Все государственные официальные учреждения обладают общей чертой – запахом. Везде он неистребимо одинаковый. То ли дезинфектанты те же, то ли у людей, приходящих сюда, общие вкусы на парфюмерию, то ли моются они с одинаковой периодичностью (редко), но запах этот можно отличить от других с закрытыми глазами.
Об этом думал Иван, сидя в коридоре следственного отдела, в ожидании, когда его пригласит следователь.
Недавно сделанный ремонт создавал впечатление аккуратной официальности помещения – безликости. Хотя люди, ходившие взад и вперед, пытались смягчить это впечатление. Их одежда, состоявшая в основном из джинсов и разноцветных маек или рубашек, преимущественно темного цвета, призвана была успокоить посетителей, как бы говоря, что ничего страшного не происходит, здесь обитают такие же люди, и они не страшнее других. Ну, может быть, только своими обязанностями, но обязанности существуют сами по себе, а люди – сами по себе, и лишь иногда они должны им, обязанностям, подчиняться, и ничего с этим не поделаешь. Главным в этом было то, что все, тут находящиеся, – люди, и значит, есть надежда на понимание.
В соседнем кабинете раздался громкий смех, и открывшаяся дверь выпустила двух молодых людей.
– Идем покурим, – сказал тот, что вышел первым, высокий блондин в черной ветровке.
– Пошли на лестницу, пока шефа нет, – ответил коренастый темноволосый приятель.
Они прошли мимо Ивана, даже не взглянув на него. Он на всякий случай улыбнулся: вдруг посмотрят на него. Но нет. Он продолжал ощущать себя одиноким в том состоянии или, вернее, в той ситуации, в которой оказался.
Дверь кабинета следователя Дворянкова распахнулась, и Иван увидел знакомое лицо.
– Вы Остров? – спросил тот.
– Да, – ответил, вставая со стула, Иван.
– Чего же вы не зашли? Я ждал вас.
– Так я думал, вы меня позовете.
– Я же передал охране пропуск и сказал, чтобы вам объяснили, как ко мне пройти.
– Ну, я не знал… и вот ждал. Думал, меня позовут.
– Теперь мне надо отойти к руководству. А что у вас? Почему вы хотели со мной встретиться?
– Понимаете, я хотел кое-что объяснить, – неуверенно начал было Иван.
– Это по делу священника Феодосия?
– Да.
– Так там еще экспертизы не закончены. У вас что-то важное? – нетерпеливо спросил следователь.
– В общем, да. Думаю, это очень важно, – и Иван опустил голову.
– Давайте так сделаем. Напишите заявление, а я приобщу его к материалам расследования. Можете оставить его в канцелярии.
– Было бы лучше, если бы вам лично, – тихо проговорил Иван.
– Ладно. Мне надо идти. Я вернусь через полчаса.
– А где можно взять бумагу и ручку?
С видимым раздражением следователь вернулся в свой кабинет и вынес пару листов бумаги и шариковую ручку.
– Вот, – передал он это Ивану. – Садитесь вон там, – и он указал на стол, стоявший чуть дальше по коридору. – Я скоро вернусь.
Оставшись один, Иван сел к столу и задумался.
Следователь Дворянков был очень симпатичным мужчиной лет сорока. Лицо его сохранило какие-то ангельские черты детства, и лишь взгляд и изгиб линии губ говорили о том, что это уже взрослый и ответственный мужчина. В нем почти не угадывалась воля, но это компенсировал интеллект, который ощущался, будучи растворенным в общем образе. Ему можно было доверять. Хотя предопределить победу человеческого разума над государственным мышлением было невозможно. А может быть, причина была всего лишь в прическе. Она напоминала своей аккуратностью комсомольские стрижки семидесятых годов.
Сам следователь на Ивана почти не обратил внимания. Волновало его то, что сроки расследования по делу об убийстве Шевчука подходили к концу. Надо было продлевать сроки содержания под стражей его сожительницы и главной подозреваемой Никольской. Никаких свидетелей той бытовой ссоры не было. Экспертиза не могла дать однозначного заключения, и так далее, и так далее.
Шеф его вызывал для объяснений о сроках направления дела в суд и наверняка для того, чтобы подбросить еще пару дел, хотя у него в производстве и так уже одиннадцать, и пять материалов, ждущих принятия решений. Это угнетало. Вернее, угнетало не то, что много работы, а то, что нескончаемый поток ее превращает жизнь в однообразную рутину, в которой нет просвета и надежды на настоящую жизнь.
Его ожидания оправдались, и, когда он возвращался в свой кабинет, в его мыслях уже не было ни разговора с шефом, ни заявителя, которого он увидел стоящим у двери.
– Вот, написал, – сказал Иван, протягивая листок бумаги.
Следователь задумчиво взял листок и, вдруг вспомнив, о чем идет речь, предложил войти в кабинет. Тут же сев за стол, он начал читать и буквально через пару секунд вопросительно посмотрел на Ивана, который стоял перед ним.
– Не понял. Какая палка? Кто кого ударил? Вы о чем? – спросил он удивленно.
– Я убил священника, – на удивление спокойно проговорил заявитель.
– То есть это явка с повинной, что ли? – скорее разговаривая сам с собой, произнес следователь, опять глядя в бумагу.
– Да.
– Я правильно понимаю, вы утверждаете, что… – и он углубился в чтение заявления. – Вы убили отца Феодосия? Правильно?
– Да. Я убил отца Феодосия.
Следователь откинулся в кресле, внимательно посмотрев на Ивана.
– Присаживайтесь, – как-то между прочим выговорил он.
Иван кивнул и присел за приставной столик.
«Я, Остров Иван Иванович… ударил палкой по голове священника Феодосия и убил его. За это готов понести заслуженное наказание», – прочел вслух следователь.
– А за что вы его ударили, Иван Иванович? – вкрадчиво спросил следователь.
– Это неважно. Между нами были идейные расхождения, – глядя в сторону, ответил Иван. И добавил совсем тихо: – Да вы, наверное, и не поймете.
– Что, что вы говорите? – переспросил следователь.
Иван задумчиво посмотрел на него, опять отвел взгляд куда-то в сторону и, уже глядя ему в глаза, уверенно произнес:
– Ну убил я его, что же тут не понять. Судите меня, и все. Что здесь еще разбираться. Какая вам разница, за что? – И, помолчав секунду, добавил: – Было, наверное, за что. Да и не помню я деталей. Что, вам мало моего признания?
– Мало. Представьте себе, мало. Свидетели есть?
– Нет никаких свидетелей. Зачем они? Какая вам разница, я не понимаю! – заметно нервничая, повысил голос Иван.
– А затем, что я ваши признания к делу не пришью, – откидываясь в кресле, ответил следователь.
Он почувствовал подступающее раздражение. Возможно, это было результатом того, что посетитель разговаривал с ним с легким пренебрежением. Высокомерно, что ли. А возможно, Остров заразил его этой манерой общения.
В любом случае, надо было принимать решение немедленно, а какое – следователь еще не знал. Он был опытным сотрудником, но такая ситуация в его работе была впервые. Обычно явка с повинной, да и просто признательные показания давали люди, обработанные длительными уговорами или угрозами, тем психологическим давлением, которое ни в каких учебниках не описывалось и приобреталось следователями самостоятельно, поскольку было заложено в них природой – подчинять более слабых или зависимых существ. Это роднило их с бандитами, которые готовы применить насилие и нарушить закон. Грань очень тонкая. Но в данной ситуации посетитель не только не боялся своей участи – он, бравируя, шел ей навстречу. Одно из двух: либо это сумасшедший, либо очень смелый человек, что, в сущности, одно и тоже.
Зазвонил внутренний телефон. Следователь поднял трубку.
– Можно позже? У меня явка с повинной, – и, послушав собеседника, добавил: – По священнику, помните, я выезжал на труп. Нет, экспертиза еще не готова. Доложу.
Он посмотрел на Острова.
– Иван Иванович, я должен вас допросить в качестве свидетеля и подозреваемого. Вы не возражаете?
– Нет. Давайте быстрее покончим с этими формальностями. Вы меня сегодня отвезете в тюрьму?
– Всему свое время, – с легкой усмешкой ответил следователь. – У вас есть паспорт?
– Да, – сказал Иван, протягивая темно-красную книжечку.
– Я позже заполню ваши данные, а сейчас давайте суть. Итак, «Я, Остров Иван Иванович, по существу заданных мне вопросов поясняю следующее», – напечатал следователь и посмотрел на Ивана в ожидании продолжения.
– 22 апреля сего года около 23 часов я пришел к отцу Феодосию и, зайдя к нему в дом, взял палку и ударил его несколько раз, после чего он упал со стула, на котором сидел. После этого я вышел из дома и поехал к себе. Утром мне позвонила Клава и сказала, что его нашли мертвым. Я приехал и убедился в том, что он мертв. В чем раскаиваюсь.
– В каких отношения вы были со священником?
– В нормальных.
Зазвонил телефон.
– Да. Я их не вызывал. По какому делу? Священника? Ну пропустите. У них есть паспорта? Ладно. Уточните, что значит нормальные, – продолжил разговор с Иваном следователь.
– Мы познакомились в больнице, и потом я приходил к нему, и мы говорили на разные темы.
– По какой причине вы его ударили?
– У нас возникли глубокие идеологические разногласия, и я был сильно взволнован.
– Иван Иванович, меня интересует, какой был мотив. Из-за чего вы это сделали, понимаете? Он вас обидел чем-то или еще что-то?
– Нет, он меня не обижал. Я же сказал, идейные расхождения. Конечно, это неправильно с моей стороны, но, как я и говорил, я сильно был взбешен. Как-то накопилось.
Следователь оторвался от компьютера и посмотрел на Острова.
– Иван Иванович, вы, как я вижу, образованный человек и наверняка понимаете, что у человека должна возникнуть причина, чтобы он ударил другого человека. Вот я, положим, верующий, а вы неверующий человек…
– Я верующий, в том-то и дело.
– Неважно, я так, для примера. Так вот, это же не дает основания нам драться.
– А как же быть с религиозными войнами?
Следователь растерянно замолчал.
– Ну хорошо…
В это время в дверь постучали, и она сразу открылась. На пороге стоял молодой человек.
– Здравствуйте, вы следователь Дворянков? А, ты здесь! – переключился он с ходу на Ивана.
Тот посмотрел на него и тут же отвернулся.
– Вы его не слушайте, – продолжил посетитель, – он болен на голову. У него травма головы была. Иван, пойдем домой.
– А вы кто? – удивленно спросил следователь.
– Осип Москвин, – пояснил Иван.
– Подождите в коридоре, – велел следователь.
– Да вы зря время теряете, – продолжал Осип, – ему к врачу надо, а не к вам.
– Иди отсюда! – прикрикнул Иван. – Не вмешивайся!
– Ладно, заходите. Чего вам надо? – спросил Дворянков.
Осип сделал пару шагов в кабинет, а на пороге появился другой молодой человек в очках.
– А это там еще кто?
– Это Веня. Он со мной. Понимаете, гражданин следователь, у Ивана была серьезная травма головы, и он на себя наговаривает. Мы пришли, чтобы это объяснить.
– Вы просто зря теряете время, – из-за спины Осипа добавил Вениамин, причем было ощущение, что за его спиной стоит еще кто-то.
– Это правда? – спросил следователь Ивана.
– Да, у меня была травма головы, но все мои показания правдивы, а эти люди ничего не знают. Они не свидетели.
– Иван, пойдем домой. Вероника тебе что-нибудь приготовит, пойдем, – продолжал уговаривать Ивана Осип, беря его почти нежно под руку.
Зазвонил внутренний телефон. Следователь взял трубку.
– Я же на прошлой неделе дежурил. Почему я? У нас что, мало следователей – на трупы выезжать? У меня работы невпроворот. Везде сроки истекают, Петр Алексеевич. Ладно, я сейчас зайду. – И, сразу обращаясь к посетителям, сказал: – Вот что, уважаемые, у меня времени нет. Давайте по существу.
Вперед вышел Вениамин.
– Николай Сергеевич, мы не сильны в юриспруденции, но мы знаем этого человека. Он болен, ему надо к врачу.
– Я это уже слышал. По существу смерти священника вы можете что-то пояснить?
Вперед вышел Осип.
– Мы не были вечером со священником, но, насколько я понимаю, после осмотра места происшествия вы должны были назначить судебно-медицинскую экспертизу. Так?
– Не надо мне объяснять, что я должен, – огрызнулся следователь.
– Отлично. Вот и давайте дождемся ее результатов. Иными словами, как процессуальная фигура вы действуйте в рамках своей компетенции и скажите Острову, чтобы он покинул кабинет.
– Вы что, юрист? – спросил следователь Осипа.
– Да нет. Он просто у нас умный, – ответил за того Вениамин.
– Ладно, умники. У меня нет времени, шеф ждет. Если кому есть что сообщить, напишите на бумаге и оставьте в канцелярии. Мне надо идти, – закончил, вставая, следователь.
– Но вы должны меня арестовать, – также встал Иван.
– У меня нет оснований для вашего ареста.
– А если я сбегу?
– Так, ладно, – тяжело вздохнув, следователь опять сел и достал из стола бумагу.
– Вот бланк подписки о невыезде. Я его позже заполню, а вы, Остров, подпишите здесь, здесь и здесь. – Он поставил галочки на полях и протянул Ивану.
Иван наклонился над столом, взяв протянутую ручку, быстро расписался и вернул листок следователю. Тот, мельком глянув, посмотрел на него и почти официально произнес:
– С этого момента вы не имеете права покидать пределы Москвы без моего специального разрешения. В случае, если это произойдет, я имею права изменить меру пресечения на заключение под стражу.
– Ладно, ладно, мы ему все это объясним. И право на обжалование и защиту, – закончил за следователя Осип.
– Так паспорт мой отдадите? – спросил Иван.
– Паспорт пока останется у меня.
– А вот это уже нарушение прав, – укорил следователя Осип.
– Так, всё. Все на выход. Приходите на следующей неделе, предварительно позвонив. Вот вам моя карточка, – закончил разговор Николай Сергеевич, протянув Ивану три свои визитки уже в дверях, и быстро удалился.
В коридоре действительно был еще один член этого коллектива. Миловидная девушка молчаливо наблюдала за происходящим и лишь в последний момент подошла к Ивану и взяла его под руку.
– Пойдем, Иван, домой, – мягко сказала она, и вся группа прошла к выходу.