Клейтора против него самого, Рутвен знал, что его там тоже не было. Он делал дипломатическую карьеру и мотался по Индостану, рискуя жизнью и здоровьем на службе ее величества и Вест-Индской кампании. К тому же, как и сейчас, он избегал своей семьи, старался как можно меньше общаться с родными.

Он любил своих родных — даже Лукана, при нахальстве и глупости брата, свойственных молодости. Он готов был отдать за них жизнь. Но их приезд из Калькутты шесть месяцев назад потряс его размеренное существование очень существенно.

Аниша осталась теперь вдовой с двумя маленькими сорванцами, которых еще предстояло вырастить. А их сводный брат Лукан… просто нуждался в отце. Жаль, что его у него не было.

— Какой сюртук, сэр? — поинтересовался Фрики, когда за Клейтором закрылась дверь. — Я приготовил темно-синий и черный.

— Черный, — сказал Рутвен, сдернув с шеи галстук. — И мне понадобится черный галстук к нему.

— Понятно, — промолвил Фрики, унося злосчастный предмет одежды. — Под стать вашему скорбному настроению.

— У меня была скверная ночь, — огрызнулся Рутвен.

Он мог не продолжать. Свидетельства тяжелой ночи были разбросаны по всей комнате: пустой графин от коньяка, аптекарский пузырек без пробки, полные пепельницы и резкий запах табака и гашиша, висящий в воздухе.

Фрики закончил одевать его в молчании, стараясь как можно меньше касаться своего хозяина. Причуды Рутвена в этом отношении четко доводились до сведения тех, кто ему прислуживал, и маркизу было наплевать, что они думают по этому поводу.

Закончив туалет, Рутвен спустился вниз, чтобы заказать свежий номер «Морнинг кроникл» и очень крепкий чай, который всегда держали под рукой специально для него.

В столовой он увидел только доктора фон Алтхаузена и лорда Бессета. Последний склонился над одним из любопытных экземпляров из коллекции доктора, изучая его через золотой монокль. Когда Рутвен проходил мимо, Бессет поманил его к себе.

— Мы получили известие от Лейзонби вчера вечером, — тихо сказал он. — Дела его отца улажены. Он отвезет девочку к родственникам своей матери. Там она будет в безопасности.

— Отлично, — отозвался Рутвен. — Доброе утро, доктор. Что это у вас?

— Редкая африканская муха, — сообщил тот. — Взгляните. Личинка заползает под кожу, откладывает яйца и…

— Избавьте меня от подробностей, — перебил его Рутвен, поморщившись. — Я еще не завтракал.

Он расположился на своем обычном месте — за столиком у окна, — смакуя чай и рассеянно перелистывая газету. Чай был горячим, роскошная столовая — уютной, а предстоящий день полон возможностей, которые только мог пожелать богатый и титулованный мужчина. Но прошлая ночь все еще вызывала у него досаду.

Он собирался расстаться с миссис Тиммондс.

Обидно, учитывая, что его любовница так красива. Но он начал испытывать к ней привязанность, а это лишнее. Хуже того, она начала задавать слишком много вопросов. Вела себя так, словно он не предупреждал ее заранее. А теперь он слишком привязался к ней, чтобы нанести ей моральную травму, которую приберегал для тех, кто переходил границы.

Но маркиз не мог не злиться — немного на нее, но главным образом на себя. Сколько еще он сможет выполнять сложные фигуры этого танца, попадаясь в ту же ловушку? Хватило шести месяцев, чтобы он начал испытывать соблазн отбросить осторожность и заглянуть за барьер, который установил между ними. Не потому что влюбился, а потому что, подобно Анише, Лукану и мальчикам, ему захотелось взять на себя заботу об Анджеле Тиммондс. И сделать ее счастливой.

Но он никогда в жизни не делал женщин счастливыми. Во всяком случае, надолго. Не в его это правилах.

Повинуясь порыву, Рутвен схватил колокольчик, стоявший на столе. Тут же появился один из лакеев.

— Подать свежий чай, милорд?

— Нет. Приведите мне Белкади.

Слуга почтительно склонил голову.

— Он сейчас у поставщика вин, но я передам ему.

Приняв решение, Рутвен вернулся к газете, но не мог вникнуть в суть, снедаемый нетерпением. Видит Бог, ему больше не нужна ночь, подобная последней. Он больше не хочет заниматься любовью с женщиной и угрызаться после этого. Или уходить от нее с холодным видом, словно она не более чем надоевшая собака, оставляя ее безутешно рыдать в темноте.

Даже он не настолько бессердечен. И тем не менее он поступил именно так.

При этой мысли Рутвен отбросил газету и откинулся на стуле, кипя от сдерживаемых эмоций, пока не соизволил явиться управляющий клубом, облаченный в безупречный черный костюм.

— Вы хотели видеть меня? — поинтересовался он, отвесив легкий поклон.

Белкади никогда не говорил «сэр» — разве что с сарказмом, — поэтому Рутвен пропустил мимо ушей его непочтительное обращение.

— Садись, — сказал он, указав на стул. — Налей себя чаю.

— По рецепту фон Алтхаузена? — отозвался тот с легким акцентом. — Нет, спасибо. Я слишком ценю свой желудок. — Однако сел.

Рутвен отодвинул газету в сторону.

— Надеюсь, старина, ты сказал своему поставщику, чтобы он перестал присылать нам эту красную бурду, которую он гордо именует кларетом?

— Полагаю, вы послали за мной не для того, чтобы обсуждать содержимое клубных погребов, — заметил Белкади.

Рутвен слабо улыбнулся.

— Верно, — согласился он. — Я хотел бы расстаться с миссис Тиммондс. Ты не мог бы это устроить?

Белкади выразил свое удивление только слегка приподнятой бровью.

— Почему?

— Почему? — переспросил Рутвен. — Какое тебе дело? Может, я устал от нее. А может, мои вкусы изменились. Каковы бы ни были мои резоны, это соглашение заключил ты. А теперь расторгни его.

Глаза Белкади мрачно блеснули. Поднявшись, он покорно поклонился.

— Слушаюсь, сэр.

Он повернулся и шагнул прочь, но Рутвен задержал его.

— И последнее, Белкади.

Тот обернулся.

— Предоставь ей дом в Мэрилебон в пожизненное пользование, — добавил маркиз. — И годовой доход, который сочтешь справедливым. Пусть Клейтор оформит соответствующие документы.

И опять Белкади всего лишь слегка приподнял бровь.

— Я передам ваше щедрое предложение, — сказал он, — но миссис Тиммондс не лишена гордости.

И поклонников, мысленно добавил Рутвен.

Вряд ли она будет долго горевать по нему. Скорее всего через неделю будет только рада, что избавилась от него. Рутвен бесцеремонно выкинул из головы ее образ и заставил себя сосредоточиться на газете, несмотря на всю радикальность издания. Предусмотрительный человек должен знать своих врагов. Некоторое время он сосредоточенно читал, пока на третьей странице ему не попалось на глаза знакомое имя, и его губы иронично скривились.

Маркиз обернулся через плечо на доктора фон Алтхаузена.

— Похоже, наш любимый репортер переключился с непристойной чепухи на астрономию, — сказал он. — Он утверждает, будто Лассель[6] обнаружил еще один спутник у Сатурна.

— Хм! — отозвался доктор. — Надо будет послать Уильяму поздравления в связи с этим открытием. Что же касается газетного писаки, я бы поручил ему сочинять разве что некрологи.

Рутвен хмыкнул в знак согласия и снова повернулся к окну. И тут он увидел ее: высокую стройную женщину в черной шляпке и сером костюме, целеустремленно шагавшую по улице.

Он не мог сказать, почему она привлекла его внимание. Возможно, из-за вуали, которая прикрывала ее лицо до подбородка, придавая ей таинственность. Дама быстро приближалась, пока не замедлила шаги, глядя вверх, словно изучала надпись на фронтоне клуба.

Впрочем, из-за вуали трудно было с уверенностью сказать, куда она смотрит. Казалось, что все ее существо, ее личность окутаны тайной. Как странно.

Внезапно Рутвена охватила досада, смешанная с любопытством. Ему захотелось встать, спуститься по лестнице, выйти на улицу, чтобы поднять вуаль и заглянуть незнакомке в глаза.

Что за безумие? Он заставил себя расслабиться, откинувшись на стуле и сделав несколько глубоких вздохов.

У него была скверная ночь. Не хватает еще такого же дня.

Дама в черной шляпке не должна его волновать. Возможно, она просто прогуливается, а остановилась, чтобы полюбоваться загадочными символами. А возможно, она путешественница. При всей элегантности, ее одежда не была писком лондонской моды. Уж в этом Рутвен, купивший в последнее время немало модных женских тряпок, неплохо разбирался.

Мысль о миссис Тиммондс окончательно вытеснила из его головы даму в вуали. Рутвен налил себе еще чаю и снова открыл «Кроникл». Из чистого духа противоречия он начал читать статью о спутнике Сатурна, хотя звезды были скорее увлечением Аниши. Маркиз едва добрался до середины, когда снизу донесся шум.

Было слышно, как Белкади что-то говорит, причем довольно резко — что было необычно. Тот редко выходил из себя. Как и Рутвен, он не нуждался в этом.

Затем послышался женский голос, явно рассерженный. Рутвен снова бросил взгляд на доктора фон Алтхаузена. Тот приподнял одно плечо и покачал головой. «Ваша очередь, старина», — сказали его глаза.

Вздохнув, Рутвен поставил свою чашку и встал. В связи с деятельностью клубного сообщества к их дверям порой приносило воинствующих сумасшедших, и кто-то должен был иметь ними дело. Двинувшись вниз по широкой мраморной лестнице, спускавшейся в холл подобно белому водопаду, маркиз несколько опешил при виде дамы в черной шляпке, которая нервными движениями стягивала перчатки, словно собиралась остаться здесь надолго.

Женщины появлялись на пороге клуба даже реже, чем сумасшедшие. Общество имело читальные залы и огромную библиотеку, которые периодически открывались для широкой публики. Но эта дама не выглядела синим чулком.

В этот момент она подняла вуаль, открыв лицо, столь же утонченное, как ее одежда, — и такое же бледное, как у Клейтора этим утром. Рутвен спустился в холл, не сводя взгляда с незнакомки, с большими голубыми глазами и выразительным ртом. И все же, несмотря на переполнявшие ее эмоции, она оставалась загадкой, сбивая его с толку.

Спор возобновился. Дама выставила перед собой руку.

— Спасибо, сэр, — резко произнесла она со слабым французским акцентом. — Но я не уйду. Мне необходимо видеть сержанта Уэлема, и как можно скорее.

— Если мадам позволит, — надменно отозвался управляющий, — я снова попытаюсь объяснить…

— Могу я помочь, Белкади? — вмешался Рутвен.

Управляющий протянул ему визитную карточку на подносе.

Рутвен взглянул на нее.

— Мадемуазель Готье? — прочитал он смутно знакомое имя. — Чем Общество Святого Якова может быть вам полезно?

— Ничем, — отозвалась она язвительным тоном. — В любом случае, если это Общество Святого Якова, почему на фронтоне написано «FAC»? Что за секреты?

Рутвен приподнял брови с самым высокомерным видом.

— Полагаю, это какое-то латинское изречение, мэм, — небрежно отозвался он. — Могу я узнать, что привело вас сюда? Возможно, наше собрание редких книг?

— С какой это стати? — отозвалась она в легком замешательстве.

Рутвен сухо улыбнулся:

— Должен признаться, что вы не похожи на завсегдатая наших залов для игры в карты и курительных комнат.

На ее прелестном лице мелькнуло волнение.

— Я всего лишь хотела повидаться с другом, — сказала она. — С близким и старым другом, который…

— Я слышан. С сержантом Уэлемом. — Он позволил себе пристально посмотреть ей в глаза. — Как я понимаю, эта дружба не настолько тесная и старая, чтобы вы знали, что сержант Уэлем теперь лорд Лейзонби. Впрочем, это не имеет значения. Его нет в городе.

Женщина пропустила его сарказм мимо ушей.

— Нет в городе? — Она прижала руку к горлу в красноречивом жесте. — Где же он? И когда вернется?

— Полагаю, через несколько недель, — отозвался Рутвен. — Он уехал два дня назад, в Уэстморленд.

Это сообщение, казалось, сразило женщину, и Рутвен предположил, что ее бравада не более чем фасад, за которым скрывается отчаяние.

Интересно, в какую неприятность она влипла — или в какую переделку ее втравил Уэлем, черт бы его побрал. В ее глазах застыло затравленное выражение, рука оставалась на горле.

— Значит, он уехал, — прошептала она. — Mon Dieu!

Внезапно ее голова откинулась назад, и она покачнулась, слепо хватаясь за конторку.

— Белкади! — позвал Рутвен.

Но было слишком поздно. Колени женщины подогнулись. Несмотря на внутреннее сопротивление, Рутвен был вынужден подхватить ее на руки, чтобы не дать упасть на мраморный пол.

— Белкади! — снова крикнул он.

Управляющий в мгновение ока оказался рядом.

— Ей нужен свежий воздух, — сказал Белкади. — Пойдемте.

С женщиной на руках Рутвен спустился по короткой лестнице на первый этаж и двинулся следом за управляющим по коридору. Тот распахнул двойные двери, ведущие на террасу, выходившую в сад.

Устроив даму в одном из плетеных шезлонгов, Рутвен распорядился:

— Принесите виски.

Белкади исчез. Рутвен опустился на колени, вглядываясь в лицо незнакомки, бледное как молоко под черной сетчатой вуалью, которая снова опустилась. Она была не так молода, как ему показалось вначале. Вокруг глаз виднелись едва заметные морщинки, словно она проводила много времени на солнце. Но у нее были типично английские высокие скулы и аристократический лоб.

Он снова попытался вспомнить, где мог слышать ее имя, явно какое-то иностранное. Но тут она встрепенулась и произнесла какую-то фразу по-французски.

Рутвен отстранился.

— Я попробую поднять ваши ноги, мэм, — сказал он. — Заранее прошу прощения.

— Что… случилось? — прошептала она.

— Вы упали в обморок, — ответил он, взяв пару подушек с соседнего шезлонга. — Это все Белкади. Порой этот красавец оказывает такое воздействие на женский пол.

Женщина только моргнула голубыми глазами, тупо наблюдая, как он подгладывал под ее лодыжки подушки. Подол ее серого шелкового платья задрался, и Рутвен неохотно вернул его на место.

Изящные лодыжки, отметил он. Великолепные глаза, тонкое лицо.

И тем не менее он ничего не чувствовал.

Ничего, кроме старой доброй похоти…