Тень воина

Глава 20

Как не бурчал внутренний голос, как не предостерегал, а началась Гаврилова служба у Марка с приятностей.

Вдобавок к знаменитому мечу, получил он короткое копьё и кожаную куртку с нашитыми сверху стальными пластинами, чтоб от стрел беречься. Ходить стало тяжеловато, но зато сейчас он ничем не отличался от телохранителей Марка. Только внешне, конечно, — умения-то воинского у него как не было так и не появилось. О том, что именно он убил Могуля бен Зейду никто из новых товарищей в открытую не говорил, но за спиной шептались и от этого шёпота распрямлялись Гавриловы плечи.

Ему, правда, хватало ума понимать всю ненадёжность этой славы. Ведь если дойдёт до дела, то никакая слава не поможет. Слава железу не помеха, и теперь он ловил каждую возможность посмотреть и научиться тому, что уже умели бывалые стражи. Пока обоз шёл степью, было не до этого. Слава Богам драться не пришлось, зато смотреть приходилось в оба глаза — Марк держал Гаврилу при себе. После Экзампая появилась в нём какая-то почтительность к Масленникову — разговаривал с ним, совета спрашивал.

Но зато когда товар погрузили на корабли и свободного времени стало побольше Масленников ходил по палубе, присматриваясь к тому, как, кто от скуки, а кто от избытка сил — рубились его новые товарищи. Глядя на них, на быстро порхающие вокруг голов мечи Гаврила вздыхал и вспоминал оставленную в поле соху — жалко было.

Зависть к умельцам мечевого боя при этом как-то странно мешалась в нём с чувством превосходства и уверенностью, что если он, не дай Светлые Боги, как-то некстати вспотеет, то всё их искусство пользы им не принесёт. Всё одно поубивает он всех, кто не догадается в первый момент с корабля спрыгнуть…

Это наполняло его мрачной гордостью и делало улыбку такой, что даже бывалые воины смущались и отводили глаза, догадываясь, что за ним стоит не только сила — стоит колдовство.

Так что хотя славы у него ещё не было, однако репутация опасного человека, что зарежет и глазом не моргнёт, уже появилась. Что не говори, а приятно было осознавать себя опасным человеком.

Глядя на степь вокруг себя, Гаврила то и дело вздыхал. Вокруг кипела жизнь. Она пахла свежевспаханной землёй, зеленью, водой. Тут, на корабле воздух пах кожей, неживым, сухим деревом, а там, на берегу, воздух был медовый, звенел пчелиным звоном и кузнечиковым стрёкотом. Там летали птицы, там светило солнце, там гулял ветер. Конечно, всё это было и на реке — и ветер, и птицы, во всяком случае, но куда им было сравниться с тем ветром и птицами, что были на берегу!

— Что там?

Гаврила вздрогнул, обернулся. Марк подошёл неслышно.

— Птицы, — сказал Гаврила. Марк серьёзно посмотрел на небо. Гаврила молчал, не желая отрывать взгляд от зелени.

— Думаешь, кто-то там есть? — негромко спросило купец. Гаврила пожал плечами. Он представил землепашцев, бредущих за бороздой, босыми ногами разминающими только что распаханную землю.

— Наверное… Место больно удобное.

«Пойму распахивать самое милое дело… Или заливные луга…»

Марк озабоченно покачал головой.

— Всё-таки мы на середине реки. Может, и не решатся?

Гаврила его не понял, но на всякий случай улыбнулся.

Берега плыли рядом, но опытный кормщик держался середины реки, пропуская мимо бортов светло-рыжие мели.

Знакомый холодок пробежал по Гавриловой спине. Нет. Это был не страх. Больше всего это походило на чей-то внимательный, не злой взгляд, словно кто-то большой и невидимый смотрел на него как… Что-то внутри замерло, когда он, торопясь, перебрал, на что это может быть похоже. Ну конечно! Да! Таким же взглядом он и сам смотрел на нераспаханное поле… Этот «кто-то» смотрел на него, как на место, над которым нужно будет потрудиться.

Гаврила покосился на Марка. Тот видно и сам что-то такое почувствовал.

— Карас!

Из-за тюков с товаром выбежал личный Марков колдун. После Митридана, Игнациуса и Гольша этот больше походил на неуча, но и он вроде кое-что мог, раз купец таскал его за собой.

— Глянь вокруг, — приказал Марк, делая знак начальнику охранного отряда. Тот только успел повернуться, чтоб отдать приказанье, когда воздух прорезал высокий и чистый звук. Гаврила не разобрал сразу, что это свирель или простая пастушеская дудка. Чистый как солнечный луч звук заглушил треск трещоток тут же, словно оттолкнувшись от него, в воздух взвилась песня. «Во поле, во степи…» ревели мужские голоса. Все головы повернулись, и каждый, кто стоял на палубе увидел как перед головной лодьей, саженях в тридцати впереди раздвинулись кусты и от берега отошли лодки.

— К оружию! — скомандовал Мусил. — Стража к левому борту!

Железный лязг за спиной показался Гавриле совсем не страшным. Он и с места не сдвинулся, потому как и так уже стоя возле борта, глядя как лодки с пёстро одетыми скоморохами подгребают к каравану.

— Карас, что там? — спросил Марк, не отрывая взгляда от лодок. — Что-то есть?

— Есть, — сквозь зубы ответил маг. — Только не могу понять что…

Он так и не понял. Над Гавриловым ухом вжикнуло, пахнуло ветром. Он повернул голову и увидел, как колдун валится на палубу со стрелой в груди. Несколько мгновений Гаврила таращился на него, совмещая в голове эту стрелу с посеребрёнными перьями и скоморохов в лодках.

— А-а-а-а-а-а! — заорал кто-то над ухом, а потом что-то охватило Гаврилу за плечи, потащило назад и опрокинуло за борт. Он плюхнулся в воду спиной. Только тут страх метнулся в нём, словно рыба из глубины рванулась на поверхность, но сам-то он не был рыбой и вместо того, чтоб подняться, вместе со страхом пошёл ко дну.

Груз доспеха тянул вниз и, устрашась утопления, Масленников неуклюже замахал стянутыми в локтях руками. Прозрачная только что вода на глазах зазеленела, наполнилась глубиной. Он закричал. Крик, став пузырьками воздуха, рванулся вверх, вызывая мгновенную зависть и новый страх. Вокруг сгустилась зелёная муть, и только вверху спасительно блестело голубое небо.

К счастью сила, что сбросила его в воду, никуда не пропала. Гаврилу дёрнуло вверх и он не по своей воле, но с большой радостью начал всплывать к свету и воздуху. Выпрыгнув из воды, заорал, давая волю страху, но видимо тому, кто всё это устроил, сейчас было не до него. Помощь не пришла. Река, как текла, так и продолжала бежать, увлекая за собой корабли.

Гаврила сбросил с лица мокрые волосы, посмотрел вниз. Так и есть. Никаких таинственных сил. Верёвка.

Корабль шёл вперёд и привязанный к нему верёвкой Гаврила тащился следом. Вода вытекла из ушей, и сразу стали слышны крики и звон железа. Масленников попробовал повернуться, посмотреть, но не вышло ничего. Он ворочался, пытаясь увидеть, что же случилось с кораблями и не утонуть при этом. Потом звуки стихли. Верёвка дёрнулась, и Гаврила почувствовал, что его потянуло назад.

«Всё кончилось» — подумал он. Страха не было. У него хватило ума понять, что он и за борт-то попал только потому, что кто-то могущественный пожелал его оградить от случайностей скоротечной схватки. В памяти всплыли приключения в лесу, зайцы и разбойники, и он со спокойной душой отдался в руки Судьбе.

На палубу его подняли двое здоровенных скоморохов с накрашенными рожами. Рядом с бортом лежало несколько тел, но особенного смертоубийства не наблюдалось. Лежал колдун со своей стрелой в груди, лежали несколько стражников, но все остальные, живые и здоровые, сбились на корме. Между тюков с товаром бродили люди со скоморошьими мордами, только вместо дудок у них в руках были большие ножи. Это были хозяева. Новые хозяева. Старый хозяин — Марк — стоял рядом с Гаврилой и озирался вокруг, словно ждал помощи. Один из скоморохов, в ещё не снятой овечьей морде подошёл к мёртвому колдуну. Присев, коснулся стрелы, что всё ещё торчала из груди.

На Гавриловых глазах древко изогнулась, покрылось чешуёй, и превратилась в змею. Колдун (конечно колдун!) ухватил её за хвост и отбросил в сторону.

— Как его звали? — спросил он, трогая тело ногой.

— Карас, — сквозь зубы ответил Марк.

— Имя редкое, а какой конец обыкновенный! — покачав головой сказал новый колдун. Подхватив мёртвого, он одним умелым движением, словно всю жизнь только этим и занимался, перекинул его через борт. Там плеснуло, и колдун-неудачник пошёл на корм рыбам.

— Был Карас, стал карась, — пошутил новый колдун, в упор глядя на мрачного Марка. Тот в ответ даже не улыбнулся. — А тебя как зовут? Не Карпом?

— Марком, — быстро отозвался купец. — Марком меня зовут… Кого хочешь, спроси.

— Ну, твоё счастье…

Колдун отвернулся от него к Гавриле. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Колдун видел мокрого Масленникова, а Гаврила — овечью морду. Глаза там, правда, внутри, были совсем не овечьи, человеческие, живые.

— Ну, — сказал незваный гость. Гаврила молчал, не зная, что тут отвечать. Тогда колдун сделал жест — коснулся лба, мол, что ж это я — и сдёрнул маску с лица. Гаврила охнул и заорал, не помня себя от радости.

— Митридан! Здравствуй, господин благородный колдун! Здравствуй, родной ты мой!

Всем телом он дёрнулся к нему, но скоморохи, что стояли позади, остановили этот порыв. Митридан в ответ улыбнулся. Простого кивка хватило, чтоб чужие руки, завернувшие Гавриловы локти за спину ослабли, и он получил немного свободы.

— Ну, как добрался? — спросил Митридан. — Еле тебя нашёл…

— А я уж плохое про тебя думать начал, — растрогано признался Гаврила. — Думал, что бросил ты меня…

— Я? — удивился колдун. — Я бросил? Да это ты сам потерялся.

Он оглянулся на разбойников потрошивших тюки.

— Вот даже пришлось добрых людей просить, чтоб помогли. Мешок-то где? Не потерял?

— На месте мешок! Пойдём покажу… А Гольш…

— Где?

— Там, — Гаврила небрежно махнул рукой куда-то назад. — Гольш мне про тень…

— Пойдём, покажешь.

Локти вовсе отпустили, и Митридан потянул его на корму. Крепкий чернобородый мужик, по-хозяйски трогавший тюки заступил им дорогу.

— Всё, как и договорились?

Митридан кивнул нетерпеливо.

— Да. И товар и люди.

— А корабль?

— Нужен?

Чернобородый пожал плечами. Видно было, что мнётся в нерешительности. Жадность пересилила.

— Не откажусь.

— Тогда и его бери.

Разбойник отступил, счастливо улыбаясь. Гаврила мельком глянул на того, ловя выражение счастья на заросшем бородой лице, сам улыбнулся и подумал, что всё это мелочь, а вот самое настоящее счастье на этом корабле только у него одного.

— Ну, показывай…

Полный радости и предвкушения удачи Гаврила полез под лавку, под которой спрятал Митридановский мешок. Торопясь объяснить вновь обретённому другу как он попал сюда и полный уверенности в будущем он торопливо рассказывал о песиголовцах, о князе Владимире, об Игнациусе и печально закончившейся для того схватке с Киевским лихими людьми. Митридан слушал молча и только об Игнациусе переспросил.

— Пропал?

— Весь, — ответил из-под лавки Гаврила. — Дочиста!

— Если бы… — колдун досадливо крутанул головой. — Чего ты там возишься?

Гаврила червём выполз из-под лавки и мешок вытащил.

— Вот!

Митридан подхватил заветную ношу, взвесил в руках.

— Не открывал я, — сказал Гаврила счастливым голосом. — Всё на месте.

— Да вижу, что не открывал. Раз живой, то и не открывал. Колдуны от чужих глаз свои тайны беречь умеют.

Он потянулся развязывать горловину и, наткнувшись на Игнациусову верёвку, быстро отдёрнул руки.

— Та-а-а-ак, а это что?

— Это Игнациус привязал. Если б не она, то кто знает… В Киеве-то…

— Да знаю я всё про Киев… Развяжи.

Верёвку Гаврила смотал и бросил рядом.

Сдёрнув завязку с горловины, колдун сунул внутрь руку. Лёгкая озабоченность, что мелькала на лице, растворялась улыбкой, по мере того как Митридан шуровал в темноте мешка. Там что-то звенело, сыпалось, как горох. Гаврила молчал, ожидая благодарности. Дождался.

— Молодец, Гаврила!

Колдун и впрямь был доволен.

— Теперь амулет давай. Раз мы вместе, то он тебе уже без надобности.

Гаврилова голова упала на грудь.

— Ну, давай.

Масленников тяжело вздохнул и полез за пазуху — верёвочка от талисмана всё ещё была на нём. Стащив через голову, он протянул шнурок колдуну.

— Вот. Что осталось…

Несколько мгновений колдун смотрел то на раскачивающуюся на пальце верёвочку, то на стоявшего с опущенной долу головой Гаврилу.

— Что это? — севшим голосом спросил он.

— То, что осталось…

— Что осталось?

Он спросил это, хотя и так всё понял. Лицо колдуна желтело, словно накопленная за годы жизни желчь разлилась под кожей. По Гавриловой спине пробежал озноб.

— Разбился. Когда разбойники в Киеве…

Глаза у колдуна превратились в щёлки. Наверное, Гаврила тоже лицом изменился, потому как, колдун вдруг перестал щуриться и кивнул кому-то за спину. На Масленникова обрушился поток воды, и он от неожиданности сел на палубу.

— Потерял? — спросил Митридан, загоняя своё раздражение в печёнку. — Потерял? А? Где?

Стыдно было Гавриле, но что делать?

— Разбил, — сокрушено признался он и, вспомнив боль, потряс рукой. — Руку себе обжёг.

Митридан замер, словно охваченный холодом, а потом тихонько то ли взвыл, то ли застонал… Какое-то время от тупо смотрел сквозь Гаврилу, потом приказал.

— Руки покажи. Ладони.

Гаврила, почувствовав, что самое страшное миновало, вытянул руки. Наверное, колдун хотел сказать что-то, но не сказал. Он только вздохнул и, вытянув губы трубочкой, выпустил раздражение вместе с воздухом.

— Да, Гаврила Масленников, — помолчав, сказал он, наконец. — Огорчил ты меня. Обидел, как Бог черепаху не обижал…

Гаврила молчал. Нечего было на это возразить.

Молчание, однако, затягивалось и Гаврила, забеспокоившись, выдавил из себя.

— Зато мешок целый…

Митридан уже смирившись с потерей, взял Гаврилову руку и стал внимательно рассматривать.

— Счастье, оказывается не только умным, но и дуракам… — со вздохом сказал он. — Больно хоть было?

— Терпимо, — соврал Гаврила, вспомнив, как макал руку в пиво. — Однако, хорошего мало…

— Дурень, ты, — нехотя улыбнулся Митридан. — Ничего ты не понимаешь. Хорошего-то не мало. Его совсем нет.

Обида вспыхнула в Гавриле. Слова колуна делали муки его по дороге от дома до Киева и от Киева до Экзампая ничтожными и ненужными. Он поднял голову, расправил плечи и с достоинством отозвался:

— Может я и впрямь дурень, а и дурню тень положена. Когда пойдём мою тень добывать? Мне Гольш всё объяснил…

— Дуракам тень не положена, — отрезал Митридан. — И умным не всем достаётся, а тут ещё и дураки разные лезут.

Говорил он без злобы, словно рассуждал о чём-то очевидном.

— Был бы ты умный, то талисман мой берёг бы, тогда ещё, может быть… А так… Сам свою тень ищи.