Тёщин подарок (СИ)

Глава 4

Кристина Рух всю сознательную жизнь прожила в Германии. Она считала себя коренной немкой и других вариантов просто не принимала.

Девочка росла смышленой, училась хорошо и с поведением вопросов не возникало. Да, она попробовала курить в начальных классах гимназии под воздействием и уговорами подруг. Была поймана отцом и строго наказана: ей не позволялось ходить гулять, пока она не осознает пагубности своего проступка. Каждый вечер герр Владимир проводил с ней нудные воспитательные беседы. И однажды она подняла на него газа и с мольбой в голосе сказала:

— Папа, прости! Я все поняла и больше не буду портить свое здоровье.

Тогда он, как ей показалось, вздохнул с облегчением и отпустил со словами:

— Дочь, я тебе верю! — а она не могла не оправдать его доверие.

А на выпускной вечеринке в 10 классе впервые попробовала вино. Оно произвело на нее неизгладимое впечатление. После первого бокала пол в зале почему-то встал вертикально. И девочка поняла, что не сможет ходить по отвесной стене. Но после второго бокала все вернулось на свои места. Только настроение испарилось. Слишком неприятным был предыдущий эффект.

Дома ее отхаживала бабуля, приговаривая, что мусульманская кровь дает о себе знать. Так Крис познакомилась с похмельем и осознала, что ее родные все же относятся к другой, отличающейся от немецкой, культуре.

А еще она была талантливой девочкой. С детства могла говорить на двух языках: русском и арабском. Так с ней говорили дома. Затем на улицах и в детском саду выучила немецкий, а в школе освоила английский и французский языки. Благодаря своим талантам смогла проходить за год два класса обучения. И в итоге к 13 классу гимназии пришла в 17 лет, когда ее одноклассникам было по девятнадцать.

Бабушка, папина мама, уроженка Рязани, когда-то вышла замуж за Абдаллу Аль-Руха, родила ему сына. Дед давно умер, а она посвятила всю свою жизнь сыну, колеся с ним по миру, куда бы его не забрасывала жизнь. Но языка своего не забыла и с домочадцами разговаривала только на нем. Поэтому в специально русскому языку девочку никто не учил. Бабуля лишь помогла освоить грамматику. С той поры она могла читать и писать по-русски.

Арабским с юной фройляйн занимался господин Саид, который дважды в неделю приходил к ним в дом. Этот язык слишком сильно отличался от остальных своим строением, грамматикой и письмом с права налево. Там не было даже привычных предлогов, которые были во всех других языках. Все спряжения и склонения нанизывались, словно бусы, с помощью многочисленных суффиксов. Привычных букв в нем не было, письмена складывались из причудливой арабской вязи. И хотя ей было непросто, Крис не привыкла отступать. Она наивно полагала, что остальные детки точно также занимаются дома с учителями. А отец обязательно беседовал с ней вечерами на арабском. А когда к ним приходили папины друзья, с гордостью демонстрировал им успехи дочери.

Где-то к пятому классу девочка узнала, что ее отец работал в представительстве Абертноского эмирата.

Это независимое государство, между Оманом и Объединенными Арабскими эмиратами было настолько крошечным, что его указывали отнюдь не на всех картах. Оно терялось где-то в горах Джабаль-аль-Хаджар. С соседними государствами особо не контачило и многими правительствами признавалось террористическим. Хотя в Германии было их представительство, где отец трудился долгие годы. А потом вышел на пенсию. И они так и остались жить в Европе. Кристина не знала до семнадцати, что является еще и подданной другого государства. Вместе с друзьями в шестнадцать лет она получила пластиковую карточку, удостоверяющую личность немецкого поданного. А на следующий год ей неожиданно выдали небольшую книжицу с золотой обложкой, на которой арабской вязью была обозначена принадлежность к Абертонскому эмирату. И тогда папа объяснил, что по факту она является абертонкой.

Матери девочка не знала. Слышала от бабки, что эта «беспутая шалава» живет где-то на просторах огромной России. Отец же про матушку не рассказывал вообще ничего.

Бабушка умерла год назад. Они остались с отцом вдвоем. Он никогда не водил в дом посторонних женщин, не собирался на ком-то жениться. Хотя религия позволяла подданным Абертона иметь четыре жены. Всегда говорил, что Крис — главная женщина в его жизни. Он тоже был для нее всем. И вдруг неожиданно умер.

— Инсульт, — развел руками их домашний доктор. — Мы просто не успели. Да и если бы успели, вряд ли бы смогли помочь. Слишком сильные оказались повреждения.

Она лишь запомнила последние слова отца:

— Как больно, как сильно болит голова!

Он до этого рассказывал ей о каком-то новом проекте. Затем сел за стол, уронил голову на руки и несколько раз повторил про боль. Испуганная девочка дрожащими руками набрала номер 112 и срывающимся голосом ответила на вопросы дежурного. Машина прибыла через десять минут. Казалось, что помощь прибыла. Да только и она уже не смогла помочь. Владимир Рух скончался через три дня, так и не приходя в сознание.

Похороны взял на себя муниципалитет. Когда «клиент» был достаточно богат, то их делали за его счет даже с определенным размахом. Помогли коллеги, проработавшие с Владимиром много лет в представительстве. Да и друзья у герра Руха тоже были. У могилы все говорили, каким хорошим человеком он был. И все горестно качали головами и повторяли:

— Жаль, не справился с проблемами. Они его и убили.

Кристина же не представляла, о чем идет речь и не придала разговорам значения. Мало ли о чем говорят на краю могилы? Горе застилало ее глаза и уши.

А после девушка осталась совершенно одна. Три дня после похорон она ходила в полной прострации, даже не появлялась на учебу. Благо карманных денег вполне хватило на пропитание. Да и есть ей в эти дни как-то не хотелось. На четвертый день к ней домой пришел отцовский поверенный герр Клаус.

— Привет, Крис! — участливо поздоровался он. — Как ты? Социальные службы уже приходили?

— Слава Богу, нет. Обычно выпускникам гимназии всем по девятнадцать лет. Они не поняли, что я — вундеркинд. Я не хвастаюсь, а просто цитирую слова отца. Также не поняли, что мне по закону требуется опекун. Но разве он мне так уж необходим? Я уже достаточно взрослая. — вздохнула девушка. — Дядя Вольф, я словно во сне. Почему он так со мной поступил? Почему бросил?

— Крис, видит Бог, бросать Владимир тебя совсем не хотел. Ты была его смыслом, его путеводной звездой. Не зря он учил тебя всему, что мог сам. Он очень хотел видеть тебя счастливой, что даже остался навсегда жить в Германии. Но жизнь есть жизнь. Часто она просто не оставляет нам выбора. На твоего отца свалилось слишком много проблем. И он не смог их пережить, — мужчина, сидевший перед ней на диване, озабоченно покачал головой. Девушка за последние дни сильно похудела и стала напоминать приведение. — А ты совсем не ешь? Бросай эти модные привычки. Удачно устроиться в жизни может только здоровая, полная сил фройляйн, а не похожая на приведение.

— Куда устроиться? Я даже не представляю, как мне жить. Куда податься? Вчера кончились деньги на еду. И что дальше? — она трагично заломила руки и поморщилась от упоминания этих загадочных бед, свалившихся на отца.

— Деньги в твоем случае меньшее из зол. Отец оставил тебе хорошее содержание. Просто меня не было в Берлине, и я не знал о вашей трагедии. Как приехал, сразу поспешил к тебе, — успокоил Кристину герр Клаус.

После его слов она как-то даже взбодрилась:

— Вы хотите сказать, что я продолжу жить в нашем доме, получая определенную сумму еженедельно?

— Ты девушка разумная. И мне очень бы хотелось ответить тебе именно так. Только по закону полностью эмансипированной до 18 лет ты могла бы стать в случае вступления в брак, получения разрешения на государственную службу, окончания колледжа или экономической независимости. К сожалению, твое пособие не может считаться достаточным. А всего остального у тебя нет.

— Но мне же осталось совсем немного до окончания гимназии! И скоро будет 18, - вспыхнула она в ответ.

— И эти два месяца тебе нужно как-то продержаться. И выхода у тебя лишь два.

— В смысле «продержаться»? — насторожилась девушка.

— Дело все в твоем двойном гражданстве. Ты не только поданная Германии, но и гражданка Абертонского эмирата. И по их законам совершеннолетие женщины наступает лишь в 21 год. А так как там тебя ждет очень большое наследство, власти Абертона вряд ли откажутся от такой завидной невесты и приложат все усилия, чтобы вернуть на историческую родину и выдать замуж за подходящего жениха, — объяснил поверенный.

— А если я не захочу возвращаться? — Кристина скептически выгнула бровь. — Разве можно насильно заставлять переезжать свободного гражданина свободной страны?

— Увы, — грустно вздохнув, пожал плечами юрист. — У шариата свои законы. И они очень сильно отличаются о наших. Хотя у тебя есть еще вариант: переехать к своей матери в Россию.

Её всегда удивляло, почему они жили сначала с бабулей, а затем вдвоем с папой. А эта странная женщина ни разу не появилась в ее жизни. Когда девочка была маленькой, она с замиранием сердца ждала ее появления, представляя, как она придет к ним в дом. И даже пару раз писала письмо Санта Клаусу с пожеланием познакомиться наконец-то с матерью. Только чуда так и не случилось. А потом она выросла и успокоилась. Если ее не хотели знать, то и она не должна этого желать.

И лишь не за долго до смерти отец вызвал ее на разговор.

— Крис, не следует обижаться на матушку. В том, что произошло виноват лишь я.

— Ты не захотел или не разрешил нам видеться? — удивленно уточнила она.

— Нет, я сильно грешен: совратил пятнадцатилетнюю девочку. От нее я уехал домой, даже не представляя, что она беременная. А потом в один чудесный день у меня на пороге появилась ее мать и вручила крохотный сверток в розовом одеяльце. Это была ты.

— Папа как ты мог? — ужаснулась девушка. В половом воспитании молодежь была продвинутой. И откуда берутся дети Кристина прекрасно осознавала.

— Понимаешь, я был уверен, что ей не меньше двадцати лет. И лишь намного позже узнал, что она была на тот момент совсем юной. И, наверное, ее мать поступила правильно, передав тебя мне.

Вот так. И больше никаких объяснений. Сколько ей лет сейчас? Пятнадцать плюс семнадцать получается тридцать два. Она совсем еще молодая. Возможно, они смогут стать подругами. А вдруг у нее есть семья, муж, дети, и Кристина совершенно не вписывается в этот уютный мирок?

Но это всяко лучше, чем стать четвертой женой незнакомого богатого абертонца, позарившегося на ее наследство. Она готова отдать все деньги правительству эмирата! Только герр Клаус утихомирил ее не в меру разгулявшуюся фантазию.

Во-первых, от денег отказываться не стоит. А во-вторых, она это не сможет сделать, пока ей не исполниться двадцать один год. А вот если она выйдет замуж, то у Абертона руки окажутся коротки, и эмират уже ничего не сможет сделать со своей подданной.

— Хорошо, — вздохнула девушка. — Я еду в вашу Россию.

.