Том 7

Глава XIV. Как Фараон встретился с Шадрахом

Когда послы удалились, наступило тяжелое молчание, легкомысленные абати почувствовали, что этот час чреват последствиями. Потом внезапно члены Совета загалдели, как обезьяны, и каждый из них говорил, не слушая соседа, пока наконец мужчина в пышном наряде (священнослужитель, как я понял) не вышел вперед и не заставил замолчать остальных.

Он заговорил возбужденным и язвительным тоном, настаивая на том, что мы, язычники — причина всех несчастий, что, пока мы не пришли сюда, многие поколения абати под угрозой нападения, но вес же жили со славой — он так и сказал: со славой! Теперь же мы раздразнили фенгов, как шершень быка, и свели их с ума от злобы, так что они захотели уничтожить абати. Поэтому он предлагал немедленно изгнать нас из Мура.

Тут я заметил, что Джошуа шепчет что-то на ухо стоящему рядом с ним человеку, который вдруг закричал:

— Нет, нет, они тогда пойдут к своему другу Барунгу, такому же дикарю, как они сами, и, так как им известны наши тайны, помогут ему против нас. Я говорю, что их нужно быстрее убить. — И он выхватил меч и стал размахивать им.

Квик подошел к нему и приставил револьвер к его виску.

— Убери меч, — приказал он, — или ты никогда не услышишь конца этой истории. — Тот послушался, а сержант вернулся к нам.

Теперь заговорила Македа, внешне довольно спокойно, хотя было видно, что она дрожала от волнения.

— Эти люди — наши гости, — сказала она, — и прибыли сюда, чтобы служить нам. Неужели вы хотите убить ваших гостей? Кроме того, какая вам будет от этого польза? Только одно может спасти нас: мы должны разрушить идола фенгов. Ведь, согласно древнему пророчеству, когда будет разрушен идол, фенги покинут город Хармак. Что касается нового прорицания жрецов этого идола о том, что до того как соберут жатву, его голова будет спать над равниной Мур, это может случиться только, если он будет разрушен. Разумеется, это означает, что Хармак взлетит на воздух. Но можете ли вы разрушить этого лживого бога и посмеете ли вы сражаться с фенгами? Вы сами знаете, что нет, а то зачем мне было бы посылать за этими чужестранцами? И неужели вы умиротворите Барунга тем, что убьете их? Нет, он сам отважный и достойный уважения человек, и он в десять раз больше разгневается на вас, и месть его будет в десять раз более ужасна. Говорю вам также, что я, Македа, не хочу больше быть вашей правительницей. Вам придется найти себе другую Вальду Нагасту, чтобы править вами.

— Это невозможно, — сказал кто-то, — ты последняя представительница вашего рода.

— Тогда выберите правительницу другого рода: если вы убьете моих гостей, я умру от стыда.

Эти слова, казалось, задели их за живое, и один из членов Совета спросил, чего она хочет от них.

— Чего я хочу от вас? — переспросила Македа, откидывая назад свое покрывало. — Соберите войско, помогите чужестранцам, и они поведут вас к победе. О абати, неужели вы хотите, чтобы вас всех убили, чтобы ваших жен сделали рабынями, а ваше древнее имя было вычеркнуто из числа имен живых народов?

Раздались отдельные крики:

— Нет!

— Тогда спасайте себя сами. Вас много, чужестранцы опытны в военных делах, они знают, как повести вас, если только вы последуете за ними. Будьте отважны, и, клянусь вам, когда настанет время, абати завладеют городом Хармаком, а не фенги Муром. Я сказала, поступайте, как знаете. — И, поднявшись с трона, Македа покинула покой, сделав нам знак последовать ее примеру.

В результате всего этого между Советом и нами был заключен мир. Абати торжественно поклялись помогать нам в борьбе против фенгов и даже обещали исполнять все наши военные распоряжения, которые должны были только получать одобрение Малого Совета, состоявшего из нескольких военачальников. Короче говоря, они были сильно напуганы и на время забыли свою ненависть к чужестранцам.

Несмотря на жесточайшее противодействие, нам удалось принять на Совете закон о всеобщей воинской службе, столь чуждый мирным абати. Они с детства привыкли к тому, что фенги осаждают их, и то, что они могут ворваться в Мур, сжечь дома, увести в рабство женщин, а мужчин перебить, казалось им необычайной сказкой.

Поэтому набор в войска проходил очень тяжело, но все же кое-как удалось собрать пять или шесть тысяч будущих солдат и отправить их в лагерь, откуда они постоянно дезертировали и где несколько раз даже бывали бунты, сопровождавшиеся убийством офицеров.

Квик помогал Оливеру в течение не меньше шести часов в день, а остальное время вместе со мной следил за обучением новобранцев. Оливер же в остальное время был занят работами по созданию туннеля из дальнего края Могилы Царей в глубину скалы, из которой был высечен огромный идол фенгов. План этот был бы невыполнимым, если бы не подтвердилось на деле соображение Орма о том, что из дальнего края пещеры должен существовать древний проход к идолу. Такой проход действительно нашли, и кончался он в стене позади трона, на котором хранились кости царя Горбуна. Этот проход спускался под чрезвычайно крутым углом на протяжении нескольких сот ярдов, а дальше еще на добрую сотню ярдов его стены и потолок так растрескались, что мы, боясь обвала, решили немедленно укрепить их лесами.

Наконец мы добрались до такого места, где они совсем обвалились, вероятно, я думаю, вследствие того землетрясения, которое разрушило большую часть пещерного города. Место это, насколько можно было верить расчетам Оливера, находилось в двухстах ярдах от дна львиной пещеры, куда, скорее всего, и вел в свое время этот проход, и теперь возник вопрос, что же делать.

Собрали Совет, на котором присутствовали Македа и несколько человек абати. Оливер объяснил им, что, даже если бы это оказалось возможным, не имеет никакого смысла расчищать старый проход, который снова выведет нас в львиную пещеру.

— Что же ты хочешь делать? — спросила Македа.

— Госпожа, — ответил он, — я, твой слуга, должен сделать все возможное, чтобы разрушить идола фенгов Хармака с помощью тех средств, которые мы привезли с нашей родины. Ты все еще продолжаешь настаивать на этом?

— Почему я должна отказаться от этого плана? — удивилась Македа. — У тебя есть возражения против него?

— Да, госпожа. С точки зрения военной, взорвать идола фенгов бесполезно: даже разрушив его и убив несколько жрецов и воинов, мы не продвинем вперед наше дело. Кроме того, это очень трудно, если вообще возможно сделать. Вещество, которое мы привезли с собой, обладает огромной разрушительной силой, но кто может поручиться, что его будет достаточно для того, чтобы сдвинуть с места эту гору из твердого камня, веса которой я никак не мог подсчитать, не зная объема пустот внутри нее. Наконец, чтобы попытаться выполнить это, мы должны продолжить туннель длиной не менее трехсот футов, сначала вниз, а потом вверх в самом основании идола, а так как он должен быть готов в течение шести недель, то есть не позднее дня свадьбы дочери Барунга, добиться этого будет неимоверно трудно, хотя бы сотни людей работали день и ночь.

Македа подумала немного, взглянула на него и промолвила:

— Друг, ты отважен и искусен в военном деле, скажи нам, что ты предлагаешь? Как бы ты поступил, будь ты на моем месте?

— Госпожа, я вооружил бы всех способных носить оружие мужчин и напал бы с ними на город фенгов хотя бы в ту самую ночь, когда у них будет великое празднество и когда они всюду снимут сторожевые посты. Я взорвал бы ворота города Хармака, ворвался в него и выгнал из него фенгов, а потом завладел бы идолом и разрушил его по частям, изнутри, если бы это потребовалось.

Македа переговорила со своими советниками, которых, казалось, очень смутил проект, подозвала нас и сообщила свое решение.

— Мои советники, — сказала она, — заявили, что твой план безумен, они никогда не согласятся на него, так как совершенно невозможно убедить абати предпринять такое опасное дело, как нападение на город Хармак, которое, по их мнению, непременно закончится гибелью всех нападающих. Кроме того, они говорят, о Орм, что ты и твои товарищи приняли присягу в течение года служить народу абати и ваше дело исполнять приказания, а не отдавать их, а также что вы получите свою награду только при условии, если разрушите идола фенгов. Таково решение Совета, высказанное устами принца Джошуа, который приказывает далее, чтобы ты и твои товарищи немедленно взялись за выполнение дела, ради которого вы прибыли в Мур.

— А ты тоже приказываешь нам это, о Дочь Царей? — спросил Оливер, покраснев.

— Я полагаю, что абати ни за что не удастся уговорить напасть на столицу фенгов, и потому, о Орм, я согласна с этим, хотя слова, в которых я все это изложила, принадлежат не мне.

— Хорошо, о Дочь Царей, я сделаю все, что в моих силах. Но последствия этой затеи пусть падут на головы твоих советников. Я прошу тебя дать мне двести пятьдесят человек горцев под начальством Яфета, и пусть он сам выберет их. Они нужны мне для того, чтобы я мог выполнить эту задачу.

— Я исполню твою просьбу, — ответила она.

Мы поклонились и ушли. Проходя мимо членов Совета, мы услышали, как Джошуа громко произнес, желая, очевидно, чтобы его слова достигли нашего слуха:

— Наконец-то мы указали этим язычникам их настоящее место.

Оливер так круто повернулся к нему, что тот отскочил, боясь, как бы Орм не ударил его.

— Остерегись, принц, как бы еще раньше, чем мы закончим дело, тебе самому не указали твое место, несколько пониже. — Оливер Многозначительно взглянул на землю.

Работа по прокладке туннеля началась, и она была столь же опасна, сколько трудна. К счастью, мы захватили с собой кроме пикрата несколько ящиков с динамитом, и теперь он очень пригодился для подрывных работ. В стене туннеля делали отверстие, закладывали туда мину, а потом все отступали в Могилу Царей и оставались там, пока не раздавался взрыв. Когда рассеивался дым, горцы спускались в туннель, вооруженные железными кирками и лопатами, и убирали обломки, а потом снова закладывали мину, и все начиналось сначала.

Люди задыхались от жары и отсутствия воздуха, а двое даже умерли. Остальные отказались было работать, но Оливер и Яфет убедили их продолжать, и на расстоянии около ста футов от начала нового туннеля дышать стало заметно легче, быть может потому, что мы пересекли какую-нибудь расщелину, по которой притекал свежий воздух.

Много хлопот доставляла нам также вода — пару раз мы натолкнулись на источники, в которых она была насыщена какими-то минеральными солями, жестоко разъедавшими кожу. Воду приходилось отводить по деревянным желобам.

Так мы, вернее, Оливер, Квик и горцы, работали. Хиггс пытался помогать им, но вскоре стало очевидно, что он не выносит жары, которая оказалась слишком велика для такого полного человека. В конце концов он занялся наблюдением за тем, как выносят щебень и камни в Могилу Царей, следил за ящиками со взрывчатым веществом. По крайней мере, считалось, что он занимается этим, но в действительности Хиггс посвящал все свое время систематизации и описанию древностей и групп скелетов, находившихся там, и изучению остатков пещерного города. По правде говоря, бедному профессору совсем не по душе была наша разрушительная работа.

— Подумать только, — говорил он нам, — я, всю жизнь проповедовавший охрану предметов старины, вынужден принимать участие в разрушении самого замечательного памятника минувших веков! Мы все вандалы! Ну, пусть погибнут абати, как раньше погибло много более достойных народов! Пусть даже мы погибнем с ними, но только бы уцелел этот изумительный сфинкс на удивление грядущих поколений! Во всяком случае, я счастлив, что видел его. Черт возьми! Какой-то идиот снова завалил щебнем череп номер четырнадцать!

Мы трудились без устали, и работа в шахте не останавливалась ни на мгновение. Оливер наблюдал за ней днем, Квик — ночью, и так в течение целой недели, а потом они менялись. Иногда Македа спускалась к нам вниз, чтобы посмотреть, что удалось сделать, и приходила она постоянно в те часы, когда Оливер не был занят. Под тем или иным предлогом они уходили бродить по развалинам подземного города или другим темным закоулкам. Напрасно предупреждал я обоих, что за каждым их шагом следят и каждое их слово и движение замечаются шпионами (я дважды уже натыкался на таковых), — они и слушать меня не хотели.

Оливер только на два или три часа в неделю покидал подземный город, чтобы подышать свежим воздухом в течение часа или двух. Он устроил себе постель в комнате жрецов или святилище внутри древнего храма и спал там, охраняемый обычно только верным псом фараоном, своим постоянным спутником даже в темной шахте.

Забавно было видеть, как преданное животное мало-помалу привыкло к темноте и как в нем усиливались другие чувства, в частности обоняние. Постепенно умный пес изучил все детали процесса подрывной работы, и когда детонатор закладывали на место и все было готово к взрыву, поворачивался и уходил из туннеля, даже не дожидаясь людей.

Однажды ночью едва не разыгралась трагедия, которой я боялся, и она, наверное, произошла бы, если бы не этот самый пес. Около шести часов вечера Оливер освободился после беспрерывного восьмичасового пребывания в туннеле, передав наблюдение за работами Хиггсу, пока Квик не приступит к своим обязанностям. Я был занят весь день с новобранцами. Солдаты одного из полков заявили, что желают отправиться домой на сенокос. Самой Дочери Царей пришлось приговорить некоторых из них к суровому наказанию.

Когда мы наконец освободились, Македа, которую предшествующие сцены привели в отчаяние, отослала всех провожатых и попросила меня спуститься с ней в туннель.

У самого входа в него она увидела Орма — можно предположить, что они условились встретиться там, — и, после того как он сообщил ей обо всем сделанном за день, взяв по лампе, они отправились осматривать какой-то закоулок подземного города. Я последовал за ними на некотором расстоянии не из любопытства и не потому, что желал увидеть еще какие-нибудь чудеса пещерного города, которыми был сыт по горло, а потому лишь, что подозревал о существовании постоянной слежки за ними.

Они скрылись за углом, где, насколько мне известно, находился тупик. Я потушил свою лампу, сел на упавшую колонну и стал ждать, пока не мелькнет свет их фонаря, чтобы вовремя отступить. Я был подавлен и глубоко погружен в свои мысли, когда вдруг необычный звук вывел меня из задумчивости. Зажженная мной спичка осветила лицо человека, в котором я сразу же признал одного из телохранителей Джошуа, хотя и не мог бы сказать, возвращался ли он оттуда, где скрывались Оливер и Македа, или шел в ту сторону.

— Что тебе нужно здесь? — спросил я.

— Какое тебе до этого дело, врач? — ответил он.

Спичка погасла, и, прежде чем я успел зажечь другую, он исчез.

Моей первой мыслью было предупредить Македу и Оливера, что за ними следят, но потом я подумал, что делать это неловко, а сегодня шпион все равно перестал следить за ними, оставил это намерение и пошел в Могилу Царей, чтобы помочь там Хиггсу. Сразу же вслед за мной пришел Квик, задолго до того, как настало его время заступать на дежурство: он не слишком доверял профессору и не полагался на него как на руководителя саперных работ. Когда он пришел, мы с Хиггсом покинули душный и тесный туннель и в течение часа или двух занимались каталогизацией археологических находок, что составляло для профессора истинный отдых.

Устав наконец осматривать древности и поделившись друг с другом опасениями, которые внушало нам поведение Оливера, мы направились к древнему храму. Оливер уже ждал нас там с обедом, который нам доставляли из дворца. Поев, мы накормили Фараона и закурили трубки.

Я рассказал Оливеру про шпиона, которого я застукал в то время, как он выслеживал его и Македу.

— В чем дело? — спросил он, покраснев, как это ему свойственно. — Она только повела меня показать древнюю надпись на колонне в северной части пещеры.

— В таком случае ей скорее следовало бы взять с собой меня, мой мальчик, — заметил Хиггс. — Как выглядит эта надпись?

— Не знаю, — ответил Орм с виноватым видом. — Она не могла найти ее.

Наступило молчание, которое я прервал.

— Оливер, — убеждал его я, — думаю, вам лучше не спать здесь одному. У вас слишком много врагов.

— Глупости, — заявил он, — хотя Фараон действительно что-то сильно беспокоился ночью, а когда я проснулся, мне послышались шаги.

— Приходите сегодня спать во дворец с нами вместе.

— Невозможно. У сержанта сегодня труднейшая работа, он сильно устанет, и я обещал сменить его после пополуночи, если он позовет меня. — И Орм указал на стоящий рядом полевой телефон, который мы, к счастью, привезли с собой из Англии. Потом он прибавил: — Если бы у нас была еще сотня ярдов провода, я отправился бы с вами.

В это мгновение зазвонил телефон, Орм бросился к аппарату. В течение пяти минут он был занят тем, что отдавал краткие и непонятные для нас распоряжения.

— Вот видите, — сказал он, положив на место трубку, — если бы меня здесь не было, у них бы обвалился потолок и задавило много народу. Нет, нет, я не могу отойти от аппарата, если только не пойду в туннель, а для этого я слишком устал. Как бы то ни было, не бойтесь за меня. Со мною револьвер, телефон и Фараон, так что я в полной безопасности. Спокойной ночи. Уходите поскорее — я завтра должен встать очень рано и хотел бы выспаться.

На следующее утро около пяти часов нас с Хиггсом разбудил стук в дверь.

Я встал и открыл Квику. По его грязному и усталому лицу и мокрой одежде мы поняли, что он пришел прямо с работы.

— Капитан желает видеть вас как можно скорее, — сообщил он.

— Что случилось, Квик? — спросил Хиггс, пока мы одевались.

— Сами увидите, профессор, — последовал лаконичный ответ, и большего мы от Квика так и не добились.

Пять минут спустя мы уже бежали среди густой тьмы подземного города, и каждый из нас держал в руке по лампе. Я первым добрался до развалин древнего храма, потому что Квик, по-видимому, очень устал и отстал от меня, а Хиггс был не в состоянии быстро двигаться в душной атмосфере пещеры. У дверей виднелась высокая фигура Орма с зажженной лампой в руке. Он ждал нас, рядом сидел огромный пес Фараон, который, учуяв друзей, запрыгал навстречу, весело виляя хвостом.

— Сюда, — произнес Орм тихим и торжественным голосом, — я хочу показать вам кое-что. — И он повел нас в ту комнату, где спал. В дверях он задержался на мгновение, опустил лампу, показал нам на что-то темное, распростертое на полу, и сказал: — Смотрите!

На полу лежал труп мужчины, а рядом валялся большой нож, который, очевидно, выпал у него из руки. С первого же взгляда мы узнали это лицо, хотя оно было теперь чрезвычайно мирным и, казалось, принадлежало спокойно спящему человеку. Но картина была страшная, так как горло чуть ниже подбородка было буквально выдрано собачьими клыками.

— Шадрах! — воскликнули мы в один голос.

Да, это был Шадрах, наш бывший проводник, который предал нас; Шадрах, который ради спасения своей собственной жизни указал нам путь к освобождению профессора и который получил за это прощение, о чем я уже упоминал. Не кто иной, как Шадрах.

— Кисонька отправилась погулять и встретила собаку, — заметил Квик.

— Вы понимаете, что случилось? — спросил Оливер сухим, жестким голосом. — Пожалуй, лучше будет, если я объясню вам это, пока все сохранилось на месте. Шадрах, вероятно, забрался сюда сегодня ночью — не знаю, в котором часу, потому что я крепко спал, — преследуя вполне определенную цель. Но он позабыл о существовании своего старого врага — Фараона, и Фараон убил его, вы видите его горло? Когда Фараон кусает, он не рычит, а Шадрах не мог крикнуть и ничего другого тоже не мог сделать, потому что он выронил свой нож. Когда приблизительно час назад меня разбудил звонок по телефону, пес крепко спал (он привык к этим звонкам), и его голова лежала на трупе Шадраха. Теперь вопрос: зачем было Шадраху забираться в мою комнату ночью с ножом в руке?

— На этот вопрос ответить не так трудно, — заметил Хиггс. — Он пришел сюда, чтобы убить вас, а Фараон оказался проворнее его. Этот пес — самая ценная покупка, какую вы когда-либо сделали, друг Оливер.

— Да, — согласился Оливер, — он пришел сюда, чтобы убить меня, но кто послал его? Вот что заставляет меня задуматься.

— Вы можете недоумевать до конца ваших дней, капитан! — воскликнул Квик. — Но я полагаю, что, если поразмыслить хорошенько, догадаться не так уж трудно.

Известие о случившемся было послано во дворец. Час спустя прибыла Македа в сопровождении Джошуа и многих членов Совета. Увидев страшную картину и поняв, в чем дело, напуганная девушка резко спросила Джошуа, что ему известно по этому поводу. Он, разумеется, утверждал, что ничуть не замешан во всей этой истории, и все успокоились на мысли, что Шадрах пытался отомстить за нанесенные ему обиды и получил заслуженную кару.

Но только в этот же самый день бедного Фараона отравили. Он сделал свое дело, будь благословенна его память!