Том 9

К. МАРКС РУССКО-ТУРЕЦКИЕ ОСЛОЖНЕНИЯ. — УЛОВКИ И УВЕРТКИ БРИТАНСКОГО КАБИНЕТА. — ПОСЛЕДНЯЯ НОТА НЕССЕЛЬРОДЕ. — ОСТ-ИНДСКИЙ ВОПРОС

Лондон, вторник, 12 июля 1853 г.

Парламентский фарс, разыгравшийся в четверг на прошлой неделе, был продолжен и завершен на заседании палаты общин в пятницу 8-го сего месяца. Лорд Пальмерстон потребовал, чтобы г-н Лейард не только отложил на понедельник внесение своего предложения, но чтобы вообще об этом предложений никогда более не упоминалось. «Понедельник должна была постигнуть участь пятницы». Г-н Брайт воспользовался случаем для того, чтобы поздравить лорда Абердина по поводу его осторожной политики, а заодно уж и вообще заверить его в своем полном доверии.

«Если бы кабинет был не чем иным, как Обществом мира»[178], — замечает «Morning Advertiser», — «то и тогда он не мог бы сделать больше, чем сделал добрейший Абердин для того, чтобы ободрить Россию, обескуражить Францию, поставить в опасное положение Турцию и дискредитировать Англию. Речь г-на Брайта явилась чем-то вроде манчестерского манифеста в поддержку робких членов кабинета».

Старания министров сорвать предполагавшийся запрос Лейарда проистекали из вполне обоснованного опасения, что при этом нельзя будет дольше скрыть от публики внутренние разногласия в кабинете. Турция должна распасться ради того, чтобы предотвратить распад коалиции. Происки России встречают наиболее благосклонное отношение не только со стороны лорда Абердина, но и со стороны следующих министров: герцога Аргайла, лорда Кларендона, лорда Гранвилла, г-на Сидни Герберта, г-на Кардуэлла и «радикального» сэра Уильяма Молсуорта. Передают, будто лорд Абердин уже раз грозил подать в отставку. «Энергичной» партии Пальмерстона (civis romanus sum[179]), разумеется, только и нужен был этот предлог для того, чтобы отступить. Было решено послать константинопольскому и с. — петербургскому дворам тождественные ноты, в которых предложить, чтобы «привилегии, требуемые царем для православных, были предоставлены и всем другим христианам, проживающим во владениях Турции, посредством гарантийного договора, участниками которого должны быть великие державы». Но ведь точно такое же предложение было уже сделано князю Меншикову накануне его отъезда из Константинополя, и оно, как всем известно, ни к чему не привело. Поэтому поистине смешно ожидать какого-либо результата от его повторения, тем более, что именно Россия, а теперь это несомненно, настойчиво добивается как раз заключения договора с великими державами, иными словами, с Австрией и Пруссией, и это больше не встречает противодействия. Граф Буоль, австрийский премьер-министр, является шурином барона Мейендорфа, русского посланника, и действует в полном согласии с Россией. В тот самый день, когда обе партии коалиции, сонливая и «энергичная», приняли вышеупомянутое решение, в газете «Patrie» было напечатано следующее:

«Новый австрийский интернунции в Константинополе, г-н фон Брук, в качестве первых своих шагов потребовал у Порты уплаты пяти миллионов пиастров возмещения и согласия на передачу портов Клек и Суторина. Это требование было воспринято как поддержка России».

Это не единственная поддержка, оказанная Австрией русским интересам в Константинополе. Следует напомнить, что, когда в 1848 г. государям нужно было стрелять в свой народ, они создавали «недоразумения». Такой прием применяется сейчас по отношению к Турции.

Австрийский консул в Смирне распорядился силой доставить одного венгра {Косту (арестованного по приказу консула Векбеккера). Ред.} из английской кофейни на борт австрийского корабля; в ответ на эту попытку эмигранты убили одного австрийского офицера и ранили другого, после чего г-н фон Брук потребовал у Порты удовлетворения в течение 24 часов[180]. Сообщая об этом, газета «Morning Post» в субботнем номере одновременно приводит слухи о вступлении австрийцев в Боснию. Разумеется, когда представителей коалиционного кабинета запросили вчера на заседании обеих палат относительно достоверности этих слухов, оказалось, что они «еще не получили информации». Один только Рассел отважился высказать предположение, что за этими слухами, вероятно, не кроется ничего другого, кроме факта концентрации австрийцами своих войск в Петервардейне. Так исполняется предсказание г-на Татищева, заявившего в 1828 г., что, когда дело дойдет до окончательного решения, Австрия жадно ухватится за свою долю добычи.

Депеша из Константинополя от 26-го прошлого месяца гласит:

«Ввиду распространившихся слухов о том, что весь русский флот покинул Севастополь и направляется к Босфору, султан запросил французского и английского послов, готов ли объединенный флот пройти через Дарданеллы в случае демонстрации со стороны русских у Босфора? Оба посла ответили утвердительно. Турецкий пароход, имея на борту английских и французских офицеров, только что был послан из Босфора в Черное море для рекогносцировки».

После занятия княжеств русские первым делом запретили опубликование султанского фирмана, подтверждающего привилегии христиан всех вероисповеданий, и закрыли выходившую в Бухаресте немецкую газету, которая осмелилась напечатать статью о восточном вопросе. В то же время они потребовали от турецкого правительства уплаты первого взноса ежегодных платежей, установленных при их предыдущей оккупации Молдавии и Валахии в 1848–1849 годах. За время с 1828 г. русский протекторат обошелся княжествам в 150 миллионов пиастров, не считая огромных убытков, причиненных грабежами и разрушениями. Англия покрывала расходы России в ее войнах против Франции, Франция оплатила войну России против Персии, Персия — ее войну против Турции, Турция и Англия— ее войну против Польши; Венгрия и Дунайские княжества должны теперь покрыть издержки ее войны против Турции.

Самым важным событием дня является новая циркулярная нота графа Нессельроде, помеченная: С.-Петербург, 20 июня 1853 года. В ней объявляется, что русские войска не очистят Дунайских княжеств до тех пор, пока султан не согласится на все требования царя, а английский и французский флоты не покинут турецкие воды. Эта нота звучит как прямое издевательство над Англией и Францией. В ней говорится:

«Позиция, занятая обеими морскими державами, является морской оккупацией, и это дает нам право восстановить равновесие во взаимном положении сторон путем занятия определенной военной позиции».

Обратите внимание на то, что Безикская бухта находится на расстоянии 150 миль от Константинополя. Царь настаивает на своем праве оккупировать турецкую территорию, отрицая в то же время за Англией и Францией право занимать нейтральные воды без его специального разрешения. Восхваляя собственное великодушие и снисходительность, он предоставляет Порте полную свободу в выборе формы отказа от своего суверенитета: она может это сделать «посредством конвенции, сенеда или другого взаимно-обязывающего договора, либо даже путем подписания простой ноты». Он убежден, что «беспристрастная Европа» поймет, что Кайнарджийский договор, предоставивший России право охранять всего одну православную церковь в Стамбуле[181], провозгласил Россию ео ipso {тем самым. Ред.} восточным Римом. Он сожалеет о том, что Запад не понимает безобидного характера религиозного протектората России в зарубежных странах. Свою заботу о сохранении неприкосновенности Турции он доказывает историческими фактами, — той «подлинной умеренностью, с которой он использовал в 1829 г. свою победу при Адрианополе». На самом деле ему тогда помешали проявить неумеренность лишь жалкое состояние его армии и угроза английского адмирала подвергнуть бомбардировке — с разрешения или без разрешения своего правительства — каждый населенный пункт на побережье Черного моря; все то, чего ему тогда удалось добиться, досталось ему только в результате «снисходительности» западных кабинетов и вероломного разгрома турецкого флота при Наварине.

«В 1833 г. он был единственным человеком в Европе, который спас Турцию от неизбежного расчленения».

В 1833 г. царь заключил с Турцией посредством подписания знаменитого Ункяр-Искелесийского договора оборонительный союз, согласно которому чужим флотам было запрещено приближаться к Константинополю[182]. Турция была, следовательно, спасена от расчленения только для того, чтобы целиком достаться России.

«В 1839 г. он вместе с другими державами выступил инициатором ряда предложений, проведение которых общими усилиями избавило султана от угрозы замены его трона новой арабской империей».

Другими словами, в 1839 г. он заставил другие державы взять на себя инициативу в деле уничтожения египетского флота и лишения всякой силы единственного человека {Мухаммеда-Али. Ред.}, который мог бы сделать Турцию чрезвычайно опасной для России и добиться того, чтобы «парадный тюрбан» заменила настоящая голова.

«Основным принципом политики нашего августейшего повелителя всегда являлось стремление как можно дольше сохранить на Востоке status quo».

Это верно. Царь всегда тщательно заботился о том, чтобы разложение турецкого государства совершалось исключительно под опекой России.

Следует признать, что никогда еще Восток не осмеливался бросить в лицо Западу более издевательский документ. Недаром его автор — Нессельроде, имя которого означает одновременно и крапиву и розгу^{10}. Поистине, это — документ, свидетельствующий о том, как деградировала Европа под розгой контрреволюции. Революционеры могут только поздравить царя с этим шедевром. Если это — отступление Европы, то оно является не просто отступлением после обычного поражения, а прохождением через furcae Caudinae[183].

В то время как английская королева устраивает сейчас торжественный прием русским княгиням, а просвещенная английская аристократия и буржуазия припадают к стопам варвара-самодержца, один только английский пролетариат протестует против бессилия и деградации правящих классов. 7 июля представители манчестерской школы устроили большой митинг в пользу мира в Од-Феллоу-холл в Галифаксе. Кросли, член парламента от Галифакса, и все другие «великие мужи» манчестерской школы специально приехали на этот митинг из «города» {Лондона. Ред.}. Зал был переполнен, и несколько тысяч человек остались за дверями. Эрнест Джонс (агитация которого в фабричных округах идет с большим успехом, как это можно заключить по большому числу поданных в парламент петиций с требованием Хартии и по нападкам провинциальной буржуазной прессы) был в это время в Дургаме. Чартисты Галифакса, где Джонс дважды выдвигался кандидатом в палату общин и оба раза избирался голосованием путем поднятия рук[184], вызвали его телеграммой, и он прибыл как раз к началу митинга. Господа манчестерцы были уже уверены, что проведут свою резолюцию и вернутся назад, обеспечив своему доброму Абердину поддержку промышленных округов, как вдруг поднялся Эрнест Джонс и предложил поправку, в которой народ призывался к войне и в которой объявлялось, что до тех пор пока не установлена свобода, мир является преступлением. Произошла ожесточенная дискуссия, но поправка Джонса была все же принята огромным большинством.

Параграфы билля об Индии проходят один за другим, и прения почти не обнаруживают ничего примечательного, кроме полной несостоятельности так называемых «реформаторов Индии». Вот, например, милорд Джослин, член парламента, сколотивший себе нечто вроде политического капитала периодическими разоблачениями имеющихся в Индии зол и скверного управления ею со стороны Ост-Индской компании; Как вы думаете, к чему сводилась его поправка? К продлению хартии Ост-Индской компании на 10 лет. К счастью, его выступление окончилось только конфузом для него самого. Вот другой профессиональный «реформатор», г-н Джозеф Юм, который за свою долгую парламентскую жизнь сумел превратить даже оппозицию в особый способ поддерживать министерство. Он предложил не сокращать числа директоров Ост-Индской компании с 24 до 18. Единственная разумная, сейчас уже принятая поправка была внесена г-ном Брайтом: он предложил отменить для директоров, назначаемых правительством, требование быть владельцами определенного количества акций Ост-Индской компании — требование, обязательное для директоров, избираемых Советом акционеров. Просмотрите брошюры, выпущенные Ассоциацией в пользу реформ в Ост-Индии[185], и у вас будет такое чувство, как если бы вы прослушали длинный обвинительный акт против Бонапарта, составленный сообща легитимистами, орлеанистами, синими и красными республиканцами и даже самими разочаровавшимися бонапартистами. Единственная заслуга этих брошюр заключалась до сих пор лишь в том, что они вообще привлекли внимание публики к индийским делам, а большего от них и ожидать нельзя при теперешнем эклектическом характере высказываемых в них оппозиционных взглядов. Так, подвергая критике дела английской аристократии в Индии, они в то же время выражают протест против уничтожения индийской аристократии, то есть индийских князей.

После того как английские захватчики однажды появились в Индии и твердо решили не выпускать ее из своих рук, им не оставалось ничего другого, как уничтожить власть местных князей силой или при помощи интриг. Оказавшись по отношению к ним в таком же положении, в каком древние римляне находились по отношению к своим союзникам, они пошли по стопам римских политиков. «Это была, — говорит один английский автор, — система откармливания союзников, как мы откармливаем быков, прежде чем их съесть». Заманив в свои сети союзников по методу Древнего Рима, Ост-Индская компания расправлялась с ними уже по-современному, как это делают на Чейндж-алли[186]. Для выполнения обязательств, взятых ими на себя перед Ост-Индской компанией, местные князья должны были занимать у англичан огромные суммы под ростовщические проценты. Когда их затруднения достигали высшей точки, кредитор становился неумолимым, «винт закручивался», и князьям оставалось либо уступать путем «полюбовной сделки» свои территории Компании, либо начинать войну. В первом случае они становились пенсионерами своих узурпаторов, во втором — лишались престола как изменники. В настоящий момент местные государства занимают площадь в 699961 квадратную милю с населением в 52941263 человека, но теперь это уже не союзники, а вассалы английского правительства, прикованные к нему разнообразными условиями подчинения, системой субсидиарных договоров и протектората в различных формах. Общая черта этих условий — отказ местных государств от права на самооборону, на самостоятельные дипломатические сношения и на разрешение возникающих между ними споров без вмешательства генерал-губернатора. Все они должны платить дань либо наличными деньгами, либо в виде содержания вооруженных отрядов под командой английских офицеров. Вопрос об окончательном поглощении или аннексии этих местных государств служит сейчас предметом ожесточенных споров между сторонниками реформ, объявляющими такую аннексию преступлением, и дельцами, оправдывающими ее соображениями необходимости.

На мой взгляд, самый вопрос поставлен совершенно неправильно. Что касается местных государств, то они фактически перестали существовать с того момента, как они оказались связанными субсидиарными договорами с Компанией, или попали под ее протекторат. Если вы разделите доход страны между двумя правительствами, вы неизбежно нанесете ущерб ресурсам одного из них и административной системе обоих. При нынешней системе местные государства изнемогают под двойным бременем своей собственной администрации и налагаемых на них Компанией податей, а также сборов на чрезвычайные военные нужды. Условия, на которых им дозволяется сохранять видимость независимости, являются вместе с тем условиями их неуклонного упадка и полной невозможности какого-либо улучшения дел. Органическое бессилие — основной закон их существования как и вообще всякого организма, существующего лишь постольку, поскольку его терпят. Речь идет, следовательно, о сохранении не местных государств, а местных князей и их дворов. И не странно ли, что именно люди, громко осуждающие «варварскую пышность английской короны и аристократии», ныне проливают слезы по поводу разорения индийских навабов, раджей и джагирдаров[187], которые в своем огромном большинстве не могут даже похвалиться древностью рода, ибо это узурпаторы совсем недавнего происхождения, возведенные в свой сан английскими интригами! Во всем мире нет деспотизма более смешного, нелепого и ребяческого, чем деспотизм этих Шахземанов и Шахрияров из «Тысячи и одной ночи». Герцог Веллингтон, сэр Джон Малколм, сэр Генри Рассел, лорд Элленборо, генерал Бригс и другие авторитетные лица высказались в пользу сохранения status quo. Но на чем основывалось их суждение? На том, что индийские войска, находящиеся под командованием англичан, следует втравливать в мелкие войны с их собственными соотечественниками, дабы помешать им повернуть оружие против своих европейских господ; на том, что существование независимых государств дает от случая к случаю занятие английским войскам; на том, что наследственные князья — самые раболепные орудия английского деспотизма, — что они служат препятствием для возвышения смелых военных искателей приключений, которыми Индия всегда была и всегда будет так богата; на том, что независимые территории являются прибежищем для всех недовольных и предприимчивых элементов из индийского населения. Оставляя в стороне все эти соображения, суть которых, при всем их многословии, сводится к тому, что местные князья являются опорой нынешней гнусной системы английского господства и величайшей помехой прогрессу Индии, я перейду к Томасу Манро и лорду Элфинстону, которые являются, по крайней мере, людьми недюжинного ума и действительно проникнуты сочувствием к индийскому народу. Они считают, что без местной аристократии ни один класс общества не будет достаточно жизнедеятелен и что низложение этой аристократии не возвысит, а наоборот принизит весь народ в целом. Их можно было бы считать правыми, принимая во внимание, что в областях непосредственного господства англичан коренные жители систематически не допускаются ни к каким высшим должностям, военным и гражданским. Там, где люди лишены возможности достичь высокого положения собственными усилиями, должна существовать категория людей, высокопоставленных от рождения, чтобы у завоеванного народа сохранилась хотя бы некоторая доля собственного величия. Однако это отстранение коренных жителей от высших должностей на английской территории стало возможным только вследствие сохранения наследственных князей на так называемых независимых территориях. А одну из этих двух уступок нужно было сделать индийской армии, на военную мощь которой опирается все английское владычество в Индии. Мы можем, думается мне, поверить г-ну Кэмпбеллу, что местная индийская аристократия менее всего способна к занятию высших должностей, что для удовлетворения новых потребностей необходимо создать новый класс и что «ввиду сообразительности и восприимчивости к знаниям, которыми отличаются низшие классы, в Индии это сделать легче, чем в любой другой стране»[188].

Сами местные князья почти сошли со сцены вследствие вымирания их династий. Но с текущего столетия английское правительство стало разрешать им назначать себе наследников путем усыновления или стало замещать их вакантные места марионетками из числа креатур англичан. Известный генерал-губернатор лорд Далхузи первый открыто стал протестовать против этой системы. Если бы естественный ход вещей не одерживался искусственными мерами, для устранения местных князей не надо было бы прибегать ни к войнам, ни к расходам.

Что касается князей, состоящих на пенсии, то те 2468969 ф. ст., которые английское правительство ассигновало на их содержание из индийских доходов, являются крайне тяжелым бременем для народа, вся пища которого состоит из риса и который лишен предметов первой необходимости. Если эти князья годны на что-нибудь, то только на то, чтобы выставлять напоказ монархическую власть в совершенно разложившемся и в самом комическом виде.

Возьмите, например, Великого Могола {Бахадур-шаха II. Ред.}, потомка Тимура-Тамерлана[189]. Ему назначено содержание в 120000 ф. ст. в год. Его власть не простирается дальше стен его дворца, внутри которого впавшие в идиотизм отпрыски царского рода, предоставленные самим себе, размножаются как кролики. Даже полиция в Дели изъята англичанами из-под его контроля. Сидит он на своем троне, сморщенный желтый старичок, в расшитом золотом театральном наряде, напоминающем костюм индостанских танцовщиц. В торжественные для государства дни эта позолоченная кукла выходит порадовать сердца своих верноподданных. Чтобы попасть к нему на прием, иностранцы должны вносить плату в виде нескольких гиней, как за вход на публичное представление какого-нибудь saltimbanque {скомороха. Ред.}, а он, в свою очередь, преподносит гостям тюрбаны, алмазы и т. п. При ближайшем рассмотрении эти королевские алмазы оказываются обыкновенными размалеванными стекляшками, весьма топорно подделанными под драгоценные камни и так скверно обработанными, что они рассыпаются в руках, как имбирный пряник.

Английские ростовщики вкупе с английской аристократией понимают толк в искусстве развенчания монархии, сведенной ими к конституционному ничтожеству в своей стране и к пустому этикету в чужих странах. И вот теперь радикалы возмущаются при виде этого зрелища!

Написано К. Марксом 12 июля 1853 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 3828, 25 июля 1853 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Подпись: Карл Маркс