Сегодня 14 февраля — День Депрессии Одиноких Девушек. С утра я металась по квартире, как Трюфель прошлой весной, а потом хлопнулась на диван с первой попавшейся книжкой. Попался Фрейд, так что читать мне пришлось про неврозы от неудовлетворенных инстинктов. Даже у Тарасика свидание, представляете?! От безысходности я второй раз за утро пошла гулять с собакой, но на улице чувство одиночества только обострилось. У каждой девочки (девушки, женщины, бабушки) в руке полузавядшая розочка. Или плюшевый мишка с выпученными глазами. Картонная валентинка, в крайнем случае. И на каждом углу эти ужасные, ужасные красные сердечки!! Кому нужна вся эта муть? Правильно, мне…
С другой стороны, чтобы все это было, нужно что-то делать. Правда, на днях я уже пыталась изменить свою жизнь, и ничего хорошего из этого не вышло, но должна же быть какая-то система. Черная полоса, светлая полоса…
В надежде на то, что черная полоса в моей жизни затянулась и пора бы уже наступать светлой, я сочинила поздравительную sms-ку Юре. Вдруг он догадается пригласить меня куда-нибудь вечером? А то единственное, что мне сегодня светит — это романтический ужин с Трюфелем. Но Юра не отвечал и не звонил, так что я приступила к плану «Б». «Б» в смысле «Безумный». Или «Большая глупость». Завернула выстиранный свитер ИЛа в розовую бумагу, которую не успели еще порезать на валентинки, и поехала в гости. Я поняла, что делаю, только когда позвонила в дверь с медным номером 13 и маленьким чертиком у кнопки звонка. Бежать было поздно. Открыла Тата.
Ха-ха-а-а-а, так мне и надо!
— Привет, ИЛ дома?
— Привет, Женечка! — Она бросилась целовать меня в щеку, да с таким энтузиазмом, что мы обе чуть не скатились по лестнице. — Илюша пошел в магазин! Подождешь его?
Нет уж, не буду вам мешать.
— Передай ему, пожалуйста, — я вручила недоумевающей Тате розовый сверток со свитером и ломанулась вниз по лестнице. Даже забыла про лифт.
На втором этаже налетела на ИЛа с прозрачным пакетом, набитым шоколадками в форме сердечек, пирожными в форме сердечек, красными яблоками и прочей валентиновской символикой. С бутылкой вина под мышкой. В неясно-розовом свитере под распахнутым синим пальто.
— С ума сойти! — Я не выдержала и улыбнулась.
— Что, смахиваю на твой идеал мужчины? — поинтересовался ИЛ.
Еще как! Вот именно такие нагловатые парни в розовых свитерах мне и правятся.
— Почему ты не пользуешься лифтом? — спросила я первое, что пришло в голову.
— А тут нет лифта, — промурлыкал он. — Ты хотела поздравить меня с Днем всех влюбленных?
— Собиралась сделать тебе сюрприз, но теперь, наверное, ничего не выйдет, — нервно захихикала я и уронила сумочку.
ИЛ потянулся за ней и уронил бутылку. Она звонко разбилась о ступеньки, вино закапало вниз на площадку. Он молча посмотрел на осколки у себя под ногами, взъерошил волосы, спросил:
— Может, зайдешь?
— У меня совсем нет времени, — вежливо соврала я, сокрушенно развела руками и чуть снова не уронила сумочку.
Неужели тебе нравится, когда я притворяюсь, что ты мне безразличен?
— Работаешь? Сегодня же самый главный праздник в году, — улыбнулся он. Шутит?
— Только не для меня. Из «Тертого Шоколада» вокалист ушел, так что у меня ни минуты свободной.
Ну да, сижу на диване сутками и ничего не могу придумать. Ни минуты свободной.
— Лягушкин ушел? А как же любовь-морковь?
— Какая там любовь! — рассмеялась я. — Это все было для рекламы…
Вот дура! А вдруг он ревновал к Боре? Хотя вряд ли…
— Во-от как, — протянул ИЛ и поднялся на ступеньку вверх — ближе ко мне. — Когда кастинг?
— Какой кастинг?
— Ну, вы же собираетесь как-то нового вокалиста искать?
Нового?.. Боже, почему это не приходило мне в голову?!
— Спасибо! — Я проскочила у него под рукой, вляпалась в винную лужу и понеслась вниз по лестнице.
ИЛ весело рассмеялся мне вслед.
По пути к метро я попыталась дозвониться Юре, но его мобильник был недоступен — может, у него появилась девушка?.. Олег отозвался сразу, хотя у него (единственного из группы) с личной жизнью как раз все в порядке. Жениться летом собирается. Ударник идею провести кастинг одобрил и обещал дозвониться до Юры.
Я решила сходить в университет. Вторая неделя после каникул — самое время начинать учиться. И сегодня как раз семинар у Четвертушкина.
В МГУ романтика бьет через край: все, как в школе, носятся с записочками, хихикают и сравнивают почерки. У лестницы на первом этаже стоят две студентки в костюмах развязных снегурочек (предполагалось, что они будут изображать амуров, но несоответствие бросается в глаза). Амуры — это голые младенцы, а не длинноногие барышни, которых во избежание беспорядков пришлось обеспечить костюмами. Между девочками на стуле стоит картонная коробка от телевизора, обклеенная старыми открытками и постерами из «Плейбоя». Туда нужно бросить валентинку, иначе снегурки на занятия не пропустят. Я призналась в любви Одуванчиковой — ничего умнее просто в голову не пришло. Пока сочиняла, пропустила начало семинара, и к Четвертушкину пробиралась по стеночке, стараясь не шуметь.
За первым столом, вытянувшись в струнку и покусывая карандаш от возбуждения, сидит Варежка и усердно делает вид, что ТАК интересно ей в жизни не было.
— Девушка, что вы тут забыли? — заговорщически прошептал мне в спину Четвертушкин.
Я остановилась.
— Тут совсем скучно, можно и опоздать! — завелся он. — Существуют куда более интересные занятия. У вас что, парня нет?
Кто-то на задних рядах захихикал. Я бы подумала, что это Тата, но точно знаю, что она сейчас с ИЛом. Даже знать не хочу, чем они там занимаются. Впрочем, догадаться не так уж сложно. Ох… Просто ужасно, что у меня такое живое воображение! Повернулась к Четвертушкину и честно ответила:
— Нет.
Он оценивающе оглядел меня с ног до головы и нахмурился:
— Что-то я вас на экзамене не видел…
Варежка заржала на всю аудиторию и прикрыла лицо тетрадкой.
— Я тогда очки носила, — напомнила я.
— И сви-свитер наизнанку! — заикаясь от смеха, пролепетала Варя.
— А, ну конечно! Сессия вам не к лицу, — сострил Четвертушкин.
— Она вообще мало кому идет, — мило улыбнулась я. — Мне можно войти?
— Только если на вас свитер не наизнанку, — не уставая, любезничал он.
Я наконец уселась рядом с Варежкой:
— Ты чего тут?
— Хрумкер сдалась, — прошипела Варя. — Сначала не хотела меня брать в свой хваленый журнал, но потом узнала, что я учусь в МГУ, и предложила… — Тут она заметила, что Четвертушкин смотрит прямо на нас, и преданно уставилась ему в рот.
Одновременно она схватила мою тетрадку и принялась писать на полях, продолжая смотреть на препода:
«Че отказывается интервью давать для «Мужика». Если я его уговорю, Хрумкер возьмет меня на работу фрилансером».
«Че Гевара?» — написала я.
«Ха-ха. Че Бурашка!! Четвертушкин, конечно».
К концу семинара я начала зевать и вертеться, чтобы не уснуть. «Не порть мне имидж» — написала Варежка прямо на обложке моей новой тетрадки. Я укоризненно зевнула в ее сторону и отработанным за четыре курса броском закинула тетрадку в мусорную корзину.
— Вы играли в баскетбол? — галантно поинтересовался Четвертушкин.
— Нет, просто часто кормила уточек. Могу забросить булочку прямо в клюв! — с гордостью добавила я.
Кажется, он так и не решил, верить мне или нет. После пары я ждала Варежку рядом с аудиторией, пока она уговаривала Четвертушкина дать интервью. Варя вышла бледная, но довольная.
— Неужели уговорила? — ахнула я.
— Уговорила, — кивнула Варя. — Мне понадобится твоя помощь.
Четвертушкин оказался тем еще плейбоем. На интервью согласился, но встречу назначил в уютном ресторанчике в десять вечера и попросил Варю привести с собой подружку.
— Ни за что! — орала я по пути в буфет.
— У тебя слишком богатое воображение, — уверяла Варя. — Что, по-твоему, он собирается с нами сделать?
Так я и знала, что мое полное и безнадежное одиночество когда-нибудь нанесет мне непоправимый ущерб. Вроде ужина с Четвертушкиным.
Пока мы пили ромашковый чай и обсуждали, что можно надеть на ужин с университетским доцентом, в буфет влетели жизнерадостные Болик и Лелик с ворохом цветной бумаги, маркерами и ножницами, завалили этой макулатурой соседний столик и предложили мне:
— Жень, не хочешь с нами писать Илье валентинку?
— Иди развлекайся! — засмеялась Варежка.
— Бли-и-ин, понятия не имею, что писать, — пожаловалась Оля.
У них сегодня на кофточках буквы «О» и «L», так что различить близняшек вполне возможно. Если только они не перепутали кофточки.
— А я знаю, где взять текст! — обрадовалась Лена и достала из сумки учебник английского для третьего класса.
Варежка поперхнулась горячим шоколадом.
— Это даже для него слишком жестокое наказание, — прошептала она.
— По-моему, в самый раз!
Мы разошлись по домам и как раз вовремя: ко мне приехал Юра с невероятно красивым букетом белых ирисов. Я чуть не разрыдалась от умиления. Он повез меня в кофейню, накормил малиновым тортом, и я наконец перестала чувствовать себя белой вороной среди влюбленных парочек, которые оккупировали сегодня Москву.
— Как ты относишься к тому, чтобы устроить кастинг и выбрать нового вокалиста для группы? — поинтересовалась я.
Юра даже на стуле подпрыгнул:
— Я знал, что ты что-нибудь придумаешь!
Его бы восторг на благое дело. Он тут же потащил меня в ближайшее Интернет-кафе, но сам только бегал вокруг и мешал придумывать объявление. Я часа два подряд только тем и занималась, что пила кофе и размещала текст на всех возможных сайтах. А потом от огромного количества кофеина в организме обнаглела настолько, что позвонила Полине и уговорила поставить маленькую заметку в новый «YES!». Самое удивительное, что она согласилась! Скорее всего, от неожиданности.
Только я собралась идти домой отсыпаться, как мой мобильник завибрировал и свалился со столика. Я поймала его где-то под сиденьем и раздраженно рявкнула в трубку:
— Да, Варь, чего?
— Нет, это ОНА будет на меня злиться! — заорала Варежка. — Ты вообще где?! Четвертушкин через две минуты придет!
Черт! Как я могла забыть? Если бы Юра меня не подвез, я опоздала бы на полчаса, а не на пятнадцать минут, но Варежка все равно собирается меня убить. Каждые тридцать секунд мне приходит от нее sms с текстом: «Тебе конец».
Я ворвалась в ресторанчик, споткнувшись о метрдотеля.
— Вы заказывали столик? — с сомнением в голосе спросил он.
— Нет, меня ждут. — Я заметила в углу Варежку с Четвертушкиным и подсела к ним. — Простите, пожалуйста!
— Ничего, — махнул рукой Четвертушкин. — Мой друг тоже всегда опаздывает! А вот, кстати, и он…
Варежка от удивления уронила бокал с водой и обрызгала Четвертушкину брюки. К столику подошел мой папа, да не один, а с Ну-Ну. Она окатила меня презрительным взглядом и сбросила с плеч шубку — видимо, надеялась, что ее подхватит метрдотель. Но он даже не шелохнулся. Федор поднял с пола шубку и громко пояснил Наде:
— Здесь тебе не Париж, милочка!
Ну-Ну передернула худенькими плечиками и уселась за стол, не сводя с меня хищного взора. Варежка под шумок выковыряла из сумочки диктофон, пристроила на уголке стола блокнот и начала интервью.
— Как дела, малыш? — спросил у меня папа, чем вызвал у Ну-Ну приступ ярости.
— Отлично.
Надя умудрилась порвать крахмальную салфетку.
— Вот это да! — восхитился папа. — Откуда такая сила?
— Просто она носит в сумочке слишком много косметики, — пошутил Четвертушкин.
Я из вежливости улыбнулась и слиняла в туалет.
Дальше все было как в фильмах ужасов. Я наклонилась, чтобы умыться, а когда подняла голову, увидела в зеркале Ну-Ну, которая стояла прямо у меня за спиной.
— Я тебя предупреждала, — загробным голосом сказала она в довершение эффекта.
— Ты о чем?
— Какие мы забывчивые! Ты должна прекратить всякие отношения с Федей!
— Вот это я как раз сделать не могу. Честное слово, Надь, что бы я ни сделала, что бы я ни сказала, он все равно никуда от меня не денется.
— Ну-ну… Ты сильно переоцениваешь свои достоинства! — разозлилась она. — Если хочешь войны — ты ее получишь. И с моей внешностью я не оставлю тебе никаких шансов.
— Не во внешности дело! Федя — мой…
Надя выскочила в коридор, громко хлопнув дверью. А Федор продолжал вести себя так, как будто мы сговорились доводить Ну-Ну. Обнимал меня за шею, целовал в щечку, уверял Четвертушкина, что я красивее всех моделей, вместе взятых (ни капли правды, сплошные отцовские чувства). Варежка уже полчаса как закончила интервью и сбежала под предлогом, что у нее свидание (ложь, наглая ложь!), а меня папа так крепко схватил за руку, что пришлось остаться. В полдвенадцатого я заволновалась:
— Скоро метро закроется, мне надо бежать.
— Да ладно тебе! — рассмеялся Федор. — Переночуешь у меня.
У Четвертушкина глаза на лоб полезли от удивления (видимо, он тоже не в курсе нашего родства), а Надя вскочила из-за стола и ломанулась к выходу.
— Ты чего?! — крикнул папа ей вслед.
— Схожу за ней, — сказала я, воспользовавшись моментом, чтобы удрать.
Ну-Ну стояла у дверей ресторанчика и плакала.
— Ты чего? То есть понимаю, глупый вопрос… Не плачь, простудишься.
Надя резко подняла голову и зло на меня посмотрела.
— Чем давать советы, лучше дай денег на метро. Моя сумочка осталась у него в машине. — Тут она не выдержала и разрыдалась снова. — Так меня унизить перед всеми. А я, как дура…
— Надь, он не хотел.
— Что ты вообще здесь делаешь?! Иди к нему! Посмеетесь там надо мной! Что, довольна? Отомстила за школьные обиды? — Она так завелась, что вставить слово было просто невозможно.
В конце концов я не придумала ничего лучше, чем заорать на всю улицу:
— Он — мой папа!!
Надя замолчала, удивленно посмотрела на меня, а потом спросила:
— Зеркальце есть?
Утром у меня завис ноутбук. E-mail-шок в тяжелой форме. «В вашем почтовом ящике 413 новых писем». А ведь еще только десять утра. Что будет днем, представить страшно…
Оказалось еще страшнее, чем представляла. К вечеру все флэшки, диски и дискеты в доме были забиты анкетами и фотографиями желающих. Некоторые фото совсем нецензурного содержания. Чего только не сделаешь ради славы!.. Я решила сменить тактику и предложила всем желающим прийти на прослушивание в конце недели, а анкету заполнить уже на месте. Сменила e-mail и отнесла ноутбук в ремонт. Кажется, он подцепил сразу десять вирусов.