Тень ветра

Глава VII "Цепи колдуна"

Когда Конан проснулся, было довольно холодно. Его одежда, превратившаяся в лохмотья уже во время предыдущего заключения и боя с Шарами, не защищала от холода. Но Конана это ничуть не пугало, потому что он, как киммериец, переносил холод очень хорошо.

Он открыл глаза и удивился тому, что свет исчез. Он был убежден, что сейчас день, но в его тюрьме была ночь. Он повернулся на другой бок и снова спокойно уснул.

— Сунт-Аграм, Сунт-Аграм, — стонала принцесса Мицор, — помогите мне. Это ненормальный ребенок. Ведь я беременна всего четырнадцать дней, а мне кажется, что уже наступают роды…

Чародей положил руку на вздувшийся живот принцессы. Ребенок успокоился, перестал толкать ножками и биться. Принцесса вздохнула с облегчением.

— Он как будто слушается вас, — сказала она доверчиво, повернув свое нежное лицо к Сунт-Аграму.

Чародей презрительно выпятил толстые губы, но потом спохватился и ответил ей довольно мило:

— Разумеется, принцесса, для того я и здесь. Но в одном вы правы. Это, по-видимому, ребенок какого-то колдуна. Никто не знает, что еще вытворит этот киммериец… Ну, а роды все-таки не будут такими уж скорыми.

— Как же вы не поняли сразу, что это колдун? — устремила она на него невинный взор.

Зеленые глаза Сунт-Аграма похолодели, как морской лед:

— Это не всегда видно с первого взгляда, — отрезал он, и тут же снова должен был заняться животом принцессы, потому что дитя отреагировало на повышенный тон голоса резкими толчками.

Прошло много времени, прежде чем оно успокоилось.

Но пальцы Сунт-Аграма не переставали гладить нежную и гладкую кожу принцессы. Мицор прикрыла глаза. Ей казалось, что она уже когда-то чувствовала что-то подобное. Успокоенная тишиной, нарушаемой лишь треском поленьев в камине, она закрыла глаза и погрузилась в обморочное состояние, которое временами было похоже на лечебный сон.

Конан снова проснулся и резко сел. После боя с шарами он просыпался уже шесть раз, но только трижды получал еду. Все это время он находился в темноте, но на этот раз его пробуждение произошло опять при том самом необычном свете.

Киммериец огляделся, ища взглядом своё оружие — кость. Она исчезла вместе с его предыдущей камерой.

Теперь он находился в золотой клетке. От нее до стен было во все стороны еще шагов семь-восемь или больше. Здесь не было дверей, их заменяла дыра в стене.

К одной из стен была прислонена знакомая призма, и на ней опять валялся кусок жареного мяса. Но на этот раз его мучитель позаботился о том, чтобы там не было никакой кости. Конан протягивал руки сквозь решетку так далеко, как только мог, но до стола все равно не доставал.

Вскоре он пришел в ярость и начал бешено дергать прутья решетки.

Пытаясь взломать клетку, он вдруг заметил, что один из прутьев немного согнулся. Он уперся ногами в соседний прут, руками уперся в согнутый и поднатужился.

Некоторое время не было видно никаких изменений. Только мускулы на теле Конана превратились в каменные глыбы. От напряжения у него ускорилось дыхание. Вскоре его лоб покрылся бисеринками пота, но прут сгибался все больше и больше.

Наконец он перестал напрягаться и попытался пролезть в возникшую щель. Но его могучая грудная клетка застряла в ней. А кроме того ему мешала повязка, все еще обмотанная вокруг тела.

Он протиснулся назад в клетку и еще раз попытался раздвинуть прутья. Металл поддавался медленно, почти незаметно. Конан подумал, что, возможно, прутья действительно сделаны из золота.

Ему удалось сделать такую щель, что он смог выбраться наружу. Он не раздумывал о бессмысленности того, что его тюремщик посадил его в золотую клетку, из которой можно легко убежать.

Бросившись к столу, киммериец, обеими руками схватил мясо. Он отгрызал от него куски и глотал их, почти не пережевывая. Он вел себя, как зверь, который не уверен в том, что у него будет время насытиться.

Когда от огромного куска мяса не осталось ничего, Конан вытер жирные губы и погладил вздувшийся живот. Потом высунул голову в коридор. Его совсем не удивило то, что он как две капли воды был похож на тот, где он сражался с шарами. Он дотронулся до спины, проверяя, там ли еще находится спрятанный кинжал, и решительно направился по коридору куда глаза глядят. Он попросту не умел бездеятельно сидеть и ждать, что произойдет. Это было не в его натуре…

По пути он, как всегда, заглядывал в отверстия в стенах. В одной камере валялся окровавленный меч. Он был грубой работы, неполированный, как будто его выковал начинающий кузнец.

Вся поверхность меча была в бугорках и острие тоже не стоило доброго слова. Не был он и как следует уравновешен. Никаких украшений на рукоятке, которая к тому же была полностью металлической, она даже не была обтянута кожей. Но все же это было оружие. Конан прыгнул к мечу, схватил его и восторженно закричал. Он был доволен.

Хотя он и не знал, где он и что его ждет, уже того, что в его руке есть привычное оружие, было достаточно для того, чтобы обрадоваться. Пройдя пять помещений, он натолкнулся на двух связанных людей. Нижние половины их лиц были обмотаны тряпками, а в зубы были всунуты кляпы.

Когда Конан подошел к ним, они могли только бешено вращать глазами. По-видимому, они думали, что это пришел палач. Когда он перерезал им веревки, они были так удивлены этим, что еще какое-то время неподвижно лежали на земле. И только по прошествии некоторого времени, в течение которого в камере стояла неловкая тишина, старший и более крепкий сел, сорвал с лица платок и выплюнул кляп. Конан удивленно покрутил головой:

— Что здесь делает благородный принц Йиршанна?

— Так же точно и я могу спросить, что здесь делает военачальник Конан-киммериец. И кроме того, меня интересует, где я собственно нахожусь?

— Ваше высочество, — с насмешкой поклонился Конан, который совсем не уважал придворный этикет, — я обо всем этом деле знаю столько же, сколько и вы.

Йиршанна пригладил рукой длинные седеющие волосы, чтобы прикрыть лысину на макушке. Потом он повернулся к своему товарищу и слегка наподдал ему ногой.

— Вставай, лентяй, — проворчал он по-дружески, — мы валяемся здесь уже слишком долго. Хотел бы я знать… — начал он опять, но Конан на этот раз не дал ему договорить.

— Я знаю о здешних местах не больше вашего. Сначала я сражался со странными шарами, потом провел несколько дней в темноте, а теперь очутился там, где вы меня видите.

Второй мужчина попытался встать, но это ему не удалось. Это был старик, что Конан понял только в тот момент, когда он сорвал с лица повязку.

— Мой учитель, а иногда и друг Мангур, — сказал с улыбкой принц.

— А как сюда попали вы?

— Мой отец, король Сенхор, несколько дней назад отозвал меня из Асгалуна, где я вел переговоры. Спешный гонец заставил меня прервать работу и немедленно отправиться домой. Говорят, что здесь что-то случилось и что в этом виноват ты…

Конан покачал головой и указательным пальцем левой руки провел по лицу.

— Меня обвинили в том, что от меня забеременела ваша сестра, принцесса, а кроме того еще и дочь Сунт-Аграма. Не то чтобы мне это не льстило, если бы только это была правда. Но просто кто-то прикрылся моим именем…

— Но ведь говорят, что тебя узнали… — не мог понять Йиршанна.

— Вот это-то и есть самое странное во всем этом деле. По тому, что произошло потом, я сужу, что, по всей вероятности, здесь приложил руку Сунт-Аграм.

— Вероятно. Но что здесь делаю я? — спросил вельможа.

— Наверное, вы кому-то мешаете, мой милый принц, — ухмыльнулся Конан, — точно так же, как и я.

— Сунт-Аграм — могущественный чародей. Я обращал на этот факт внимание вашего высочества, — хриплым голосом произнес старик. — А ваш отец в последнее-время подчинялся ему все больше и больше.

— Обращал, обращал… — проворчал принц, забегав но камере, как рассвирепевшей черный лев.

— Мы могли бы вместе завершить то, с чего Я начал, — предложил Конан. — Посмотрим, нельзя ли отсюда выбраться. Вы были кем-то связаны, а это значит, что какой-то путь наружу есть.

— Оружие! — в бешенстве вскричал принц. — Дайте мне какое-нибудь оружие!

Конан лишь пожал плечами и вышел из камеры. Оба мужчины последовали за ним. Он снова свернул направо. Развилки они проходили быстро, но во все пустые помещения заглядывали. В одном из них они нашли еще оружие, три меча и два кинжала. И эти изделия были грубо сработанные и не очень острые.

Коридор кончался большой квадратной площадью. Мужчины остановились. В углу площади, недалеко от отходившего от нее прохода, дрались двое зверей. На первый взгляд они выглядели совсем не опасно. Возможно, такое впечатление создавала их пестрая окраска. По рыжей шкуре, покрытой короткой густой шерстью, тянулись продольные, почти черные волнистые полосы. Белые животы внушали мысль о том, что они вполне миролюбивы. Однако длинные вытянутые морды с пастью, полной острых зубов, противоречили первому впечатлению.

Звери, отпрыгнув друг от друга, уселись на задние лапы. Сильные задние лапы помогали им сохранять равновесие. Их выпрямленные тела доставали Конану до самой груди. Передними длинными, когтистыми, но более слабыми лапками звери упирались в землю.

— Кто это? — повернулся принц Йиршанна к своему учителю.

Старик только что подошел, держа меч на плече. Он сильно запыхался.

— Вы слишком быстры для моего возраста, — пожаловался он и только потом отреагировал на вопрос. — Таких зверей я в жизни не видел и никогда о них не слышал, — покачал он головой. — Если бы не их величина, я бы подумал, что это дарфарские тарбены. Но те… — он показал на пальцах величину размером с ладонь Конана, — нет, это ерунда.

Сунт-Аграм покинул гостей, предоставив их попечительству двух слуг, которые не только наливали бокалы с верхом, но и подносили им блюда, полные лакомств. Токан, слывший известным гурманом, когда за угощение платил кто-то другой, ел, причмокивая, и даже обходил вниманием свой бокал. Он подтянул к себе серебряное блюдо, на котором лежали тоненько нарезанные кусочки сырой рыбы тилако, и не замечал ничего вокруг.

Чародей тихо закрыл за собой дверь и собрался с силами, чтобы взять себя в руки. С побагровевшим лицом он затолкнул Хинневара в соседнюю комнату.

Там он захлопнул за собой дверь, потом скрестил и особым жестом сплел пальцы. Этим он создал чары, которые должны были помешать любому вне этой комнаты услышать их разговор.

Только потом он взорвался:

— Ах ты, аидаягаяор паршивый, — орал он на несчастного помощника. — Я приказал тебе положить туда только один меч. Откуда там взялись четыре меча?!

Вытащив острый кинжал, Сунт-Аграм взмахнул им перед носом Хинневара.

— Я тебя убью, — орал он вне себя от ярости.

— Теперь, когда ставки сделаны, я не могу ничего изменить! Ах ты, форусакос…

— Я их туда не клал, — бормотал ужасе Хинневар, — я их не клал…

— Как это так, не клал, — заходился криком Сунт-Аграм, и его зеленые глаза метали молнии.

— А кто же их положил, если туда имел доступ только ты?

— … я не клал, — помощник упал на колени, склонив голову.

Чародей выпустил из рук кинжал, который, упав плашмя на пол, зазвенел. Он вытянул в сторону помощника обе руки и стал скороговоркой бормотать заклинание. Тот поднял руки вверх и открыл рот. Между мужчинами начали пролетать зеленоватые молнии, а Хинневар начал медленно превращаться в неподвижную статую. На его лице застыло выражение непередаваемого ужаса. Он был бессилен против своего господина.

Сунт-Аграм закончил произносить заклинание и, уже совершенно успокоившись, повернулся к двери. Он еще бросил через плечо своему помощнику:

— В таком виде ты здесь останешься еще долго. По крайней мере перестанешь причинять неприятности!

Чародей покидал комнату с громким смехом, который, однако, был проявлением не веселья, а освобождения от той ярости, которая охватывала его еще пару минут назад.