Его разбудило солнце.
Алый луч скользнул по лицу и проник под веки, призывая из мира грёз и теней в мир обязанностей и долга.
Он сдержался и не открыл глаз, попытался из своего полусна вспомнить, что же всё-таки произошло. В памяти остался холодный иссушающий вихрь, накрывший его с головой, похожий больше на волну холодной воды. Она набежала и… всё. Ничего больше.
«Набежала и схлынула, — подумал Игнациус. Он явно ощущал движение. Что-то несло его, плавно покачивало. — Только куда унесла? Неужели опять?» Мысль не додумалась, оборвалась. Пора было открывать глаза и принимать вызов мира.
Осторожно повернув голову, увидел, что лежит на телеге, а рядом проплывает степь. Слава Богу, ничего необычного! Только вот ветер принёс с собой запах немытой плоти и пота.
— А-а-а! Очнулся! Ожил, собака! — прозвенело над ухом. — Раз ожил — вставай!
Голос звенел молодостью и здоровьем, да и зла в нём вообще то не было… Так. Куражился кто-то силой да молодостью.
Игнациус захотел встать и с удивлением увидел, что связан. Этого намёка на неприятности ему хватило, чтоб сообразить, что случилось что-то ещё, кроме памятного вихря.
— Вставай, — продолжил тот же весёлый голос. — Лошадок пожалей. На них, бедных, какая только сволочь не ездит… А теперь вот и ты разлёгся.
Маг и сам хотел спрыгнуть, но почувствовал, что кто-то невежливо ухватил его за воротник и потащил с телеги. Всё-таки тот, кто тащил, был молодой и не опытный. Кто постарше, наверняка выдернул бы его отсюда одним уверенным и ловким движением, как морковку с грядку, а у этого не получилось. Ноги мага зацепились за доску, и через мгновение он ощутил губами горький вкус пыли. Мимо глаз прокатилась пара скрипучих колёс, за которыми он увидел несколько босых ног, кто-то невидимый несильно ударил ногой.
— Встань!
Игнациус развернулся и посмотрел таки на обидчика. Действительно тот оказался молодым и, не смотря на груду оружия, что носил на себе, не страшным.
— Я, конечно, могу, — внутренне забавляясь, отозвался Игнациус. Действительно, что может быть смешнее человека с мечом если за твоими плечами сотни лет колдовства?
«Уважу» — подумал он. — «Что там у нас? Верёвки?» он прошептал заклинание и шевельнул плечами, чтоб сбросить обрывки, но…верёвка оказалась сильнее колдовства.
Он дёрнулся ещё раз, по всплывшей откуда-то из давным-давно забытых времён привычке, добавляя силу рук к силе колдовства, но и тут ничего не вышло. Верёвка, правда, скрипнула чуть громче, но и только.
Этого быть не могло! Не могло!
Но было!
От удивления он сделал то, что делать никак не следовало — начал спрашивать, показывая тем самым свою слабость.
— Где я? Ты кто?
Страж наклонил копьё и несильно, но чувствительно стукнул мага по шее.
— Дело раба молчать…
Игнациус даже не заметил удара. Поняв кем он стал в этой жизни, он ещё не справился с удивлением, потерял дар речи и движения.
Тогда страж ударил его ещё раз, мечем. Не остриём, конечно, а плашмя. Раб был товаром, и портить товар хороший хозяин не позволит.
Ещё не до конца ощутив собственное бессилие маг не стал уворачиваться. Он готов был увидеть как меч ударяется о выставленную вперёд руку и сталь, коснувшись плоти, разлетается на куски, как вылезают на лоб глаза сперва стражника, а потом уж и у остальных, когда до них дойдёт с кем свела их забавница-Судьба и на дороге разливается острый запах страха…
Мысль эта была мгновенной, вроде вспышки молнии и тут же какой-то внутренний сторож, которому всё было известно гораздо лучше, чем самому Игнациусу заорал — «Берегись!»
Маг попробовал ощутить свою Силу и к ужасу своему не ощутил почти ничего. Меч летел вниз, а вместо свирепого урагана, вместо бушующего в груди моря могущества, он ощутил в себе лишь маленький ручеёк, никак не позволивший бы ему принять на руку отточенное железо или после этого растереть негодяя в порошок.
Удар опрокинул его в пыль.
Потом удары посыпались один за другим. Удар, удар, ещё удар…
Его били ногами и древком копья не для того чтоб убить или покалечить. Даже нет. Его не били. Его скорее пинали, чтоб показать его новое место в старом мире. Ставшие кругом рабы смеялись, радуясь, что всё это происходит не с ними. Кое-кто даже вскрикивал одобрительно при каждом удачном тычке.
Развлечение не могло продолжаться вечно. Задержка каравана из-за одного раба цена непозволительная в такой торговле.
Когда ему позволили подняться, не маг, не пол мага, и даже не четверть встал на четвереньки, ловя взгляд стража.
Сил убить врага у него не было, но зачем Сила, если есть Хитрость?
Улыбчивый страж сам захотел взглянуть ему в глаза, проверить понял ли новый раб урок. С той же не злой усмешкой он посмотрел на мага и в один миг утонул в бездонных глазах старика. Чужая воля, воля против которой ничего не стоили ни меч, ни копьё, вошла в него и осталась, замещая собой всё — душу, долг, совесть.
Митридан почувствовал, что уже победил.
Тех капель колдовства, что ещё оставались в нём, ему хватило, чтоб ощутить, как его воля вливается в череп этого никчёмного человечишки, заставляя забыть себя и подчиниться. Чужое сознание скулило, словно побитая собака, пряталось куда-то, не вынеся напора.
Игнациус вытянул руки. Подчиняясь неслышному приказу, стражник взмахнул мечом и верёвка, державшая руки лопнула. Рабы не поняли что к чему, не сообразили, и кто-то заорал, радуясь, что вот-вот на их глазах храбрый воин зарубит того, кто мог бы самим фактом своего существования в недалёком будущем осложнить жизнь каждому из них — стать лишним ртом или доносчиком или источником заразы, только не так всё вышло…
Игнациус медленно отряхнул верёвки, пнул их ногой, словно дохлых змей. Это, конечно, было лишнее, но душа требовала.
— Иди, куда шёл… — приказал он. — И этих забирай. Нечего тут рассиживаться. Заждались вас…
Стражник молча развернулся, и так и не сказав ничего, пошёл, куда послали. Рабы тронулись следом ничего не понимая, и только кто-то из последних взвыл от горя, сообразив что случилось.
— Освободи, милостивец!
— Ещё чего… Баловать вас… — проворчал маг и громко добавил, чтоб услышали все. — Кто захочет — сам сбежишь…
Невольничий караван неспешно потёк с горы вниз, а Игнациус поспешил вверх, отчётливо понимая, что это путь к счастью и славе.
На полдороги он оглянулся и увидел грязную ленту каравана, медленно сползавшую по дороге вниз. Что ждало их, он не знал, да и знать не хотел. Всё-таки мир был устроен более чем справедливо…
— Каждому своё, — сказал он с улыбкой превосходства. — Каждому…
Этим — неволя и горький рабский хлеб, а ему — предчувствие удачи и город, в котором его ждал талисман.
Маг взошёл на холм и увидел стены. Они был совсем рядом. Ворота и мага разделяло только озеро, в обход которого по берегу бежала дорога. Водяное зеркало казалось огромным, но и что с того? Чтоб добраться сюда, он преодолел море и пустыню. Будь при нём его магическая сила он перешёл бы и его вброд, или просто перелетел бы, но… Ничего не поделаешь… Придётся как все, по дороге, через ворота.
Сложности начнутся в городе… Сил у него почти не осталось, а придётся ведь лезть в тюрьму, в застенок, в подземелье… Где он там, славянин-то? Куда подевался? Да и мало влезть. Вылезти ещё нужно, да и дурака этого с собой вытащить, пока его куда не отправили… Он покрутил головой, воображая трудности. Ладно. Ничего… Справлюсь!
Единственное, что омрачало такое светлое будущее — Сила.
Она в нём вроде бы как была, но в тоже время её как бы и не было. Она теплилась, где-то на самом дне души, что-то там плескалось, но, к сожалению, не более чем «что-то».
Подскакивая на кочках, Игнациус спустился на берег. Издали это, вероятно, смотрелось непотребно, но он успокоил себя тем, что если кто и видит человека, козлом скачущего по склону, то узнает в нём не его, не мага Игнациуса, а здешнего правителя, Перетрия Митрофади. Да и то — узнают ли? Похоже было, что в лицо мало кто тут знал своего правителя. Как бы не так, то никто не посмел бы пристегнуть Игнациуса к рабскому каравану. Хотя суета всё это, меочи.
Набегу, сорвал ветку с куста и свил её в кольцо. Не забавы ради — для дела!
Ту малость Силы, что ещё оставалась в нём, можно было и не беречь. Честно говоря, можно было считать, что нет её в нём теперь вовсе, однако не пропадать же добру? То, что ещё плескалась в нём, можно было применить с пользой для дела… А потом ещё наведаться к местному магу, точнее к его амулетам.
Конечно, после этого можно было бы сразу двинуться в застенок, вряд ли что за это время изменилось в положении Гаврилы, но чем чёрт не шутит? Следовало бы в точности убедиться в том, что никуда неугомонный славянин из застенка не делся. Для успокоения совести.
Маг приостановился, окидывая взглядом озеро.
С берега водная гладь, что раскинулась перед ним, показалась такой огромной, что он не усомнился — даже той малости Силы, что оставалась нем, должно было хватить, чтоб отыскать славянина. Наверняка тот был где-то рядом.
Не прекращая об этом думать, он, доскакав до заводи, забросил туда ветку.
Шагах в сорока от него, за зарослями камыша кто-то плавал, пуская пузыри и яростно скребя голову, но колдовству это помехой не было. Та мелкая волна, которую гнал вокруг себя купальщик, застревала в камышах.
Игнациуса остро кольнуло ощущение бессилия — был бы в своей силе, утопил бы мерзавца и делу конец, а тут терпеть приходится, но тут стало не до мелких неприятностей.
Сжигая в себе остатки Силы, произнёс заклинание. Ветка дёрнулась, распрямилась, разбрызгивая воду, и словно перепуганная рыба метнулась в тростниковые заросли…
На мгновение маг опешил. Ветка должна была показать на город. Должна была!
Но одного мгновения ему оказалось достаточно, чтоб прийти в разум.
Колдовство не ошибается. Оно просто не может ошибаться, и если хочешь чего-то достичь — следуй ему…
Он осторожно обошёл по берегу камышовые заросли, стараясь разглядеть за узкими зелёными листьями, кто это там плещется, но удача поджидала его не в озере, а на берегу. Не сделав и двух десятков шагов, он наступил на то, что искал.
Жизнь снова испытывала его, но он устоял перед соблазном.
Несколько мгновений он боролся с собой. С усилием отведя взгляд от брошенной славянином волчевки, посмотрел в озеро.
Гаврила плескался в воде, смывая с себя чужую кровь, чужой пот и чужие слёзы.
Маг, невольно кося глазом на оставленную Гаврилой без присмотра одежду, уселся рядом с кучей, честно собираясь дождаться старого товарища.
Теперь, когда он знал, где лежит талисман, было странным не заметить грубого шва на плече волчовки. Славянин заметил чужого и бросив отскребаться тоже поспешил к берегу.
«Купить? Поменяться?» — подумал маг глядя на приближающуюся голову. Мысли просто отобрать у него уже не возникало. «Не продаст ведь…»
Он вспомнил тот ужасный вихрь, что промчался сквозь него и передёрнул плечами.
«Придётся, видно, к дураку в кабалу идти… Эх…»
Отчаяние вспыхнуло и погасло. Теперь делать нечего — только улыбаться.
Гаврила вылез на берег. С него текло, словно с медведя. Игнациус привстал, обозначая себя, хотя итак всё было видно — на берегу не спрячншся.
— Ты кто? — нахмурился славянин, но потом узнал. Его глаза потемнели, что-то опасно сверкнуло в них. — Ах ты…!
Игнациус попятился. Гаврила медленно показал на него пальцем, и маг выставил перед собой руки, защищаясь. Он сообразил, что сейчас происходит в душе у Гаврилы. Этот увалень наверняка перепутал его с настоящим Перетрием.
— Не я, — быстро ответил он. — Это не я.
Гаврила прищурился, но руки не опустил.
— Кто ж, это если не ты?
Вот об этом он не подумал. Давно он уже не мог ощущать себя обычным человеком. Он даже думать не мог как простой человек и вот результат. Из-за того, что в своё время он одел на себя личину Перетрия Митрофади, славянин совершенно напрасно считал его виноватым в том, что произошло вчера. Гаврила смотрел грозно и готов был без зазрения совести применить силу. По накатанной, Игнациус хотел произнести Слово Послушания, но, вспомнив, чем может обернуться магия около талисмана, поперхнулся. Рисковать не хотелось.
— Это не я. Это мой брат близнец, — нашёлся маг. Страх оказался хорошим подсказчиком. Масленников остановился, но рук не опустил. — Он меня из дома выгнал, крова лишил… Спасибо тебе, родной!
Он не знал, был ли Перетрий христианином, но на всякий случай широко, с размахом перекрестился. Гаврила недоверчиво склонил голову на бок. Руки нехотя упали вдоль тела.
— За что?
— За то, что убил самозванца! Сбылось пророчество!
Гаврила услышал и не понял. А когда понял, то сел на песок и начал спешно натягивать на себя свою шкуру.
— Убил? Когда?
— Вчера. Ночью. Когда из уздилища уходил…
— Я? Твоего брата?
Недоумение, что просквозило в голосе славянина, дало магу новую надежду.
У Игнациуса молнией мелькнула мысль использовать это недоразумение к собственному удовольствию. Слышал он, что у славян особо развито уважение к родной крови. Можно было бы сыграть на этом. Всё-таки брата убил — не кого-нибудь…Родного брата! Кровиночку! Игнациус на мгновение даже поверил в это, поверил так, словно на мгновение с головой погрузился в правду.
Он вздрогнул, передёрнул плечами. Соблазны, соблазны… Гнать их. Раз решил, что всё будет по честному, значит, так тому и быть! Хватит с него и прошлого раза.
— Ничего ты мне не должен. Это я тебе должен.
Он бросился на грудь новому товарищу, обнял, прижался к плечу. Пальцы сами собой почти без участия воли нащупали шов на плече, ощутили вздутость.
— Ладно уж… Чего там… — несколько сконфуженно отозвался Гаврила всё ещё чувствуя себя неловко. Он шевельнул плечами, размыкая объятья, и отошёл в сторону, приноровясь одеть сапоги…
Игнациус не потянулся за ним, остался на месте. Он стоял, нарочито глядя под ноги.
— Не вышло у тебя? — спросил он, кивнув на песок под ногами Гаврилы.
— Ты о чём?
— Тень… Не нашёл?
Масленников нахмурился, не ответил.
— Могу помочь! — продолжил маг. — Тебе ведь в Замок?
Гаврила прищурил глаза.
То, что Перетрий сказал просто «замок», а не назвал его, имело только один смысл. Не было тут рядом другого замка, чтоб собственным именем отличать один от другого. Замок Ко был где-то рядом. Совсем рядом. Может быть, даже в одном дыхании от него.
— Нет, — сказал Гаврила севшим от волнения голосом.
Маг усмехнулся.
— Я надеюсь, что это «нет» не отказ от моей помощи?
— Тень я ещё не нашёл, — торопливо поправился Гаврила. — А то не видно…
Он натянул второй сапог и вскочил.
— Я от твоей помощи не отказываюсь. Помоги — квиты будем…
Игнациус кивнул, словно это само собой разумелось.
— Помогу. Как не помочь?