— Ты осознаешь, что виноват в смерти Тамары? — строго сказал в темноте некто серый. Нет, это не сон, не мистика. Это новый персонаж. Некто — потому что имя дадим только сейчас. Назовем его Серый — он любит серые тона одежды. Да и вообще… Лицо его представить нетрудно всякому, кто видел "Автопортрет" Крамского, — одно лицо. Этим сходством двойник гордился. Как и тем, что родился в один день с Гете. Но талантами обоих прототипов Серый не обладал — не писал ни маслом, ни чернилами. Чем он занимался, есть тайна, хотя, если немного подумать, можно было догадаться. Особенно если учесть, что он изучал дианетику и сайентологию вкупе с психологией и менеджментом. Но это он еще только изучал, — "создавал внутренний микроклимат" по его выражению. А тем временем зарабатывал на жизнь, производя и продавая фотовспышки — конденсатор, лампы, зонтик, — при этом, почему-то считая, что зонтик в качестве рефлектора есть его изобретение. Фотографировал по школам на выпускных, но так педантично целился, шевеля бородой, что половина выпускников входила в историю с закрытыми глазами.
Вот и сейчас в темноте шел процесс проявки и печати очередных школьных "групповух". Сторож Х. согласился помочь Серому, соблазнившись обещанной половиной выручки. Вообще-то Серый никогда не был членом вышеочерченной компании. Учились на одном потоке, никогда не пересекаясь. Просто сразу после армии Х. встретил его на улице, и первый вопрос, который задал Серый, обескуражил: "Ну что, хоть один боевой вылет совершил? Или всю войну на аэродроме просидел?". Слово за слово, и Серый начал встречаться на его пути все чаще. И вот они вместе печатали фотографии.
Сторож Х. предоставил фотографу ночь в стационаре, проточную воду, свет, и свою помощь. Были куплены большие пластмассовые емкости, сделаны кассеты с рядами натянутой лески, вмещавшие десятки листов фотобумаги, и теперь шел завершающий процесс. Журчала вода, вспыхивали поочередно три основных цвета, на ощупь тренированными движениями заряжалась экспонированной бумагой кассета, опускалась в ведро с проявителем.
— Я виноват в смерти Тамары? — переспросил сторож Х. — Ты не путай жопу с пальцем — вину и косвенную причину. И потом, все предопределено. Ты в этом убедился вчера, в пельменной. Как и в том, что ты невезучий. Чистый эксперимент получился, я им горжусь.
Это сторож Х. сказал специально, чтобы сменить тему. Он знал, что невезение — хроническое заболевание Серого, которое он тщательно скрывает от других. И угадал — Серый вскинулся:
— Не передергивай! Вчера проиграл ты!
А что было вчера? Возвращаясь из школы и споря о невезении, они зашли в пельменную на Первомайской. Сторож Х., как это иногда с ним бывало, вдруг неожиданно для себя предложил, чувствуя близость удачи:
— Занимаем очередь, выбирай, где ты стоишь, перед или за мной. На ком пельмени кончатся, тот и невезучий.
— А почему ты думаешь, что они кончатся на ком-то из нас? Какова вероятность?
— Я не думаю, я знаю, — сказал Х. — Где бы ты ни встал, они кончатся на тебе.
Поколебавшись, Серый встал впереди. Когда до раздачи оставался один человек, он обернулся:
— А ты кофе себе пробил? Я тоже пойду, выбью.
И ушел к кассе. Накладывая впередистоящему порцию, раздатчитца крикнула, что пельмени закончились, ждите, пока сварится следующая.
— Ну что, — подошел Серый. — На тебе?
— Такими уловками провидение не обманешь, — засмеялся довольный Х.
— Ну почему же, — заволновался Серый. — Если мне что-то уготовано, а я соскочу на шаг раньше, то это что-то и достанется истинному неудачнику. Логично?
— Схоластика. Я продемонстрировал тебе, что ты по жизни выбираешь неправильные позиции…
Сейчас в темноте спор продолжался.
— Ох, чувствую, зря печатаем, — бормотал Серый. — Связался с тобой, теперь пожинаю. Кажется, пленка слегка засветилась, крышка на кассете косо сидела. Тогда весь труд по этой школе насмарку. И все ты! Отвлекался на восьмиклассниц, веселил их, вместо того, чтобы…
— Чтобы что?
— Да какая разница, "что"! Ты не тот климат создавал, безответственность и неточность сеял, понимаешь? Да, я из староверов, меня шутить не учили, но всему свое время, ты не чувствуешь, как надо себя вести…
Он надолго замолчал. Щелкал фильтрами, менял бумагу. Потом нервно спросил:
— А как брат поживает?
Сторож Х. насторожился: "Брат — моя институтская кличка. Я сижу здесь в темноте. Других братьев, о жизни которых может возникнуть вопрос, нет. Интересно, у кого сейчас Серый спрашивает обо мне? Лао Цзы, блин"…
— Какой брат? — спросил он, слегка приподнимаясь, чтобы успеть среагировать — мало ли что придет в голову шизоиду в полной темноте.
Серый подумал (слышно было его частое дыхание) и сказал виновато:
— Мне надо поспать. Мне нельзя не спать ночью.
Утром смотрели фотографии.
— Я же говорил! — с досадой воскликнул Серый. — Запороли!
— Ничего страшного, — сказал сторож. — Очень даже ничего.
— Как это ничего страшного? На всех снимках прямо по лицам — красная полоса! Нас выпрут в шею и правильно сделают! Нет, я в школу не пойду, репутация дороже денег! Затраты делим пополам.
— А я пойду, — сказал сторож. — И они возьмут фотки за милую душу!
— Ну-ну! Иди, позорься! Можешь все деньги себе забрать. Если хоть рубль дадут. А я с тобой больше не работаю, у тебя энергетика противодействует моей…
Сторож отглянцевал снимки и отправился в школу. Завуч с пачкой денег в руке склонилась над разложенными на столе фотографиями, долго смотрела, потом неуверенно спросила:
— А что это на лицах красное?
— А это вам повезло, — сказал сторож. — Снимали-то на закате, вот солнышко и попало. Прощальный луч, так сказать. Теплые снимки получились, с подтекстом…
— А, правда, — заинтересованно кивнула завуч, — настроение такое… грусть и надежда… Аж плакать хочется. Спасибо вам, ребята, приходите на следующий год!