15

Буданов проснулся первым и в брезжущем свете занимающегося дня засмотрелся на спящую Лелю: волосы пышным ореолом разметались по подушке, губы чуть приоткрыты.

Она лежала на спине,

Нагие раздвоивши груди, —

И тихо, как вода в сосуде,

Стояла жизнь ее во сне, —

всплыли в памяти бунинские строки.

Губы Лели дрогнули в легкой улыбке, ресницы затрепетали, и Буданов подумал, что, может быть, ей снится продолжение того чудесного, случившегося с ними минувшей ночью.

Он протянул руку, но не решился разбудить ее, осторожно поднялся, натянул джинсы и, прихватив мобильный, вышел из комнаты.

Спускаясь по лестнице, Буданов включил телефон и тишину спящего дома тут же нарушило настойчивое пиликанье. Он плотно прикрыл за собой дверь гостиной и ответил на звонок.

— Ну наконец-то! — ударил в ухо густой бас коммерческого директора фирмы Геннадия Федоровича Гарина. — А я уже крест поставил на нашем мероприятии. Прости, Петр Андреевич, что тревожу ни свет ни заря, но дело уж больно срочное.

— Я слушаю, — прервал его излияния Буданов.

— Вчера звонит мне Крюгер, рвет и мечет, требует немедленной встречи с тобой…

— Откуда звонит?

— Из Москвы, из Шереметьева.

— Он же собирался только в конце января…

— Говорит, выкроил в расписании несколько часов — летит в Японию, потом в Финляндию. Какая-то у него возникла сверхидея по поводу нашего совместного проекта.

— А что же он заранее не предупредил?!

— В пятницу в офисе тебя не застал. В субботу уже из аэропорта, из Франкфурта, позвонил на мобильный, трубку якобы взяла Пульхерия Егоровна и послала его подальше.

— Не понял…

— Ну, он ей объяснил ситуацию, а она: ничем, мол, не могу помочь, и отключила мобильный. Крюгер в ярости, разыскал меня на даче, я всю ночь тебе названивал, вот прорвался, но он хочет говорить только с тобой.

— Когда у него рейс?

— В тринадцать сорок.

Буданов взглянул на часы.

— Спасибо, Геннадий Федорович. Я сейчас с ним свяжусь и рвану в Шереметьево. Завтра переговорим.

Он стукнул в дверь хозяйской спальни, перекинулся с Игорем несколькими фразами и вернулся в комнату, где все так же безмятежно спала Леля.

Она открыла глаза, будто почувствовав его появление, улыбнулась радостно и светло и натолкнулась на его хмурый взгляд. Улыбка мгновенно сползла с ее лица.

— Я уезжаю в Москву, — холодно сказал Буданов. — Вас отвезет домой Игорь.

Он побросал в сумку свои вещи и направился к двери, но на пороге оглянулся.

Леля сидела на кровати, судорожно сжимая подтянутое к подбородку одеяло. На опрокинутом лице жили, казалось, одни только огромные глаза.

— И если вы дорожите своим местом, впредь советую не превышать полномочий и уяснить раз и навсегда: постель это одно, а работа совсем другое! Это вещи параллельные, понятно? И никак не пересекаются! — Он говорил все громче, невольно больше и больше заводя себя. — И то, что я имел неосторожность переспать с вами, не дает вам право совать нос туда, куда он еще не дорос и никогда не дорастет, судя по вашим умственным способностям!

Он усилием воли остановил себя, понимая, что начинает нести ахинею, хлопнул дверью и заспешил к машине, безуспешно пытаясь заглушить бушевавшую в нем ярость. Но та росла, как снежный ком, погребая его под своей тяжестью, лишая воздуха и рассудка.

Он злобно пнул колесо, сел за руль и рванул с места так, что взвизгнули колеса. Игорь, открывающий ворота, едва успел отскочить в сторону и только выразительно покрутил пальцем у виска.

И лишь километра через три, когда машину основательно тряхнуло на глубокой выбоине, к Буданову вернулась способность размышлять и анализировать. Почему он так разъярился? Потому что женщина, охваченная любовью, постаралась устранить все помехи, грозящие их близости? А ведь для нее это была не просто близость — первая в жизни совместная ночь с мужчиной!

А если бы он сам ответил на звонок, то как бы поступил? Неужели уехал? Впрочем, это уже второй вопрос! Хорошо, а какой первый? А первый состоит в том, что, едва почувствовав маленькую власть над ним, едва утвердившись в своем крошечном праве, она тут же посчитала возможным полностью пренебречь им самим! А вот это он уже проходил! И нахлебался досыта…


Дверь за Будановым захлопнулась, а потрясенная Леля продолжала сидеть в постели, не понимая, что случилось. Что произошло после того, как они заснули, обнимая друг друга? Какие полномочия она превысила? И в чем он ее обвиняет? В том, что она, коварная обольстительница, заманила его в свою девичью постель? А при чем здесь работа? Куда она по скудоумию сунула свой нос, что он так бесновался? Или это просто спектакль, разыгранный с целью уведомить ее, что продолжения не будет?

И чем больше она размышляла, медленно приходя в себя, тем сильнее утверждалась во мнении: да, это был спектакль. Жаль только, что она никогда не узнает, почему этот нормальный, умный, достойный человек выбрал такой отвратительный способ сообщить ей о разрыве.

И зачем он тогда вчера… Что это вообще было — вся эта загородная поездка? Минутная блажь? Или попытка отомстить в ее лице женщинам, так жестоко обидевшим его?

А ей казалось, что он… Значит, только казалось.

Так было горько на душе и так стало жаль себя, униженную и отвергнутую, что хотелось завыть от боли и отчаяния.

Леля вылезла из-под одеяла и спустилась вниз.

Все были уже в сборе, знали, что Буданов уехал в Москву в большом раздражении, и, дабы сгладить неловкость, с преувеличенным энтузиазмом обсуждали планы предстоящего дня.

Но Леля, сославшись на неотложные дела, остаться до вечера категорически отказалась и сразу после завтрака уехала домой на электричке.

Загрузка...