Трепанация

Эгологи, или О человеке, все время задававшем вопросы и в конце концов сломавшем мир

Я не знаю.

Я не знаю.

Я не знаю.

И это уже музыка. Это уже невидимые колебания, побуждающие чувствовать.

Я знаю.

Я знаю.

Я знаю.

Это тоже музыка. Но, согласитесь, слишком высокомерная, слишком правильная, слишком завершенная, чтобы быть живой.

Возьмите в руки кристалл и попробуйте его описать.

С какой стороны вы начнете? Какому лучу отдадите предпочтение в первую очередь?

Находятся люди, которые осмеливаются писать свою Библию, тогда как остальные пользуются общей Библией.

Человек, все время задававший вопросы и в конце концов сломавший мир, был.

Сложно сказать, когда это началось у него, и тем более почему.

Почему закончилось.

Почему один ребенок отрывает голову воробью, чтобы почувствовать себя живым, а другому необходимо обнимать маму и чувствовать ее руки?

К сожалению, все, что мы можем, это – наблюдать. Ничего с этим не поделаешь.

Нас будто с крутой горы на санях запускают вниз, и мы несемся до конечной остановки. Кто-то от страха цепляется за ручки саней и с напряжением ждет конца, а кто-то преодолевает страх и начинает оглядываться по сторонам.

– Здравствуйте. Проходите. Присаживайтесь, пожалуйста. Вас скоро примут.

Вошедший кивнул в ответ и присел в ближайшее кресло.

– Чай, кофе? Может быть, воды? – ассистент психолога продолжал демонстрировать свое внимание. Ответа не последовало, и он с пониманием уставился в монитор компьютера.

Это был совсем молодой человек с короткими черными волосами и непропорционально крупными кистями рук. Он был одет в полосатую рубашку, великоватую ему в плечах и вороте. В старомодных больших черных очках юноша производил впечатление «ботаника». Скорее всего, это был студент психологического факультета, подрабатывавший у профессора с надеждой на перспективу.

Чувствовалось, что в пространстве приемной, обставленной тяжеловесной мебелью начала двадцатого века, он абсолютно серьезно и даже с преувеличенным уважением относится не только к себе и своей скромной роли, но даже к любому явлению в этом прибежище мудрости и терпения.

Иногда он незаметно поглядывал на клиента, сидевшего в кресле у входной двери, ссутулившегося и скрестившего пальцы рук, опершись на локти. Взгляд человека нервно скользил по рисунку ковра на полу, что скорее напоминало перебирание четок в глубоком размышлении, чем действительное осознание действия и понимание его цели.

И все же надежда, несмотря на их скептическое отношение к психологии в целом, этой игре в слова, заставляла мечтать о чуде. И оно часто происходило, но, вопреки ожиданиям, не с ними, а внутри них. Или не происходило вовсе.

Раздался слабый зуммер. Ассистент снял трубку.

– Да, Александр Борисович, сию минуту.

Он встал и подошел к клиенту.

– Проходите, пожалуйста, Александр Борисович ждет вас.

Мужчина поднял голову, возвращаясь к действительности, и посмотрел на ассистента.

– Пожалуйста, – повторил тот, указывая на дверь.

Посетитель подошел к двери и взялся за ручку, но тут же отдернул руку и постучал.

– Входите, входите. Вас ждут, – добавил ассистент, стоявший рядом с ним, с пониманием глядя на него умными глазами, увеличенными стеклами.

Клиент молча открыл дверь и вошел в кабинет.

В противоположном углу комнаты стоял массивный стол, за которым сидел седой мужчина и что-то писал. Его длинные волосы касались плеч, скрывая лицо.

Клиент закрыл за собой дверь и молча ждал, когда на него обратят внимание.

– Разрешите? – проговорил он осторожно.

Психолог посмотрел не него.

– Прошу. Присаживайтесь, где вам удобно, – и продолжил писать.

Клиент подошел к столу и сел в кресло, стоящее напротив. Спина его была прямой, руки на коленях.

Через некоторое время он осторожно уселся поудобнее, облокотившись о спинку.

Осмотрелся по сторонам. Заметил пейзаж на стене и тяжелые шторы на окнах.

Посмотрел на психолога и, осторожно встав, пересел в соседнее кресло, но почти тут же вернулся на прежнее место. Психолог находился справа от него.

Наконец Александр Борисович поднял голову, улыбнулся и вышел из-за стола. Обойдя его, он сел напротив клиента в кресло, откинулся в нем и, немного наклонив голову, стал с интересом разглядывать посетителя.

Перед ним были больные глаза. Глаза молодого человека, уставшего жить. Безразличного к тому, как он выглядит и что надевает. Джинсы, ношенные на протяжении длительного времени без стирки. Несвежая рубашка, найденная на дне шкафа, для похода в мир. Влажные ладони и нервные пальцы, конвульсивно пытающиеся в них скрыться.

Он мог быть счастливым человеком. Высокий, худощавый, с правильными чертами лица и красивыми губами. Длинные светлые волосы могли хорошо гармонировать с его лицом, если их вымыть и аккуратно постричь. Но глаза… Глаза стали бесцветными и утратили жизнь. Это были глаза щенка, которого ни за что, безо всякого смысла били палкой. Сильно били палкой. Не обращая внимания на его визг и скулеж. Загнали в угол, чтобы он не убегал от ударов, и готовятся опять бить. Его мозг от непонимания так сильно работает, что дрожит все тело. Он прижался к земле и смотрит исподлобья влажными глазами. Вот. Вот эти глаза и увидел психолог.

Сам Александр Борисович, одетый в хороший серый костюм и светлую голубую рубашку, олицетворял собой победу. Давшуюся, может быть, тяжело, но победу. Победу разума и воли. Он нашел то место на земном шаре, которое позволяло стать наблюдателем и не вовлекать свое чувствительное сознание в суетный хаос происходящего. Он нашел ту нишу, из которой мог спокойно созерцать человеческую суету и даже делать кое-какие выводы.

Впрочем, по большей части, для себя.

Сюда периодически заглядывали вот такие, как этот молодой еще человек, больные душой люди с надеждой найти свою нишу в этом туннеле скоростной электрички под названием «жизнь». И сам себе он иногда напоминал врача фронтового госпиталя, дающего передышку раненым солдатам, которые вынуждены после короткого лечения возвращаться туда же, где они были ранены, чтобы опять получить ранение или наконец погибнуть.

Но он был оптимистом и верил в то, что некоторые все же победят. И действительно, к нему приходили победители. Со светящимися глазами, со светлыми лицами они жали ему руку и благодарили за то, что он помог найти смысл в их бессмысленном существовании. Или хотя бы радость.

Но сам он прекрасно знал, что мало понимает и не имеет ответов на их вопросы. Это была большая иллюзия, которую он создавал. Он становился молчаливым слушателем их путаных рассказов и перевоплощался в их второе Я. Безмолвное и созерцательное второе Я. С ним, с этим феноменом, его клиенты вели беседы, разматывая клубки вербальных конструкций и пытаясь угадать смысл в наборе совпадений. В этом эгологе они отыскивали конец жизненной нити, для того чтобы привязать к нему события последующей жизни и тем утешиться.

Не исключено, что таким был Бог. Если Он был.

– Как вас зовут?

– Осип.

Клиент посмотрел на психолога. Спокойная уверенность Александра Борисовича, длинные седые волосы, опускающиеся на плечи, и аккуратная борода усиливали надежду и давали передышку воспаленному сознанию.

– Как вы думаете, Осип, сила желания может определять достижение цели?

– Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, – и он уперся взглядом в свои напряженные руки, лежащие на коленях.

Психолог кивнул несколько раз, то ли понимая, то ли соглашаясь.

– Вы первый раз обращаетесь к психологу?

– Да.

– А почему сейчас решили прийти?

– Не знаю.

Психолог положил ногу на ногу и стал смотреть на Осипа, но не в глаза, а где-то в район его груди. Клиент поглядывал на него в ожидании продолжения разговора, но психолог молчал. Молчал и Осип.

Это молчание постепенно стало напоминать бессловесное общение. Психолог как будто в глубокой задумчивости. Слушает. Клиент что-то молча объясняет. Он сел ровнее. Положил руки на подлокотники, но тут же убрал на колени. Сцепил пальцы, покачался. Откинулся на спинку кресла и опустил голову. Посмотрел на психолога и опять перевел взгляд на ковер. Посмотрел на свои кроссовки. Вытянул ноги. Опять сел ровно и положил ногу на ногу. Обхватил колени руками, наклонился и покачался. Облокотился о колени, а голову положил на сжатые вместе кулаки. Опять посмотрел на психолога. Это продолжалось долго. Очень долго.

– Я уже неделю не могу спать, – выдавил из себя Осип.

Молчание.

– Ем через силу. Заставляю себя, – и он откашлялся. – В животе все время тяжесть.

Молчание.

– Ходил к врачам в поликлинику.

Молчание.

– Все вроде нормально. Нашли пониженную кислотность и грибок на ноге.

Молчание.

– Мне плохо, доктор, мне очень плохо!

Он облокотился на колени, сжал голову руками и заплакал.

– Я живу один. Совсем один. Я хочу умереть и боюсь. Мне плохо, мне очень плохо. Я боюсь. Я все время боюсь, – произносил он сквозь рыдания. – Господи, сделайте хоть что-нибудь. Мне так плохо. Я не хочу жить. Я застрял где-то и не могу оттуда выбраться. Пространства нет, времени нет. Я как в могиле, но только живой. Я чувствую себя мертвым. За что? За что?

Он продолжал рыдать, но уже тише и без слов.

Психолог протянул салфетки, тронув его за плечо. Осип взял их, не глядя, и прижал к глазам. Затем, перестав смущаться своих слез, сел в кресле ровно, положив ногу на ногу и посматривая на психолога.

Тот взглянул куда-то поверх клиента. Осип машинально обернулся и увидел на стене часы.

– Вы можете мне помочь?

– Я могу это сделать только вместе с вами.

– Я хочу, я очень устал, – проговорил Осип, вытирая нос.

– Расскажите, что вас беспокоит.

– У меня очень часто, всегда подавленное настроение. Такая, знаете, тоска непонятная. Иногда тревога. Где-то в животе. Тяжесть и давит в груди. Я заставляю себя есть. Последнее время стали руки дрожать. Не могу заснуть, а если засыпаю, то быстро просыпаюсь от непонятного страха, и так все ночи.

Психолог внимательно слушал клиента, иногда кивая. Это напоминало скорее ответ ученика перед учителем, который слушает то, чего ожидает, без удивления, но с одобрением.

– На первый взгляд это напоминает депрессивные состояния, но точнее мы с вами определимся в ходе наших последующих сеансов. Вы готовы регулярно посещать меня?

– А как часто?

– Ну, скажем, два-три раза в неделю.

– Да, я постараюсь.

– Хорошо. Тогда встретимся послезавтра. Отметьте у ассистента время, удобное для вас.

Психолог встал. Встал и Осип.

– Я еще хотел сказать, что очень часто вижу сны. Они мне раньше нравились, а сейчас я не могу из-за них спать. Может, это вам поможет.

– Хорошо. Расскажете на следующей встрече.

– Я их записываю.

Психолог сделал удивленное лицо.

– Я даже принес с собой блокнот.

Психолог поощрительно кивнул.

– Может, посмотрите. Может, поможет, – как-то робко произнес Осип и из заднего кармана джинсов вынул небольшого формата, но толстый блокнот.

Психолог вынужден был взять протянутую ему недвусмысленно рукопись.

– Хорошо, хорошо.

Он легко похлопал Осипа по плечу, давая понять, что встреча окончена, и показывая выход из этого пространства. Так они дошли до двери.

– До свидания, – проговорил Осип и вышел в приемную.

Психолог закрыл за ним дверь.

Осипа встретил умник в больших очках.

– Доктор сказал, что я могу записаться на послезавтра.

– Сейчас я посмотрю, – и ассистент пригнулся над столом. – Есть время в одиннадцать и в шестнадцать. Какое время вас устроит?

– Наверное, в четыре.

– Хорошо. Напомните вашу фамилию, пожалуйста.

– Москвин, Осип Москвин.

– Замечательно. И еще. Как вам удобно будет оплатить визиты: по одному или сразу за десять сеансов?

– По одному, если можно.

– Разумеется. Вот счет.

Осип достал из кармана комок денег и отсчитал причитавшееся за визит.

– До свидания, – проговорил он, не глядя на парня.

– Всего хорошего. Мы вас ждем в четверг.

Последнее Осип почти не расслышал, выходя на улицу с непонятным чувством облегчения.