Тертый шоколад

Глава 12 Свитер в клюквенном соусе

В школе моей самой заветной мечтой (после свидания с Бредом Питтом) было стать героиней светской хроники. Мечта сбылась: сегодня утром обнаружила свое фото сразу в пяти газетах. Я обливаю минералкой улыбающегося Борю. Я закрываю лицо руками, а вокалист в насквозь мокрой рубашке все так же безмятежно улыбается. И даже — боже мой! — я в отъезжающей машине, и Лягушкин целует меня в щеку. Под всеми фотографиями одна подпись: Илья Лилейко.

Лика — в ярости, по понятным причинам. Бабушка тоже, потому что думает, что я «предала чистую любовь» Юры. Обе даже слушать не желают мои оправдания. Я сбежала к Варежке. Хорошо еще, что она реагировала адекватно:

— Жень, ты как?

— У меня голова раскалывается, — жалобно пискнула я и забилась в кресло.

— Ну, ИЛ! Вот уродец! Я ему сегодня позвонила…

— Варь, зачем?!

— Вдруг он не в курсе, какую пакость сделал?

— Неужели осознал? — с сомнением в голосе спросила я.

— Его вообще дома не было! Небось с Татой на даче… Ой, прости! — спохватилась Варежка.

— Да мне все равно.

— Но это ведь настоящая подлость!

— Почему? Это его работа. И потом, это на руку группе. Отличная реклама. И все благодаря фотографиям ИЛа. Я как PR-директор могу только порадоваться.

— Вообще-то, я имела в виду Тату, а не фотографии. — Варежка посмотрела на меня с жалостью. — Жень, надо с тобой что-то делать. Ты на нем зациклилась.

— Ничего подобного! — возмутилась я.

— Сама подумай. У меня с Гошей тоже ничего не выходит, но я же не начинаю сходить с ума. А ты чуть что, вспоминаешь ИЛа. Такое впечатление — только о нем и думаешь, больше ни на что места в голове не осталось. Если бы ты боролась, что-нибудь делала, чтобы привлечь его «драгоценное» внимание — это еще куда ни шло. Но ты просто вырубилась. Умерла. Тебя ничто не интересует. Вьюттон выпустил новую коллекцию сумочек, а тебе наплевать!

Я нервно рассмеялась.

— Сумочки — не главное в жизни!

— Вот! Уже начинаешь говорить, как моя бабушка! ИЛ — тоже не главное в жизни. Тебе Юра не нравится?

— В каком смысле?

— В смысле, тебе стоит найти другого парня!

— Мы с Юрой — просто друзья.

— Ну вот — отличное начало!

Терпеть не могу, когда кто-то начинает планировать мою личную жизнь. А еще бесит, что Варежка понимает меня лучше, чем я сама себя понимаю.

— Варь, я лучше домой пойду.

Дома стало только хуже… На кухне сидит незнакомая пигалица с диктофоном, и бабушка проникновенно рассказывает ей о нашем недоразвитом романе с Юрой. Лика в шарфике «Hermes» и лучших джинсах «CalvinKlein» (неужели можно поверить, что она так ходит по квартире?) позирует фотографу. Заметила меня и как заверещит:

— Вот и моя любимая дочурка!

Мир рушится! Лика признала свое материнство двадцатилетней давности! У меня просто нет слов. Слов и не надо. Мама с бабушкой все сказали сами. Оказывается, «Тертый Шоколад» состоит исключительно из моих поклонников. Но Лика ТАК МЕНЯ ВОСПИТАЛА, что я не придаю никакого значения популярности. Короче, они и без меня отлично справляются.

— Женя, вы к нам не подойдете? — заискивающе проблеяла с кухни журналистка.

— Простите, я так занята…

Набрала номер Томки, чтобы создать иллюзию полной занятости. Поздороваться не успела, а она уже орет:

— Ой, как ты вовремя!

Томка в панике. Ей нужны фотографии топлес для портфолио.

— Зачем? Собираешься сниматься в порно?

— Для рекламы нижнего белья! — возмутилась она. — Если Леша узнает, что ИЛ снимал меня топлес, то он его просто убьет, Жень!

Честно говоря, мне тоже не очень хочется, чтобы Томка предстала перед ИЛом в таком соблазнительном виде.

— А почему обязательно ИЛ?

— Ну, ты же понимаешь…

Все я понимаю. Такие фотографии должен делать человек, которому ты доверяешь. Который не выкинет их потом в Интернет и точно не продаст, как эротические заставки для мобильника. Но почему обязательно ИЛ?.. Неужели у Томки нет других знакомых фотографов?

— Ладно, а я-то чем могу помочь?

— Как чем? — удивилась она. — Ты же фотограф! Не будет же Лелик к тебе ревновать!

— Том, я никогда не снимала для портфолио. Для этого студия нужна…

— ИЛ оставил мне ключи от квартиры, там есть все, что нужно. Уехал с Татой на да… Ой, Жень, прости!

— Ничего, Варежка уже проболталась.

Через час Томка заехала за мной на новенькой черной «Мазде»-тройке. Помахала ключами с десятком блестящих брелков:

— Я теперь тоже автомобилистка!

Кажется, я одна из всей компании осталась без машины.

Томка водит еще более безалаберно, чем Варежка. Если бы тут был второй ремень безопасности, я второй раз пристегнулась бы. И привязала бы себя шарфом к креслу. Я хоть и не автомобилистка, но точно знаю, что нельзя так подрезать пятитонные грузовики. Даже не с точки зрения правил дорожного движения, а с точки зрения инстинкта самосохранения. А если бы нас завалило кирпичами?

Варежка совершенно уверена, что ИЛ живет в булгаковской «нехорошей квартире»: мало того, что на Патриарших и прямо под окнами разворачивается с жутким скрежетом трамвай, так еще и номер у квартиры соответствующий — 13. Я у него была только один раз, в прошлом году, когда он снимал Томку для бука. Пригласили меня помогать, но закончилось все тем, что я держала вспышку, у которой сломался штатив, и бегала за булочками. В общем, никаких приятных воспоминаний.

Мы поднялись на третий этаж. Томка протянула мне ключи:

— На, открывай.

Ничего не выйдет. У меня так дрожат руки, что я сумочку-то еле держу. О ключах и говорить нечего.

— Сама открывай.

— Вот это бардак! — восхищенно выдохнула Томка, когда мы зашли внутрь.

Такое впечатление, что ИЛ покупал мебель с тем расчетом, чтобы ни одна вещь не подходила к другой. Антикварный журнальный столик, фиолетовый бархатный диванчик, а рядом кресло, обтянутое потертой джинсой. Я в него уселась, а Томка говорит:

— Прикольное кресло. Илья на него три пары своих старых джинсов извел. Девушка в нем как будто сидит у него на коленях…

Я резво вскочила, Томка захихикала. В спальне у ИЛа огромная кровать с балдахином — неожиданная такая романтичность. На стене небольшая картина маслом — какая-то грузинская княжна верхом на черной лошади.

— Вот пошляк! — расхохоталась Тамара, уставившись на картину.

— Женщина на лошади может вызывать не только эротические ассоциации! — возмутилась я.

— Ну конечно! А если женщину на лошади вешают рядом с кроватью? — Все еще хохоча, Томка отправилась на кухню. Я укоризненно посмотрела на грузинскую княжну и пошла следом.

По всей кухне расставлены в разных местах как минимум двадцать грязных чашек из-под кофе.

— Он каждое утро покупает новую, чтобы не мыть старые? — предположила Томка.

Все может быть. В одной из чашек плавает катушка фотопленки. Посреди студии стоит круглый красный диван с белыми подушками. На штативе фотоаппарат с огромным объективом. Тот самый, которым ИЛ снимал меня на пресс-конференции.

— Смотри, это тебе!

Томка взяла с диванной подушки большой желтый конверт с надписью «Моей любопытной подружке».

— Я ему такая же подружка, как и ты.

— Да ладно тебе! Открывай!

Там фотографии с пресс-конференции. Кто бы сомневался! ИЛ даже не поленился на каждой сверху написать, какая газета напечатает снимок. Я все смотреть не стала, бросила конверт рядом с сумкой и занялась Томкой.

Я раньше никогда не снимала в студии. А уж в обычной квартире и подавно. Правда, здесь есть все, чтобы получились нормальные фотографии, но пока я во всем разобралась, испортила кадров пятьдесят и потеряла час времени. Потом до меня дошло, что не зря ИЛ повесил светонепроницаемые шторы — это чтобы свет из окна не мешал. И штатив нужен не только для того, чтобы камера стояла на нем в бездействии, фотографировать с него тоже можно. И еще не зря на фотоаппарате столько кнопочек: они все для того, чтобы мне помогать. Или мешать, если нажать на какую-нибудь нечаянно. Чувствую себя даже не фотографом-любителем, а просто дилетантом. Наконец, я заново научилась фотографировать, но тут кончилось Томкино терпение — она развалилась среди подушек в позе Данаи и заявила:

— Все, больше не могу!

Я сменила пленку в фотоаппарате ИЛа и пошла на кухню — мыть кофейные чашки. А Томка решила разобраться, кто из нас «любопытная подружка», — стала смотреть фотографии из конверта.

— А это ты видела?!

Тамара ураганом влетела на кухню, локтем сбила со стола чистую чашку (ну нет бы грязную!) и потрясла передо мной пачкой снимков. Я уронила в раковину вторую ни в чем не повинную чашку. Тут фотографии не только с пресс-конференции. На этих я сижу в Юриной машине и плачу.

— Вот маньяк! — возмутилась я.

Ведь он стоял где-то совсем близко и фотографировал. Не подошел, не попытался успокоить. И вряд ли ИЛу пришло в голову, что плачу я из-за него.

Я пошла в спальню и уселась на кровать. Досчитала до десяти, чтобы успокоиться. Что-то в последнее время мне слишком часто Хочется плакать. Увидела на кресле белый свитер в клюквенном соусе и решила, что заберу его с собой. Из разумных объяснений этой несусветной глупости: я же запустила тогда в ИЛа соусником, значит, мне и стирать.

У него очень удобная кровать… А грузинка на стене действительно с каким-то намеком.

Я снова взялась за Томку и сделала десяток неплохих фотографий. Сто кадров, десять удачных. А вы думали, все легко?..

Мы закончили съемку, я включила звук на мобильном и увидела, что мне семнадцать раз звонила Варежка.

— Варь, что за пожар?

— А ты куда пропала? Пришла, порыдала из-за ИЛа и исчезла. Я уж думала, ты в ванной утопилась с горя!

— Я не рыдала, неправда…

— Да при чем тут ты! У меня собеседование через полчаса, а тебя нет!..

— Какое собеседование? — не поняла я.

Тут на кухню ворвалась Варежка в блузке для встреч с Мамусей и костюмчике «Hugo Boss», вырвала у меня из рук недоеденный бутерброд и стала ожесточенно его жевать. Время от времени мне начинает казаться, что Варя у нас живет постоянно. Во всяком случае, она всегда где-то рядом.

— Быстро собирайся! Мы едем на собеседование, — заявила она.

— Какое еще собеседование?

— По поводу работы! Думаешь, я зря вчера весь вечер Митьку терпела? Он мне устроил собеседование с редактором своего журнала. Но одна я в это змеиное логово не пойду!

Митька работает в мужском «интеллектуальном» глянце с женоненавистническим уклоном. Вроде того, что «без женщин, конечно, никуда, но все они такие дуры! Нормальному мужчине не стоит общаться с ними где-нибудь, кроме как в постели». Нормальная логика, да?

— Понятия не имею, о чем писать в мужской журнал, — задумалась я. — Варь, что ты там забыла?

— Глупая ты, Женька! Там же везде мужчины — и журналисты, и читатели… Мне даже напрягаться не придется.

— В смысле напрягаться?

— Ты дура или прикидываешься? А как мне, по-твоему, заставить Гошу ревновать?

Логика у Варежки железная, тут ничего не скажешь. Мы договорились встретиться у редакции «Mouzhik» — ну да, интеллектуальный журнал называется «Мужик», и мне тоже это кажется странным. Томка согласилась меня подвезти. Честно говоря, мне совсем не хотелось снова рисковать жизнью и садиться в ее машину, но выхода нет — если Варежка из-за меня пропустит собеседование, мое здоровье подвергнется куда большей опасности, чем если я поеду с Томкой.

Мы еще на дорогу выехать не успели, а у меня уже стресс: Тамара чуть не врезалась в фонарный столб.

— Том, у тебя конфетки есть?

Леденцы, между прочим, отлично успокаивают.

— Есть, в бардачке… — Она убрала руку с руля, отвернулась от дороги и потянулась к бардачку.

— На дорогу смотри! — заверещала я и сама полезла за конфетами.

В бардачке рядом с коробочкой леденцов лежала пачка сигарет. Я осторожно открыла ее и тут же увидела то, чего боялась. Повернулась к Томке, но она послушно смотрела вперед и ничего не заметила.

Она все поняла только тогда, когда я открыла окно и выбросила туда пару сигарет, которые не прошли фейс-контроль.

— С ума сошла! — не своим голосом крикнула она и резко затормозила.

Сзади в нас чуть не врезались «Жигули», в переулке тут же образовалась пробка, Томке пришлось ехать дальше.

— Представляешь, сколько они стоят?!

— Давай я тебе на эти деньги куплю что-нибудь полезное для здоровья? — миролюбиво предложила я. — Сто килограмм морковки?

— Мозги себе купи! — Такой злой я Томку ни разу не видела. — Ты мне кто — мать?!

— Я тебе подруга…

— Отлично! А теперь объясни, зачем мне подруга, которая только тем и занимается, что парит мне мозги и портит жизнь?

— Тебе тяжело быть моделью?

Вопрос я задала совершенно искренне, но Томка, похоже, в таком состоянии, когда считаешь, что весь мир против тебя.

— Каждый день будешь напоминать, как ты меня облагодетельствовала?

До редакции «Мужика» мы ехали в гробовом молчании и на полной скорости. Томке явно не терпелось от меня поскорее избавиться. Вот и помирились…

Я огляделась в поисках Варежки. Собиралась уже зайти в фойе, но тут из-за угла раздался истошный вопль:

— Женя!!!

Там стояла Варя в солнечных очках и шелковом платочке от «Диора».

— Ээ… Варь, зачем этот маскарад?

— Чтобы внимания не привлекать!

Я хотела сказать, что темные очки только привлекают внимание, когда на улице солнца не было уже месяца два, но Варежку не остановить:

— Мне надо прийти ровно в четыре, минута в минуту, так что подождем десять минут и вперед.

На мое робкое предложение подождать в фойе, а не мерзнуть за углом, Варежка покрутила пальцем у виска и даже отвечать не стала. Иногда ее логика мне все-таки недоступна.

— Интересно, — вслух размышляла она, — как зовут их редактора? Александр? Андрей? Антон? Аркадий?

— Афанасий! — рассмеялась я. — С чего ты взяла, что его имя начинается на «А»?

— На визитке написано: «А. Хрумкер»… Все, пошли! — Варежка сорвала с себя платок, под которым оказалась идеальная укладка а-ля «свадьба Грейс Келли».

Чтобы попасть в редакцию «Мужика», нужно дозвониться туда от охраны и попросить, чтобы нас провели. Позвонили, попросили. Ждали в фойе пятнадцать минут. Варежка чуть с ума не сошла — план прийти ровно в четыре с треском провалился. Наконец, по лестнице скатился чудесный юноша в голубой водолазке и оперным тенором крикнул на весь холл:

— Кто тут в журнал «Мужик»?!

То есть сказал он «моуж-жикь», как английский лорд, который потерялся в Москве XVIII века среди медведей и водки.

— С ума сойти, — шепотом восхитилась Варя и громко ответила: — Мы!

— О, вас двое… — удивленно пропел парень.

— Я для моральной поддержки, — объяснила я.

Он пожал плечами и нахмурил лоб. Со лба что-то посыпалось. Мм… Пудра?

— Ладно, пошли, — смилостивился он и резво поскакал вверх по скользкой лестнице.

Мы еле за ним успевали, а бежать пришлось до шестого этажа.

— Неужели здесь нет лифта?! — не выдержала Варежка где-то между третьим и четвертым.

— Так полезней для здоровья! — объяснил парень, обогнавший нас на целый этаж.

Не знаю, как там это отразилось на здоровье, но выглядели мы после пробежки просто отвратительно. Пыхтим, как паровозы, растрепанные (на Варежкиной голове ни следа от прически Грейс Келли), на ногах еле держимся, а вокруг целая толпа мужчин. Все отлично одеты, чисто выбриты, пахнут какими-то офигительными духами и все смотрят прямо на нас. А мы даже кокетничать не можем после гонки по лестнице. Кажется, Варежка сейчас расплачется от досады.

Нам дали как следует отдышаться, а потом поразили в самое сердце. Из кабинета редактора выплыл ОН. Если бы я могла сделать буквы еще больше, то написала бы «ОН» на целую страницу. Сказать про него «идеальный» — ничего не сказать. Широкоплечий, слегка загорелый, с ярко-зелеными глазами, в которых светится сознание собственного превосходства, в мягком кожаном пиджаке. Пиджак, кажется, «Gautier», но это не важно — такой красавец и в мешке из-под картошки кого хочешь с ума сведет… Что-то я размечталась.

— Простите, не знаю, как вас зовут, — восхищенно выдохнула Варя. — Вы — Хрумкер?

— Меня зовут Андрей, — мягко ответил парень. — Я секретарь. Подождите там, на диванчике.

Мы сели на диванчик и стали обсуждать весь состав редакции. Пришли к выводу, что Андрей получает первое место.

— Представляешь, какой должен быть редактор, если у него такой секретарь? — прошептала Варежка.

— Можете войти, — сказал невесть откуда появившийся Андрей и распахнул перед нами дверь кабинета.

Я даже зажмурилась, ожидая увидеть какой-нибудь эталон мужской красоты из разряда «с первого взгляда и на всю жизнь». Рядом судорожно вздохнула Варя. Наверное, ее редактор «Мужика» уже покорил до полуобморочного состояния. Я медленно открыла один глаз, потом быстро — второй и оба сразу вытаращила от изумления.

Посредине кабинета стоит стол, обтянутый зеленым сукном. Знаете, как в кабинетах вождей народа из советских фильмов… Сходство усугубляет старый дисковый телефон ярко-красного цвета. Но это еще ладно, винтаж все-таки в моде, о вкусах не спорят и так далее. Главное, кто сидел за столом. Точнее, сидела.

— Алевтина Хрумкер, — представилась она и кивнула нам на стулья. — Присаживайтесь.

Строгий темно-синий костюм, очки в золотой оправе, чуть прищуренные глаза. Точь-в-точь школьный завуч.

— Вас двое? — поинтересовалась редакторша.

Меня так и подмывает ответить: «Нет, пятеро». Она же прекрасно видит, сколько нас.

— Я для моральной поддержки, — изо всех сил постаралась мило улыбнуться, но на нее это не подействовало.

— Моральная поддержка должна ждать за дверью, — сказала Алевтина, обращаясь к Варежке.

Я пожала плечами и вышла.

— Что, не повезло? — спросил дежуривший у двери Андрей. — Она сегодня что-то не в духе…

— Да все нормально. Я пришла, чтобы поддержать подругу, вот и все.

— А, тогда ясно. Аля терпеть не может, когда ей мешают воспитывать новеньких. Чай, кофе, потанцуем?

— Потанцуем, — мрачно улыбнулась я.

— Ты смешная! — расхохотался Андрей и принялся отсылать факсы.

Варежка вышла от редакторши через пять минут, бледная, но довольная.

— Как будто к зубному врачу сходила…

— Кофе хочешь? — спросил у нее секретарь и тут же заорал в трубку: — Это я не вам, девушка! Примите факс!

Когда мы спустились вниз (на лифте, к черту здоровье!), Варя минут пять не могла завести машину — руки дрожали.

— Неужели эта Алевтина произвела на тебя такое впечатление? — удивилась я.

— Не то слово. Я хотела бы быть на нее похожей.

— Бог с тобой, Варь! Ты мечтаешь об очках в золотой оправе?

— Нет, я мечтаю о полной редакции красивых мужчин!

— И что ты будешь с ними делать?

Варежка махнула рукой и молчала всю дорогу. Раньше с ней такого не случалось.