Травница

1

Мою любимую бабулю деревенские называли колдовкой, хотя какая из неё колдунья! Сейчас, уже взрослая, я понимаю, что она была талантливой травницей, причём колдовское в её травничестве присутствовало одно — она была травницей-интуитом. Честно говоря, я не знаю, есть ли такое определение. Но через поколение это свойство перешло ко мне. Так что я не по слухам знаю, что это такое.

Для меня знание трав — это не умение определять: ага, вот эта трава так называется и у неё такие характеристики. Я могу смотреть на больного, а перед глазами всплывает нужная трава или цвет. Я могу нагнуться к траве, и она мне сама подскажет, на что она пригодится.

Моя история начинается летним вечером. Точнее, дело приближалось к вечеру.

Я вышла из троллейбуса на остановке "Лесопарк Берендеев Бор". На самом деле лесопарком Берендеев Бор назван лишь номинально, если так можно выразиться. Парком он ни в коем случае не являлся — не ухожен. И лесом в последнее время трудно его назвать — загажен некоторыми несознательными горожанами донельзя: мусор по всем полянам, а кострищ сколько! Это называется — пикника люди жаждут. Из Берендеева Бора я обычно выхожу с двумя пакетами: в одном — травы, в другом — мусор. Единственно хорошо: лес стоит на нескольких оврагах — и есть в нём таимные местечки, где знающий может набрать и грибов, и трав.

Сегодня в Берендеев Бор я пришла с определённой целью: нужны грибы и съедобные травы. Дело в том, что я безработная, а у сестры отпуск подходит к концу. Денег у обеих — маловато. С осени-то я могу неплохо заработать репетиторством, да и сейчас бывает — заказы на вязанье помогают. Не бедствуем. Но если есть возможность вместо покупной капусты набрать сныть да крапивы, добавить остро-аппетитно пахучего пастернака, а к ним несколько подберёзовиков и сыроежек, — это ж здорово! Июль в лесу — месяц богатый.

Итак, я вышла и пошла параллельно дороге вниз. Могла бы, конечно, и от своей остановки пройтись — от дома до леса минут двадцать пешком. Но что-то захотелось время сэкономить. Обратно-то всё равно пешим ходом. Шла по асфальтовой дорожке, спускающей к дачному посёлку, и, не доходя до первых домиков, свернула по наезженной-нахоженной тропе в лес.

Несмотря на предвечерье, здесь было тихо, разве что машина стояла посреди тропы, но это не страшно: дождей давно не было, и я спокойно обошла её. Шла и думала: "Ну почему про лес вспомнилось именно сейчас — ближе к вечеру? Чего бы утром не сбегать было? Всегда же именно по утрам бегала!" Но вскоре думы о позднем походе уступили созерцательности, что всегда находит на меня в лесу.

Тропа вывела меня к развилке всех главных троп и тропинок в этой части леса. Я прошла этот своеобразный перекрёсток и по знакомой, еле видной для не знающего тропке спустилась в один из оврагов. Тропка мягко стелилась под ноги, с обеих сторон ко мне тянулись ветви орешника с широкими мохнатыми листьями. Сквозь их ладошки виднелись вставшие толпой наверху оврага сосны, в честь которых и назван лес "Берендеевым Бором"…

Мне повезло. Здесь, в этом укромном местечке, сыром и прохладном, грибами не просто пахло. Сопливых маслят я набрала сразу целый пакетик, добавила к ним сверху, чтобы не раскрошить, серовато-зеленоватых сыроежек, надёргала пряных стеблей "дикой редьки", настоящего названия которой до сих пор не знала, с нескольких кустов сныти выбрала ещё не раскрывшиеся листья — ярко-зелёные и сочные. Всё. Этого нам надолго хватит. А наверху, помнится, я прошла мимо борщевика. Не забыть бы парочку листьев отодрать от кустика… Прихлопнув надоедливого комара, я похвалила себя, что оделась в лес хоть и достаточно тепло для жаркого июля, но практично: джинсы, кроссовки и футболка с рукавом по локоть, ну и косынка, в которую спрятала волосы и спряталась от клещей.

Жуя сочный стебель "дикой редьки" и чувствуя самое настоящее счастье, я уже забыла думать, почему пошла в лес не утром… Куст борщевика оказался солидным, но осмотрев его, я нашла листья помоложе, не слишком жёсткие, и запаслась и ими… Разгибаясь от кустов, под которыми прятался борщевик, я замерла. Показалось, что-то белое мелькнуло неподалёку. Нет, показалось. Наверное, пушистик отцветающего лопуха пролетел. Лопухов здесь много.

Всё. Моя орифлеймовско-хозяйственная сумка из брезента забита под завязку. Теперь можно вытащить и большой пакет, прихваченный для мусора.

Пакет оказался неполным, когда я шла к опушке. Неудивительно. Погулять побольше пока не удалось, а по дороге только мелочь собрать можно — типа всяких обёрток и банок из-под пива или напитков. Вот так я и шла, машинально шаря глазами по земле и травам и наслаждаясь насыщенно-травным и лиственным пространством.

Машина всё стояла на месте — чёрная, с затемнёнными окнами. Подходя к ней, я улыбнулась: "Шла машина тёмным лесом за каким-то интересом…"

Уже шагала мимо второй дверцы — дверцы водителя, как позади раздались стук и шелест открывшейся двери. Сильные руки обхватили меня за пояс и крепко закрыли рот. С перепугу прижала к себе сумки и замычала от ужаса. Опушка же — вот она, рукой подать. Я даже не подумала, что нужно чего-то или кого-то бояться!..

В паническом дёрганье и лягании руками-ногами не сразу поняла, что меня втаскивают в машину, на заднее сиденье. Сумки у меня выдрали. Заглянув в пакет, тип, который сел рядом со мной, сморщился и выкинул его. Орифлеймовскую — бросил под ноги. Водитель завёл машину и повёл её из леса. Оба в чёрных очках… Ой, мама… Слёзы хлынули независимо от моего желания.

Сидевший рядом крепко прижал меня к себе — настоящим железным захватом. Наклонился к моему лицу и негромко сказал, перемежая каждое слово матерщиной:

— Будешь дёргаться — ноги повыдергаю, поняла? Сделаешь всё, как надо, — отпустим быстро. Кивни, если поняла.

Уже вздрагивая от судорожной икоты, я закивала. Он отодвинулся, но из захвата не выпустил. Так, в обнимку, и поехали.

В обнимку… Я чуть не затряслась в нервном смехе. И сама же себя одёрнула: хватит психовать. Лучше — на всякий случай — смотри, куда тебя везут. Вовремя одёрнула. Скосившись в окно, я поняла: едем не в город, машина объехала громадную клумбу перекрёстка и устремилась вдоль Берендеева Бора. Так, что там у нас дальше? Бор ещё будет мелькать минут пятнадцать, потом начнётся дачный посёлок для богатеньких, а потом — пригородная деревня, которая постепенно превращается в маленький городок. Интересно, далеко ли они меня везут…

А потом я начала думать, зачем я им… И глаза снова наполнились слезами в предчувствии кошмаров, которые подбросило мне воображение.

Берендеев Бор закончился — и машина слегка спустилась по боковой дорожке к дачному посёлку, после чего свернула на хорошую асфальтовую дорогу и прибавила скорости. Я, время от времени шмыгая носом, считала коттеджи и повороты, а потом бросила это дело. Если удастся сбежать, надо будет двигаться на восток, к Берендееву Бору. В Бору легко спрятаться, а уж мне, знающей все тропки, домой прибежать из его любой точки несложно.

К тому времени, когда слёзы высохли, мы въехали в раскрытые ворота явно частного владения (слово-то какое! Но по-другому я назвать это место не могла) и ещё несколько (несколько!) минут ехали по дороге к медленно приближающемуся двухэтажному домине. Между клумбой и ступенями не слишком широкой лестницы машина остановилась.

Тип, сидевший возле меня, открыл дверцу со своей стороны и бесцеремонно выволок меня из машины. Платок свалился с меня ещё с начала моего слабого сопротивления, растрепав волосы, а уж про размазанную косметику и говорить нечего. Зрелище я из себя представляла наверняка жалкое. Подумав об этом, я насупилась и пообещала себе, что просто так всё равно не дамся. Пусть не думают…

Тип заломил мне руку за спину и подтолкнул.

— Иди!

От скорого предстоящего ужаса мои глаза снова налились слезами, и я прикусила губу. Не буду плакать! Не буду!

Мы — водитель впереди — прошли крыльцо, какое-то просторное помещение, похожее то ли на фойе театра, то ли на жилой этаж с развилками лестниц в разные комнаты, поднялись по одной из лестниц, долго шли по коридору, потом вошли в огромную залу, которую пересекли, и очутились в маленькой уютной спальне. Ну, маленькой — это, конечно, в сравнении с предыдущим помещением.

Сердце моё колотилось так, но я всё равно уловила (да и как тут не уловить): едва я перешагнула порог, в нос шибанула знакомая вонь чего-то очень гадостного.

Посреди комнаты стояло инвалидное кресло, на котором полулежал парень лет тридцати, как мне показалось. Он смотрел на меня безразлично, чуть морщась. Что-то странное было в его худом лице, ещё более бледном из-за длинных, светлых, явно давно не мытых волос и точно седых бровей. Когда я, ведомая типом в тёмных очках, шагнула ближе, сообразила, что светловолосый смотрит не просто отрешённо, но с безнадёжной обречённостью, вроде как: а не пошло бы оно всё… Хуже стало, когда я поняла: он сидит в кресле обнажённым, прикрытым от пояса простынёй, из-под которой виднеются пальцы босых ног.

Позади кресла, но чуть поодаль, стоял ещё один парень — из разряда моих же похитителей: высокий, здоровый — и очень сильно чем-то недовольный.

От звука закрывшейся за спиной двери я вздрогнула. Меня снова подтолкнули к парню на инвалидном кресле.

И тут похититель, который постоянно держал меня в захвате, спокойно сказал самую гнусную вещь, какую только я слышала в жизни. Он мне предложил сделать парню в кресле такое… такое… А потом отпустят.

Я, наверное, зашлась бы в истерике, но наконец узнала запах. Внимательно пригляделась к простыне, в тёмно-коричневых пятнах по нижнему краю. Добавила к грязной простыне и жуткому запаху инвалидное кресло и гнусное предложение — и получила результат… Сразу стало легче, когда поняла.

На подгибающихся ногах, шмыгая носом, я приблизилась к светловолосому (он слабо, не меняя равнодушного выражения лица, приподнял седые брови), и присела перед ним на корточки. Простыню, в подсыхающих коричневатых пятнах, я приподняла и положила край ему на колени, чтобы мне не мешала.

Так. Догадалась я правильно. Снова шмыгнула носом, чтобы не слишком распускать сопли от недавнего рёва, и дотронулась до щиколотки. Пальцы коснулись размазанной желтовато-коричневой жидкости, кое-где уже подсохшей, жирноватой на ощупь. Кожа жёсткая, потому что опухла, в тёмных пятнах, где маленьких, где — больших. Хуже всего с правой ногой. Проверила пальцами подошву. Села на пол и заглянула под стопу, всё-таки слегка приподняв её. Язва, пожирающая его кожу и плоть, как я и предположила, росла от пятки.

Всё ещё держа его стопу в руках, я успокоенно взглянула вверх.

— На когда назначили ампутацию?

Он даже не шевельнулся. С минуту молчал, потом тихо сказал:

— Завтра устраивают в больницу — готовить… Ты медсестра?

— Нет. Левую ногу будут резать по колено, а правую, судя по пятнам выше колена, предложили ампутировать по бедро? Поскольку, если только по колено, гангрена всё равно поползёт выше?

Вот теперь он дёрнулся, и лицо закаменело в напряжении

— Зачем ты мне говоришь это? Был бы выбор…

— Выбор есть. В твоём случае. У тебя это диабетическая гангрена или от чего?

— Авария, — неохотно сказал он. — Работа сидячая, сразу не заметил, что пятна пошли. Потом тяжело стало ходить. Врачи сказали — язва. Потом ещё пара диагнозов. А когда на пятку не смог наступить, определили гангрену. Что ты сказала про выбор?

— Есть одно снадобье, — я осторожно опустила его ногу на подставку инвалидного кресла. — Жутко вонючее. Но действенное. Если сможешь пересилить брезгливость, я покажу, как победить гангрену. Есть одно "но" (он насторожился): полностью пятна пропадут через года полтора.

Он выдохнул, перестав сверлить меня жутковатыми светло-зелёными глазами.

— И что для этого надо?

— Ничего особенного. Сколько сейчас времени? Если до семи успеете на остановку "Пригородный автовокзал", то в тамошней аптеке купите то самое снадобье. К нему надо прикупить оливковое масло. Стерильные марлички. Вату. Перекись водорода. Да, ещё понадобятся хирургические ножницы или хотя бы маникюрные…

— Зачем?

— Ты же не думаешь, что вот эти, самые тёмные, пятна — просто что-то вроде синяков? За ними мёртвое мясо — всё надо будет постепенно вырезать, помогая снадобью выщелочивать некротические ткани (один из двоих за моей спиной закашлялся, поперхнувшись). Смесь, которую я сделаю, заставит пятна раскрыться, выталкивая гангренозные ткани. Пусть твои… — я заколебалась, как назвать похитителей. — Пусть твои друзья прямо сейчас поедут, а по мобильнику можно продиктовать им всё остальное. И можно начать уже сегодня.

Я наконец поднялась, вспоминая, что ещё нужно для лечения гангрены.

Стоявший за инвалидным креслом темноволосый человек чуть усмехнулся, когда двое быстро, даже поспешно вышли из комнаты.

— Андрей, дай ей бумагу и ручку, пусть пишет свой список, — ровно сказал парень в инвалидном кресле. — Садись сюда. Как тебя зовут?

— … Света, — надеюсь, пауза для него прошла незамеченной. И тут же чисто машинально спросила: — А тебя?

Он тоже отозвался с заминкой, но не потому, как я поняла, что наскоро придумывал себе имя. Просто не ожидал, что я спрошу так легко.

— Сергей.

— Ага… Сергей, а ты богатый?

Стоящий за креслом Андрей чуть склонил голову, словно прислушивался к плохо слышному разговору. А Сергей недовольно спросил:

— Это так важно?

— Тебе понадобится врач, который умеет проводить лечебную физкультуру. Ты можешь себе позволить кому-нибудь из них платить, чтобы с тобой занимались на дому? Сам ты точно делать ничего не захочешь.

— Почему это?

— Больно же. Будешь сам себе поблажки делать. А зарядка нужна, чтобы кровь гонять, иначе от застоя лечение плохо пойдёт.

Я сидела за столом с компьютером и вспоминала, что нужно при гангрене, нумеруя записи одну за другой. Добравшись до мусорных мешков, я вздрогнула: Сергей вытянул из-под моей руки листок с перечнем, быстро пробежал глазами.

— Мешки зачем?

— Ноги надо мазать полностью и тут же закрывать плёнкой. Снадобье содержит летучую субстанцию, быстро испаряется. А менять придётся два раза в день…

Я ещё договаривала, а он отшвырнул листок и вцепился в мою ладонь обеими руками.

— Ты… не врёшь? Это и в самом деле можно вылечить?!

Его бледное лицо исказила такая страшная гримаса отчаянной надежды, что я быстро начала гладить его руки, успокаивая и еле сдерживаясь, чтобы самой не кричать от боли — сжал он изо всех сил:

— Конечно, не вру! Я такое лечила однажды, года четыре назад! Там пострашнее твоего было: у меня кулак в её стопу уже наполовину входил, у неё два пальца уже отваливались — вот как гангрена съела! А потом как начало всё восстанавливаться! Там белое что-то появилось — мы думали: что-то жуткое, а оказалось — это связки восстанавливаются. Я тебе точно говорю: у тебя полегче, можно вылечить!

Кажется, его успокоили не мои заверения, а именно сумбурный рассказ, по которому стало ясно, что я в самом деле лечила такой ужас, как гангрена.

— Хорошо, — сказал он, всё ещё задыхаясь после эмоционального выплеска. — Хорошо. У тебя отпуск? Или ты где-то работаешь?

Вот тут мою паузу заметили. А я лихорадочно придумывала, каким образом сделать так, чтобы надолго здесь не оставаться.

— У меня… отпуск. Полторы недели осталось. — Это я прикинула, сколько смогу здесь продержаться, чтобы Сергей успел привыкнуть к перевязкам и сам начал бы их делать. Или ему начали ноги перевязывать. И за какое время раскроются все тёмные пятна. Кажется, поверили.

— Хорошо. Ты останешься на полторы недели, и я заплачу за время, в течение которого ты будешь ухаживать за мной, — безапелляционно сказал Сергей.

Темноволосый Андрей пошевелился и сказал каким-то напоминающим тоном:

— Альберт будет злиться.

— И что? — недовольно спросил Сергей.

— Предлагаю ничего не говорить ему пока. Он всё равно к завтрашнему вечеру узнает, что ты отказался от операции.

Я во все глаза смотрела на этих двоих, похожих на заговорщиков. Сергей из сложившего руки пессимиста на глазах резко превратился в жёсткого человека, решающего вопросы быстро и категорично. У него даже глаза ожили. Боюсь, он не замечал, что вприщурку сверлит ими меня, поскольку я оказалась на линии его взгляда.

— Это я улажу сам. А ты пока покажи Свете её комнату.

Последние слова прозвучали явным приказом, и я невольно встала и пошла к Андрею, который кивнул мне — только после того как я встала. На пороге я оглянулась: Сергей подъехал на кресле к столу с компьютером и замер. Мне почему-то расхотелось уходить. Что-то странное было в его позе. С одной стороны, он вроде безвольно навалился на спинку кресла, с другой — напряжение его тела была таковым, что веяло от него чуть не угрозой.

Но Андрей уже вышел, и я поспешила за ним, размышляя, как круто за последний час изменилась моя судьба.