Торнбер

Глава 2

С вершины одной из статуй, украшавших вход в центральный донжон, донёсся голос:

— Куда ты направляешься? — Подняв взгляд, Грэм заметил маленькую тряпичную мишку, набитую тряпьём и так часто латанную, что было невозможно сказать, из какой ткани изначально была сделана эта игрушка. Она была одной из самых старых и самых умных магических спутников Мойры.

— Не твоё дело, — угрюмо ответил он. Всё, что он скажет медведице, будет передано её создательнице. Он ничего не имел против сестры Мэттью, она вообще была одной из его самых близких подруг, но он не собирался делать этот постыдный случай известным кому-то ещё.

Мойра Иллэниэл была сестрой-близнецом Мэттью Иллэниэла, насколько все знали, но на самом деле её удочерили. Большинство людей считали, что они с Мэттью родились в один день, но на самом деле она была рождена за тысячу лет до брата. Её матерью была одна из последних архимагов Сэнтиров, а её отца, по иронии судьбы, звали Мордэкай Иллэниэл — так же, как и её приёмного отца. С технической точки зрения, Мойра приходилась своему брату много-много-юродной бабкой.

Мэттью не любил, когда ему об этом напоминали.

Будучи ребёнком из рода Сэнтир, она унаследовала те же дарования, какими обладала её мать — а конкретнее, способность создавать разумные магические сознания, или, как их следовало правильно называть, анима. Грэйс была её первым творением, когда Мойра наделила свою игрушечную мишку жизнью в качестве отнюдь не воображаемого друга.

Звук мягкого удара возвестил падение медведицы со статуи и её приземление на устилавшие пол каменные плиты.

— Такая необщительность не в твоём характере, — сказал Грэйс, неторопливо труся чуть позади него.

Грэм сжал челюсти, и пошёл быстрее, двигаясь по коридору в глубины замка. Он действительно не хотел ни с кем разговаривать, и медведице теперь было трудно за ним угнаться. Свернув за угол, он ловко избежал столкновения с двумя слугами, нёсшими большую, полную до краёв супницу.

Он почти мгновенно осознал, какой несчастный случай грозил вот-вот произойти. Развернувшись и нырнув, он поймал медведицу, подняв её, когда она вышла вслед за ним из-за угла, и аккуратно выдернул её у слуг из-под ног.

— У-ух! — встревоженно воскликнула Грэйс, когда он её подхватил.

— Как ты умудряешься производить так много шума, вообще не имея лёгких? — спросил он вслух.

Голова Грэйс повернулась к его лицу, и он каким-то образом определил, что её глаза-пуговки смотрели в его собственные.

— Ты спас меня! — объявила она. — Как же это доблестно.

Смутившись, он попытался заставить её быть потише:

— Не так громко. Я лишь спас тебя от купании в горячем супе. Сомневаюсь, что на тебя это как-то повлияло бы, кроме как придать тебе неприятный запах.

Слуги с любопытством наблюдали за ними, но как только он поймал их взгляды, они уважительно кивнули, и пошли дальше. Как и все остальные в Замке Камерон, они были хорошо знакомы с маленькими спутниками Мойры. Говорящие мишки были им не в новинку.

— Тривиальность последствий ни коим образом не уменьшает благородство совершённого тобой спасения, — ответила медведица. Хотя у неё и не было ресниц, Грэм почти мог чувствовать, как она хлопала ими, произнося эти слова.

Посадив её на сгиб своего локтя, он оставил попытки отделаться от неё, и снова двинулся своим путём:

— А разве тебе не следует присматривать за Айрин, или заниматься ещё чем-то таким? — осведомился он.

— Айрин уже девять, поэтому ей больше не требуется такой пристальный присмотр. К тому же, почему я, по-твоему, так много брожу по замку? Пока я дома, Пенни или Лилли постоянно приставляют меня смотреть за детьми. Я их люблю, но даже медведице нужно время от времени вести взрослые беседы, — пожаловалась она.

— А что Мойра?

— Она всё время очень занята… — заметила Грэйс, оставив слова висеть в воздухе.

Очевидно, она считала, что не получает того внимания, которое заслуживает, но в то же время не хотела критиковать свою создательницу перед лицом кого-то ещё. Грэм решил сменить тему:

— Так ты хочешь сказать, что я с тобой веду «взрослую» беседу?

— Ты гораздо старше меня, — указала медведица.

— Хороший довод, миледи, — признал Грэм. Он на самом деле не задумывался об этом факте. Грэйс была создана лишь несколько лет тому назад, через некоторое время после того, как у Мойры начали развиваться её способности. Об этом было легко забыть, поскольку личность мягкой игрушки казалась очень зрелой. — Боюсь, что немногие считают моё общество заслуживающим внимания.

Она слегка похлопала его по руке:

— Думаю, я могу разделить твои чувства касательно твоей проблемы.

Его тёмное настроение чуть-чуть посветлело, когда его губы изогнулись в лёгком намёке на улыбку. Он спохватился прежде, чем та переросла в смех:

— Я и не думал, насколько у меня много общего с мягкой мишкой, но теперь это кажется разумным, — сделал наблюдение он. — Меня одевают, холят и лелеют, выставляют напоказ, но не позволяют мне принимать собственные решения или делать хоть что-то по-настоящему.

Грэйс кивнула:

— Ты, хотя бы, получаешь какое-то внимание — многие меня почти не замечают… и у меня есть ещё одно ограничение.

— Какое? — спросил он.

— Я могу протянуть лишь день или два, прежде чем она должна обновить мою энергию — подожду чуть дольше, и просто перестану существовать.

— Мне нужно есть, чтобы жить, — парировал Грэм.

— Но ты-то можешь есть самые разные вещи, из самых разных мест. Я же могу получить своё питание лишь из одного источника, — объяснила Грэйс.

Грэм нахмурился:

— Разве Мэттью или другой волшебник не могут тебя обновить?

Медведица покачала головой:

— Лишь волшебник Сэнтиров способен на это, и лишь тот, кто изначально и создал мой анимус, иначе моя личность исказится.

— Я об этом не знал, — признался молодой человек. — Однако если ты закончишься, разве Мойра не сможет просто тебя вернуть? — Он сделал несколько размашистых жестов руками, изображая мнимое творение магии.

Медведица одарила его пристальным взглядом:

— Если бы ты умрёшь, а Гарэс Гэйлин создаст нового «Грэма», и каким-то образом вдохнёт в него жизнь — будет ли этот «Грэм» тобой?

— Нет, — сразу же сказал Грэм. — Это будет другое тело, но Мойра может вернуть к жизни твоё собственное.

Грэйс укоризненно запыхтела:

— Это — на самом деле не моё тело, Грэм. — Она жестом своих коротких лапок указала на своё пухлое тряпичное тело, и продолжила: — Я просто ношу его, потому что оно нравится Мойре — так же, как ты носишь одежду. Моя истинная форма состоит из чистого эйсара, и если она растворится, то я исчезну навсегда.

Грэм поглядел на неё немного, слегка шокированный. Он на самом деле особо не думал о природе бытия. Вообще говоря, он на самом деле никогда не думал о Грэйс, или о ком-либо ещё из маленькой свиты магических созданий Мойры. Некоторые появлялись и исчезали, будучи временными и едва разумными. Другие держались несколько месяцев, прежде чем Мойра позволяла им истечь — лишь Грэйс всегда оставалась. Она была первым из разумных магических спутников Мойры, и она была единственной, кому Мойра никогда не позволяла растаять.

«Каково это, жить в полной зависимости от прихоти какого-то человека, с опасностью умереть не от злого умысла, а из-за простой забывчивости?». Это делало собственную ситуацию Грэма гораздо лучше, по сравнению с жизнью Грэйс. Его разум на миг совершенно застопорился, обдумывая всё, что из этого вытекало, прежде чем Грэм осознал, что уже какое-то время неудобно пялится на неё.

— Невежливо так долго глазеть на даму, молодой лорд, — кокетливым голосом возмутилась Грэйс, чтобы нарушить повисшую между ними неуклюжую тишину.

Он откашлялся:

— Прости. Я просто задумался… — Он позволил фразе повиснуть в воздухе, не зная, что сказать дальше, так как не был экспертом в лицемерии — ему говорили, что это качество он получил в наследство от отца. Грэм не хотел признаваться ей, что жалел Грэйс за природу её существования.

— Задумался…? — подтолкнула она.

Имея достаточно времени, его мозг в конце концов выдал удовлетворительный ответ:

— О твоей истинной форме — о том, как ты выглядишь под тканью и пуговицами.

Грэйс прикрыла мягкой лапкой строчку пряжи, обозначавшую её рот:

— Мастер Грэм, как это бесстыдно с вашей стороны! Вы что, хотите увидеть меня без одежды?

— Что? — выпалил Грэм, уже красная. — Нет!

Тем вечером Чад Грэйсон был в «Грязной Свинье», сидя в углу главного зала, баюкая в кружке два пальца виски. Он проводил здесь почти каждый вечер, будучи не дурак выпить, но в отличие от большинства вечеров, в этот раз выражение его лица было угрюмым и недружелюбным.

В дневное время многие ошибочно принимали его острый язык и резкие замечания за необщительность. В конце концов, избранная им профессия заставляла его надолго задерживаться в лесах. Однако «многие» были совершенно неправы, ибо как только солнце садилось, а таверна наполнялась людьми, на передний план выходила более яркая сторона личности Чада.

Он пил, возможно, слишком много, хотя это значительно варьировалось в зависимости от его настроения. В этот вечер он пил с видом человека, нашедшего своё призвание, демонстрируя серьёзность и характерную замкнутость. Официантки и другие клиенты его избегали. В прошлом они иногда видели, каким он бывал, когда находился в плохом настроении, и им хватало ума не тревожить его в такой вечер.

Сайхан никогда такой осторожности не проявлял. Войдя в помещение, он приостановился на время, осматривая толпу, прежде чем выбрать его столик. Он сел напротив Чада в тёмном углу, жестом руки указав барменше подать ему пинту тёмного эля.

— Вали отседа, — приказал Чад ещё до того, как массивный воин полностью уселся на своё место.

Сайхан проигнорировал эту ремарку, наблюдая за тем, как одна из официанток несёт ему его пинту. Он принял у неё тяжёлую деревянную кружку, поблагодарив её кивком головы. Особо выразительным он никогда не был.

Чад поднял шатающейся рукой свою собственную кружку, и окликнул официантку:

— Эй! Дорогуша, у меня пусто.

Молодая женщина, Даная, одарила его озабоченным взглядом:

— Может, хватит пока?

— Нет, девочка, пока не хватит, — ответил лесничий. Садясь обратно, он покосился на Сайхана: — Кончай на меня так глазеть. Оставь своё мнение при себе.

Сайхан сделал большой глоток из своей кружки, одарив охотника лишь коротким взглядом поверх её края. При этом не проронил ни слова.

— Э-х-х, я просто пытаюсь возместить зело херовый день, — объяснил Чад.

Даная вернулась, и наполнила его кружку, налив из глиняного кувшина тёмный эль.

— Я совсем не это пил, девонька, и ты это знаешь, — заметил охотник.

— Хватит с тебя виски МакДэниела, — сказала она ему. — Да и пиво тебе не стоило бы пить.

Джо МакДэниел был владельцем «Грязной Свиньи», и первым человеком, познакомившим Камерон и Ланкастер с дистиллированным спиртным. Производимое им виски было «грубым», по его собственной оценке, однако среди местных жителей оно было весьма популярным.

— Пиво меня только отрезвляет, — пожаловался охотник.

В чьих-то ещё устах это утверждение могло бы звучать похвальбой, но Сайхан уже видел этому доказательства. Чтобы перебороть сопротивляемость к алкоголю, которой обладал главный егерь, требовалось вино, или что-то покрепче. Он неоднократно видел, как тот трезвел, час или два заливаясь пивом. Чад и владелец таверны, Джо, были в этом отношении очень похожи. Немногие мужчины были достаточно глупы, чтобы состязаться с кем-то из этой парочки в том, кто сколько выпьет.

— Ну, от меня ты пока ничего другого не получишь, — сказала Даная.

Чад зыркнул на неё, пока она уходила, и выругался себе под нос. Каким бы пьяным и рассерженным Чад ни был, Сайхан заметил, что взгляд охотника не отрывался от мягкого покачивания её бёдер. До тех пор, пока она не свернула за барную стойку, и скрылась из виду.

Сайхан тихо фыркнул.

Охотник взглянул на него:

— Да просто заткнись. Пялиться я прекращу, когда помру. — Чуть погодя он добавил: — И вообще, она не так уж моложе меня.

Рыцарь одарил его твёрдым взглядом, а затем поднял кружку, сделав длинный глоток.

— Да пшёл ты нахуй, — тихо заявил в ответ Чад, поднимая свою собственную кружку. Он по привычке схватился за ручку правой рукой, и невольно вздрогнул, когда его помятые кости отозвались болью, пробившись через вызванный алкоголем туман у его голове. Он взял кружку левой рукой.

Поднятая бровь верзилы-воина в достаточной степени выразила его вопрос.

— Эх… — вздохнул охотник. — Поранился я сегодня. Бодался с молодым Мастером Грэмом. Этот мелкий хер заехал по мне, а я сдуру попытался перехватить его посох.

Сайхан поставил свою кружку на стол, нахмурив брови.

— Не, малец сам начал, — сказал Чад. — Вышел, и натоптал под моей засидкой, где я жирную лань караулил. Сам-то он не скумекал, вестимо, но у мальца нет никакого понятия о манерах!

Воин продолжил ждать, когда охотник приостановил свой рассказ.

— Ну, признаю, я был вельми сердит, и чуток с перепоя, но у мальца жуть какой вспыльчивый норов — совсем не как евонный папка. Дориан в молодые годы был почитай совсем смирным. Никогда даже драк с другими мальчишками не затевал, и уж точно не лупил кого-то без хорошего повода. — Чад оглядел Сайхана, чтобы оценить реакцию собеседника.

— До этого б и не дошло, — спорил Чад, — если бы парень имел хоть толику уважения или чуток терпения. Малец до жути обидчив. — Он немного приостановился, хлебнув ещё эля. — И уж точно не знает, как принимать шутку… или хоть как-то ругаться.

Сайхан поднял обе брови.

— Я его назвал «охламоном из помёта Роуз», — поделился охотник, слегка похохатывая. — Что я могу сказать? Вдохновение напало. Папка мой всегда говорил, чтобы я не прятал свой дар.

Рыцарь Камня поднёс ладонь к лицу, проведя ей по глазам, а потом вверх, по гладкому лбу, и закончив, пройдясь ею по волосам. Затем он поднял руку, и помахал Данае, чтобы та принесла им ещё эля. Он видел, что рассказ будет долгим.

— Я вообще как-то хотел забыть это дело, — сказал Чад, — но если настаиваешь, то расскажу. Я едва не подавился куском, что оттяпал. Глупо было, на самом-то деле.

Сайхан кивнул, и Чад пустился коротко пересказывать свою встречу с сыном Дориана, оставив рассказ более-менее правдивым. Чад не любил приукрашивать свои рассказы — ни для хвастовства, ни для сокрытия своих огрехов. В конце он близко подошёл к признанию своего смущения.

— Я не собирался давать этому зайти так далеко, но малец чертовски силён, и норов у него правда злой. Он рослый, и от него ожидаешь силы не по годам, — слегка неразборчиво сказал Чад. — Но обычно они не бывают такими сильными, или скорыми. Он мне почти руку сломал, а потом едва не вывихнул плечо, когда я его придушил.

Старый рыцарь кашлянул, пробормотав что-то перед тем, как ещё раз приложиться к своей кружке.

— Да знаю я, — сказал Чад, соглашаясь с его мнением, хотя не услышал никаких слов. — Надо было этого ожидать, и просто оставить мальца в покое. Но к тому времени, как я в это ввязался, уже было поздно, и будь я проклят, если позволю себя поколотить пацану, который ещё свой меч не окровил, если ты понял, о чём я. Бля, малец был так взъярён, что мог меня убить. Он башку потерял, а я как-то не молод уже.

— Тогда перестань быть мудаком, — предложил Сайхан, произнеся первые ясные слова с тех пор, как уселся. — Похоже, что твоё тело уже не может расплачиваться за то, что мелет твой язык.

Охотник уставился на него без всякого выражения, а потом засмеялся:

— Уж тебе-то не знать!

— Если бы Роуз прислушалась к голосу разума, то это, наверное, не стало бы проблемой, — прокомментировал молчаливый воин. — Он бы уже обучался, а ты, наверное, был бы осторожнее со словами.

— Порой мне кажется, что ты сюда ходишь только меня побесить, — отозвался Чад.

Рослый воин устрашающе осклабился:

— А почему ещё я, по-твоему, обычно сажусь рядом с тобой?

— Я-то думал, что это я такой из себя красивый, — сказал охотник, хохотнув.

Сайхан поднял взгляд, заметив, что Даная смотрела на спину Чада с противоположного конца помещения:

— Может, я и ошибался — подавальщица точно к тебе приглядывается. Возможно, она таки положила на тебя глаз.

Чад глянул через плечо, кивнув молодой женщине, прежде чем повернуться обратно:

— Не, она просто за меня беспокоится.

— Обычно это что-то да значит, — сказал Сайхан.

— Да и она вообще не в моём вкусе, — сказал охотник, уже трезвея.

Сайхан снова поднял брови.

Чад осклабился:

— Девчонка языкастая. Ты бы слышал, как она матерится.

Ирония сказанного ещё долго заставляла Сайхана смеяться.