Требуется Золушка средних лет

14

Солнце давно скрылось, небо заволокли тяжелые черные тучи, и повалил снег, скрадывая и без того короткий декабрьский день.

Они наконец оторвались друг от друга и ехали теперь домой — Леля впереди, Буданов за ней — сквозь сумеречный притихший лес. И в меркнущем свете дня лес этот казался странно враждебным, таящим опасность за каждым кустом.

И Леле чудилось, будто кто-то чужой, неведомый осторожно крадется следом, прячась за елками, и вот-вот нагонит, охватит мягкими лапами и утянет в темную непролазную чащу, именно сейчас, когда она так невозможно счастлива.

И, выехав наконец на опушку, на край большого светлого поля, за которым виднелся уже коттеджный поселок, она облегченно вздохнула и повернулась к Буданову. И тот, будто давно уже ожидая этой остановки, наехал на нее и сжал в объятиях.

И снова они долго стояли обнявшись, не в силах оторваться друг от друга.

— Ты не замерзла? — тихо спросил он.

— Нет, — прошептала Леля. — Когда ты вот так держишь меня…

— Ты дрожишь…

— Это не от холода…

— А от чего же? — лукаво поинтересовался он.

— От голода, — засмеялась Леля.1 — И я уже готова кое-кого съесть.

— Если догонишь! — Буданов ловко развернулся и быстро заскользил по полю, время от времени оглядываясь: не слишком ли отстала Леля. Но она, подгоняемая холодом и наступающей темнотой, спешила за ним изо всех сил.

А в это время запиликал мобильный телефон Петра Андреевича, который он по рассеянности оставил в гостиной на столике возле дивана, где провел минувшую ночь. И ответила на звонок Майя, волею судеб оказавшаяся рядом.

Звонил некто Вольфганг Крюгер, давний партнер Буданова по бизнесу. Он сообщил, что будет в Москве проездом, чрезвычайно ограничен во времени и летит специально для того, чтобы встретиться с Петром Андреевичем по весьма важному делу.

— Мне очень жаль, — медленно сказала Майя, — но Петр Андреевич сейчас занят и вряд ли сможет…

— Это действительно телефон Буданова? — от волнения акцент Вольфганга значительно усилился. — С кем я бесседовать?!

— Это его секретарша… Леля… — Она прикрыла рот ладонью и оглянулась. В комнате никого не было.

— Я должен говорить с ним лично… Это касается его интересов! Речь идет о больших деньгах…

— Ничем не могу вам помочь!

Майя выключила телефон, секунду постояла в раздумье, потом поднялась на второй этаж и положила его на стол в комнате, где, она знала, расположились Леля с Будановым.

Наступил еще один вечер, который все тянулся, тянулся и никак не переходил в ночь. Они оба знали, что сегодня произойдет между ними, но не могли найти предлога, чтобы уйти, наконец, в свою комнату.

Леля сидела в кресле напротив камина, на том же месте, что и вчера. И Буданов снова расположился у ее ног, но сегодня не пел — тихо перебирал гитарные струны.

Печальные звуки тонули в полумраке гостиной, мерцали догорающие поленья, и неспешный разговор после шумного, яркого дня держал, не давая разойтись по комнатам.

И все-таки эта минута настала. И Буданов с Лелей поднялись последними, скрывая свое нетерпение, будто никуда не спешили и не было для них большего удовольствия, чем коротать вечерок в компании, при народе в хороводе…

Замедленная съемка долгого прощания, бесконечный подъем на второй этаж, тихий стук закрывшейся двери — и долгожданное кольцо его рук, его тепло, его запах!

Буданов осторожно приподнял ее подбородок и заглянул в глаза, боясь увидеть в них тот вчерашний ужас, а увидел такую любовь, такое лучезарное сияние, что замер, завороженный, растерялся, не зная, что с этим делать.

— Я оставил внизу свою сумку…

— Пойди забери…

— А ты не исчезнешь?

— А ты?..

Он прижал ее к себе так, что сбилось дыхание, но целовать не стал, боялся, что уже не сможет оторваться, и вышел из комнаты.

Леля сладко потянулась и увидела мобильный Буданова на столе. Она включила его и набрала номер Катерины.

— Лелька! Ты куда пропала?! — заверещала сестра, едва услышав ее голос. — Мы уже собирались всесоюзный розыск объявлять!

— Со мной все в порядке, жива-здорова. Приеду завтра вечером и все расскажу.

— Приедешь? А где ты?!

— Ой, Катюня! Ты яйцо снесешь, когда узнаешь…

— Скажи сейчас! — взмолилась та. — Скажи, а то не усну!

— Это я не усну… — загадочно предрекла Леля. — А ты спи!

— У тебя же день рождения! — спохватилась Катерина. — Когда же я тебя поздравлю? И цветы мои завянут…

— Ничем не могу помочь, — быстро сказала Леля, глядя на открывающуюся дверь и отключила мобильный.

— Кому требуется помощь? — поинтересовался Буданов, входя в комнату со своей дорожной сумкой.

— Мне! — улыбнулась она.

— А в чем проблема?

— Я хочу прорваться в ванную!

— Иди, там никого нет — темно и дверь открыта.

Она подхватила халат и, ловко увернувшись от его протянутых рук, скользнула за дверь. А когда вернулась, в комнате было темно. И она обрадовалась этой спасительной темноте, замерла на пороге, пытаясь успокоиться и восстановить дыхание.

Сердце билось редко и так сильно, что она вся дрожала от этих мощных ударов, и далекий чей-то голос, едва пробиваясь сквозь нарастающий звон в ушах, шептал ей: «Ну, тихо, тихо…»

Или это Буданов зовет ее, манит? «Иди сюда, Леля! Иди ко мне…»

И она пошла медленно, как сомнамбула, будто в дивном сне, скинула халатик и легла рядом с ним на холодные простыни, мгновенно покрывшись «гусиной кожей». Он обнял ее, привлекая к себе, и она вздрогнула всем телом, подпрыгнула, словно огнедышащая змея обвилась вокруг ее талии.

— Э-эй! — Он наклонился к ее лицу, вглядываясь в широко открытые глаза. — Что с тобой, Леля? Что случилось? Все будет так, как ты захочешь…

Она обхватила его руками, притягивая к себе, пряча голову на его груди, и прошептала:

— Я хочу сказать тебе одну вещь…

— Ну, говори эту вещь. — Он гладил ее спину, пытаясь успокоить, понимая, что она боится беременности и стесняется сказать о презервативе. — Все будет хорошо. Не тревожься. Я все сделаю…

— Я должна предупредить тебя…

«Ах, вот в чем дело! — усмехнулся Буданов. — Гнетет потерянная невинность! Опасается, что меня это может… разочаровать? Да она просто тургеневская девушка! — умилился он. — Другой бы и в голову не пришло…»

— Не думай об этом! — великодушно отпустил он ее грехи. — Ты взрослый человек и сама решаешь…

— Петя! — взмолилась она и уперлась кулачками ему в грудь. — Я хочу сказать тебе, что я… я девственница…

— В каком смысле? — тупо спросил он.

И его ошеломленность странным образом успокоила Лелю. И, опрокидывая его на спину, она, дивясь собственному бесстыдству, заскользила губами по его вздрагивающему телу и многообещающе прошептала:

— А вот я сейчас тебе объясню…