Теории всего на свете

На помощь!

Со своими детьми я частенько играю в «Угадай кто?». Нужно задумать животное, человека или предмет, а затем попытаться описать его другому, но при этом не выдать, что же вы задумали. Второй участник игры должен догадаться, что вы имеете в виду: иными словами, понять, «кто вы» (или «что вы»). Вам нужно вжиться в образ и рассказать историю: чем вы занимаетесь, что вы чувствуете, думаете, чего хотите?

Давайте попробуем. Прочтите сценарии, которые приводятся ниже, и посмотрим, удастся ли вам определить, о чем (или о ком) идет речь.

«Это нечестно! Мама говорит, что я все время путаюсь у нее под ногами, что я лентяйка и что она не может себе позволить, чтобы я с ней оставалась. А мне нравится жить в большой семье, и я не хочу ее покидать. Зачем рисковать и выбираться за порог? Мало ли что там встретится! Но мама говорит, что если уж мне приспичило оставаться дома, потребуется какой-нибудь «клей», иначе мы с ней расстанемся. Только вот клей – штука дорогая, и она уверяет, что у нее нет ни времени, ни сил делать его самой, поскольку она занята деланием детей. И вдруг у меня появилась блестящая мысль: а если я сама сделаю этот клей? Использую для этого немного материала из клеточных стенок (мама не будет сердиться), добавлю чуть-чуть гликопротеинов (они довольно липкие, так что мне придется пообещать маме потом вымыть руки) – и готово! Теперь у нас есть чудесный внеклеточный матрикс. Я с удовольствием буду делать основную часть работы, лишь бы мама продолжала дарить мне всё новых и новых братьев-сестер. Не далее как вчера вечером я предложила это маме, и что бы вы думали? Она согласилась! Но она заявила, что выставит меня за дверь, если я не буду соблюдать свою часть договора: мне запрещается принимать непрошеных гостей…»

Кто же я? Я – единичная клетка, которая превращается в ансамбль клеток. Если я объединяюсь со своими сородичами, кому-нибудь придется платить причитающуюся за это цену – создавать внеклеточный матрикс. Но я готова сама платить эту цену, если за это мои родичи будут распространять мои гены.

Ну да, это хитрая загадка. Теперь попробуйте справиться вот с этой:

«Пожалуй, можно сказать, что во мне очень развит материнский инстинкт. Мне нравится, когда у меня появляются дети. В этом году, похоже, у меня их появилось слишком уж много. По крайней мере, так уверяют мои отпрыски. Но мне, судя по всему, неплохо удается эта работа. И, сдается мне, я их всех люблю одинаково. Хотя труд это чертовски непростой, ведь отца-то этих детишек и след простыл. Его интересовало только одно, а потом он мигом исчез. Но вряд ли самые юные из моих ребят выживут, если мне никто не поможет по хозяйству. Столько ртов кормить, времени прибраться нет. Так что вчера я так и сказала своей старшенькой: как, не хочешь помочь мамочке? Уговор: ты добываешь еду, а я пока поднатужусь и произведу тебе еще немножко братьев и сестер. Имей в виду, для тебя же стараюсь: если посмотреть на дело, что называется, в долгосрочной перспективе, то окажется, что такое большое количество детей имеет свои преимущества. Однажды кто-нибудь из них тоже станет мамашей, как и я, только представь! И ты тоже будешь получать от нее выгоду, даже когда пройдет уже очень много времени после того, как нас с тобой не станет. При таком раскладе тебе никогда не нужно будет беспокоиться насчет секса, мужчин или этой штуки, которая зовется спермой. У твоей мамочки есть всё, что тебе нужно, прямо здесь. Тебе нужно лишь добывать нам пропитание и вовремя прибираться. Вот и умница, отправляйся на промысел, только не разговаривай с незнакомыми, особенно с мужчинами!»

Кто я? Я – одиночное насекомое, которое становится общественным. Если я вывожу потомство в одиночку, мне нужно искать корм, а значит, на какое-то время оставлять своих отпрысков без присмотра и защиты. Если же некоторые из моих подросших детей остаются в родных стенах и помогают мне, они могут регулярно отправляться на поиски пищи, а я буду сидеть дома и охранять всех прочих детей. Так мне даже удастся заводить больше детей, что будет только по душе другим моим ребятам, поскольку это означает, что все большее количество их генов будет передаваться грядущим поколениям – через их братьев и сестер. В любом случае мир сейчас довольно-таки жесток к молодежи. Куда меньше риска, когда остаешься дома.

Если слегка изменить детали в этих двух зарисовках, можно представить, что я – ген, который становится геномом, или прокариота, которая превращается в эукариоту. Я – составная часть одного и того же события, происходящего на игровой площадке эволюции. Я – эволюция помощи и сотрудничества. Я – важнейший переход, формирующий все уровни биологического разнообразия. Я живу, поскольку помогаю себе подобным и мы договорились о разделении труда (ну да, порой у нас случаются стычки, но мы уравновешиваем конфликты кооперацией, а иногда имеет место и некоторое принуждение к мирному сосуществованию). Почему я помогаю? Не только потому, что мне это приятно, но и потому, что – парадоксальным образом – я даже выигрываю от такой помощи. Секрет в том, что я отношусь к другим довольно-таки избирательно: мне нравится помогать родственникам, поскольку рано или поздно они мне тоже посодействуют, передавая новым поколениям наши общие гены. Как, оказывается, славно перейти от автономии к сотрудничеству!

Изучение эволюции поведения, направленного на сотрудничество и помощь, позволяет дать простое и красивое объяснение того, как и почему природа становится такой сложной, разнообразной и прекрасной. И дело тут не ограничивается пушистыми шмелями или своенравными сурикатами. Это явление носит всеобщий характер и охватывает хорошие, дурные и уродливые стороны природы, создавая биологические иерархии, которые характеризуют мир живого. Одиночки (гены, прокариоты, одноклеточные и многоклеточные организмы), которые прежде могли воспроизводить себя независимо от других, теперь слагаются в группы, в результате чего возникают новые, более сложные объекты. Такой новый коллективный индивидуум может размножаться лишь как целое. Возьмите любой его компонент в отдельности, и он не сумеет функционировать сам по себе или передавать гены следующему поколению.

В природе, как выясняется, действует простейшее и изящнейшее правило, которое объясняет возникновение таких сложных объектов: теория совокупной приспособленности (или – теория родственного отбора) Уильяма Гамильтона (1964), затрагивающая самую суть процесса естественного отбора. Общности (и объекты) сотрудничают друг с другом, потому что это повышает их приспособляемость, то есть их шансы передать свои гены следующему поколению. Адресаты помощи получают непосредственную выгоду благодаря росту собственного воспроизводства – прямой репродуктивный выигрыш. Те, кто оказывает помощь, выгадывают благодаря распространению генов, общих с адресатами помощи: это – косвенный выигрыш. Да, по-прежнему существуют одиночки – как среди насекомых, так и среди одноклеточных организмов и прокариот: необходимо ведь, чтобы возникли условия для такого разделения труда. Иными словами, его преимущества должны перевешивать затраты, а на этот суммарный результат влияют те возможности, которые доступны индивидуальным размножающимся объектам. Здесь играет роль не только степень родства, но и экологическая обстановка, окружающая среда. Возникающее разделение труда – фундаментальная основа общественного бытования, объединения генов в геномы, соединения митохондрий и прокариот с образованием эукариот, объединения одноклеточных организмов в многоклеточные, а животных-одиночек – в сообщества. Без эволюции в области помощи и разделения труда не было бы ни эукариот, ни многоклеточных организмов, ни сообществ животных. Иными словами, наша планета оставалась бы пустынной и скучной.

Мы приняли эту несложную идею полвека назад, однако лишь совсем недавно осознали, что эволюция процессов помощи объясняет не только переход к социальной жизни у насекомых (для которых Гамильтон изначально и разработал свою теорию), но и эволюцию важнейших преобразований в живом мире вообще. В частности, Эндрю Бурк дает весьма глубокий синтез этих подходов к изучению происхождения сложных биологических объектов в своей недавней книге «Принципы социальной эволюции» (Andrew Bourke, Principles of Social Evolution). Это приятно-простое объяснение делает сложности мироустройства менее загадочными, но не менее прекрасными.

Быть может, если бы взрослые чаще предавались детским играм, нам бы удалось наткнуться и на другие простые объяснения сложных явлений жизни.