Хлынул ливень. Конан, укутанный в тяжелый плащ, приподнял капюшон, не лающий каплям дождя попасть в глаза. Въехав на невысокий пригорок, он пытался увидеть город. Тяжелые тучи нависали низко над головой, приближая горизонт. Огромный киммериец взглянул налево, где на расхлябанной дороге остановились кони его спутников. Девушка и мальчик сидели в седлах, пригнувшись к гривам коней. Видно было, что они выбились из сил. Конан еще утром заметил, с каким трудом они садились на лошадей. Оршан задремал в седле, как только кони остановились. Соланна обеими руками держалась за луку седла, давая передохнуть затекшей спине. Конан усмехнулся.
— Я вас с собой не звал, — пробурчал он, отряхивая капли дождя с капюшона.
Он тронул своего могучего коня и съехал с холма.
— Едем дальше. Пока ничего не видно.
Соланна, устало кивнув, медленным движением тронула коня за ним. Цокот копыт разбудил Оршана. Он удивленно поднял голову и взглянул вокруг заспанными глазами. Порыв ветра бросил ему в лицо, недостаточно закрытое капюшоном зеленого плаща, пригоршню холодной воды. Он отряхнулся, как пес, только что вылезший из реки.
— Уже утро? — вскрикнул он.
— Нет, — покачал головой Конан. — Но скоро будет вечер. Сегодня будем ехать, пока не доберемся до города…
— И потом отдохнем, — блаженно выдохнул Оршан.
— Если твой дядя примет тебя к себе, то да, — кивнул Конан.
Оршан, испуганно вытаращив глаза, недоверчиво посмотрел на киммерийца:
— А что, он может отказаться принять меня к себе?
Соланна рассмеялась:
— Видно, что ты жил в деревне. Да он может просто продать тебя в рабство…
Оршан съежился в седле и было видно, что ему хочется стать как можно меньше, а если бы это было возможно и вообще исчезнуть. Но по крайней мере страх окончательно разбудил его. Конан пустил своего коня мелкой рысью, два другие последовали за ним. Грязь чавкала под копытами животных, ветер усиливался. Дорога спускалась вниз.
Конан с надеждой вглядывался вперед. Они приближались к лесу.
Дорога исчезала в густой стене хвойных деревьев, как в пещере. Конан усмехнулся. Несмотря на закалку и привычку не обращать внимания на превратности погоды, ему было приятно предвкушать, что дождь перестанет лить прямо на голову.
Деревья сомкнулись вокруг них, как охрана. Стволы уходили высоко вверх, так что здесь было значительно темнее, чем на равнине. Дорога петляла между огромными деревьями, не давая путникам возможности отдохнуть и расслабиться. Конан все время ехал впереди, заставляя своих спутников не отставать от него.
"Если бы принц поехал с нами, мы ехали бы еще медленнее", — подумал киммериец.
Темнело так быстро, что уже почти не было видно дороги.
— Может, залезем куда-нибудь и переночуем здесь? — услышал Конан за собой тихий голос Соланны.
Он покачал головой. Потом, сообразив, что его жест в темноте не может быть замечен, повернулся к девушке:
— Еще немного проедем. По-моему, уже недалеко, — подбодрил он ее, увидев, как ее симпатичное лицо побледнело и осунулось от усталости.
— Но здесь нет дождя, — возразила она. Конан вытер мокрое лицо и сказал:
— Доедем до края леса и если не увидим города, останемся здесь, в сухом месте. Но пока едем дальше. И поглядывай на мальчишку, как бы он не потерялся.
Дальше они ехали молча.
— Кром побери! — выдохнул Конан, когда они выехали из леса и увидели город.
Здесь не было так темно, как в лесу, и они могли довольно хорошо разглядеть картину, открывшуюся перед ними. Даже сквозь дождь были видны мощные городские стены, окружающие довольно большое пространство. Над ними возвышались башни королевского дворца и нескольких храмов. Тут и там над стенами виднелись крыши домов и дворцов богатых горожан и аристократов.
— Что это? — Соланна указала на реку, которая текла мимо города.
— Пристань, — кратко ответил Конан.
— Это я вижу, — отрубила Соланна. — Я имею в виду вон там, на реке.
Киммериец подъехал ближе к девушке.
— Да, оттуда этого не было видно, — признал Конан, удивленно глядя на мрачное сооружение, высящееся на острове посередине реки.
Мощное четырехэтажное здание, сложенное из темного камня, возвышалось над рекой. Стены его, блестевшие от дождя, были еще выше, чем городские.
— Наверное, это крепость, защищающая город от нападения с реки, — сказал огромный киммериец, но на лице его было явное недоумение.
— Нет, — раздался в темноте за ними усталый детский голос, — это храм бога Кореддана, который мы ищем. Именно таким мне его описывал мой отец, который однажды побывал… — конец фразы заглушил всхлип, видимо, Оршану вспомнились его погибшие родители.
Соланна подъехала к скорчившейся в седле фигурке и погладила мальчика по плечу.
— Это так. Вернуть их ты уже не сможешь. Смирись с этим.
Оршан поднял к ней заплаканное лицо, на котором слезы смешивались с холодным осенним дождем.
— Я знаю, — шмыгнул он носом, — но только сейчас, когда я увидел эту крепость, я понял, что уже никогда их не увижу.
Девушка погладила его по щеке. Конан тронул своего коня в направлении города.
— Едем, — крикнул он, обернувшись через плечо, — стражники могут закрыть ворота. А мне сегодня не хочется спать под дождем и без еды.
Прищурив глаза, киммериец представил себе трактирную стойку, тепло, запах вкусной пищи и питья. Эти мечты были достаточно правдоподобны, потому что у него было достаточно денег, забранных в сокровищнице Сунт-Аграма. Непроизвольно он гнал коня все быстрее, пока наконец усталый конь не перешел на галоп. Оглянувшись, Конан увидел, что оба его спутника стараются не отстать от него.
Городские стены вырастали на глазах.
Узкая тропинка, по которой они выехали из леса, перешла в широкую наезженную, плохо замощенную дорогу. Копыта коней разбрызгивали воду и грязь из больших луж.
Оршану это так понравилось, что он от радости завизжал. Дорога шла вдоль городских стен, сворачивая к реке. Главные ворота города находились именно там.
Высокие сужающиеся кверху и растворяющиеся наружу ворота еще были открыты. Перед ними находился подъемный мост через глубокий ров, который соединялся с текущей рядом рекой. Настил моста был сооружен из толстых досок, которые поддерживали еще более мощные балки. Две массивные цепи тянулись к концу моста из двух маленьких бойниц городской стены.
— Зачем это? — показал на них Оршан.
— С помощью этих цепей весь мост может быть поднят перед кочевниками или другими врагами, — пояснил Конан, усмехнувшись над незнанием мальчика.
— И это возможно? — вытаращил глаза Оршан, недоверчиво разглядывая тяжелый мост.
— На свете возможно множество вещей, — улыбнулась Соланна, забыв про усталость.
Копыта конем застучали по настилу моста. Конан, натянув узду, придержал своего коня — из темного пространства в стене против них высунулись три пики.
Остановившись, Конан с интересом разглядывал необычную конструкцию ворот. Башня ворот имела в высоту три этажа. На площадке, устроенной на высоте половины башни, находились два лучника и две длинных, неприятно выглядящих стрелы были нацелены на приходящих. Из темноты за пиками показались старший воин и двое младших.
У старшего на голове был шлем с забралом, тело закрывал тяжелый непромокаемый плащ, на груди которого был вышит королевский герб. Двое младших воинов, державшихся сзади, были одеты так же.
— Что привело вас в такую непогоду в королевский город Прандару? — хриплым простуженным голосом прокричал солдат.
— Именно эта самая непогода, — ответил Конан. — Мы хотели бы отдохнуть перед тем, как двинуться дальше. Мечтаем о горячей еде.
— Нищих в город не пускаем! У нас своих хватает… — солдат раздраженно тряс своей пикой перед лицом Конана.
В глазах киммерийца блеснул гнев и он резко взмахнул рукой. Пика отлетела в сторону, сам солдат едва удержался на ногах. Конан набрал воздуха в грудь, чтобы как следует выдать несчастному стражнику, но тут в воздухе просвистел золотой и со звоном упал к ногам солдат.
— После службы выпейте за наше здоровье, — раздался в вечерних сумерках тихий голос Соланны.
Конан не привык, чтобы кто-то посторонний вмешивался в дела, которые его не касаются. Он круто обернулся к Солание, но тут заметил, что солдат, забыв про упавшую пику, старается очистить золотой от налипшей грязи.
Остальные две пики исчезли, как по мановению волшебной палочки, так же как и обе стрелы лучников. Киммериец только махнул рукой и въехал в ворота между почтительно расступившихся солдат.
Как только они проехали ворота, их окружил смрадный запах отбросов, валяющихся прямо посреди улицы. Даже дождь не сумел смыть их. Соланна наморщила нос, она привыкла к другим запахам. Конан направил коня ближе к домам, чтобы не ехать посредине улицы, куда стекались все нечистоты.
Он огляделся. Улица поднималась в гору. Они миновали несколько трактиров, которые Конану по какой-то причине не понравились. Киммериец ехал по обочине улицы, нагибаясь пол низко висящими вывесками лавок и магазинов. Дождь постепенно стихал и он скинул с себя капюшон, вытерев лицо рукой.
— Вот то, что надо, — произнес Конан, указывая на покачивающуюся вывеску, на которой ярко выделялся белый тигр.
Соскочив с коня, он попытался завести его на двор трактира и яростно пнул ногой створки тяжело открывающихся ворот. Гулкий удар заставил выбежать во двор прислужника, принявшего у путников коней.
Конан отвязал от седла два кожаных мешка и двинулся с ними прямо в зал. Через несколько мгновений за ним последовали Соланна и Оршан, который сгибался под тяжестью большого мешка, в котором были все его вещи.
В трактире никого, кроме трактирщика, не было. Высокий крупный мужчина стоял в дверях кухни. Выступающий живот его был опоясан кожаным фартуком. Руки его были уперты в бока, а из-под густых бровей на входящего Конана внимательно смотрели узкие черные глаза. Киммериец прямо от дверей швырнул свой груз на стол, стоящий рядом с открытом очагом. Намокшие мешки скользнули по столу, оставляя на нем мокрые следы.
— Положи их на пол, — тихо и угрожающе произнес трактирщик. — Здесь не принято так себя вести.
— Даже когда здесь пусто? — искоса взглянул на него Конан и выпрямился.
— Даже когда здесь пусто, — кивнул трактирщик.
Киммериец подошел к нему, схватив за воротник, приподнял его в воздух и угрожающе прошипел:
— Лучше принеси побыстрее поесть, а то я тут у тебя…
Он отпустил трактирщика и тут же внезапно почувствовал, что возносится в воздух и летит куда-то в угол зала. Еще в полете он успел собраться в клубок и упал на пол на четыре точки, как кошка.
Мгновенно вскочив на ноги, он бросился к трактирщику, сжимая в руке появившийся из ножен кинжал.
— Неужели мы с вами устроим здесь драку, как городское отребье? — трактирщик все так же спокойно стоял у дверей в кухню.
Конан остановился.
— Ты в Прандаре, киммериец. Учти это, — трактирщик усмехнулся.
Затем он повернулся и исчез в кухне. Конан стоял как вкопанный. Соланна коснулась его плеча.
— Он здесь хозяин, — прошептала она так тихо, что ее не услышал даже Оршан, усевшийся на лавку у стены.
Конан кивнул и спрятал кинжал в ножны. Затем он взглянул в сторону кухни.
Через дверь была видна большая плита, на которой стояло несколько горшков. От них в зал распространялись такие вкусные запахи, что недовольство киммерийца сразу исчезло. Отвернувшись, он подошел к столу, с которого Соланна вместе с Оршаном снимали дорожные мешки и укладывали их в углу. Едва Конан успел усесться, как трактирщик уже нес огромную миску дымящегося мяса. Под мышкой его был зажат каравай хлеба.
— Ножи вам, кажется, можно не подавать, — улыбнулся трактирщик, в узких черных глазах которого мелькали веселые искорки, — я успел заметить, что у вас их достаточно.
— Твое счастье, что я слишком хочу есть и пить, — невнятно буркнул Конан, набив полный рот жареного мяса.
— Сейчас вам принесут что-нибудь выпить, — улыбнулся трактирщик, — и я надеюсь, что мое вино вам так же понравится, как и мое мясо. В трактире нет посетителей из-за того, что сегодня праздник Кореддана. И этот ужасный дождь…
— Это мы смогли уже заметить, — проворчал Конан. — А где же вино?
— Уже несут, — сказал трактирщик, улыбаясь так, что его густые брови поднялись на лоб.
В комнату вбежала запыхавшаяся девушка, которая несла большой круглый кувшин, держа его обеими руками перед собой. Она так походила на Соланну, когда та была в женском платье, что у Конана перехватило дыхание.
Высокая, стройная, с упругой грудью, едва прикрытой рубашкой, со светлыми, коротко подстриженными волосами. Под бровями, лишь чуть менее густыми, чем у ее отца, улыбались всему свету зеленые глаза. С виду ей было лет двадцать, не больше.
— Сейчас принесу бокалы, — она улыбнулась и ее белые зубы, казалось, засверкали на всю комнату. — А ты, конечно, не будешь пить вино, — наклонилась она к Оршану. — Тебе я принесу сладкую воду, — сказала она решительно, так что отказаться было просто невозможно.
— Шарья, приготовь гостям комнату, они устали от дальней дороги.
— Три комнаты, — чтобы добавить веса своим словам, киммериец показал три пальца.
— Ваше пожелание для меня приказ, полководец.
— Я уже давно не полководец, — проворчал Конан, снова вернувшись к еде.
Кушанья исчезали со стола с такой неимоверной скоростью, что трактирщику снова пришлось сходить на кухню за добавкой. Соланна и Оршан старались не уступать Конану по мере своих возможностей. Все трое были голодны как волки.
— Я кое-что об этом слышал, — продолжил разговор трактирщик.
— О чем же ты слышал? — подняла на него голову Соланна и пригладила растрепанную прическу рукой. Светлые короткие волосы еще не просохли.
— Я слышал о поражениях окрестных племен и о разгроме банды разбойников, а также о том, что король Сенхор заболел вместе со своим придворным чародеем. И еще… — трактирщик запнулся.
— Продолжай, — буркнул Конан, — я сегодня спокойный и мирный.
— Да, мой господин, я имел счастье заметить это, — трактирщик поклонился так низко, насколько позволял ему его толстый живот.
Конан с подозрением взглянул на него, но ничего не сказав, махнул рукой.
— Еще, — продолжал трактирщик, — п городе ходят слухи, что у вас были какие-то проблемы с принцессой Мицор и дочерью чародея Сунт-Аграма, чтобы его демон Аль-Киир утащил в пекло.
— Тебе не нравится Сунт-Аграм? — вопросительно приподнял брови киммериец.
— Нет! Я верю, что когда бог Кореддан освободится из-под его власти, он жестоко отомстит чародею.
— Это бы меня вполне устроило, — Конан коротко кивнул, тем самым закончив беседу.
Соланна плеснула немного вина из кувшина в помятый латунный бокал и отпила из него. Потом, поднеся бокал ближе к глазам, она повертела его в руке, рассматривая узор, украшавший его поверхность. Узор состоял из черточек, волнообразных линий и точек. Они пересекались в кажущемся беспорядке, образовывая странные фигуры.
— Откуда у тебя этот бокал?
— Он у меня очень давно, молодой господин, — низко поклонился трактирщик.
— Я тебя не спрашиваю, сколько времени он у тебя, — недовольно сказала Соланна, — а откуда он у тебя? Признайся, что ты подобрал его в каком-нибудь храме!
— Как вам такое могло прийти в голову, мой господин, — попытался выкрутиться трактирщик. — Подать еще мяса? — он старался увести разговор в сторону от явно неприятной для него темы.
— Мяса можешь принести еще, — благосклонно кивнул Конан, — но после этого ответишь на вопросы моего товарища. И постарайся, чтобы он оказался доволен твоими ответами!
Черные глаза трактирщика остекленели от страха, однако, он, послушно опустив голову, взял пустую миску со стола и исчез в кухне. Там он пробыл довольно долго, прежде чем появиться с миской, доверху наполненной дымящимися кусками жареного мяса под соусом, в одной руке и большим кувшином вина в другой. Он аккуратно поставил миску на стол перед Конаном, а кувшин перед Соланной.
— Я извиняюсь, что…
— Можешь не извиняться, — прервала Соланна речь, заготовленную трактирщиком, — для меня будет достаточно, если ты ответишь на мой вопрос.
— Да, мой господин, — трактирщик прищурил глаза, вспоминая. — Это случилось несколько лет назад. Сразу после того, как у нас появились жрецы бога Кореддана из большого морского храма. Весной начались большие дожди. Река вышла из берегов, так что по нашей улице плавали лодки, когда люди спасались из затопленных домов. Это было ужасно. В порту от причалов оторвались несколько кораблей, там погибло много народа. Город почти обезлюдел. Потоп продолжался несколько дней. Правда, за это время город покинули все крысы, так что…
— Нас интересует этот бокал, — Конан грохнул кулаком но столу с такой силой, что все предметы, стоявшие на нем, подскочили, а спящий Оршан проснулся.
Некоторое время он, непонимающе хлопая глазами, смотрел на рассерженного Конана, затем голова его снова склонилась на стол и он уснул сном до смерти уставшего человека.
— Я уже подхожу к этому, мой господин, — успокаивал гиганта трактирщик, незаметно вытирая при этом вспотевшие от страха руки об штаны. — Как только вода спала, королевские солдаты окружили нижнюю часть города, чтобы не начался грабеж оставленных хозяевами домов.
— Ха-ха, — хохотнул Конан, — но не только для этого… Главной причиной было, конечно, то, что сам король хотел попользоваться отсутствием хозяев, и не желал, чтобы его опередили другие.
Услышав это, трактирщик испуганно огляделся вокруг и, только убедившись, что во всем трактире никого, кроме этих дерзких и грубых посетителей, больше нет, позволил себе едва заметно кивнуть.
— И ты тоже попользовался, — усмехнулась Соланна.
— Но только чуть-чуть, — почти прошептал трактирщик. — Я брал только то, что вода приносила на мой двор…
— Как я вижу, в то время твой двор изрядно увеличился в размерах, — расхохотался Конан. — Но, знаешь, использовать в трактире краденые бокалы… — он покачал головой.
— Он у меня единственный, — бормотал трактирщик. — И нашел я его… Все остальное… — он испуганно замолк.
— Мы не королевские стражники, — махнула рукой Соланна, — и нас это не интересует. Так как ты полагаешь, откуда приплыл этот бокал? — она выкрикнула эти слова с такой силой, что Конан вздрогнул.
— Я нашел его неподалеку от храма, мой господин… — У трактирщика так тряслись колени, что казалось, будто он сейчас упадет. Чтобы полегчало тяжело натруженным ногам, он оперся о стол.
— Так вода унесла его из какого-то дома? — продолжала спрашивать Соланна.
— Нет-нет, — энергично завертел головой трактирщик. — Бог Кореддан сохранил его, когда кусок храмовой стены рухнул в воду. Не зря же он — водный бог-охранитель. Только благодаря ему мы все остались живы. Если бы он не простер над нами свою охранную руку, вода наверняка бы смела весь город, — он быстро сыпал из себя фразы, фанатично блестя глазами.
— И поэтому тебе не стыдно было его обокрасть, — зеленые глаза Соланны вспыхнули, как изумруды в солнечном свете.
— Но я же не знал, что это его бокал, — жалобно проскулил трактирщик, отводя бегающие глаза. — Я действительно нашел его в грязи. Он был совершенно измятый и мне пришлось долго его выправлять. Мне и в голову не приходило, что это…
— Приходило, — Соланна пристально смотрела на него, и от ее взгляда у трактирщика забегали мурашки по спине.
— Приходило, — он весь сжался и втянул голову в плечи, словно ожидая смертельного удара. — Но, поскольку он не потребовал его, я подумал, что бокал ему не нужен, — бормотал трактирщик и на обвисших щеках его выступили крупные капли пота.
— Ну, хорошо, — махнула рукой Соланна, — можешь идти. Твой бокал я завтра верну в храм… — она улыбнулась, увидев, что трактирщик посинел от страха. — Не бойся, я не скажу, откуда он у меня. Может быть, бог Кхоран'дан… — она сделала задумчивую паузу, — …или, как вы его называете, Кореддан, — будет тебе благодарен.
— Я бы с радостью обошелся без его благодарности, — трактирщик с облегчением вытер вспотевшее лицо. — Любой из богов очень обижается, когда ему кажется, что его обманывают. Даже такой добродушный бог, как Кхоран'дан. Даже он с тех пор, как Сунт-Аграм обманом лишил его волшебной кифары, стал очень сердитым.
— Какой волшебной кифары? — вопросительно поднял левую бровь Конан.
— Мой господин, — в священном негодовании воскликнул трактирщик, разом забыв про свои переживания, — неужели ты ничего не знаешь о нашем любимейшем боге, охранителе нашего города?
— Видимо, любовь к нему переполняет тебя настолько, что ты крадешь из его вещей все, что под руку ни попадется, — пробурчал Конан себе под нос, и трактирщик покраснел, подобно одной из знаменитых атлантских роз, которые разводят нынче только при дворе кхитайского монарха.
— Кореддан, — избавившись от смущения после усиленного откашливания, продолжил трактирщик, — один из белых морских богов. Он заботится о создании хорошего настроения у всех остальных богов с помощью игры на волшебной кифаре и тем самым отводит от нас, смертных, их возможную злобу. Волшебная кифара имеет еще одно свойство, из-за которого уже несколько столетий многие чародеи пытались украсть ее: поиграв на кифаре, смертный человек становится бессмертным.
— Значит, это удалось Сунт-Аграму? — прищурил глаза Конан. — Он украл этот инструмент?
— Да, мой господин, — сказал с грустью трактирщик. — Говорят, что однажды Сунт-Аграм наткнулся на бога Кхоран'дана, который отдыхал на берегу уставший после празднества, на котором он долго играл остальным богам…
— И при этом нажрался, как…
— Мой господин! — в ужасе вскрикнул трактирщик. — Никогда не говорите так о Кореддане.
— Кром побери! — пробурчал Конан. — Ты прав, трактирщик, и твой бог тоже может обидеться. Молчу. Но почему ты называешь его то Кореддан, то Кхоран'дан? Как же его настоящее имя?
— Раньше все называли его Кореддан. Еще мой прадед так говорил. Потом почему-то изменилось… И я все время путаюсь… А какое имя из двух — настоящее, я даже точно не знаю. Да и важно ли это?
— Где ты узнал все эти подробности про Сунт-Аграма? — Соланна недоверчиво взглянула на трактирщика.
— На богослужениях, — трактирщик переплел пальцы обеих рук, развернув переплетенные руки к себе, и приложив их к груди, застыл на несколько секунд в неподвижности. Затем он расплел пальцы и опустил руки. — Проповедник всякий раз призывает отважных мужчин отправиться на остров Кхоран'дана для поисков похищенной кифары.
— Ну и что дальше? — вопросительно наморщил лоб Конан и глубоко отхлебнул из своего бокала.
Однако его голубые глаза внимательно следили за трактирщиком. Тот неуверенно пожал плечами:
— Некоторые действительно отправляются на остров. Иногда возвращаются, но чаще всего — нет. Но из тех, которые вернулись, никто кифару не привез. Жрецы смогут вернуться на остров, только когда кифара будет найдена. Тогда и Кореддан снова получит свою власть. А до тех пор…
— Ладно, ладно, — махнул рукой Конан, прерывая его, — хватит и этого. Как дела с нашими комнатами?
— Они давно приготовлены, мой господин, — склонился в глубоком поклоне трактирщик.
По его виду было ясно, что он до смерти рад окончанию этих неприятных расспросов.