Пришел май — та самая чудесная пора, когда появляются первые клейкие листочки, цветут яблони и исходят трелями соловьи. Когда на душе светло и радостно, сердце живет ожиданием любви, а горести кажутся не такими страшными — преходящими.
А у Лели опять все было не так. Именно в эту пору ликующего пробуждения жизни случилось непоправимое: умер дедушка. И она улетела в Германию проводить дорогого человека в последний путь.
Буданов звонил ей много раз и однажды даже приехал, поздно вечером, с цветами, долго стоял у двери, слушая, как заливается звонок в тишине пустой квартиры. Леля исчезла, растворилась в большом городе, в этом мире, в этой жизни…
Вот так вот кто-то отторгает тебя, ненужного, нелюбимого, а кого-то вольно или невольно гонишь ты сам, а потом вдруг с ужасом сознаешь тяжесть потери и хочешь вернуть, покаяться, исправить сделанное, ан не тут-то было…
Сестра пошла на поправку, Елена Ивановна вернулась в Москву И первым делом обзвонила друзей и знакомых, окунаясь в привычный круговорот жизни. Пыталась она связаться и с Лелей, но безуспешно и наконец решила поймать ее в офисе.
— Пульхерия Егоровна здесь больше не работает, — огорошила секретарша.
— Как? — удивилась Елена Ивановна. — А где же она теперь работает?
— Понятия не имею. Она не сообщила, а мне как-то неудобно было выяснять.
— А вы не знаете, — осторожно спросила Елена Ивановна, — что послужило причиной ее ухода?
— Догадываюсь. — Агнесса Аркадьевна понизила голос. — Они поссорились с Петром Андреевичем… Здесь была Катерина… Вы ее знаете?
— Да-да, конечно, — машинально ответила Елена Ивановна.
— Пыталась, видимо, что-то поправить, но ушла не солоно хлебавши.
Вечером Елена Ивановна позвонила Катерине домой.
— Ой! — вскричала та. — Не может быть! Наконец-то, наконец-то вы приехали! — И запричитала, заплакала: — А у нас беда-то какая! Это я во всем виновата…
— Господи! — испугалась Елена Ивановна. — Да что случилось-то?! Где Леля?
— Леля уехала в Германию дедушку хоронить. Она уже должна была вернуться, но бабушка очень тяжело переживает. Я боюсь, что она плюнет на все и вообще там останется. А это из-за меня… — опять заплакала Катя.
— Ну вот что, Катерина! Давай-ка мы с тобой встретимся и ты мне все спокойно расскажешь, — решительно пресекла ее завывания Елена Ивановна.
— Давайте! — обрадовалась Катюня. — Только вы ко мне сами приезжайте, а то я не хочу с Петром Аркадьевичем встречаться.
— А твой муж?..
— Да он на съемках. Нам никто не помешает.
На следующий день в условленное время Елена Ивановна позвонила в Катину дверь. Они прошли по квартире, обсуждая наконец-то завершившийся ремонт, поговорили о ее новой семейной жизни, будто оттягивая печальный разговор о Леле, но обе думали только об этом.
И вот на кухне, традиционном и излюбленном месте всех встреч и разговоров, за чашкой чая с нехитрым угощением Катерина подробно и обстоятельно изложила все, что случилось с Лелей и Петром в те несколько месяцев, пока Елена Ивановна ухаживала за больной сестрой.
— Вот Петька дурак! — покачала та головой.
— А что он должен был подумать? — вступилась объективная Катерина.
— Ну, хотя бы попытался разобраться!
— Да он только начал пытаться, как она ему тарелку на голову надела…
Женщины невесело посмеялись.
Они так и эдак старались повернуть ситуацию, но неизбежно попадали в тупик, выход из которого могли указать только главные персонажи.
— Знаешь, — наконец сдалась Елена Ивановна, — мы с тобой все равно ничего толкового не придумаем, пока я не поговорю с сыном… и с Лелей, когда она вернется.
— Да я вам сейчас могу рассказать все, что скажет Леля: само Небо против их отношений, Петр Андреевич никогда не избавится от своих комплексов, а она…
— Но она ведь любит его!
— Любит, в том-то и дело, что любит!
— Значит, все будет зависеть от Петра! — подытожила Елена Ивановна.
Она боялась, что сын вообще не захочет говорить с ней о Леле. Но тот с удивительной готовностью пошел на разговор, как будто давно уже ждал его, жаждал высказаться, не в силах больше носить в душе эту тяжесть.
И на первый же вопрос матери: «А что там с Лелей? Почему она сменила работу?» — рассказал все без утайки.
Это была оборотная сторона той же медали. Картинки дополнили друг друга и слились в единое целое.
— Что же нам теперь делать, Петруша? — расстроенно спросила Елена Ивановна.
И эта ее готовность разделить с ним его боль тронула Буданова до самого сердца.
— Не знаю, — обнял он мать. — Ее нет. Исчезла…
— Леля в Германии…
— Откуда такая информация? — удивился Петр Андреевич.
— Я говорила с Катериной. Она сказала, что Леля может вообще там остаться…
Буданов молчал.
— Ты должен поговорить с ней, сынок. Ты виноват, ну так повинись. Нет ничего стыдного в том, чтобы попросить прощения и сказать женщине о своей любви.
— Боюсь, не нужны ей больше ни мое раскаяние, ни моя любовь. Она и говорить-то со мной не захочет, — печально усмехнулся Буданов.
— Но со мной-то захочет!
— Ты думаешь, еще не все потеряно, ма?
Она давно не видела его таким… беспомощным? Даже в тот черный день, когда обнаружилась дикая правда об отце и горячо любимой жене. Тогда он еще не понял, какую страшную рану нанесла ему жизнь. А теперь вот платит по счетам…
— Даже не сомневайся, Петушок! — горячо уверила Елена Ивановна. — Главное, что она тебя любит!
— С чего ты взяла?
Она видела, как ему важно поверить.
— Это абсолютно очевидно! Это видно невооруженным глазом, — твердо сказала мать. — У меня лично нет никаких сомнений.
— Тогда мы что-нибудь придумаем, правда, ма?
И это «мы» значило для нее так много!