Том 4. Пьесы и радиопьесы

Вечер поздней осенью

Голоса

Автор

Посетитель

Секретарь

Молодая дама

Вторая молодая дама

Директор гостиницы

Автор[41]. Дамы и господа! Для начала считаю своим долгом описать вам место действия этой несколько необычной, но, клянусь, правдивой истории. Хотя рассказывать правдивые истории не совсем безопасно: может подвернуться кто-нибудь из полиции или даже сам прокурор, пускай и не при исполнении служебных обязанностей. Однако в какой-то мере я могу позволить себе откровенность, так как убежден, что они не сочтут мою правдивую историю достоверной. По крайней мере официально. Но, положа руку на сердце, и прокурор и полицейский, конечно, знают, что я рассказываю только правдивые истории. Итак, прошу внимания.

Представьте себе салон в номере шикарной гостиницы. Цена разбойничья. Обстановка современная, располагающая к длительному пребыванию. Согласны? Слева от вас… (Вам нужно лишь закрыть глаза, и тогда вы ясно увидите помещение, только будьте смелее. Как все люди, вы обладаете воображением, даже если в этом и сомневаетесь.

Итак, слева от вас сдвинутые вместе столы. Может быть, вас интересует рабочее место писателя? Пожалуйста, подойдите ближе. Вы разочарованы? Допускаю, что так может выглядеть рабочее место и не столь знаменитых писателей. Беспорядочно разбросанные бумаги, пишущая машинка, рукописи вперемешку с гранками, испещренными разноцветными поправками, шариковые ручки, резинки, большие ножницы, клей. Кинжал, попавший сюда… гм-м… (автор замялся) по недосмотру. Позади этой мешанины импровизированный бар — коньяк, виски, абсент, красное вино и т. д. Это тоже не говорит о величии, достоинствах и гениальности писателя, о котором идет речь. Да, не говорит ни в пользу, ни во вред. Впрочем, успокойтесь: направо в комнате царит порядок, лучше сказать, относительный порядок, если… нда-а… эти принадлежности дамского туалета сунуть в угол, а этот револьвер спрягать в ящик. Кресла большие, мягкие, удобные, новейшей конструкции. Повсюду лежат книги, на стенах фотографии, портреты, кого бы вы думали? Ну, это вы узнаете. Но самое красивое — задний план: большая открытая дверь на балкон, чарующий вид, соответствующий цене номера. Светлое озеро, которое всего несколько недель назад было покрыто белыми парусами, темно-синяя равнина, а позади — леса, холмы, предгорья. Небо вечернее. Пляж тоже пустынен. Повсюду цвета поздней осени, оргия желтого и красного. Однако на теннисных кортах еще кипит жизнь. Раздается стук пинг-понга. Слышите? Вернемся в нашу комнату. Рассмотрим обоих действующих лиц нашей пьесы. Начнем с меня. Вы не ослышались: к великому моему сожалению, я одно из главных действующих лиц. Я приложу все усилия, чтобы не очень вас напугать. Вот я осторожно перехожу в салон из спальни. Видимо, я был здесь чем-то занят, но чем именно — это никого не касается. Хотя об этом и напишет целый рад вечерних и иллюстрированных газет. И чего только не пишут обо мне: что я опустился, запутался, веду себя неприлично… Не буду этого отрицать. Об остальном говорит мое имя. Да, вы не ослышались: меня зовут Максимилиан Фридрих Корбес, романист, лауреат Нобелевской премии и пр. и пр. Вглядитесь: толстый, загорелый, небритый. Голова большая, лысая. Мои отличительные черты: жестокость, готовность на все, пьянство. Как видите, я честно передаю общее мнение, которое обо мне сложилось. Возможно, что это мнение соответствует действительности. Возможно, что я создан именно таким, каким только что сам себя изобразил и каким вы, дамы и господа, видите меня в еженедельных кинообозрениях и иллюстрированных изданиях. Во всяком случае, шведская королева во время вручения мне вышеупомянутой премии нашла, что я именно таким и выгляжу, хотя я тогда был во фраке. Правда, я нечаянно пролил стакан бордо на вечернее платье ее величества. Но разве кто-нибудь знает другого, разве кто-нибудь знает самого себя? Не надо питать иллюзий. Я по крайней мере знаю себя только поверхностно. И ничего удивительного. Возможность узнать самого себя выпадает нечасто. Мне однажды представилась такая возможность, когда я летел с ледяной вершины Килиманджаро в пропасть. И в другой раз, когда о мою голову разбилась знаменитая готическая мадонна… гм-м… вы, конечно, знаете, какую я имею в виду — не ту, которая стоит направо в комнате, а другую. Был и еще случай, но о нем вы сами услышите и, надеюсь, получите большое удовольствие. Теперь еще несколько слов о моем туалете. И тут я прошу прощения, особенно удам. На мне пижамные брюки и халат нараспашку. Голая грудь, заросшая седыми волосами, наполовину открыта. Об этом мне не следует умалчивать. В руке — пустой стакан. Я направляюсь к бару, но останавливаюсь, заметив посетителя, который почему-то оказался в моем рабочем кабинете. Выглядит он так: маленький, щуплый, напоминает старого страхового агента, с папкой под мышкой, типичный буржуа. Говорить о нем подробнее не стоит, хотя бы потому, что после окончания нашей истории он исчезнет самым естественным образом и не будет больше представлять никакого интереса. Но хватит. Посетитель начинает говорить.

Посетитель (застенчиво). Я счастлив видеть всемирно известного и всеми чтимого писателя Максимилиана Фридриха Корбеса.

Автор (грубо). Какого черта, что вы делаете в моем кабинете?

Посетитель. Меня сюда привел ваш секретарь. Я жду уже больше часа.

Автор (после паузы, несколько мягче). Кто вы такой?

Посетитель. Моя фамилия Гофер, Фюрхтеготт Гофер.

Автор (недоверчиво). Я вас откуда-то знаю. (Видимо, что-то вдруг сообразил.) Вы, вероятно, тот человек, который бомбардирует меня письмами.

Посетитель. Верно. С тех пор как вы приехали в Изельхеебад, я каждое утро хожу сюда, но швейцар меня не пускает, говорит, нет дома. Наконец я подстерег вашего секретаря. Очень строгий молодой человек.

Автор. Студент богословского факультета, беден как церковная мышь. Зарабатывает на обучение.

Посетитель. После долгих усилий мне удалось его убедить, что эта встреча представляет огромный интерес для нас обоих, уважаемый маэстро…

Автор. Корбес. Без маэстро можно обойтись.

Посетитель. Уважаемый господин Корбес.

Автор. Раз уж вы стоите возле бара, передайте мне виски. Бутылка слева.

Посетитель. Пожалуйста.

Автор. Спасибо. (Наливает себе.) Может, и вам стаканчик?

Посетитель. Лучше не надо.

Автор. Абсент? Кампари? Или что-нибудь другое?

Посетитель. Ничего.

Автор (недоверчиво). Трезвенник?

Посетитель. Соблюдаю осторожность. Передо мной ведь гигант духа. И я чувствую себя примерно так, как святой Георгий перед битвой с драконом.

Автор. Католик?

Посетитель. Протестант.

Автор. У меня жажда.

Посетитель. Вы должны себя беречь.

Автор (грубо). Не смейте давать мне советы.

Посетитель. Я ваш земляк, господин Корбес. Нельзя ли мне подробнее ознакомиться с помещением, в котором работает такой великий художник?

Автор. Просто писатель.

Посетитель. Писатель за работой? Повсюду книги, рукописи. Можно посмотреть фотографии на стене? Фолкнер. С собственноручной надписью: «Моему милому Корбесу». Томас Манн: «Достойному восхищения Корбесу — трепещущий Томас». Хемингуэй: «Моему лучшему другу Корбесу — его Эрнст». Генри Миллер: «Моему духовному брату Корбесу. Только в любви и убийстве мы еще остаемся сами собой». Какая перспектива из окна! Прекрасный вид на озеро, на горы вдали, на изменчивые облака. Как раз заходит солнце. Красное. Могущественное.

Автор (подозрительно). Вы, видимо, пишете?

Посетитель. Я читаю. Знаю наизусть все ваши романы.

Автор. По профессии учитель?

Посетитель. Бухгалтер. Фирмы «Экслин и Трост» из Эннетвиля близ Хорка. На пенсии.

Автор. Садитесь.

Посетитель. Покорно благодарю. Я немного робею перед этими сверхсовременными стульями. Роскошные апартаменты.

Автор. И цена соответствующая.

Посетитель. Представляю себе! Изельхеебад — дорогой курорт. Для меня это просто разорение, хотя я живу крайне скромно в пансионе «Вид на озеро». (Вздыхает.) В Адельбодене было дешевле.

Автор. В Адельбодене?

Посетитель. В Адельбодене.

Автор. Я тоже был в Адельбодене.

Посетитель. Вы в отеле «Вильдштрубель», а я в доме отдыха для престарелых. Мы встречались несколько раз, у канатной дороги в Энгстгшгенальп и в парке Баден-Бадена.

Автор. В Баден-Бадене вы тоже были?

Посетитель. Тоже.

Автор. Тогда же, когда и я?

Посетитель. Да, в христианском приюте «Силоа».

Автор (нетерпеливо). Мое время строго ограничено. Я должен работать, как раб, господин…

Посетитель. Фюрхтеготт Гофер.

Автор. Господин Фюрхтеготт Гофер. Мой образ жизни обходится мне в сотни тысяч. Я могу уделить вам только четверть часа. Скажите покороче, что вам нужно.

Посетитель. Я пришел с совершенно определенной целью.

Автор (встает). Вы хотите денег? У меня нет лишних денег ни для кого. Есть огромное количество людей, непричастных к литературе, которых можно доить, не трогая людей моей профессии. К тому же Нобелевскую премию я уже прокутил. Разрешите пожелать вам всего хорошего…

Посетитель (встает). Уважаемый маэстро…

Автор. Корбес.

Посетитель. Уважаемый господин Корбес…

Автор. Вон!

Посетитель (в отчаянии). Вы неправильно меня поняли. Меня сюда привела не корысть. (Решительно.) С тех пор как я вышел на пенсию, я занимаюсь розыском уголовных преступников.

Автор. Ах так… Тогда другое дело. Сядем. Это уже легче. Вы, значит, работаете теперь в полиции?

Посетитель. Нет, уважаемый…

Автор. Корбес.

Посетитель. Уважаемый господин Корбес. Я стал частным сыщиком. Еще когда я был бухгалтером, мне приходилось кое-что разнюхивать, и небезуспешно. Я проводил ревизии, и со мной считались. Мне даже удалось упрятать в тюрьму за растрату приходского кассира из Эннетвиля. И вот на склоне лет, имея небольшие сбережения и похоронив свою бездетную супругу, я решил всецело отдаться своей страсти. Благодаря чтению ваших книг.

Автор. Моих книг?

Посетитель. Ваших бессмертных произведений. Они распалили мое воображение. Я читал их лихорадочно, захваченный теми грандиозными преступлениями, которые вы описываете. Став сыщиком, я уподобился тому богослову, который был восхищен хитроумием сатаны и понимал, что всякое действие вызывает противодействие. И вот, о Боже, я сижу рядом с нобелевским лауреатом, и солнце заходит за гору Хютли, а вы пьете виски…

Автор. У вас лирическая натура, дорогой Фюрхтеготт Гофер.

Посетитель. Это от чтения ваших романов.

Автор. Тогда сожалею. Вы плохо одеты. Очевидно, вы не очень преуспеваете на новом поприще.

Посетитель. Да, мой путь не усеян розами.

Автор. Здешний министр юстиции мой друг. Мне стоит только ему намекнуть… Какую область криминалистики вы избрали? Шпионаж? Супружеские измены? Торговлю наркотиками? Живым товаром?

Посетитель. Литературу.

Автор (встает, строго). Тогда я снова должен указать вам на дверь.

Посетитель (встает). Уважаемый господин Корбес!

Автор. Вы стали критиком?

Посетитель. Позвольте вам объяснить…

Автор. Вон!

Посетитель (в отчаянии). Но я исследовал ваши произведения только с точки зрения уголовной.

Автор. Ах, так. Тогда можете остаться. Давайте сядем.

Посетитель. Позволю себе…

Автор. Меня толковали с точки зрения психоаналитической, католической, протестантской, экзистенциалистской, буддийской, марксистской, но никогда еще не трактовали так, как это пытаетесь сделать вы.

Посетитель. Я должен разъяснить вам еще кое-что, уважаемый маэстро.

Автор. Корбес!

Посетитель. Уважаемый господин Корбес. Я подходил к вашим книгам с заранее имевшимся у меня подозрением. Все, что существует в фантазии, то есть в ваших романах, должно существовать и в действительности, потому что, по-моему, невозможно изобрести то, чего в природе нет.

Автор (смущенно). Разумное соображение.

Посетитель. Исходя из него, я принялся разыскивать ваших героев-убийц в реальной жизни.

Автор (возбужденно). Вы решили, что между моими романами и действительностью существует связь?

Посетитель. Совершенно верно. Я действовал с железной логикой. Сперва я подвергал анализу ваше произведение. Ведь вы не только скандальнейший писатель нашей эпохи, о разводах, любовных похождениях, пьяных скандалах и охоте на тигров которого трубят газеты. Вы ведь еще прославились и как автор прекраснейших в мировой литературе описаний убийств.

Автор. Я никогда не возвеличивал убийство как таковое. Мне важно было показать человека со всех сторон, а следовательно, показать, что он способен и на убийство.

Посетитель. Как сыщика меня не интересовало то, к чему вы стремились, меня интересовало то, чего вы достигли. До вас убийство считалось чем-то ужасным. Вы же этой темной стороне жизни — или, лучше сказать, смерти — придали красоту и величие. Вас называют «Мастер убийства» и «Смертельный удар».

Автор. Это говорит о моей популярности.

Посетитель. И о вашем умении найти таких мастеров-убийц, которых никто не может вывести на чистую воду.

Автор (с любопытством). Вы имеете в виду мою привычку… оставлять преступников неразоблаченными?

Посетитель. Вот именно.

Автор. Вы читали мои романы как полицейские отчеты?

Посетитель. Как отчеты об убийствах. Ваши герои убивают не ради наживы и не из страсти. Убийство доставляет им радость, наслаждение, они убивают, стремясь к утонченным переживаниям, — мотивы, которых традиционная криминалистика не знает. Для полиции, для прокурора такие мотивы слишком глубоки, слишком изысканны. Эти инстанции не допускают и мысли о том, что совершено убийство, потому что там, где для него нет мотивов, там нет и преступления. Если допустить, что убийства, которые вы описываете, действительно произошли, то общество должно было считать их либо самоубийством, либо несчастным случаем, либо естественной смертью.

Автор. Логично.

Посетитель. Именно так их и расценивает общество в ваших романах.

Автор. Именно так.

Посетитель. На этом этапе моего исследования я сам себе показался испанским рыцарем Дон…

Автор. Дон Кихотом.

Посетитель. …Дон Кихотом, которого вы часто упоминаете в своих романах. Он отправился в странствие потому, что принял рыцарские романы за подлинную жизнь, и я последовал его примеру, также приняв ваши романы за действительность. Меня ничто не могло остановить. «Если бы даже весь мир был полон чертей» — таков был мой девиз.

Автор. Замечательно. То, чем вы занялись, просто замечательно. (Звонит.) Себастьян! Себастьян!

Секретарь. Что вам угодно, господин Корбес?

Автор. Нам придется работать всю ночь. Предложите господину Гоферу сигару. Доставим ему хоть этим удовольствие. Бразильскую? Гавану?

Посетитель. Нет-нет-нет. Если разрешите, я воспользуюсь своими отечественными, я их ношу с собой.

Автор. Разумеется. Можете идти, Себастьян, и заберите с собой этот кинжал. Он мне сейчас не нужен.

Секретарь. Хорошо, маэстро. (Уходит.)

Посетитель. Эту игрушку я уже давно заприметил, уважаемый…

Автор. Корбес.

Посетитель. Уважаемый господин Корбес. Удар, и конец. И хорошо отточен.

Автор. Огонька?

Посетитель. Приятно затянуться. Прямо наслаждение.

Автор. Наслаждайтесь, дорогой Гофер, но, пожалуйста, рассказывайте дальше.

Посетитель. Нелегко мне было прийти к определенным выводам. Надо было проделать кропотливую работу. Сперва я исследовал ваш роман «Встреча в чужой стране».

Автор. Мой первый роман.

Посетитель. Появившийся одиннадцать лет назад.

Автор. Я за него получил премию Боллинга, и его экранизировал Хичкок[42].

Посетитель. Могу только воскликнуть: какая смелость! Французский искатель приключений, толстый, загорелый и небритый, с большой лысой головой, опустившийся, гениальный и вечно пьяный, знакомится с дамой. Тонкая штучка, как он сам выразился. Супруга немецкого атташе. Он заманивает ее в третьесортную гостиницу Анкары, в заезжую дыру худшего пошиба, обольщает и, напившись, убеждает ее с пафосом Гомера и Шекспира, что высшее счастье — в совместном самоубийстве. Захваченная его порывом, она сама начинает верить в свою страсть и в любовном экстазе лишает себя жизни. Но он себя не убивает. Он закуривает сигарету и покидает притон. Пробираясь по подозрительным переулкам, он избивает какого-то священника, забирает у него денежную кружку и на рассвете отправляется в Персию. На разведку нефти. Может быть, действие развивается тривиально. Может быть, права «Нойе цюрхер цайтунг», но по сдержанности и лаконизму изложение оставляет далеко позади самого Хемингуэя.

Автор (весело). Дорогой Гофер, неужели вы ездили в Турцию, чтобы расследовать эту историю?

Посетитель. Ничего другого не оставалось. Невзирая на значительные издержки, я выписал из Анкары газеты за тысяча девятьсот пятьдесят четвертый год — время действия вашего романа — и попросил одного турецкого студента, учившегося в Швейцарии, их просмотреть.

Автор, И что же?

Посетитель. Покончила самоубийством жена не немецкого, а шведского атташе, блондинка, гордая красавица. В гостинице самого низкого пошиба. По неизвестной причине, как я и предполагал.

Автор. А мужчина, с которым она попала в эту гостиницу?

Посетитель. Неизвестен. По словам портье, этот человек говорил по-немецки. Миссионер был действительно избит, но он был слишком слаб, чтобы дать точные показания. После этого я заинтересовался романом «Мистер Икс скучает».

Автор. Любимая книга Черчилля.

Посетитель. Ваш второй роман. Подлинный шедевр. Мистер Икс, в прошлом бродяга, а теперь преуспевающий писатель, президент американского Пен-клуба, встречает в Сен-Тропезе шестнадцатилетнюю девушку. Он очарован красотой и непосредственностью этого ребенка. Могучая природа, зеркальная гладь моря, беспощадное солнце пробуждают в нем пещерного человека и заставляют действовать. Насилие, убийство, страшный грозовой ливень. Самые пленительные и потрясающие страницы, которые когда-либо были написаны. Язык как будто небрежен, но в то же время поразительно отчеканен. Вся полиция поставлена на ноги, мотоциклы, воющие радио-автомобили. Но розыски убийцы ни к чему не приводят, так как он слишком знаменит, чтобы вызвать даже намек на подозрение. Напротив, Мистер Икс, прежде чем отправиться в Лондон за получением премии имени лорда Байрона, присутствует на похоронах, описанием которых, как в древней трагедии, роман и заканчивается.

Автор (усмехаясь). Дорогой Гофер, вы прекрасны в своем воодушевлении!

Посетитель (настойчиво). В тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году, десять лет назад, около Сен-Тропеза была найдена шестнадцатилетняя англичанка, изнасилованная и убитая.

Автор. А убийца?

Посетитель. Не обнаружен.

Автор. Так же, как убийца шведки?

Посетитель. Также. (Растягивая слова.) Несмотря на все усилия огромного полицейского аппарата.

Автор (с гордостью). Несмотря…

Посетитель. Официальные учреждения не располагают никакими фактами.

Автор. Сделали ли вы еще какие-нибудь открытия?

Посетитель. Можно вам предъявить опись? Вот те лица, в судьбе которых я установил совпадение с судьбой ваших героев. Пожалуйста.

Автор. Здесь двадцать два имени.

Посетитель. А вы и написали двадцать два романа, уважаемый господин Корбес.

Автор. И все эти люди умерли?

Посетитель. Часть покончила самоубийством, другая погибла от несчастного случая — не считая изнасилованной англичанки.

Автор. Почему против имени аргентинской миллионерши стоит знак вопроса?

Посетитель. Этой женщине соответствует Мерседес, которую в вашем романе «Страшные ночи» герой задушил. А миллионерша умерла в Остенде естественной смертью.

Автор … Гм. Бесценный список.

Посетитель. Результат десятилетней работы. Следует упомянуть еще об одном примечательном обстоятельстве. Все эти самоубийства и несчастные случаи, произошли как раз в тех местах, где бывали и вы, уважаемый господин Корбес.

Автор (почти как пойманный, с поличным школьник). Ах так.

Посетитель. Вы были в Анкаре, когда умерла шведка, в Сен-Тропезе, когда умерла англичанка, и во всех двадцати местах, когда умерли остальные двадцать. Напомню только о министре фон Ватенвиле в Давосе, о княгине Виндишгрец в Биаррице, о лорде Ливерпуле в Сплите…

Автор. Значит, все, кто перечислен в списке.

Посетитель. Без исключения.

Автор. Вы ездили за мной, господин Гофер?

Посетитель. Чтобы не быть дилетантом, я должен был ездить за вами. Из одного места в другое, из одного дорогого курорта в другой.

Автор. Вы были, значит, не только в Адельбодене и Баден-Бадене?

Посетитель. Я был всюду, где были вы.

Автор (с любопытством). Разве это было вам по средствам?

Посетитель. Просто разорение. Средства мои ведь крайне ограниченны, а пенсия, которую мне назначила фирма «Экслин и Трост», получая грандиозные прибыли, смехотворно мала. Я должен был экономить, терпеть лишения. Во время некоторых поездок, уважаемый…

Автор (напоминает). Корбес.

Посетитель. …уважаемый господин Корбес, я буквально отказывал себе в пище. Но семь лет назад Южная Америка была мне недоступна, и потом ваши ежегодные экскурсии в индийские и африканские джунгли…

Автор. Ничего, господин Гофер. Там я охотился только на тигров и слонов.

Посетитель. В остальных же случаях я всегда находился поблизости от вас.

Автор. Очевидно.

Посетитель. Где бы мы ни находились — вы в роскошном отеле, а я в убогом пансионе, — всегда происходил несчастный случай, который вы затем описывали как убийство.

Автор. Дорогой Гофер. Вы один из удивительнейших людей, каких я когда-либо встречал.

Посетитель. Передо мной, естественно, встал вопрос: как могла возникнуть эта связь между вашими произведениями и действительностью?

Автор. Естественно.

Посетитель. Логически проанализировав обстоятельства, я остановился на двух возможностях: либо вы брали людей из реальной жизни в качестве прототипов для ваших историй, либо же ваши истории происходили в действительности так, как вы их описываете.

Автор. Логично.

Посетитель (значительно). Если мы примем второй вариант, то ваши истории, которые поражают всех своей необузданной фантазией, на самом деле являются отчетами о действительных происшествиях. Я долго колебался, принять ли этот вариант, но сегодня я знаю, что это единственно возможное решение. Тут возникает, однако, другая проблема. Если эти романы являются отчетами о реальных происшествиях, то должны быть и реальные убийцы. А это неизбежно рождает новый вопрос: кто же эти убийцы?

Автор. К какому же выводу вы пришли?

Посетитель (жестко). Мы должны свести различных убийц к одному. Все ваши герои имеют черты одного и того же человека. Могучий, с большой лысой головой, с дико перекошенными чертами лица, пьющий виски и всегда слегка пьяный, с обнаженной в момент убийства грудью — таким герой проносится по бурному морю вашей прозы. (Пауза.) Убийца — это вы.

Автор. Вы хотите сказать, что я несколько раз…

Посетитель. Двадцать один раз.

Автор. Двадцать два раза…

Посетитель. Двадцать один раз. Аргентинская миллионерша не в счет.

Автор. Хорошо. Я почти двадцать два раза совершил убийство?

Посетитель. Я в этом твердо уверен. И сижу сейчас лицом к лицу не только с одним из самых выдающихся писателей, но и с одним из самых выдающихся убийц всех времен.

Автор (задумчиво). Двадцать два…

Посетитель (упрямо). Двадцать один раз.

Автор. Двадцать один раз. Когда это слышишь…

Посетитель. Невольно охватывает благоговение, уважаемый маэстро.

Автор (улыбаясь). Ну так что же, дорогой Фюрхтеготт Гофер, чего вы, собственно, от меня хотите?

Посетитель. Уважаемый господин Корбес, я высказался и теперь могу спокойно вздохнуть. Я очень волновался, но я не разочарован, смотрите, как вы спокойны и доброжелательны. Позвольте же мне и дальше говорить с вами со всей ужасающей откровенностью.

Автор. Пожалуйста.

Посетитель. Сначала я хотел только одного: предать вас гласному суду.

Автор. Но вы переменили свое намерение?

Посетитель. Да, уважаемый маэстро.

Автор. Почему?

Посетитель. Я наблюдал вас в течение десяти лет, видел, с каким мастерством вы осуществляли свои планы, как искусно вы выбирали свои жертвы и с каким хладнокровием принимались за дело.

Автор. Вы восхищаетесь мной?

Посетитель. Бесконечно.

Автор. Как убийцей или как писателем?

Посетитель. И тем и другим. Чем дальше я иду по следам ваших преступлений, тем больше ценю литературное изящество ваших романов. Я решил принести вашему искусству огромную жертву.

Автор. Какую?

Посетитель (тихо и спокойно). Я готов отказаться от величайшего счастья — от славы.

Автор. Вы не хотите донести на меня?

Посетитель. Я от этого отказываюсь.

Автор. И какое вознаграждение вы за это хотите?

Посетитель. Очень маленькое — признание.

Автор. В какой форме?

Посетитель. Я разорен. Мое искусство сыщика потребовало от меня невероятных жертв. Я не способен больше вести ту жизнь, к которой привык, служа криминалистике. Я уже не могу позволить, себе путешествия и дорогие курорты. Я вынужден со стыдом вернуться в Эннетвиль близ Хорка и прозябать там, если вы…

Автор. Продолжайте!

Посетитель. …если вы, уважаемый господин Корбес, к пенсии, получаемой мною от фирмы «Экслин и Трост», не прибавите небольшую сумму, порядка шестисот или семисот швейцарских франков в месяц, чтобы я мог и дальше тайно наблюдать вашу жизнь как поклонник и посвященный…

Автор. Дорогой Фюрхтеготт Гофер, я тоже хочу вам кое в чем признаться и тоже со всей ужасающей откровенностью, как вы сами выразились. Вы, бесспорно, величайший сыщик, какого я когда-либо встречал. Ваша проницательность, ваши криминалистические таланты открыли вам истину. Я признаюсь.

Посетитель. Вы признаетесь?

Автор. Признаюсь.

Посетитель. Шведка?

Автор. Шведка.

Посетитель. Молодая англичанка?

Автор. Да.

Посетитель. Княгиня Виндишгрец?

Автор. Тоже. И аргентинская миллионерша.

Посетитель. Весьма сожалею, но ее я должен исключить.

Автор. Милостивый государь!

Посетитель. Вы прекрасно знаете, что здесь вы сплутовали, уважаемый маэстро.

Автор. Ну хорошо, исключим миллионершу.

Посетитель. В остальном вы совершили двадцать одно убийство.

Автор. Да, двадцать одно. Я не мелочен.

Посетитель (с благоговением). Вот он — самый счастливый час моей жизни.

Автор. Вы правы — самый счастливый час вашей жизни, только, может, не в том смысле, в каком вы думаете.

Молодая дама. Максимилиан Фридрих, что делать, мне пора к папе! (Исчезает.)

Посетитель. Эта босая дама, по-видимому, прелестная дочка английского полковника из соседнего номера?

Автор. Конечно.

Посетитель. Ближайшая жертва?

Автор. Вряд ли. Моя следующая жертва — совсем другое лицо. Не забывайте, господин Гофер, что, несмотря на верный ход вашего следствия, вы допускаете одну ошибку. Вы не подумали о том, что с вашими знаниями обо мне этот визит грозит вам опасностью?

Посетитель. Вы полагаете, что можете убить и меня?

Автор. Разумеется.

Посетитель. Конечно, уважаемый господин Корбес, я предусмотрел эту опасность и, учтя обстановку, спокойно продумал меры предосторожности. Над вами проживает знаменитая американская кинозвезда, справа — английский полковник, слева — вдова почтенного буржуа.

Автор. Простите, вдовствующая герцогиня.

Посетитель. Ошибаетесь. Я все выяснил. Ее муж был портье в каком-то учреждении в Женеве. Под вами живет чахоточный архиепископ черновицкий. Крик о помощи вызвал бы мировой скандал. Поэтому вам пришлось бы уничтожить меня бесшумно. Вам остается только отравление.

Автор. Понимаю. Поэтому вы ничего и не пили?

Посетитель. Да. Мне это было нелегко. Виски я просто обожаю.

Автор. И не курили сигар?

Посетитель. Тенора Лоренца Хохштрессера вы в конце концов уничтожили гаванской сигарой, пропитанной индийским ядом.

Автор. Дорогой Фюрхтеготт Гофер, вы забываете, что происходите из Эннетвиля близ Хорка.

Посетитель. Не следует недооценивать это селение. Эннетвиль не такая уж глушь и живет активной культурной жизнью.

Автор. Вот именно. Такие села отстают от общего развития, иначе вы поняли бы всю бесплодность своих поисков. (Наливает себе виски.) Вы только доказали то, что не требует никаких доказательств.

Посетитель (растерянно). Вы хотите сказать?..

Автор. То, что вы принимаете за тайну, давно уже известно всему свету.

Посетитель (вне себя). Это немыслимо! Я просмотрел все серьезные газеты и не нашел в них ни малейшего намека.

Автор. Истину можно теперь обнаружить только в желтых газетах, Фюрхтеготт Гофер. Они полны сообщений о моих убийствах. Неужели вы думаете, что люди стали бы с такой жадностью глотать мои романы, если бы не знали, что убийства, которые я описываю, совершил я сам?

Посетитель. Но, уважаемый ма…

Автор. Корбес.

Посетитель. Уважаемый господин Корбес… Ведь в таком случае вас давно бы уже посадили?

Автор (с недоумением). Почему?

Посетитель. Потому что вы не только убийца, вы — многократный убийца.

Автор. И что же? С точки зрения буржуазной морали нас всегда считали чудовищами. Вспомните Гёте, Бальзака, Бодлера, Верлена, Рембо, Эдгара Аллена По. Но дело не только в этом. Мир лишь поначалу ужасался, со временем же стал восхищаться нами именно потому, что мы чудовища. Мы подымались все выше и выше по социальной лестнице, и на нас стали смотреть как на высшие существа. Общество не только признало нас, оно стало превозносить наш образ жизни. Мы стали идеалом миллионов — люди, которые могут себе позволить все. Наше искусство — это всего лишь оправдание наших пороков и похождений. Неужели вы думаете, что я получил бы Нобелевскую премию за новеллу «Убийца и дитя», если бы я сам не был этим убийцей? Посмотрите на эти письма. Они валяются грудами по всей комнате. Дамы из высшего общества, жены богачей, прислуга наперебой добиваются, чтобы я стал их убийцей.

Посетитель. Нет, это какой-то сон.

Автор. Так проснитесь же наконец! В то, что писатель работает над языком и формой, верят только критики. Настоящая литература не занимается литературой, она должна удовлетворять вкусы публики. Она жаждет не новых форм, не языковых экспериментов, и меньше всего признания. Она жаждет жизни, обходящейся без надежд, потому что надежды больше нет. Она жаждет жизни, полной ярких ощущений, напряженности, приключений, которую в наш машинный век может дать только искусство. Литература стала лекарством, эрзацем жизни, уже невозможной. К сожалению, чтобы добыть это лекарство, писатели должны вести жизнь, которую они описывают и которая им со временем, особенно в известном возрасте, чертовски надоедает. Можете мне поверить!

Вторая молодая дама. Максимилиан Фридрих!

Автор. Вон!

Это американская кинозвезда. Когда я был молодым человеком, я упорно работал над стилем. Редакторы маленьких газет хлопали меня по плечу, и больше ни одна собака мною не интересовалась. И заслуженно. Я бросил писать и отправился в Персию на разведку нефти. Но и здесь мне не повезло. Мне не оставалось ничего другого, как описывать свою жизнь. Я думал — меня арестуют. Первый, кто меня поздравил и предложил значительную сумму, был шведский атташе. Любовные приключения с его женой были моим первым мировым успехом. Ну выпейте же виски, раз вы его так обожаете. (Наливает.)

Посетитель. Спасибо… Я… Я не знаю… Спасибо…

Автор. Как только я понял, чего от меня хотят, я стал удовлетворять спрос. Я описывал только свою собственную жизнь, бросил работать над стилем и стал писать как Бог на душу положит. И представьте, у меня вдруг оказался свой стиль! Я стал знаменит. Слава обязывала меня вести все более и более зверскую жизнь, потому что читатели хотели видеть меня во все более отвратительных ситуациях. Они хотели вместе со мной пережить все, что запретно. Так я стал многократным убийцей. И что бы потом ни случалось, все приносило мне успех. Мои книги конфисковывались. Ватикан их внес в список запрещенных книг. Тиражи возрастали. И вот являетесь вы со своим смехотворным разоблачением, что мои романы — сущая правда. Вам не удастся убедить ни один суд мира, потому что мир меня хочет видеть таким, какой я есть. Вас объявят сумасшедшим, как объявили сумасшедшими тех, кто уже пробовал меня разоблачать. Думаете, вы первый? Жаждущие мести матери, жены, мужья, сыновья — все уже не раз бросались к адвокатам. Но едва только они пытались начать процесс, как прокуроры, министры, даже главы государств выступали на мою защиту во имя искусства. Каждый, кто привлекал меня к суду, становился посмешищем. Вы идиот, Фюрхтеготт Гофер. Вы преступнейшим образом растранжирили свои сбережения. Не ждите, что я их вам возмещу. Ждите от меня совсем другого. Зовите на помощь!

Посетитель (со страхом). На помощь?

Автор. Мне нужен новый сюжет.

Посетитель. Новый сюжет?

Автор. Новый сюжет — это вы!

Посетитель. Что вы хотите этим сказать?

Автор. Сейчас самое время засесть за работу.

Посетитель (в ужасе). Почему вы вдруг вытащили револьвер?

Автор. Все еще не понимаете?

Посетитель. Я ухожу, ухожу.

Автор. Я вытащил револьвер не для того, чтобы вы ушли, а для того, чтобы вы умерли.

Посетитель. Клянусь всем святым, что я немедленно покину Изельхеебад и вернусь в Эннетвиль.

Автор. Вы подарили мне сюжет радиопьесы, и вы должны умереть. Я пишу только то, что со мной случается, ибо у меня нет никакого воображения. Я могу писать только о том, что пережил сам. С моей помощью вы войдете в мировую литературу, Фюрхтеготт Гофер. Миллионы людей вас увидят таким, каким вы сейчас стоите передо мной, трясясь от страха, с выпученными глазами и перекошенным ртом, повергнутый в пропасть отчаяния. Какая перепуганная бухгалтерская рожа, вы чувствуете, как правда сдирает с вас кожу.

Посетитель. На помощь!

Автор. Ну? Кто-нибудь прибежал? Еще надеетесь? Пришли к вам на помощь кинозвезда, английский полковник, архиепископ черновицкий?

Посетитель. Вы… вы сатана.

Автор. Я писатель, и мне нужны деньги. Радиопьеса, которую я напишу о вашем убийстве, обойдет все радиостанции. Я должен вас убить. Из чисто финансовых побуждений. Вы думаете, это доставит мне удовольствие? Один Бог знает, что мне в тысячу раз было бы приятнее распить с вами бутылочку вина и потом сыграть партию в кегли, чем провести ночь за описанием вашего убийства.

Посетитель. Помилуйте, уважаемый маэстро…

Автор. Корбес.

Посетитель. Уважаемый господин Корбес, помилуйте, умоляю вас!

Автор. Кто занимается литературой, тот не знает сострадания.

Посетитель (бросается на балкон). На помощь!

Автор (звучным голосом). Вы — двадцать третий.

Посетитель. Двадцать вто…

Автор. Бездарность!

Секретарь. Господин Корбес, ради Бога, что случилось?

Автор. Мой гость бросился вниз с балкона. Его вдруг обуял панический страх. Понятия не имею отчего. А вот уже идет директор гостиницы.

Директор гостиницы. Уважаемый господин Корбес! Я в отчаянии. Вы подверглись нападению какого-то типа. Он разбился и лежит в кустах роз. Нашему швейцару он уже давно казался сумасшедшим. Слава Боту, хоть своим падением он никому не причинил вреда.

Автор. Пожалуйста, примите меры, чтобы меня никто не беспокоил.

Директор гостиницы (уходя). Само собой разумеется, уважаемый господин Корбес, само собой разумеется.

Автор. За работу, Себастьян! Только сперва я закурю сигару.

Секретарь. Огня?

Автор. Зажгите эту бумажку и дайте мне прикурить.

Секретарь. Что это за имена?

Автор. Не знаю, какие-то имена. Давайте ее сюда. Ну, все в порядке. Спасибо. Нам надо торопиться. Завтра же упакуйте чемоданы. Изельхеебад сделал свое дело, мы едем на Майорку.

Секретарь. На Майорку?

Автор. Поживем на Средиземном море, это только полезно. Вы готовы?

Секретарь. Готов, господин Корбес.

Автор. Сначала стаканчик виски.

Секретарь. Пожалуйста.

Автор. Диктую: «Дамы и господа! Для начала считаю своим долгом описать вам место действия этой несколько необычной, но, клянусь, правдивой истории. Хотя рассказывать правдивые истории не совсем безопасно: может подвернуться кто-нибудь из полиции или даже сам прокурор, пускай и не при исполнении служебных обязанностей. Однако в какой-то мере я могу позволить себе откровенность, так как убежден, что они не сочтут мою правдивую историю достоверной. По крайней мере официально. Но, положа руку на сердце, и прокурор и полицейский, конечно, знают, что я рассказываю только правдивые истории. Итак, прошу внимания. Представьте себе салон в номере шикарной гостиницы…»