— Олеся, привет, поговорить надо.
Я сижу в машине рядом и слышу каждое слово. Волосы так и стоят дыбом, кажется, что я нахожусь в какой-то параллельной реальности. Смотрю в окно и делаю вид, что разговор этот меня не касается. У самой глаза круглые, вихрь в груди.
Дорожные знаки пролетают один за другим.
— До вечера не подождет? — спрашивает Олеся весело.
Это ужасно, но я слышу каждое ее слово.
— Только не говори, что ужин с твоим начальством срывается, я неделю готовилась!
— Боюсь, не подождет. Ты на работе? Я заеду часа через три.
— Ты меня пугаешь, Макс. Что-то случилось?
— Да, случилось.
Спустя пару минут Максим заканчивает этот невыносимый разговор и кладет, наконец, трубку.
— Она ничего не знает? — спрашиваю.
Мы только что подали заявление в ЗАГС, документы заполнял Максим, я только расписалась. У него мелкий стремительный почерк. Он так быстро писал, очень торопился.
— Я ей объясню ситуацию, все будет хорошо, — лживо улыбается. — Не твоя забота, малыш.
— Куда мы едем? Я не ориентируюсь.
— В магазин. Ужин будет проходить в «Итальянском воробье», это неплохой ресторан. Мой прямой босс, Пётр Андреевич Пупыш, уходит на пенсию. Он хороший человек, семьянин традиционных взглядов. Придет человек восемьдесят, самые-самые близкие.
Я вцепляюсь в свою сумку мертвой хваткой. На искусственной коже навсегда останутся вмятины.
— Дресс-кода нет, — продолжает Максим. — Но сама понимаешь, кеды и трико не подойдут. И мне нужно, чтобы тебя запомнили, поэтому мы едем покупать самое красивое платье, которое есть в этом городе.
— Ты что, хочешь, чтобы я присутствовала на этом ужине? Ты спятил?!
Он слегка улыбается:
— У тебя все получится.
— Я сейчас умру.
— Немного волноваться — это нормально, — не унывает Одинцов. — Компания тебе чужая, пялиться будут больше, чем на Петра Андреевича. Но, малыш, ты ведь хотела быть моделью? Значит, внимание должно тебе польстить.
— Господи боже мой! У меня вообще не будет времени для подготовки? Ни одного дня?
— Мы выбрали путь. Мы с тобой по нему движемся. Счет на секунды. — Он смотрит на часы, резко кого-то обгоняет, увеличив скорость.
— Твоей невесте будет больно. Многим людям будем больно. Я… не знаю, смогу ли это пережить.
Он сжимает мою ладонь и произносит очень ровно:
— Жизнь — это и есть боль, что теперь, не жить, что ли? Если ты передумала, еще можно врубить заднюю. После ужина — отступить я тебе не позволю.
Максим перестраивает машину в левый ряд, затем заруливает на парковку. Я поднимаю глаза и вижу окна ювелирного магазина. Из тех самых, где вечно ни души, потому что ценник там для сумасшедших, которым деньги некуда девать, а таких людей даже среди богатых мало.
Часом позже мы заходим в магазин платьев. Не знаю, что я буду должна Максиму за тяжеленькое кольцо, сверкающее на моем пальце. Я плохо помню момент, как он надевал мне его, — так разнервничалась.
Будущий депутат Максим Одинцов, судя по интернету, ранее не афишировал свои отношения. Никаких фотографий. Статей. Статусов Вконтактике. Ничего. В тот день, когда он это сделает, ни у кого не останется сомнений в его намерениях. Это кольцо видно за километр. Когда мы шли по улице, он держал меня за руку, как влюбленный по уши жених.
Выхожу из примерочной в розовом облегающем платье. Открытая спина, плечи, но закрытые до щиколотки ноги. Максим отвлекается от телефона, равнодушно мажет по мне глазами, возвращается к экрану, а потом застывает. Медленно вновь поднимает глаза.
— Пойдет? — Кручусь на месте. — Или тебе не нравится? Я… не то чтобы частый гость в заведениях типа «Итальянский воробей».
Приподнимаюсь на цыпочки, показывая, как будет с каблучком. Максим смотрит неотрывно, очерчивает с макушки до пальцев ног, на них задерживается и рассматривает. Пальцы мои без лака, просто пальцы. Но почему-то от его внимания становится остро стыдно, словно я не перемотанная тканью стою, а без трусов. Боже, разве можно так смотреть на ноги?! Это какое-то извращение.
Сглатываю. Сильно жалею, что выскочила из примерочной босиком, надо было потратить время и втиснуться в ботинки.
— Да, берем, — говорит он, прочищает горло. — Нужна обувь. — Максим оборачивается и зовет консультанта: — Мы возьмем платье, подберите туфли. И сумочку.
— Откуда ты знаешь, где продаются женские шмотки? — спрашиваю я, когда мы с пакетами выходим из магазина.
Он вновь держит меня за руку, и мы вновь сильно спешим. Если бы я была не в удобных ботинках, а в тех лодочках на шпильке, что мне подобрали, я бы уже сломала обе ноги.
— У меня две сестры, обе не замужем, — отвечает Максим быстро.
— Ты их возишь по магазинам? — улыбаюсь.
— Иногда. Отец болеет, у него не всегда есть возможность, а женщинам нужны поддержка и внимание.
— Моральная или материальная поддержка? — стараюсь как-то разрядить обстановку, а то он что-то совсем не в духе.
— Хотелось бы верить в первое, но, увы, чаще второе. — Потом Максим вдруг весело усмехается и добавляет: — Значительно чаще второе. Если знать моих сестер, — закатывает глаза, очевидно… подшучивая?
Это мне нравится, и я тоже улыбаюсь.
— Ужин в семь, в пять ты записана в салон.
Мы садимся в машину.
— Максим, — выдаю нервно. — Ты ведь понимаешь, что я это все не умею? Общаться в твоем окружении, есть нужными вилками и так далее. Я что-то не так ляпну, боже.
— Перестань, ты прекрасная юная девушка. — Он вновь берет мою руку, целует и тыльную, и внутреннюю стороны. — Как бы ты ни ела, а ешь ты красиво, я видел несколько раз, ты покоришь всех. Веди себя естественно. Какая есть, такая есть. Если смешно, смейся, если обидно — сразу мне сообщай. Гламура и пафоса народ обожрался, сейчас время искренности и простоты. С другими мужчинами не флиртуй — это будет воспринято плохо.
Вспыхиваю.
— Я ни с кем не собираюсь флиртовать. Ты совсем с ума сошел.
— Если что-то непонятно, просто спроси меня, Октябрь.
— Что? Октябрь?
— А как там твоя фамилия девичья? — прищуривается. Вид делает, что забыл.
Я невольно улыбаюсь тоже. Искренне.
— Февраль.
Он легонько сжимает мой подбородок, заставляя на себя посмотреть.
— Смелый Февраль. Окей? Ты моя девочка, и ты все выдержишь, я в этом уверен. У тебя сегодня ударный день. Пятилетка за три года, слышала такой советский лозунг?
Киваю.
— Вот и тебе сейчас нужно за один день успеть то, что другая девушка вывозит за год. Родителям и друзьям скажем, что мы познакомились в музее.
Округляю глаза и ахаю. Только-только я немного расслабляюсь, он выбивает из колеи.
— Где? — смеюсь, пораженная. — Ты считаешь, эта версия правдоподобна?!
— Ну да. — Не моргнув глазом Максим продолжает: — М-м-м, в августе. Я там был по работе, мы открывали выставку Алексея Балабанова, которую я спонсирую. Ты пришла посмотреть, потому что фанатка. Кстати, смотрела у него что-нибудь? — уточняет с надеждой.
— «Брат 2» с папой. Но помню смутно.
— Годится. Мы познакомились, разговорились, поужинали вместе. Вспышка, осознание, принятие, через неделю я сделал тебе предложение. На яхте ты была не как официантка, а как гостья.
— А если свидетели скажут, что это ложь?
— Не будем развивать эту тему. Со временем все примут новую версию.
— А твоя невеста?
— Тебе стоит знать, наверное. У нас свадьба должна была быть в сентябре, но не состоялась из-за того, что не совпали расписания. Мы ее перенесли на зиму.
— Это правда?
— Да. Олесе предложили интересную работу в Индии, потом у меня была подготовка к выборам… В общем, всем скажем, что она уехала и мы на этом расстались.
— Как ты складно придумал.
— Сам собой доволен с раннего утра, — мрачно отвечает он, топя нас в сарказме.
Тем временем мы въезжаем в элитный поселок, я даже не знала, что такие есть в черте города. Быстро добрались.
Максим смотрит на часы.
— Времени впритык. Ладно, быстро знакомимся с моими и двигаем дальше.
— С твоими?! В смысле с семьей?
***
Я вновь оглядываю свои джинсы, свитер, ботинки. Теперь нервно. Он тоже бросает взгляд на мою одежду и качает головой. Беззвучно ругается.
— Нормально, — произносит вслух. — Просто будь собой.
Мы останавливаемся у высокого забора, периметр которого утыкан камерами. Вдоль кирпичной кладки высажены аккуратно подстриженные растения, зеленый газон робко проглядывает из-под первого снега. Чисто вокруг, аж глаза слепит. И тихо.
Догадываюсь, как нелепо я выгляжу рядом с этим великолепием. Не могу заставить себя не пялиться. Пятилетка была за три года, а мне придется ее отработать за день. Вновь смотрю на свои джинсы — они чистые, но очень скромные. Я ведь не дура, понимаю, что это за люди и как они меня оценят. Помню, что первое впечатление нельзя произвести дважды.
Максим открывает калитку, и мы заходим во двор. Идем по вымощенной плиткой дорожке. Навстречу кидаются два черных лабрадора, которые скулят от радости, бьют хвостами, облизывают Максиму руки. Уделяют внимание и мне. Быстро присаживаюсь, глажу, собаки радуются, умудряются лизнуть меня в щеки, и я смеюсь. Хоть что-то здесь понятное, собак я люблю, они что в столице, что в Упоровке одинаковые.
Дверь тем временем отворяется, в очередной раз за день разбив мое бедное сердце. На крыльцо выходят три женщины. Судя по возрасту, это бабушка и сестры Максима. Что первым бросается в глаза — на них юбки в пол. И все три пялятся на мои сверхоблегающие скинни-джинсы. Их рты открываются.
Я сама впадаю в шок. Кутаюсь в куртку Максима.
— Привет, ба, — улыбается он. Подходит, здоровается. — Папуша, Эля. Отец дома?
— Да, идет. Максим… а это кто? — юлит старшая, выглядывая из-за его плеча.
Максим возвращается ко мне, обнимает за плечи и подводит ближе. Нервная улыбка растягивает губы до ушей, причем уголки жутко дергаются. Кажется, мои брекеты этих милых людей волнуют куда меньше, чем джинсы. Они так смотрят, что я еще раз проверяю: вдруг штаны испарились.
— Мои дорогие, любимые люди, — начинает Максим, — хочу вам представить свою невесту. — Его спокойному голосу можно позавидовать. — Это Анна. Мы с Аней подали заявление в ЗАГС, она ждет моего первенца.
В этот момент на пороге появляется мужчина с тростью. Высокий, худой. Светлые волосы, пронзительные голубые глаза, но прочие черты лица до боли знакомы, я видела их в Максиме. Мужчина сильно хромает, но, добравшись до цели, выпрямляется.
Максим повторяет все то же самое своему отцу.
— Здравствуйте, — говорю я, лыбясь как умалишенная.
— Здравствуйте-здравствуйте, — хрипло отвечает бабушка Максима.
Цыганка. На вид типичная цыганка — невысокая, смуглая, полная, но при этом горделивая. Темные волосы прибраны под цветастый платок, кофта леопардовой раскраски, черная юбка.
У старшей сестры Максима рот расплывается в саркастической, полной счастья улыбке, будто она выиграла суперприз в лотерею, и мне становится жутковато. Младшая пялится молча, слегка растерянно. Отец опирается на свой батожок.
— Что ж, — произносит он. — Раз так, проходите к столу. Руся скоро будет. Надо ей… позвонить хоть… что ли.
Максим кивает мне идти, и я слушаюсь. Разуваюсь у входа, снимаю куртку, в общей суматохе слыша его приглушенный голос.
— Папуша, мне надо отъехать. Привезешь Аню в свой салон к четырем?
— Некрасиво, брат, — отвечает она. — Привез и бежишь.
— У меня проблемы.
Сердце бахает так, что голова кружится. Он что, привез меня сюда и сваливает?! Серьезно?!
— Ты мне должен разговор, — шипит его сестрица.
— Не только тебе. Накорми мою девочку, матери и ба-Руже в обиду не давай. И привези, окей?
— Привезу.
— Ба-Ружа, до свадьбы Аня поживет здесь, хорошо? — говорит Максим громче. — Ее родители далеко, ей нужна забота. Приготовишь комнату?
— Приготовим, сынок, приготовим.
Я смотрю на него. Если бы была в состоянии вымолвить хоть слово, показала бы ему, какой естественной могу быть. Как он там сказал? Гламур — вчерашний день? Позавчерашний.
— Аня, увидимся вечером, — произносит Максим и, не дождавшись ответа, покидает дом.
Оставляя меня наедине с его многочисленными родственниками. Старшая сестра, Папуша, берет меня за руку и неискренне улыбается:
— Пойдем, милая, чайник закипает.