Чем сильнее тосковала Леля, тем больше она в себе замыкалась, скрывая свои истинные чувства. Похоже, то же самое происходило и с Будановым. Так или иначе, но только пропасть, разделяющая их теперь, была гораздо глубже, чем в тот день, когда Леля переступила порог его кабинета в образе сельской учительницы.
А на фоне печальной Лелиной жизни все ярче разгоралось Катюнино счастье. С легкой руки Матвея она теперь работала в процветающем рекламном агентстве, увлеклась компьютерной графикой, капитально ремонтировала квартиру, а самое главное, готовилась к свадьбе!
Счастье ослепляет, застит глаза. Катерине казалось, что все вокруг нее беспечальны так же, как и она. И только когда Матвей улетел на съемки, уже в марте, она заметила, что с Лелей творится что-то неладное.
Встретились сестры восьмого марта. Катерина приехала утром, привезла разных вкусностей, и они вместе приготовили обед, то есть готовила, конечно, Леля, а Катерина была на подхвате.
И только уже вечером, за чаем в уютной Лелиной гостиной Катерина осторожно спросила:
— Что с тобой происходит, Лелька?
— А что со мной происходит? — вскинулась та. — Все нормально…
— Я же вижу, что ты сама не своя, — не отступала сестра. — Расскажи мне, что случилось, тебе сразу легче станет, вот увидишь. Знаешь, есть такое поверье: поведаешь кому-то свои печали, они и уйдут, словно ты их отпустила…
Леля молчала.
— Это… Буданов? — решила взять быка за рога Катерина.
Леля вздохнула и спросила:
— Помнишь, в мой день рождения я уехала за город?
— К Таньке Синицыной?
— Это я тебе так сказала. А на самом деле я была… с Будановым на даче у его друзей…
Катерина подалась вперед, и даже рот приоткрыла от изумления.
— Немая сцена, — усмехнулась Леля. — Рот-то закрой.
— Ну, ты даешь, — потрясенно протянула сестра. — И молчала почти три месяца?! Давай рассказывай все поминутно! — Она поудобнее устроилась в кресле и воззрилась на Лелю.
И та поведала ей свою печальную повесть, начиная с того самого момента, когда раздался злополучный звонок из «вендиспансера», и кончая другим — не менее злополучным — от Гарина.
Катерина застыла в кресле, прикрывая ладошкой рот.
— А Елена Ивановна знает? — обрела она наконец дар речи.
— Она в Орехове. У нее сестра в тяжелом состоянии. Ей сейчас только моих проблем не хватает, — покачала головой Леля.
— И что ты теперь будешь делать?
— Уйду в другую фирму. Я уже и резюме разослала…
— Да ты что, Лелька?! — всплеснула руками сестра. — Ты же так мечтала просто сидеть с ним рядом! С таким трудом…
— Все изменилось, — перебила ее Леля. — Неужели не понимаешь?
— Но ведь это просто трагическое стечение обстоятельств! Я его не оправдываю, но он так жестоко обжегся…
Леля молчала.
— У него, наверное, такой рефлекс защитный выработался, — пыталась найти достойное оправдание Катерина. — Он, поди, и сам себе не рад, да поделать ничего не может. Ты вспомни, вспомни, что с ним было!..
— Но мне-то от этого не легче! — взорвалась Леля. — Я-то как могу быть с человеком, который все ставит под сомнение? Ведь дело не в обиде. Не только в обиде, — поправилась она. — Просто, если нет доверия, нет и любви.
— А он тебя любит? — осторожно спросила Катя.
— Да, — не задумываясь ответила Леля.
— А ты его?
Леля молчала.
— А ты? — не сдавалась Катерина.
— Ну, допустим, люблю. И что из этого следует? — раздражилась Леля.
— Тогда борись за свою любовь! — воодушевилась сестра.
— Вот только не надо этого пафоса! — досадливо отмахнулась Леля.
— Да при чем здесь пафос?! — упрямо гнула свою линию Катерина. — Речь-то идет о твоей жизни, дура ты бестолковая! Сначала готова была на труд и на подвиг, лишь бы воздухом одним с ним подышать, а теперь рогом уперлась! — задохнулась она от возмущения, от отчаяния, от бессилия помочь, исправить, отвести беду.
— Все! Тема закрыта! — попыталась охладить ее пыл Леля.
— Давай, давай! А заодно и крест на себе поставь! — опять завелась Катя. — Ведь это все пройдет, все исправится. Я и не знала, что ты такая твердолобая! Думаешь, все в жизни будет как тебе хочется? Нет, милая! Это только идиот прет, как танк. А умный человек приспосабливается к обстоятельствам, если видит, что сразу изменить их не получается. При-спо-са-бли-ва-ет-ся!
— А я не хочу приспосабливаться! — закричала Леля.
— Не хочешь? Бороться за любовь не хочешь? Приспосабливаться не хочешь? А чего же ты хочешь? Страдать? Третьего не дано.
— Не дано четвертого, — невесело усмехнулась Леля.
Катерина сердито махнула рукой и отвернулась. Леля потянула сестру к себе на диван, примирительно потерлась носом о ее плечо.
— Ты все правильно говоришь, Катюня. Беда в том, что мне этого больше не нужно.
— Чего не нужно? — растерялась Катерина. — Я не понимаю…
— А я и сама не понимаю, потому и объяснить не смогу. Просто не нужно — и все! Ни Буданова, ни его любви, ни доверия — ничего!
Катерина ошеломленно ахнула.
— Да, — развеяла Леля последние ее сомнения. — Я, может быть, потом горько пожалею. Даже наверняка, пожалею. Но это будет потом. А пока…
— Я даже не знаю, что сказать, — огорченно развела руками Катерина.
— Вот и помолчи, — подвела черту Леля, помедлила немного и повернулась к сестре: — Катюнь, вот ты тут яйца кипятишь, зовешь меня на баррикады, за любовь свою биться. Ты из Буданова жертву-то не делай. Ты представь на минуточку на его месте Матвея, а себя на моем, утром, после той ночи. Молчишь? И какие оправдания показались бы тебе достаточно убедительными, чтобы ты смогла все забыть?
— Лелька, прости меня! — подалась к ней Катя.
— Тебя прощаю, — жестко сказала Леля, — а его не могу. И рада бы, но нет, не могу.